У меня была всего секунда. Жрец с бластером, корчась на полу, пытался снова поднять своё оружие. Моя правая рука превратилась в обугленный, бесполезный кусок мяса, но левая всё ещё сжимала булаву. Не целясь, я метнул её. Булава, описав короткую дугу, с отвратительным хрустом врезалась чудовищу прямо в его вытянутый череп, превратив его в месиво из костей, чешуи и мозгов. Дохли они не сложнее чем людишки. Один готов. А сколько пафоса-то было…
Второй жрец вскочил, пытаясь броситься на меня и вцепиться природным оружием — растопыренными когтями. Я шагнул ему навстречу, поднырнул под расставленные корявые лапы и схватил его уродливую голову двумя руками — здоровой левой и обугленной правой, игнорируя новую вспышку боли, которая чуть не выключила мне сознание. И просто со всей силы сжал. Результат превзошёл все ожидания. Тонкие кости черепа этого риптилоида хрустнули, как яичная скорлупа. Тело обмякло и сползло на пол. Минус два.
А третий… Третий, увидев эту быструю и неэстетичную расправу, издал панический визг. Он простёр руку, и воздух вокруг него исказился, став похожим на воду в жаркий день. Его фигура замерцала и исчезла. Крыса сбежала с тонущего корабля. Телепортировался, ублюдок.
Я остался один. Тяжело дыша, я стоял посреди зала. В моей почерневшей, дымящейся руке, как злокачественная опухоль, пульсировал камень, источающий холод и концентрированную ненависть. На алтаре без сознания лежала Стелла. А над ней всё ещё висела тень космического ужаса, лишённая якоря, но всё ещё здесь. И я прекрасно понимал, что теперь, когда усилитель в виде Стеллы ему больше не нужен, эта тварь ищет носитель. И в этом зале был только один подходящий кандидат. Я.
А что я? Стоял себе, пошатываясь, в центре зала, который только что был операционной для иномировых демонов, а теперь превратился в морг. В почерневшей, дымящейся руке, похожей на не подлежащую восстановлению запчасть, больше не было пульсировавшего камня, источающего холод и концентрированную ненависть. Вокруг — остывающие трупы инопланетных жрецов и разгром, учинённый варваром-автослесарем. Но всё это было лишь фоном. Декорациями. Главное находилось там, на алтаре.
С трудом переставляя ноги, я подошёл к Стелле. Она лежала красивая, нагая, беззащитная и бледная, как мраморное изваяние в заброшенном парке. Моей левой руки, по сути, больше не было — это был обугленный и бесполезный шмат мяса, от которого исходил запах сгоревшей проводки и вселенской несправедливости. Здоровой, дрожащей от истощения, как рука алкаша с утра, я вцепился в грубые кожаные путы на её запястьях. Они не поддавались.
С рычанием, в котором смешались боль, отчаяние и упрямство человека, пытающегося открутить прикипевший болт, я рванул. Кожа лопнула с сухим треском. Я рванул снова, разрывая путы на её лодыжках. Она безвольно соскользнула с алтаря мне на руки. Золотая корона с чёрной металлической печатью, этот уродливый обруч для сопряжения с адом, с глухим стуком слетела с её головы и покатилась по каменному полу. Оглушительно громкий звук в повисшей гнетущей тишине.
В тот же миг тень Апопа, висевшая под куполом, вздрогнула. Лишённая сосуда-усилителя, маяка-ретранслятора и якоря-роутера, она больше не могла пассивно висеть в нашем мире. Она начала концентрироваться. Тьма сгущалась, втягиваясь в единую точку, как вода в воронку, как Вселенная перед Большим Взрывом, только наоборот. Это была уже не бесформенная туча. На моих глазах из сгустка чистого, дистиллированного хаоса и ненависти формировалось нечто. Гигантская, многосуставчатая анти-сущность, у которой не было чётких очертаний, но были десятки горящих жёлтым светом пикселей чистого нигилизма вместо глаз, и пасть, которая была не просто пастью, а дырой в самой реальности, гиперссылкой в небытие, готовая нас туда и переадресовать.
У меня не было магии. Не было меча или бластера. Что-то глубоко внутри подсказывало, что физическая сила против этой программной ошибки мироздания была бесполезна. Но у меня была неукротимая воля, взращённая на боли, унижении и необходимости платить ипотеку в прошлом мире. А ещё была ярость Велеса, струящаяся чистой энергией в венах, как закипающий антифриз. Была искра человечности, которая не давала мне окончательно превратиться в зверя — моя любовь к этой женщине, что лежала без сознания у моих ног.
