Они вышли во двор, им стало не по себе — воздух был невыносимо душным, несмотря на близость большого водоема. Когда они выходили из железных ворот в сторону холма, из сарая показался Антриг. Даже издалека можно было видеть, как он в изнеможении привалился к изношенному непогодой дереву ветхого строения. Керис быстро посмотрел на Джоанну, в глазах его метался отчаянный страх, но стоило ему снова посмотреть на сарай, как Антрига там не оказалось.
Керис больше не мог сдерживаться — он бегом бросился на холм, за ним кинулась и Джоанна, но она прибыла к сараю гораздо позже Кериса.
Казалось, духота буквально пропитала стены сарая. Внутри духота еще усугублялась отвратительным запахом бензина и машинного масла. Стояла полная тишина. В сарае царил полумрак, пронизанный яркими лучами солнца, проникавшего сквозь многочисленные дыры в стенах и крыше. Когда Джоанна зашла в эту хибару, она почему-то уже знала, что застанет здесь.
Солтерис недвижимо лежал в углу, возле стопки листов фанеры и деталей кузова автомобиля. Казалось, что кто-то специально положил его сюда — архимаг лежал спокойно, с уложенными вдоль тела руками. Длинные волосы его были присыпаны пылью, глаза и рот закрыты, но лицо посинело, как от удушья. Даже в полумраке сарая девушка поняла: не стоит обольщаться, что архимаг может быть еще жив. Ведь она сама убила двоих, и потому достаточно хорошо знала, как выглядит смерть.
Бросившись на колени, Керис принялся осматривать труп деда. Лицо его побледнело, как полотно, руки тряслись. Только теперь Джоанна поняла, насколько Керис был привязан к старику. Его ненависть к Антригу питало не только опасение не выполнить свой долг послушника перед господином, но и, конечно, природный инстинкт, заставляющий людей оберегать тех, кто дал им жизнь. Керис всегда был готов верить в исчезновение деда, как она помнила, но верить в его смерть он напрочь отказывался. Ведь сам он был оружием в этих руках, на которых сейчас так отчетливо набухли вены. Видимо, Керис не верил, что когда-нибудь настанет такой день, когда эти руки опадут плетьми и жизнь покинет это старческое тело.
Керис схватился за безжизненную руку деда, но, поняв, что случилось, тихо опустил ее на прежнее место. Затем Керис отодвинул прядь волос с шеи архимага, и Джоанна с ужасом увидела посиневшее горло старика.
Наконец Керис зашептал отчаянно:
— Но почему, как случилось, что ты поверил ему? Как получилось, что ты верил ему до самого конца и даже не сопротивлялся, когда он принялся душить тебя? Как такое вообще могло случиться?
Вдруг тело архимага дернулось в страшной судороге, словно яд, который был влит в это тело, только теперь начал свое настоящее действие. Лицо главы Совета Кудесников приняло умиротворенное выражение, словно говоря, что его больше никак не касаются происки и интриги Темного Волшебника.
Наконец в мертвой тишине Джоанна спросила:
— Что же мы теперь будем делать?
Полтора часа спустя до слуха Джоанны из гостиной донеслись легкие шаги Антрига. За окнами кухни уже вечерело. Все это время Джоанна, возвратившись в дом, сидела и неотрывно смотрела в окно, словно ее очень сильно занимала смена времени суток. Внутри она ощущала холодную пустоту, словно рухнула какая-то важная иллюзия. В голове у нее не было совершенно никаких мыслей, только билась одна-единственная мыслишка, что нужно что-то делать, не сидеть вот так, сложа руки. Но это была глупая мысль — она только побуждала, но не говорила, что же нужно делать. В следующий момент он повалился набок и заснул.
Однако как только она услышала шаги Антрига, ей почудилось, что она летит в пропасть.
Затем шаги смолкли — он остановился в гостиной. Мобилизуя все остатки воли, она заставила себя подняться на ноги, подойти к плите и влить подогретую в чайнике воду в чашку со смесью кофе и снотворного. Сделав глубокий вдох, она снова представила себе лицо удушенного Солтериса — уже начавшее синеть и покрываться темными трупными пятнами. Нет, это было просто невыносимо. И, рывком подняв чашку, Джоанна направилась вместе с ней в гостиную.
