Аргентинец поневоле

Глава 11

Определившись с датой, я озаботился первоочередными задачами. Куда я иду? Зачем? Что мне делать в центре? Скоро наступит сиеста, улицы города опустеют. Вымрут. Все забьются по своим домам. И как я буду выглядеть одиноким путником на улице? Особенно если доберусь до центральной аламеды (проспект для променада)? Как гласит популярная латиноамериканская пословица: «во время сиесты по улицам ходят только или собаки, или французы!»

Французы это еще хорошо. Они для латиносов свой брат, добрый католик. Теоретически могут спокойно ходить по улицам местных городов. В отличии от всех остальных — «гринго». А гринго, вопреки телевизионным фильмам, в переводе означает отнюдь не житель США. Отнюдь. Название это ругательное.

«Гринго» — выражение презрения, почти непереводимое, употребляемое по отношению к иностранцам. Оно обозначает приблизительно — идолопоклонник, неверный. Как у мусульман понятия «гяур» и «кафир».

Латиноамериканцы убеждены, а многие и в 21 веке еще придерживаются того мнения, что не католики, то есть североамериканцы и европейцы ( британцы, голландцы, немцы) — исчадия демонов, без веры и закона. В этом случае шлепнут меня легко и просто. Дело-то житейское! На то и существуют гринго, чтобы дать портеньо заработать и повеселиться!

Сейчас я, благодаря хорошему испанскому и европейской внешности, с некоторыми чертами смуглости, могу еще выдавать себя за испанца из Европы. Да и то сейчас «гальехо» — враг. После провозглашения независимости между странами шестьдесят лет не было никаких дипломатических отношений. Испанцы могли приезжать в Аргентину только на свой страх и риск. Могут принять за шпиона и шлепнуть, могут выслать из страны, а могут понять, простить и оставить жить в Аргентине. Все смутно.

Но если я буду маячит на улицах во время сиесты, то в условиях местного глубокого фанатизма это стало бы непростительной глупостью. Меня легко заподозрят в связях с дьяволом. Врагом рода человеческого. Вон Лжедмитрий Первый не спал днем и чем это кончилось?

Надо куда-то определяться. Но денег у меня нет. Совершенно. За исключением монеты в два рубля и американских долларов. Украсть, выиграть в карты или наперстки для меня не вариант. Устроится на высокооплачиваемую работу без рекомендаций для меня тоже не реально. А лезть из-за своего юного вида на низкооплачиваемую должность очень стремно — можно угодить в форменное рабство. Вляпаться всеми четырьмя лапами. В «бери больше, кидай дальше, отдыхай пока летит».

Да и времени у меня на это нет. Часики тикают.

Ой, Яша, ой! На башне святого Франциско как раз пробило одиннадцать часов и я понял, что времени у меня почти совсем не осталось. В час дня здесь все вымрет. А может и раньше. Удивительно когда же аргентинцы работают? Рабочий день начинается чаще всего в одиннадцать, к часу дня уже все устают работать и ложатся спать, после трех учреждения могут открыться на пару часов. А могут и забить на все и не открыться. Настоящие трудоголики!

И кроме того, иду я себе, иду и что? Процесс меня не увлекает! Это в маленьком городке на 30 тысяч обитателей за полчаса можно почти всегда дойти пешком до нужного места. А сколько сейчас жителей в Буэнос-Айресе? Пятьдесят тысяч? А может сто? Насколько я знаю, самым большим городом на двух континентах Западного полушария в первой половине 19 века был Мехико. 150 тысяч жителей. Нью-Йорк и рядом не стоял. И сколько же мне придется топать до центра Буэнос-Айреса от окраины?

Так что я резко повернул на сто восемьдесят градусов и быстро пошел назад. Боже ж ты мой! Без бабок мне в фешенебельных районах делать нечего. Поищем бюджетный вариант. Тут, ёлы-палы, с умом надо к делу подходить.

Парой кварталов ранее, я заметил на улице нечто вроде трактира, совмещенного с низкопробной гостиницей. Там постараюсь и зарезервировать себе комнату. Выдав себя за местного сеньора, чтобы не платить аванс. Оригинального, но своего в доску. А потом надо, кровь из носу, разменять пару сотен долларов. Иначе мне хана!

Но когда попаданцы трудностей боялись? Не помню такого.

В час когда от наступающей жары, кажется, и сил не было дышать, я нашел виденное ранее пристанище страждущих и путешествующих. Наполовину скрывающееся в тени оплетающего его вьющегося винограда. Над входной дверью в гостиницу висела большая жестяная ложка, покрашенная в красный цвет. Эта наполовину облезшая вывеска, висящая на поржавевшей цепи, предрекала здесь завтрак, обед и ужин, ночлег и прочие гедонистические радости.

