Аргентинец поневоле

Глава 6

Как говорит русская народная мудрость: если тебя не пускают в дверь — лезь в окно. Вот и испанцы, которым не удалось закрепиться на атлантическом побережье, где жили бродячие охотники и собиратели, ощущая глубокую тоску, начали лихорадочно искать другие возможности. Особенно испанцам было обидно, что везде на побережье Бразилии жили мирные земледельцы тупи и гуарани, которые охотно брали наглых португальских колонистов на полное обеспечение. И не жужжали.

Вот бы поменяться наоборот! Но протестовать было поздно и протестовать бесполезно. Как поделили, так поделили! Тут даже в местком не пожалуешься!

Правда, в дальнейшем такое гостеприимство аборигенов привело к тому, что все индейцы-земледельцы на территории Бразилии почему-то вымерли, а бродячие индейцы-охотники, которые смогли убежать от колонистов, уцелели. Такое вот скорбное явление. Но это уже другая история.

В 1530–1533 годах испанцы Писарро завоевали Перу. Но это только считается, что Перу, на самом деле это была так же и горная Боливия. По крайней мере самые большие в мире в то время серебряные рудники Потоси, расположены как раз в Боливии.

В Перу и Боливии жили вполне цивилизованные земледельцы аймара и кечуа. Вот испанцы решили действовать с заднего хода, да заднего прохода. Тишком да бочком, да по над стеночкой, из Боливии ушлые конкистадоры на севере просочились почти до прибрежных бразильских территорий. В Парагвае тогда жили те же туземные земледельцы гуарани, что и в Бразилии. То есть лохи.

Новым центром испанской колонизации стал мрачный форт Асунсьон, основанный зловещей лунной ночью в зимнем августе 1537 года, когда мурашки ползли по спине, Хуаном де Айоласом, которого Мендоса назначил вместо себя капитан-генералом.

Айолас, который понимал, что испанцам тоже нужно что-то кушать и пить, плавал вверх по Паране в поисках Серебряных гор, сумел наладить хорошие отношения с местными жителями (сначала лихо повоевали, потом замирились) и построил здесь форт, жить в котором было гораздо спокойнее, чем в многострадальном Буэнос-Айресе.

То есть колонизация Аргентины началась с севера. Еще в орбиту империи инков входили многие северо-западные области Аргентины, в том числе будущая провинция Тукуман.

Жители Буэнос-Айреса убеждены в том, что их город — самый старый в Аргентине, и в том же убеждены жители северного Сантьяго-дель-Эстеро, основанного в 1554 году, в качестве мужской уборной, наиболее смелыми испанцами, прибывшими из Перу. Дело у жителей этого поселения было маленькое — громко заорать когда их бьют!

Все зависит от подсчета — принимать во внимание тридцать девять лет, прошедшие от уничтожения первого Буэнос-Айреса до основания второго, или не принимать. Если не принимать, то Сантьяго-дель-Эстеро становится старейшим из аргентинских городов. На втором месте стоит Тукуман, основанный в 1565 году, на третьем — Кордоба (1573 год), а Буэнос-Айрес попадает лишь на четвертое место.

Уход испанцев от залива Ла-Плата был временным, обусловленным сложившейся ситуацией. Такова тогда была текущая обстановка. Цивилизация и ее достижения очень далеки. Индейские племена поголовно вооружены. На открытой груди и оголенных руках свирепых краснокожих воинов была написана вся история их подвигов; специальные шифры отображают количество снятых скальпов, битв, в которых они участвовали, опасности, которых они избежали. Эти иероглифы, нанесенные на кожу синими точками, были несмываемы и представляли собой наколки, прижженные смолой. Люди добрые! Как же с такими идолами справиться?

Но все прекрасно понимали, что силы противоборствующих сторон несопоставимы, так что на берегу удобного для судоходства залива, у впадения в океан двух полноводных и протяженных рек непременно должен стоять портовый город.

В 1580 году Буэнос-Айрес был основан повторно, правда, сначала он долгое время был не торгово-перевалочным центром, а пунктом встречи редких кораблей и основным источником дохода для портеньос [жители Буэнос-Айреса или любого другого портового города] служила контрабанда.

Испанские колонии Нового Света не могли свободно торговать между собой, право на торговые операции монополизировала метрополия, и это создавало широкие возможности для контрабандистов. Кроме того, начали свирепствовать и пираты всех мастей, которые стремились жать, там где не сеяли. Так что основные грузоперевозки переместились лишь в несколько хорошо защищенных портов.

