Стук в дверь мастерской оказался настойчивым, но сдержанным. За пару месяцев приучил всех сторонних что это обязательно. Некоторые пытались выеживаться, но рано или поздно им надо было что-то починить, отрегулировать или настроить. При повороте головы от настольной лампы, к зеркалу, в отражении которого была видна входная дверь, мой взгляд задержался на часах: половина одиннадцатого. Неспешные шаги в коридоре предшествовали стуку в дверь. Голос дежурной сестры прозвучал ровно и почти с извинением:
— Константин, к вам посетитель. Говорит, что очень срочно.
Выйти в коридор удалось быстро. Лаптев стоял у стены, опершись плечом о радиатор, и типа внимательно осматривал кафельный пол. Он был в гражданском пальто, с поднятым воротником, с небритым лицом и уставшими глазами, как после ночного дежурства, на котором покемарить не было возможности. Взгляд поднялся, как только я приблизился.
— Разговор есть, — тихо бросил он и повёл меня по коридору, в сторону стоматологии. — Закрыто? Отлично. Тогда тут и поговорим.
За закрытой дверью он снял шапку, медленно облокотился на стол и посмотрел в упор.
— На меня ночью попытались напасть.
— Кто?
— Не уверен, кто именно. Но не местные, это точно. Действовали грамотно, слаженно. Прервали акцию внезапно. Кто-то их остановил, или напугал, пока неясно. Идет проверка.
Пауза повисла в воздухе.
Конечно проверка идет… И сейчас все причастные трясут всю свою агентуру. То что я у него прохожу по этой линии, это к бабке не ходи. Сейчас начнет нарезать задачи…
Как будто специально, Лаптев дал мне закончить мысль и потом продолжил:
— Теперь о главном. Те адреса из конверта. Нужна предельная плотность наблюдения. Фото, звук, контакты, перекрёстные связи. Появились признаки активности. Один из объектов вчера ночью принимал посылку. Данные неполные, но подозрения серьёзные.
Пришлось кивнуть и уточнить:
— Сроки?
— Немедленно. Сегодня. Максимум — до конца завтрашнего дня. Думаю, у нас есть всего несколько дней, пока они не предприняли страхующих мер.
Затем Лаптев достал конверт, аккуратно развернул его и протянул вперёд:
— Фото Бруно Штольца. Того самого, с Джованни. Сегодня утром, по их официальной версии, упал с крыльца посольства. Получил тяжёлые травмы. Сейчас лежит в больнице на Прушкова. Под охраной польской милиции и наблюдением своих посольских.
Взгляд скользнул по чёрно-белому изображению. Уверенный подбородок, высокий лоб, аккуратный пробор. На фотографии он улыбался, как на обложке журнала о загородной жизни.
— Думаю, ты меня понял, — тихо закончил Лаптев. — Начинай. Если получится, нарой хотя бы что-то.
Капитан уже собирался уходить, но моя рука вытащила из под халата папку. Обычная канцелярская папка с белыми тесемками. Он обернулся, вопросительно прищурился. Движением мной было ему предложено остаться ещё на минуту. Папка, со всем содержимым, пересекла расстояние между нами и оказалась в его руке.
— Что это? — спросил он, медленно развязывая тесемки. — Опять фото?
Кивок был почти незаметным. Слова прозвучали сдержанно:
— Там не просто фото. Там задокументирована целая сеть, со всеми связями. Маршруты передвижения, места встреч, звукозапись разговоров. Перечень установленных контактов. В основном фигуранты в рясах, католические священники, но есть люди из нескольких западных посольств. Всё сведено в единую схему.
Лаптев пролистал несколько листов. На одном — крупный план лица итальянского ксендза, рядом — подросток, зажатый между скамейками. Далее — схема костёла с пометками. Потом — фотографии тайников, расписания встреч, фрагменты переписки.
Губы капитана сжались в тонкую полоску. Глаза вспыхнули хищным огнём. Он замер, будто под действием наркотика, впитывая каждую строчку, каждую фотографию и все подписи под ними.
— С ума сойти… — тихо проговорил он. — Тут не просто покровительство. Тут… Структура… Финансирование… Политическое прикрытие… Если всё это — правда… — он поднял на меня горящие огнем глаза.
Рука у него дрогнула. Лист с таблицей осел на колени. Пальцы перешли к следующему вложению — список лиц, среди которых мелькнули фамилии людей из Лодзи, Кракова, даже Вроцлава.
— Что-то из этого проверено уже официально? Или только наблюдение?
— Всё через мои каналы. Источники негласные. Официальных запросов не делал.
Лаптев резко поднял голову. Взгляд его был уже не просто внимательным — в нем появилось то, что всегда меня настораживало еще в прошлой жизни в Свободных Мирах: азарт.
— Слушай, это может быть просто бомбой и подарком одновременно. Их можно начинать вербовать. Вот этого из Кракова, например, — он ткнул пальцем в фото старого ксендза, — если грамотно поджать, будет работать за идею. Или хотя бы за молчание. А вот этот, — он повернул страницу и ткнул в кадр с молодым священником у машины, — хотя и совсем зелёный, но у него есть доступ в дипломатический клуб. С него можно тянуть многое…
Оторваться от выражения его лица мне не удавалось. Су#а!!! Ни тени сочувствия, ни малейшего сожаления. Только алчное любопытство и горящий интерес к возможностям, которые могут ему открыться и трансформироваться в новое звание, должность… Педофилия, изнасилования, сломанные детские жизни — всё это не вызывало ни дрожи в голосе, ни намёка на внутреннюю борьбу. Только личный интерес.