«Да уж, не Метрополь, с панно на фасаде по рисункам Врубеля,» — пронеслась мысль у меня в голове. — «Но сойдет при нашей бедности!»

Перед входом, возле двери, на стене были накорябаны мелом строки:

«Клиент нормальный — дар природы, стыдитесь, нищие уроды!»

Это меня несколько смутило, но я все равно зашел.

Хозяин гостиницы был дороден и добродушен. Как часто бывает в подобных низкосортных заведениях он одновременно смахивал на плута и отравителя.

«Пардон! Какая гнусная рожа! Дегенерат!»- почему-то подумал я.

На меня не обращали внимания, как будто я явился сюда просителем. И куда только смотрит Роспотребнадзор и Союз защиты прав потребителей?

Ишь ты! Никакого клиент всегда прав. Этот считает что прав всегда хозяин. У-у, как всё запущено! Понабрали балбесов по объявлению, растуды их в качель!

На меня накатила волна вдохновения и я сразу взял быка за рога:

— Салют, амиго. Всех тебе благ и в руки флаг! Я Яго Хуарец из Росарио. Но последние десять лет путешествовал в Европе. Учился и жил там у родственников. Сейчас отправляюсь на родину. Немного вышел из бюджета, так что комнатка мне нужна чистенькая, но дешевая. А в «бюро иностранцев» ничего сообщать обо мне не требуется, так как я природный аргентинец.

Я сразу обозначил, что из местных, только малость подзабывший обстановку. А что делать, если аргентинцы, как самые «дружелюбные» люди на земле, сумели разосраться буквально со всеми?

С любыми соседями без исключения: уругвайцами, парагвайцами, боливийцами, перуанцами и бразильцами. С французами, хотя этих боятся и значит уважают.

С англичанами все сложно. С одной стороны они гринго и значит — старый враг. С другой — финансировали борьбу за независимость. В надежде на большие дивиденды. С третьей — требуемая ими национализация и передача им золотых и серебряных рудников не прошла.

В Буэнос-Айресе могут принять любой закон какой угодно, но рудники находятся в провинции и принадлежат местным вождям -каудильо, которые просто так свою главную собственность не отдадут. Ни за какие коврижки. То есть задолжность перед британцами все растет. А должник всегда ненавидит своего кредитора.

Что касается испанцев, то они сейчас враги из врагов. Как и португальцы. А так как католическая церковь яро вопила, что аргентинцы не достойны независимости, то римский папа, вкупе с остальными итальянцами, оказался в немилости.

Остальные европейцы просто гринго. Как и американцы, хотя последними восхищаются и используют их в качестве примера. Но все равно не любят. Так что любой человек, кроме аргентинца, будет крайне подозрителен в глазах хозяина этого «отеля».

Так как любой из «портеньос» горячо убежден, что, безусловно превосходит всех приезжих некими неоспоримыми достоинствами, а кроме того, обладает в этой стране несравненно большими правами по сравнению с чужаками. К тому же, тут все считают себя продвинутыми «прогрессистами» и не устают бросать камни в «дряхлые старые цивилизации Европы».

Моя заготовка сработала.

— Карамба ( Черт подери)! Ну хорошо,- с лакейской фамильярностью весело сказал хозяин. — Есть у меня такая комната. В ней не стыдно жить герцогу в изгнании. А сейчас не хотите ли перекусить?

— Позже, — фальшиво-ласково отвечал я. — У меня совершенно нет аргентинских денег. Так что подскажи мне ближайший приличный банк, чтобы разменять валютные векселя. Банк нужен не простой, а тот, который ведет обширную международную деятельность. То есть активно работает с гринго.

— Как хотите, — все так же весело сказал толстяк, улыбаясь словно проказливый малыш. — А хороший банк есть в паре кварталов отсюда, на улице Отцов. Пройдете пару кварталов на север и потом еще один на восток, к реке. Это банк сеньора Соладо. Этот жид так и трется рядом с гринго, словно им близкий родственник.

А я чего? А я ничего.

— Жид говоришь? — лениво переспросил я. — Что же мне и Соленый жид ( Соладо значит «соленый») подойдет. Жидов я люблю. Особою любовью.

И я подмигнул трактирщику. Толстячок рассмеялся.

Предложенная им комната была квадратной, со стороной метра два с половиной. Чуть меньше. Кроме маленькой кровати, рассчитанной на одного, тут был еще стул и ночная посудина под дырявой табуреткой, исполняющей роль стульчака.

— Сам ювелир Франц де Фуажере любит в этом номере останавливаться! — жаждая похвалы, сказал мне владелец заведения.