Панамского канала еще не было, а огибать Южную Америку с юга, плыть проливом Магеллана или Дрейка, желающих было мало. Действовало два основных трансконтинентальных маршрута. Северный — из Филиппин, из Манилы, приходил морем караван до мексиканского Акапулько. Из Акапулько грузы сушей, через узкую часть Мексики, везли в Веракрус, оттуда сформированный караван под охраной делал скачок до Кубы. В Гаване к каравану присоединялись корабли с Антильских островов с табаком и сахаром и направлялись в Европу.

По южному маршруту, грузы драгметаллов из боливийского Потоси через Анды на ламах везли в тихоокеанский порт Потоси. Ныне это чилийская Арика. Оттуда груженные корабли следовали до перуанского Кальяо. Это был крупнейший порт Перу, где собирались награбленные богатства этой страны. Из Кальяо караваны морем следовали до Панамы. Там грузы на мулах через перешеек везли на атлантическое побережье. От океана до океана по главной дороге Панамы — Камино-де-Крусес веками караваны тащили золото, серебро, изумруды и прочие колониальные товары

Главным портом Южной Америки в XVI веке был Портобело, расположенный на атлантическом побережье Панамы. Свое название Портобело [Прекрасный порт] получил заслуженно — гавань там была глубокой и удобной. Тут и формировали огромные караваны судов. Часто сюда же прибывали корабли с дарами колумбийской Картахены и венесуэльского Веракруса и Маракаибо. Охраняемые суда под усиленным конвоем следовали из Портобело до хорошо укрепленной Гаваны, а дальше — в Европу.

Испанцы не могли позволить себе использовать в Латинской Америки несколько портов, поскольку на море свирепствовали английские и прочие корсары, что метались как беспризорные и грабили одиночные корабли и мелкие флотилии. Для того, чтобы обезопаситься от грабежа, приходилось формировать крупные караваны из нескольких десятков судов, которые отправлялись под охраной из военных кораблей. Можно представить, сколь внушительное зрелище представлял собой такой караван…

Так что Буэнос-Айрес довольно долго оставался невостребованным. Ничего ценного отсюда не возили, так что пиратам брать было особо нечего. Такова се-ля-ви…

Вернемся к колониальным делам. Верховная власть над всеми испанскими владениями в Новом Свете принадлежала королю, который руководил колониями через Королевский совет и военный комитет по делам Индий. Этот орган с благим матом ведал всеми колониальными делами, начиная с административных назначений и заканчивая деятельностью церкви. Представителями высшей власти на местах были вице-короли, полномочия которых были весьма широкими. Первым вице-королевством стала Новая Испания, образованная в 1535 году. В ее состав вошли североамериканские и филиппинские колонии.

В ноябре 1542 года, после того, как конкистадоры во главе с Франсиско Писарро покорили империю инков, было создано второе вице-королевство Перу, со столицей в Лиме. Первым вице-королем стал Бласко Нуньес Вела, которому император Карл V, помимо прочего, поручил воплотить в жизнь недавно принятые законы, защищающие права коренного населения колоний.

Эти законы разработал уже знакомый нам монах Бартоломе де лас Касас, который по прибытии в Новый Свет поддерживал жестокое, если не сказать варварское, отношение испанцев к аборигенам, но вскоре убоялся, что Испания может рухнуть под ударом божественного возмездия, а заодно обдумал перспективы обращения индейцев в христианство.

Карлу V идеалы гуманизма были совершенно чужды, но навлекать «казни египетские» на свою голову ему не хотелось, а вот идея превращения «диких варваров» в добрых христиан пришлась королю по душе.

Единственным источником доходов для колонистов начального периода был труд индейцев. Форму порабощения местного населения колонисты цинично назвали энкомьендой [попечением] — индейцы, якобы неспособные позаботиться о себе самостоятельно, передавались на попечение колонистам, которые безжалостно их эксплуатировали — заставляли работать на себя или взимали оброк. Энкомьенда была грантом, который корона выдавала конкретному лицу, называемому энкомендеро, а взамен энкомендеро обязывался нести королевскую службу — типичные отношения вассала и сюзерена.

Формально энкомендеро должен был денно и нощно заботиться о своих подопечных — давать им кров и еду, защищать от нападений, заботиться о спасении их душ, обучать испанскому языку и т.п.

На деле же забота у энкомендеро была всего одна — выжать из своих подопечных как можно больше. Корона считала коренных жителей своими «свободными вассалами» и запрещала их обращение в рабство, но при большом желании всегда можно найти лазейку — разве не так?

Если индейцев для полного счастья несколько недоставало, то можно было захватывать их, поскольку закон разрешал покорять враждебные племена силой оружия. Спровоцировать конфликт, который можно было истолковать как «проявление враждебности», не составляло труда, а иногда мнимая враждебность существовала только на бумаге, ведь проверкой обстоятельств никто не утруждался.

