Алые воды "Карибского супа"

Глава 5. Встречают по одёжке

Богато и пёстро обставленная комната была скудно освещена свечами, стоявшими на столе, и это мешало рассмотреть множество вещей, в ней находящихся, однако не оставалось сомнений, что её хозяин представляет собой нечто среднее между барахольщиком и преуспевающим капером. Ни тем ни другим он не был, однако дела вёл с обоими.

Он был невысок, не то чтобы стар, но и не молод. Чёрные, но уже слегка посеребрённые волосы его не острижены, однако не сильно длинны, несколько перекинутых набок прядей скрывали начинающуюся у лба лысину. Аккуратный, прилежный, не из богачей, но и не бедняк. Глаза сонные, глядят как будто презрительно, но само лицо вполне миловидное, только небольшой шрам от ожога на щеке слегка портит впечатление. Даже морщин собралось больше не на лбу, а на углах рта, что показывало: их обладатель куда больше улыбается, чем хмурится. Вот и сейчас он не хмурился, а слегка улыбался: перебирал бумаги, что-то подписывал, что-то подделывал, что-то откладывал подальше. Иногда смотрел на маленький портрет в простой старой рамочке, что стоял на углу стола, подальше от карающих воском свечей и брызг чернил. На нём была немного сердитая женщина с беспокойным взглядом. Впрочем, красавица.

Он был не один — у противоположной стены, на бархатном диване, лежал его гость. На хозяина он походил также мало, как бродячий пёс на породистого терьера. Его лохматые выгоревшие волосы частично были заплетены в дреды, одежда когда-то была дорогой и богатой, теперь же грязной и рваной, и немного не по размеру: хозяин был выше и тощее. Лицо ещё молодое, острое, бесстыжее, в сабельных шрамах. Но удивительнее всего были его руки, и дело не только во множестве маленьких татуировок, покрывавших ладони. У гостя было по шесть пальцев.

Один вид этого человека вызвал бы ужас у любого жителя Аматора, который не любил искушать судьбу. А неосторожное слово в разговоре с таким проходимцем могло навлечь как жестокую шутку, так и большие неприятности.

Только хозяин комнаты был совершенно спокоен, точно не лежал недалеко от него один из самых отчаянных и загадочных пиратов за последние лет пять. Возможно, потому что гость не спал, а его вырубили — хорошим ударом по голове из-за спины.

Но вот гость вяло и тяжело зашевелился.

— О-ой, блядь… — прошипел он, трогая рукой шишку на макушке. — Кар-р-рамба, альбионский якорь мне по башке…

Хозяин комнаты оторвался от своих подделок и молча, со снисходительной улыбкой, стал наблюдать за гостем. Тот медленно приподнялся на локтях и стал себя осматривать и ощупывать. Он чем-то напоминал цыгана: пёстрый, в лохмотьях, и неизвестно, где у него спрятаны тузы.

— Ебать вас в рот стволом мушкета, всё подрезали…

— Я здесь, молодой человек, — спокойным голосом сообщил хозяин.

Гость аж подпрыгнул, но тут же снова зашипел от боли.

— Ай, Дени… Уже выдрал меня, пока я был в отключке, трусливый ты кусок…

— Не лестного же ты обо мне мнения, Гектор, — перебил его хозяин. — Напротив — я попросил обработать твои раны от плети альбионского боцмана. Не думаю, что у тебя было на это время, когда ты трусливо сбегал, бросив свою команду.

Гектор с трудом сел и уставился на него ещё мутными после долгого обморока глазами, после чего быстро и злобно заговорил:

— Гектор Сейз[1], кар-р-рамба! Так я тебе, Дени, спасибо сказать должен, да? За то что твои детки-людоедки мне чуть череп не раскроили? Что тебе надо, старый онанист?

Хозяин прищурился.

— Раз уж на то пошло, то я монсьер Легран, губернатор Аматора, хотя обращение "ваша светлость" тоже сойдёт.

— Да хоть король Галлийский, мне насрать! Я никому не мешал, хотел передохнуть и свалить быстренько, чтобы не смущать те…

— А мне не насрать. — Дени Легран подпёр рукой щёку и сонными глазами оглядел пирата и его жалкое состояние. Похоже, слухи о нашествии альбионцев на Тортугу, поражении Шестёрки, его пленении и последующем побеге были пусть в общих чертах, но верными. — Как ты сбежал, кто тебе помог?

— Никто, — буркнул Гектор и с рывка встал на ноги. Был он тощ и длинен, космы разных оттенков русого и слишком широкий в плечах камзол делали его похожим на пугало. — Я тебе ничем не обязан, Дени.

Губернатор Аматора с сомнением пожал плечами.

— Я не отдал тебя под стражу и не бросил в тюрьму, хотя ты враг не только альбионской, но и галлийской короны, не говоря от том, что ты предатель и своей страны.

Тут Гектор усмехнулся, оскалив зубы.

— Слышь, Дени: я птица вольная, куда хочу, туда лечу, и сру на всех, кто подо мной. — Он угрожающе сделал шаг вперёд, шатаясь. — А ты меня поймать хочешь? Ты всего лишь мелкий старикашка с длинными пальчиками, у тебя надо мной никакой власти, понял? Если я захочу, то разнесу этот островок в щепки, а потом выебу и твою дочь, и твоего сына, и всех нормальных девчонок в этой дыре. Об тебя мараться не буду, брошу своим ублюдкам.