Но это мне ни о чем не говорило. Впрочем, в частых командировках я уже привык к спартанской обстановке. Так что не будем капризничать!

Время поджимало поэтому, вытурив хозяина из комнаты я бодро принялся за дело. Нет у меня свободного времени. Совсем нет!

«Ключ и квартира были, не было только денег» — как поговаривал великий комбинатор. По одежке встречают, а у меня карманы загружены как у Плюшкина. Я вытащил путеводитель и положил его на подоконник чтобы тот совсем просох. Все равно он на русском, никто ничего не поймет при всем желании. Мать его ети! Фляжку и ключи от квартиры я бросил под подушку, а паспорт с командировочными бумагами и чехол с телефоном засунул под матрас, набитый соломой. Туда же я отправил и большую часть денег.

С собой беру только пару визитных карточек, в надежде, что русский язык тут никто не поймет. А визитки сейчас нечто вроде паспорта. Все же люди честные, кто что напишет — тому и верят. Напишешь, что мастер фехтования — дуэлянты тебя десятой дорогой обходить будут. В общем, все по заветам Шарикова: имя себе выбрал, пропечатался в газетах и шабаш!

Без визитки никак, часто их оставляют у швейцаров в домах начальства, отбывая номер. Мол, был и засвидетельствовал свое почтение. Боюсь себе даже представить, во скольких странах мира, расположенных на всех континентах, покупатели, распаковывая заказанные ими в фешенебельных английских магазинах товары, обнаруживают там визитки владельцев этих точек сбыта.

И еще прихватил с собой двести долларов. У всякого товара найдется свой покупатель. А как любили говорить в стране Советов: «Граждане! Сдавайте валюту!»

А если кто думает, что это не так, то может смело бежать занимать себе место на погосте!

К тому же, я надеюсь упирать на эсклюзивность и полиграфическое искусство банкнот. Сейчас ты хоть лопни а такого не сделаешь! Конечно, хотелось бы поменять все дензнаки из будущего, но курсы обмена я сейчас не знаю. Боюсь, что как в Аргентине 21 века на сто долларов мне дадут два больших мешка местных денег. Да плюс еще бонусом несколько пачек, чтобы рассовал их по карманам и за пазуху. И нафиг мне такое счастье?

Так что остается только надежда на вечные ценности. То есть благородное серебро. А тут расчеты просты. 4 песо — примерно 100 гр, значит 40 песо — килограмм. А на 400 песо мне понадобится железное ведро, как у уборщицы, емкостью в 10 литров. При этом металл, в отличии от бумаг, мне коленом утрамбовать не получится. А ведро серебра по улице не понесешь. Прохожие сильно возбудятся. Конечно, доллар по номиналу меньше песо, но не на много.

А если мне удастся поменять мои баксы на серебро, то многие проблемы решаться автоматически. Инфляции сейчас почти нет. Флорида была отобрана США у Испании за долги в размере 5 млн долларов. То есть 50 тысяч баксов стоит 1% земель штата Флорида. А на 2 тысячи можно прикупить себе земельки на здоровенное поместье с плантациями.

Обстоятельства мне благоволили. Кто видел стодолларовую бумажку с Франклином, тот мог отметить, что там нет ничего современного. Все рисунки архаичны.С одной стороны изображен старый еврей Веня «Свободный», живший в конце 18 века, с другой — старинный особняк в колониальном стиле. Никаких отметок о годе выпуска. Год указан в серии, но это несколько разные вещи. Тут все неоднозначно. Серию в принципе можно забабахать любую, была бы фантазия.

А вот качество печати, водяные знаки, микрошрифт и металлическая сетка сейчас все на грани фантастики. Учитывая, что США для аргентинцев маяк, указывающий направление движение к цели, символ прогресса, сказочная страна с молочными реками и кисельными берегами, то можно на этом неплохо сыграть.

А так одежда у меня в местном стиле. Недаром же мода циклична. Штанцы здесь тоже часто носят белые. В память о лосинах. Правда, они сужаются к низу. А у меня брюки светлые, но не белые, свободного покроя. Зато из-за синтетики в составе ткани они почти не мнутся. Так что выглядят довольно прилично. Можно сказать, что я похож на засватанного.

Летний пиджак аналогично, несколько похож на здешние. Только тут все одеты в птичьем стиле, то есть как спереди коротко до смешного, зато сзади ужасно длинно. Но скажу, что я из Европы и сейчас это последний писк моды. Тут до Европы плыть месяца три-четыре, так что прокатит.

Под пиджаком у меня не рубашка, а удобная белая майка под горло. Китайская, с надписью иероглифами. Что-то типа «не кантовать», по крайней мере похожие иероглифы я видел на грузовых контейнерах в порту Новороссийска. Но если застегнуть пиджак, то будет вполне прилично — белый верх. Правда, тут все носят ленты или галстуки в виде бантов под горлом. А у меня — ничего. И повязать нечего.