Особо отличившиеся или особо ловкие слуги короны получали от королей земельные владения, которые можно было передавать по наследству. Такие владения назывались асьендами [имениями]. Землю можно было не только получить в награду, но и купить, причем на первых порах стоила она крайне дешево. В основном собственники асьенд занимались разведением крупного рогатого скота, поскольку торговля шкурами, солониной и жиром приносила хорошую прибыль.

При пожаловании или продаже земель интересы коренного населения в расчет не принимались, ведь вся земля в колониях изначально была собственностью короны, а не тех, кто жил на ней испокон веков. Лишившись привычных источников существования, индейцы были вынуждены наниматься на работу к землевладельцам, которые изобрели простой и эффективный способ их закабаления — пеонаж, представлявший собой разновидность долговой кабалы.

Работникам намеренно устанавливалась очень низкая заработная плата, ввиду чего они были вынуждены постоянно просить деньги в долг у хозяина. Очень скоро долг становился настолько высоким, что выплатить его не было никакой возможности. Официально рабство было запрещено, но разве может должник уйти от кредитора, не расплатившись? Долги отцов переходили на сыновей и дочерей, которые, в свою очередь, увеличивали сумму долга…

Надо сказать, что в испанских колониях намеренно саботировались многие правительственные распоряжения, и подавался этот саботаж как забота об общественном благе — мол, королю издалека не понять, что подходит колониям, так что мы, как верные слуги короны, должны непременно исправить дело.

Несмотря на все усилия, метрополии никогда не удавалось полностью контролировать обстановку в колониях. Проще и удобнее было следить за тем, чтобы в казну поступал положенный доход, а на все остальное королевская власть предпочитала закрывать глаза. Спустя некоторое время подобный подход «аукнулся» национально-освободительными революциями.

Спустя некоторое время генерал-губернаторство Новая Андалусия, была переименована на местный лад в Рио-Ла-Плата, а еще позже по мере роста населения, для удобства управления было выделено отдельное генерал-губернаторство Парагвай. В начале семнадцатого века Парагвай отдали ордену иезуитов для организации там социальных экспериментов.

По ходу дела, распространяя среди индейцев гуарани христианство, отцы-иезуиты образовали в этих краях церковное государство Парагвай. Индейцы были довольны, так как власть церкви оказалась гораздо легче светской власти короля.

Недоволен оказался сам король, лишившийся значительной части своих доходов. 2 апреля 1767 года король Карл III издал декрет об изгнании ордена иезуитов «из всех своих территорий — Испании, Индии, Филиппинских и иных островов» с конфискацией всех владений ордена. Индейцев вновь жестко поставили в стойло.

На юге дела тоже шли помаленьку. Огромные пространства травяных степей-пампасов пустовали. В отличии от Северной Америки, здесь не было огромных стад бизонов или оленей-карибу. Эти животные так и не смогли проникнуть на юг, не в силах преодолеть два узких перешейка — Мексиканский и Панамский.

Кроме диких лам и гуанако, из-за своей пышной шерсти предпочитающих горы, в степях бродили только пампасские олени. А эта животина мало того, что живет очень маленькими семьями, прекрасно бегает, защищается отчаянно, так еще и от его мяса исходит такая вонь, что достаточно дотронуться до него чем-нибудь, и эта вещь будет пахнуть невыносимо в течение нескольких недель.

Было много в пампасах и аргентинских страусов — нанду. Но у последних мясо очень жесткое и жилистое — не угрызешь. На вкус — настоящая подметка. А вот хищников в степях водилось множество. И пампасский волк и патагонская кошка и множество видов ягуаров. Речной, степной и горный.

Колонисты привезли с собой домашних животных: лошадей и коров. Поскольку колючей проволоки, чтобы огородить пастбища не было и в проекте, то животные размножились и разбежались по всей степи. В том числе и к индейцам, на радость последних. Теперь жить стало легче, жить стало веселей!

Холодильников- рефрижераторов тоже не было, как и морозов. Народ быстро зажрался. Как в американских прериях охотники часто убивали бизона, чтобы взять себе на обед язык или горб и бросив основную тушу падальщикам, максимум сохранив шкуру, так и в аргентинских пампасах быстро прижились такие же порядки.

Одной контрабанды было недостаточно для прокорма всех жителей растущего Буэнос-Айреса, поэтому портеньос занялись заготовкой шкур — весьма востребованного в те времена товара. Пампа находилась под боком, крупного рогатого скота там расплодилось немерено, так что шкурный бизнес шел очень бойко.