Он стоял возле раздвижной стеклянной двери, глядя на нее странными глазами.
— Тебя разыскивал Солтерис? — спросила девушка Виндроуза. Обыденность ее тона даже испугала ее.
Услышав знакомый голос, Антриг рывком поднял голову, и на его лице отразилась целая гамма чувств — испуг, растерянность, осознание безвыходности ситуации. Ко всему этому примешивалась непонятная усталость. На мгновенье Виндроуз закрыл глаза, словно желая обрести внутреннюю устойчивость. Наконец он обессиленно спросил:
— Так ты пришла вместе с ним? — но затем, словно спохватившись, что он не должен показывать свою осведомленность о местонахождении архимага, Антриг посмотрел на нее с наигранным удивлением и спросил: — Как — Солтерис?
— Это он доставил меня сюда, — сообщила Джоанна. — Он подошел ко мне в саду. Он сказал мне, что уже разговаривал с тобой. Правда, он не стал рассказывать мне никаких подробностей. Мы пошли в комнату, где были вещи Скипфрага, но там тебя уже не застали. И потому я попросила его отправить меня обратно в мой мир. И вот я тут.
Антриг снова прикрыл глаза. И, глядя в них, Джоанна впервые подумала, что они совершенно безжизненны — словно кто-то вставил слепому человеку искусственные стеклянные глаза.
— Я ни за что не оставил бы тебя, — наконец проговорил Виндроуз негромко.
— Я не знала об этом.
Он выглядел столь растерянным, подавленным и обессиленным, что с ее стороны было вполне естественно — угостить его кофе. Но девушке пришлось силой заставить себя вытянуть руку с чашкой.
Это же Сураклин, Сураклин, как заклинание, мысленно повторяла она.
Антриг протянул руку и принялся пить теплую жидкость.
— Спасибо, — проговорил он, осушив чашку.
Наконец он словно спохватился. Увидев большой диван, чародей направился к нему, — он как будто вспомнил, что и в этом мире существуют диваны для отдыха.
Антриг запустил руки в свою пышную шевелюру, словно его мучила головная боль.
— Извини меня, — проговорил он, — я вовсе не хотел покидать тебя надолго. Мне нужно было вернуться к тебе намного раньше.
Он закашлялся а потом проговорил:
— И Фаросу тоже нужно было присмотреть за тобой, дать тебе чувство уверенности. Но вышло так, что мне нужно было обязательно кое-что отыскать.
Джоанна все еще стояла перед ним, сложив руки на груди, ее сердце бешено колотилось.
— Ну… и как, — проговорила она сквозь зубы, — ты нашел то, что искал?
Он резко замотал головой.
— Нет.
После чего стал вглядываться в осадок на дне чашки, словно желая угадать по кофейной гуще, что его ожидает. Наконец он выдавил из себя:
— А Солтерис не сказал тебе, где он был все это время?
— Да нет, — сипло ответила. — Впрочем, я не слишком этим интересовалась.
Он быстро посмотрел на нее — взглядом затравленного зайца, подумала она.
— Все это мне надоело до черта, — сказала девушка, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, — мне нужно было только вернуться домой. Я сыта по горло вашим проклятым миром. Кстати, ты сам как-то сказал… — тут ее голос предательски изменился, — ты сказал, что никакие беды не коснуться меня. Если ты сказал это искренне, то я прошу тебя: оставь меня в покое, вот и все.
Он ничего не ответил, но глаза их встретились, и Джоанне показалось, что он то и дело порывается сказать ей правду, раскрыться. Но Джоанна знала, что ему лучше этого не делать, иначе она снова поверит сладким речам экс-кудесника. И вдруг Антриг, тяжело вздохнув, пробормотал:
— Ладно, так тому и быть.
И тут ее понесло — контролировать себя она больше не могла.
— У тебя все будет в порядке? — спросила она, хотя минуту спустя поняла, что глупее вопроса она при всем желании не могла задать.
Он улыбнулся какой-то блуждающей улыбкой.
— О, да, — рука его со стуком поставила чашку на пол, — до тех пор, пока я буду держаться подальше от Совета Кудесников. Извини меня, Джоанна… Но эта отметка на стене… Метка на стене…