Щетины для 16 летнего у меня считай что нет. Можно не бриться. И так хорош. Так что я закрыл комнату на ключ и целеустремленно пошел искать банк. Рискую? Да… В некотором роде. Но без риска тут никак…

Банк я нашел быстро. Чем дальше к центру и к набережной, тем больше запахло Европой. Банк же представлял собой солидное каменное учреждение, в духе идейного монументализма и максимализма, с некоторой претензией на респектабельность. Пышные рододендроны у входа и урна для мусора на железной цепи. Урну орошала, задрав заднюю ногу, дворняга с чрезвычайно умными глазами. Цивилизация, однако! Я даже мысленно потер ладони…

Вошел внутрь кредитного учреждения я без проблем. Когда дал клерку, по виду явному прохиндею, которого уже за одну плутовскую рожу нужно сразу в тюрьму сажать, свою визитку, без которой здесь не мыслим не один благородный человек, тот, как я и ожидал, ничего не понял.

Картонный прямоугольник бессильно упал на канцелярский стол рядом с открытыми страницами модного романса «Прощай, любимая деревня!» Похоже, в этом закутке царила нежность. Но не ко мне.

Такой холодный и нелюбезный прием выглядел возмутительным свинством! Положение несколько затруднилось. Тогда я стал настаивать на личной встрече с банкиром Соладо или же с управляющим его банка.

Клерк по фамилии Гиенос, бывший еврей, а ныне освобожденный Великой Аргентинской революцией «трудящийся Востока», в костюме цвета сигаретного пепла, нудно отказывал мне в этом, ссылаясь на том что сеньор банкир очень занятой человек, к тому же близкий родственник полковника Митре. Я не знал кто такой этот Митре, но судя по тону — какая-то большая шишка на ровном месте. Достаточно было одного взгляда на физиономию клерка, этой бумажной крысы, чтобы понять, что он — сволочь, склочник, приспособленец и подхалим. Да-с!

Заело. И дело дальше не идет. Полная квазиунофантазия!

Мне это быстро надоело.

— Видели ли Вы что-нибудь подобное? — я достал сто долларов и дал клерку рассмотреть банкноту.

Тот, как профессионал, вынужден был согласиться, что ничего подобного по качеству исполнения он не видел. Впрочем, США — цитадель прогресса и там могли сделать всякое.

— «Эстадос Унидос» (Североамериканские Соединенные Штаты) — страна будущего. Это страна великих начинаний, грандиозных проектов, обширных замыслов и ожиданий!- таким восторженным тоном высказалась эта бумажная крыса.

Разоблачения я не боялся. В США сейчас нет ни то, что ФРС, но даже нормального Национального банка. А банки штатов выпускают банкноты каждый свои, кто на что горазд. Нужно быть настоящим экспертом в финансовой системе США, чтобы держать в уме отличительные признаки полутора тысяч различных видов банкнот. И в придачу к этому еще и рейтинг выпустивших их банков. Кто платежеспособен, а кто нет. Само же федеральное правительство Соединенных Штатов в Вашингтоне, в этот период, совсем не выпускало бумажных денег, только монеты.

Но даже если бы такой эксперт мне здесь и попался, то его база знаний наверняка устарела бы. Кто же может поручиться за своевременную доставку деловой корреспонденции во время войны? А как я мельком взглянул в путеводитель сейчас идет очередная война с бразильцами. И бразильский флот успешно блокирует залив Ла-Платы. То есть все побережье Аргентины. А у аргентинцев нет ни торгового, ни военного флота. То есть вообще кораблей. За редким исключением.

— Я магистр Хуарес из североамериканской Флориды, — взял я быка за рога. — Полномочный представитель Великой масонской ложи Запада. Кавалер Ордена «Восточной Звезды». Эта банкнота в некотором роде символ моих полномочий. Их выпустили всего пару десятков, с использованием всех достижений прогресса и просвещения, совершенно не считаясь с ценой. ОВО. «Обещать, верить, обращать!» Извините, но я не могу рассказать Вам всего. Просто не имею права. Как говорит известная мудрость масонов: сохранить в тайне то, что знают трое, можно только, если двое из них мертвы. А у нас умеют сохранять тайны. Так что, в ваших же интересах немедленно провести меня прямиком к синьору Соладо.

Речь подействовала. Клерк, нежное создание, наверное, вспомнил, что «в случае несанкционированного разглашения масонских тайн» виновному «разрежут горло, вырвут язык с корнем, а тело погребут в морских песках…».