Возвращение в мир живых было похоже на медленное, мучительное всплытие из глубокой, тёмной воды, где на дне осталась часть моей, обожжённой ледяной стужей потустороннего, души. Сначала — звуки, приглушённые, как сквозь слой густого мазута. Потом — ощущение чего-то мягкого под щекой и грубой ткани, укрывающей тело.
«Какой же кошмар приснился…» — пронеслось в голове, ленивой и неповоротливой. Задремал, наверное, на старом диване в гараже. Сейчас встану, отскребу с лица следы сна, сварю себе пельменей из пачки с надписью «Сибирские», и всё будет как раньше…
Я попытался пошевелить правой рукой, чтобы отбросить это вонючее тряпьё, и не смог. Вместо привычного движения — тупая, глубокая, всепоглощающая боль, идущая откуда-то из самого основания бытия. Я открыл глаза.
Потолок был не из бетонных плит моего гаража. Надо мной был свод из тёмного камня, испещрённый трещинами, как лицо старика, сквозь которые пробивались косые лучи утреннего солнца, полные пыли и безразличия. Я лежал на ворохе каких-то тряпок в углу разорённого храма. Рядом, у небольшого костра, разведённого прямо на каменном полу, тихо переговаривались две женщины. Стелла и Хесира.
— Он ушёл, я это чувствую, — голос Стеллы был слабым, надтреснутым. — Но связь не разорвана. Как будто выдернули кабель из розетки, но сама розетка осталась под напряжением… Готова принять новую вилку.
— «Сердце Апопа» исчезло вместе с последним жрецом, — отвечала Хесира, перетирая какие-то травы в каменной ступке. Её движения были медленными, но уверенными. — Он не просто сбежал. Негодяй прихватил камень-якорь демона. Это был не побег, а тактическое отступление.
— Зачем? Они не смогут повторить ритуал без этого места…
— Они и не будут, дитя. Этот камень — не простой якорь для сущности Апопа, но фокус и точка приложения силы. Направляя в него энергию, можно осквернить любое другое место. Создать новый алтарь. Новый храм космического ужаса на Земле. И чтобы окончательно разорвать узы, нужно разбить его. Здесь. На осквернённом полу этого храма, чтобы энергия ушла обратно в Бездну, а не просочилась в наш мир, как яд в почву.
Кошмар не закончился. Он просто скачал себе обновление и установил новый DLC с погоней.
Я сел, и мир качнулся, как палуба во время шторма. Тело было одним сплошным синяком. Пальцы на правой руке, которой я держал булаву, были выбиты и опухли, превратившись в сосиски. Рёбра болели при каждом вдохе, напоминая о близком знакомстве с колонной. Отравление оставило после себя слабость, вымывшую все силы, как кислота вымывает ржавчину, оставляя после себя лишь истончившийся металл. А левая рука… Я посмотрел на неё. Она была неподвижной, чёрной, как головешка, покрытой коркой спёкшейся крови и кожи. Бесполезный кусок мяса, который Хесира уже успела обмотать какими-то тряпками, пропитанными вонючими травами. Ярость Велеса, кипевшая во мне, отступила, оставив после себя выжженную пустоту, ноющую боль и сосущую тошноту.
Победа? Громкое слово. Храм был разрушен, его обитатели либо мертвы, либо сошли с ума, либо разбежались. Стелла была жива, но я видел, как она вздрагивает от каждой тени. Она заглянула в Бездну, и Бездна оставила на её душе свой ледяной отпечаток. Ничего. Она сильная. Отойдёт. Какие у нас, ещё могут быть варианты?
К нам подошла группа выживших рабов. Их было немного, всего-то с полсотни человек, оборванных, израненных и измождённых, но их взгляды были другими. В них не было больше рабской покорности. Там был трепет. Один из них, тот самый Нехт, который, как я думал, отдал концы, но, видимо, оказался крепче, чем я предполагал, шагнул вперёд. Его горло было замотано грязными тряпками, и говорил он с трудом, хрипло, как человек, пытающийся завести старый дизель на морозе.