Я бережно, насколько это было возможно для моих изувеченных рук, опустил Стеллу на пол, прикрыв её своим телом. А затем выпрямился, глядя прямо в десяток немигающих порталов в пустоту. Я бросил ей вызов. Не оружием, а голосом. Из моей груди вырвался крик — дикая, первобытная смесь медвежьего рёва и древнего славянского боевого клича, который я всегда знал, только почему-то редко использовал. Это был пароль администратора к силе, что текла во мне.
— У-Р-РА-А-А!
Я не атаковал физически. Я атаковал волей. Я вторгался в саму суть этой тени своей яростью, своим отчаянным желанием жить и защищать. Я, Егор Клюквин, автослесарь и попаданец, объявлял войну космическому ужасу.
В этот момент я почувствовал жар. Обсидиановый жук, спрятанный в лохмотьях моей набедренной повязки, нагревался. Быстро. Я выхватил его.
Да! Ещё у меня был скарабей. Про которого я забыл во всей этой суматохе.
И тьма, начавшая концентрироваться вокруг, отступила.
В моей руке скарабей сиял, как миниатюрное солнце. Как капля раскалённой плазмы, свет которой был почти невыносим для глаз и абсолютно невыносим для порождений мрака. И этот свет не был одинок. Подошедшая Хесира, также держала в руке амулет подобный моему. И другие рабы, прошедшие со мной весь путь до сердца Антипирамиды шли за ней. Сквозь проёмы в стенах, из коридоров, с площади снаружи в храм хлынули другие лучи. У десятков, сотен рабов, что сражались и умирали снаружи, засветились их собственные скарабеи! Храм, бывший царством тьмы, наполнился золотым, живым светом, который изгонял тени из каждого угла, с каждой колонны. Это было как DDoS-атака светом на сервер потусторонней нездешней сущности, олицетворявшей космический холод и невыразимый ужас.
Тень Апопа взвыла, и этот беззвучный вопль ударил по моему сознанию, как кувалда по наковальне. Она бросилась на меня. Это была битва не тел, а сущностей. Бесконечная, холодная, мёртвая энергия космоса, энергия энтропии и распада, хлынула в меня, пытаясь растворить, стереть, отформатировать мой жёсткий диск души. Я чувствовал, как распадается моё «я», как воспоминания — первый велосипед, запах отцовского гаража, вкус дешёвого пива, лицо Стеллы — становятся битыми секторами, пылью, ничем.
Но моя собственная ярость и сила Велеса, вместе представляли силу того же порядка, только с обратной шкалы координат. Это была сила ПРИРОДЫ. Сила ЗЕМЛИ. Сила дикой, необузданной ЖИЗНИ. Она противостояла космическому хаосу и энтропии, как молодое дерево крошит и пробивается сквозь асфальт, как иммунная система борется с вирусом. На грани полного растворения, я почувствовал под ногами не просто камень. Я почувствовал саму планету под пирамидой — тёплую, живую, дышащую, мощную. Мои сбитые ноги в дурацких обмотках стали корнями, вцепившимися в неё. По мне струилась энергия нашего мира.
И этой энергии, трансформировавшейся в чистую силу было столько, что использовать её у меня не получилось бы и за миллионы лет. Но пришло понимание, что не могу уничтожить Апопа. Это было всё равно что пытаться вычерпать океан ведром или победить бюрократию. Но я мог вытолкнуть его проекцию. Закрыть дверь и повесить табличку «Учёт».
Вся сила земли, вся ярость жизни, вся злость русского мужика, доведённого до ручки, сконцентрировалась во мне и ударила в ответ. Не разрушая. Изгоняя. Выдавливая чужеродную сущность, как гной из раны.
Произошёл взрыв. Взрыв абсолютной тишины и абсолютной тьмы. Меня отшвырнуло назад, как тряпичную куклу. Моё тело с глухим стуком ударилось о каменную колонну, и мир, показав мне напоследок синий экран смерти, погас. Последнее, что я видел — чистое, свободное от тени пространство под куполом храма. И лежащую рядом Стеллу, чьи ресницы, кажется, дрогнули. Но это всё. Я сам провалился во мрак небытия.