Пауза повисла тяжелая. Потом он поднялся, аккуратно собрал папку, прижал к груди и произнес с холодной уверенностью:
— Не дергайся пока. Поиграем с ними. Это может стать твоим билетом наверх, если всё сделать правильно и тихо. Я свяжусь…
Он застегнул пальто, и не прощаясь, направился к выходу. Шаги по кафельному полу отдавались глухо, как выстрелы по картонной мишени.
Дверь за ним закрылась почти беззвучно. Но ощущение грязи и дерьма осталось, как после падения в выгребную яму.
Связь с «Другом» была установлена мгновенно. Внутри нейросети голос искина прозвучал спокойно:
«Задание?»
«Проанализировать все возможности и разработать сценарий нейтрализации педофильской сети. Без участия местных правоохранительных сил. Только наши внутренние ресурсы. С полным зачистным контуром.»
Пауза. Затем уточняющий вопрос:
'Уточните, речь идёт о всей сети или об отдельных ее элементах?
«О всей. Приоритет: безопасность несовершеннолетних. Цель: полное уничтожение сети с последующим вскрытием её внешних кураторов.»
«Подтверждено. Запрос направлен в подсистему „Помощника“. Согласование начато. Через 48 минут будет сформирован первый вариант операции.»
Затем связь перешла на второй канал. «Помощник» откликнулся без задержки:
«Принял исходные данные. Предлагается сочетание мягкой ликвидации с последующим вскрытием. Модули „Муха“, „Птица“ готовы. Для дезинформации использовать инсценировку внутреннего конфликта между клерикалами и представителями спецслужб. Ожидаем подтверждение.»
Внутри вспыхнула мысль: пока местные играют в вербовку, пора готовить эндшпиль и мат. По всем правилам. И без пощады.
Вечерний воздух Варшавы уже пах дымком угольных печек, слякотью подтаявшего снега и чем-то знакомым — терпким, как выдох уставшего города.
Вечером, как обычно, после смены и короткого доклада «Другу», был включен маршрут к медучреждению. Инна в этот день задержалась — практические занятия по медицине, да ещё с проверкой знаний старшим врачом. На всякий случай, рядом в салоне — небольшой портфель с двумя наборами инструментов и аптечкой. Варшава не отпускала, упрямо подсовывая сюжеты.
Машина подкатила во двор медучреждения плавно, без звука. Низкое солнце резало глаза, отражаясь от белой штукатурки.
Вместо привычной тишины и дежурного сторожа — гудение генератора, кабели под ногами и на фоне фасада особенно выделялся огромный странный синий автобус с символикой крупными буквами «TVP» и повёрнутой в сторону варшавского телецентра спутниковой тарелкой.
В правом борту автобусной телеаппаратной, распахнутая настежь дверь, и полячка в дорогом пальто и ярком шарфе, обвивающим плечи, которая сейчас разыгрывала нехитрый женский спектакль под названием «скандал». Она без всякого стеснения голосила над головой худого телеинженера, который то опирался на косяк, то прикуривал уже пятую сигарету подряд.
— Марек, ну ты с ума сошёл! У нас остаётся час до эфира. Один час! Где перегон?
Инженер, опираясь на косяк, вяло стряхивает пепел на тротуар:
— Было сказано — нет сигнала. В центре проблемы с приёмом. Езжай сама, если хочешь — так будет быстрее. У меня и без тебя день насыщенный.
— У тебя насыщенный⁈ — она даже повысила голос, — Это же репортаж о детях из интерната, к которому мы готовились всю неделю. Редактор сожрёт меня живьём, если кассета не окажется у него на столе в ближайшие сорок минут!
Инженер не стал спорить. Протянул пластиковую кассету:
— Вот. Иди сама. На тебе лицо — ты и объяснишь, почему всё не по плану. Меня сегодня не хватит.
В этот момент из дверей больницы показалась Инна. Белый халат аккуратно свернут в руке, волосы собраны в пучок, но несколько прядей выбились, придавая усталому лицу мягкость. Улыбка появилась при виде знакомой машины.
— Уже всё? — прозвучал вопрос, когда она подошла. — Домой?
Она кивнула, поставив сумку на заднее сиденье.
Только включился зажигание, как к двери машины метнулась та самая полячка.
— Прошу! Очень прошу! Подбросьте в телецентр. Срочно! Передать редактору отснятый материал! Пожалуйста!
Инна повернулась, взглянула на неё. Секунда тишины.
— А у нас разве такси? — голос был не злым, но твёрдым.
Полячка будто споткнулась на полуслове. Но не отступила.
— Вы — врачи. Значит, знаете, что значит ответственность. Там всё — репортаж о детях-инвалидах, подготовка к эфиру длилась неделю. Я не могу подвести. Умоляю, подвезите. Пять минут — и исчезну.
Я решил вмешаться в противостояние двух пани:
— Ну что? Нам всё равно по дороге.
Кивок Инны означал согласие. Женщина влезла, аккуратно прижав кассету к груди, словно ребёнка.
Полячка вздохнула с облегчением и, прижимая к груди кассету, села на заднее сиденье.
— От всей души благодарю. Не представляете, как вы выручили.
Мы выехала со двора. За спиной остался автобус с развернутой антенной и нервно курящий инженер, который уже искал в кармане зажигалку для следующей сигареты.