— Мы не знаем, кто ты, чужеземец. Но ты освободил нас. Боги послали тебя. Ты — наш Хор-Освободитель.
Он опустился на одно колено. За ним, как по команде, — остальные. Внутренний циник во мне закатил глаза. Отлично. Теперь я ещё и мессия местного разлива.
— Жрец… Демон, — прохрипел Нехт, поднимая на меня взгляд, полный фанатичной преданности. — Его видели. Он бежал на север. К морю.
Мы должны были уходить. Скоро сюда могли прибыть войска из храмов Апопу со всего царства, почувствовавшие, что в их тёмной интернет-сети произошёл сбой. Сознание, решив, что на сегодня с него впечатлений достаточно, поплыло и вновь оставило меня.
В следующий раз я очнулся уже от лёгкого покачивания. Меня везли в повозке, запряжённой тощими осликами, по песчаной дороге. Голова гудела, как после недельного запоя. Я, пытаясь разлепить глаза, почувствовал жару, пыль и лёгкий бриз с отчётливым привкусом соли.
Рядом, на соломе, сидели Стелла и Хесира. Мои иллюзии развеялись окончательно. Всё это не сон. Это моя нынешняя, абсолютно ублюдочная реальность. Пока они, опираясь на свои знания, готовили мази и отвары, я размышлял. Тень Древнего всё ещё витала над этой землёй. Нужно было найти способ укрепить связь с Велесом здесь, в Египте. Или… найти способ посвятить ему этот проклятый камень, когда мы его найдём. Но это место не подходило. Здесь всё было пропитано чужой, враждебной силой, как старый матрас клопами.
Один из бывших рабов, молодой парень, протянул мне глиняный кувшин.
— Пиво, господин…
Я взял кувшин здоровой левой рукой. Холодная керамика приятно легла в ладонь. Я отпил. Горьковатый, чуть кисловатый вкус ячменного пива ударил по рецепторам. Я смаковал напиток медленно, чувствуя, как прохладная жидкость возвращает меня к жизни лучше, чем любые настойки Хесиры. Простой, честный, земной вкус. И я вспомнил слова Велеса: «Оставайся собой…». Не богом, не героем. Просто мужиком из гаража, который чинит то, что сломано, пьёт пиво, не гнётся под ударами судьбы и даёт сдачи. Да, девочки, русский мужской характер, переломавший хребет ни одной и даже не десятку армий завоевателей.
Я посмотрел на Стеллу. В её глазах плескался пережитый ужас, но сквозь него пробивался робкий огонёк. Она видела мою звериную ярость, но видела и то, ради чего эта ярость была рождена. А я видел в ней единственный свет в этом проклятом мире — якорь, который не давал мне окончательно утонуть в первобытной злобе. Мы были связаны кровью, страданием и взаимным спасением. Была ли это любовь? Глубокая привязанность? Травматическая связь? Вероятно, всё вместе, взболтанное в адском коктейле.
В тот вечер, у костра, она села рядом, положив голову мне на плечо. Мы не говорили. Не нужно было. Мы были намертво скованы цепью событий, и этого было более чем достаточно.
Я сделал ещё один глоток пива. Впереди была погоня. Впереди было море. Впереди был последний жрец и Сердце Тьмы. Выжившие рабы — около пятидесяти душ — теперь были моим отрядом. Они выбрали меня своим номархом, но и тут без нюансов не обошлось. Номарх — это управитель нома. Княжества по нашему, а вот его-то у меня не было. Номарх без нома. Стеллу — они называли белой жрицей, с подачи Хесиры. «Хор-Освободитель». Звучало дико, но в их взглядах была надежда, которую я не мог разрушить. Хор так Хор. Не Хер же, и на том спасибо.
Итак, я их вождь. А я что? Кто я такой, чтобы стоять на пути у демократии? Разберёмся. А кто не согласен с результатами выборов — жестоко, но в полном соответствии с процессуальным кодексом, покараем. Шучу. Петросяню. Значит, не всё так плохо, как кажется.