Местные трапперы, которых здесь называли по-испански «вакеро» (пастух) или же «гаучо» ( индейский эквивалент этой профессии) никогда не держали в руках хотя бы два песо. Функцию денег у них, а также мирных или немирных индейцев, стали выполнять как раз-таки шкуры. В связи с недостаточностью количества монет, кожа крупного рогатого скота превратилась в денежную единицу, получившую гордое название «Билеты аргентинского банка». Одна просоленная шкура равна одному песо. Одна туша целиком — менее полутора песо.

Животных обычно ловили при помощи лассо, но могли и отстреливать. Заниматься засолкой мяса и вытапливанием жира не было никакого смысла, потому что шкуры стоили дороже, поэтому освежеванные туши бросались в пампе, ну разве что бралось сколько-то мяса и жира для личного употребления. По современным меркам подобное расточительство выглядело бы безумным, но у каждого времени свои реалии и свои порядки.

Во время охоты колонисты часто конфликтовали с индейцами за охотничьи угодья. Но особого напряга не было. Так как испанские конкистадоры и их потомки оказались слишком изнеженными. Формально испанцы могли заселить обе Америки, за исключением Бразилии, но на деле в холодные области они не лезли.

Буэнос-Айрес расположен приблизительно на широте испанского Марокко. Городов Сеуты и Мелильи. При этом южное полушарие гораздо холоднее северного, из-за наклона земной оси. Но все равно климат в этих краях не суровей, чем в средней Италии. Снег зимой идет очень редко.

Как я упоминал, конкистадоры в основном были из южной испанской Эстремадуры. В поисках золота и серебра они могли лазить где угодно, но по ходу дела всегда сажали в землю косточки съеденных апельсинов. Где деревца приживутся, там они и стремились обосноваться надолго. Осесть. Чтобы не орать по ночам от холода. Почему-то теплолюбивые уроженцы Пиренейского полуострова были уверены, что при температуре воздуха ниже плюс пятнадцати градусов жизнь в принципе невозможна.

Поэтому в Северной Америке испанцы остановились на линии Сан-Франциско ( где перед присоединением к США проживало всего навсего сотен восемь жителей) — Санта-Фе — Сан-Антонио- Галвестон. И не лезли дальше на север.

Так же и в Южной Америке южные суровые территории оставались ничейными. И в Чили, и в Аргентине. И дело не в героизме воинственных индейцев мапуче и прочих арауканцев. В Аргентине ничего подобного не было, но границы крайней провинции Буэнос-Айрес доходят на юге лишь до Рио-Колорадо. Еще южнее находится только лишь маленький порт на побережье, в устье Рио-Негрос. Далеко выдвинутый на юг крайний форпост. И все. Дальше лежат пустые земли, где никто не хочет жить. Кроме индейцев.

То есть сейчас, до массовой европейской иммиграции, южная граница провинции Буэнос-Айрес — граница всей Аргентины. Остальная территория страны расположена на север, вплоть до Боливии и Парагвая.

Больше проблем чем индейцы, местным креолам пока доставляли португальцы. На редкость неприятные люди. Так и смотрят, чтобы спереть!

Португальские мошенники всегда стремились, правдами и неправдами, расширить свои владения в Новом Свете. Уже все по Тордельяссианскому разделу себе захапали, но никак не уймутся. Лезут через все границы! Во времена объединительной Иберийской унии[1581–1640 г] португальская экспансия автоматически сошла на нет, но во второй половине XVII века возобновилась.

В 1680 году португальцы нагло основали поселение прямо напротив Буэнос-Айреса, на другом берегу Рио-де-ла-Платы. Когда губернатор провинции Буэнос-Айрес Хосе де Гарро, совсем как красноармеец командного состава, строго потребовал от предводителя португальцев Мануэля де Лобо уйти обратно, то получил в ответ заверения в мирных намерениях — мол, поселение было основано только для того, чтобы торговать с испанцами.

Но Гарро, сам хитрый как муха, был не из тех людей, кто склонен верить в сказки. Он собрал ополчение, попросил помощи у соседней провинции Тукуман и показательно расправился с наглыми мошенниками-португальцами — большинство непрошеных гостей были аккуратно убиты, а Мануэль де Лобо попал в плен.

Так был создан крайне важный, можно сказать — судьбоносный прецедент. Захолустный (давайте будем называть вещи своими именами) Буэнос-Айрес выступил в роли организатора противодействия интервентам — иначе говоря, взял на себя государственную функцию.

Мог ли он после этого не стать столицей Аргентины? Однозначно — не мог не стать! Но прежде Буэнос-Айрес стал столицей испанского вице-королевства, в создании которого важную роль сыграла необходимость противостояния португальской экспансии.