Впереди ждала дорога.
Эпилог
Спустя несколько дней пути, с вершины прибрежной скалы, мы смотрели на волны Средиземного моря. Перед нами расстилалось море. У горизонта виднелся тёмный силуэт корабля с чёрным, как ночь, парусом. И он медленно удалялся, становясь всё меньше, превращаясь в точку на папирусе бесконечности.
Даже на таком расстоянии мы могли различить на его палубе высокую, нескладную фигуру в развевающемся, как траурное знамя, чёрном балахоне. На его лице сияла золотая маска Кобры, обращённая в нашу сторону. Он не двигался, просто стоял и смотрел. Провожал взглядом. Насмехался.
И мы оба уже не видели, но чувствовали, как в его руке слабо пульсирует фиолетовым светом украденное «Сердце Апопа». Он знал, что мы здесь. Он следил за нами.
Погоня ещё не окончена. Она только началась.
Постскриптум
Клякса чёрного паруса исчезла за горизонтом, но мы продолжали стоять на скальном уступе, укрывшись в его тени от первых, ещё не обжигающих лучей. Внизу, до самого горизонта, расстилалась пустыня — безбрежное море золотисто-красного песка, волнами уходящее в бесконечность. События с рабством и встреча с космическим ужасом остались позади. Выжившие рабы, выбравшие свободу, разошлись своими путями. Поблагодарили, пообещали хранить молчание и разнести весть о падении Антипирамиды шёпотом, от нома к ному, от оазиса к оазису. Чтобы все знали о произошедшем. Социальная ответственность, от которой я так долго бегал, наконец-то отстала. Хесира, выполнив свою странную миссию, просто исчезла в предрассветной дымке, как и положено таинственным старухам. Оставила нам узел с травами и прощальное: «Пути богов неисповедимы, дети чужих песков». После она попросту исчезла в песках, как и не было, но… Спасибо и на этом.
Теперь мы были одни.
Я и Стелла. Израненные, измождённые, но живые. Моя левая рука всё ещё висела бесполезной плетью, мёртвым придатком, обмотанным тряпками, но понемногу чувствительность к ней возвращалась, а вчера начали шевелиться пальцы. В бороде и волосах серебрилась седина, которой не было ещё неделю назад. Стелла прижималась к моему боку, и я чувствовал, как она вздрагивает от каждого порыва ветра, словно в нём слышится шёпот из Бездны. Мы победили, но эта победа была горькой, как полынь, и дорогой, как оригинальные запчасти к «Ягуару». Но мы выжили, и это было главным.
Что дальше? Этот вопрос повис в горячем воздухе без ответа.
Искать путь домой, в мир, где есть гаражи, горячая вода, интернет, наука и замороженные пельмени? Эта мысль казалась такой же далёкой и нереальной, как сон о полёте.
Или преследовать последнего жреца, чтобы не дать культу Апопа пустить корни в других землях? Ввязаться в глобальную войну с космическим злом, имея в арсенале одну рабочую руку и посттравматический синдром.
Стать шёпотом в пустыне? Легендой про Хора-Освободителя и его белой жрице? Открыть франшизу по спасению мира?
Все эти варианты казались одинаково безумными. Мы были лишь двумя песчинками перед лицом вечности, двумя уставшими людьми, которым просто хотелось немного тишины и шума моря.
Солнце встало над Западной Пустыней, считавшейся у древних египтян царством смерти. Глядя на это испепеляющее марево, я был готов с ними согласиться. Жар был таким, словно сам Ра направил на нас свой разгневанный взгляд через увеличительное стекло.
Мы повернулись спиной к морю и пошли. Пошли навстречу этому пеклу, шаг за шагом, оставляя следы на песке Вечности. Следы, которые уже через час заметёт ветер, не оставив и намёка на то, что здесь кто-то был.
Нас ждала дорога. Путь, который мы пройдём рука об руку. И мы пошли.