Шестёрка сделал ещё шаг, почти нависая над столом, и с грохотом опустил на столешницу ладони — помятый, порубленный, выжженный, битый и бивший; настоящий пират, безжалостный, беспощадный, вышедший на вершину из низов и потому лишённый благородства и способный на всё. Дени опустил взгляд вниз и невольно загипнотизировался узорами шрамов и татуировок на длинных пальцах. Все они, включая лишний шестой, который у основания немного сливался с мизинцем, были покрыты странными, неизвестными Леграну рунами. Дени слышал, что Гектор в малолетстве колесил с цыганским табором по всей Иберии, участвуя в представлениях, ярмарках и тайных языческих праздниках. Цыгане выдавали его за чудотворца и нарисовали на его ладонях Глаз Дня. Кто знает? быть может, раньше Гектор и видел то, что скрыто от обыкновенных глаз, но теперь его дар, реальный или мнимый, сильно просел, раз до него не дошло, отчего он не связан.

Губернатор Аматора поднял глаза на пирата и улыбнулся.

— Как здоровье, Гектор? Животик не болит?

Улыбка мгновенно сошла с лица Гектора. Он побледнел, отшатнулся и стал нервно хлопать себя по животу, потом коснулся пальцами губ и понюхал их, ища следы яда, дыхнул на ладонь и сам же поморщился от своего несвежего дыхания.

Дени тихо засмеялся.

— Не пытайся, Гектор, только я смогу избавить тебя о смерти.

Шестёрка беззвучно открывал и закрывал рот, точно вытащенная из воды рыба, затем его начало шатать, он поспешно рванулся к дивану и бессильно упал на него. Прежней разбойничьей удали как не бывало.

— Ч-что т-тебе нужно, Дени? — хрипло спросил он.

— Ваша светлость, — снисходительно поправил губернатор, продолжая довольно улыбаться.

— Что тебе нужно, твоя светлость? — быстро выпалил Гектор.

— Ну-у-у… — Дени встал, размял затёкшую спину и начал прохаживаться по комнате. — У нас тут намечается нормальная такая война. Ты, должно быть, знаешь, что корабль, на котором тебя везли, ушёл в неизвестном направлении и до сих пор не дал о себе знать? Можешь не говорить о том, как ты сделал, я примерно догадываюсь, что тебе крупно повезло — либо ты заплатил. Уж не знаю чем, — его улыбка стала злее. — Я просто скажу, что в наши воды снова пришли русалки.

Гектор удивлённо поднял брови.

— Ты не бредишь?

Легран покачал головой.

— Карамба… — Гектор хлопнул ладонями и помотал своими космами. — Я плавал тогда с Бартоломью. И знал, что он договорился с какой-то там русалочьей принцессой. Я не видел её вблизи, но знал, что они ебались. В его каюте, в лодке, в воде. А потом он при ней всадил свой хер в какую-то благородную красотку. Ну вроде бы не только в этом дело, мы ещё навязали бой иберийцам возле рифов, хотя она просила не ходить туда. Я свалил на год раньше, чем она открутила ему голову, так что я не знаю, чем ещё он её разозлил. Уёбок был — менять принцессу на шлюху!

Дени слушал молча. Когда Гектор замолчал, он знаком велел ему продолжать.

— Карамба… Ну видел я, как дерутся русалки. Те ещё чертовки, мать их за хвост. У них какие-то свои кинжалы, пилы, крюки не хуже наших. Сначала обстреляют из воды, потом забираются и режут всех, до кого доберутся, а потом уже мы подходим, берём на абордаж и кончаем дело. Они там все бабы, мужиков у них походу своих нет, вот и тащат под воду людей. Они на своём тарабарском говорят, чуток на авзонский похоже. Я, говорю, с ними близко не общался. Бледные они, как мертвячки, грот-мачту мне в глотку. Я бы такие полутрупы с хвостами ебать бы не за что не стал, даже если б мне за это корабль дали. Ну… вот и всё. Кар-р-рамба, Дени, умоляю, не заключай с ними сделку, они тебе хер оторвут и рот засунут. Лучше уж договорись с нами, я ребят хороших знаю, они у меня в должниках…

Губернатор тем временем закончил ходить взад-вперёд и сел на место.

— Насчёт мужиков ты не прав. Один из них изнасиловал моего сына.

Как ни пугала Шестёрку перспектива умереть от яда, он не выдержал и расхохотался.

— Да это небось баба с хером была. С твоим размазнёй и такая справится, если у него при себе отравы нет!

Дени нахмурился.

— У женщин обычно груди есть, да и внизу живота у них всё иначе. Нет, не нужны им наши мужчины, им нужно что-то другое…

— Например? — не понял Гектор.

— Море, свободное от людей, — тихо сказал губернатор.

— Да ты бредишь, Дени! — усмехнулся было Шестёрка, но поймал жёсткий взгляд сонных глаз и потому перестал улыбаться. — Хорошо же, говори, что надо-то от меня или это всё? Могу погадать, у меня мои карты с собой. Или можешь отыграться у меня в кости…

Дени встал и почти вплотную подошёл к нему. Гектор неожиданно для себя самого вжался в диван.

— Кое-какая просьба есть. Я хочу вернуть галлийской короне один островок…

Гектор хмурился, скалил зубы, но на всё согласился.

— Я нужен тебе живым, так дай мне противоядие!

Легран отошёл, улыбка на его лице стала ехиднее.

— Вошёл ты без обязательств, но уйти придётся с ними.

Гектор некоторое время недоуменно смотрел на губернатора, но затем до него дошло.

— Ах ты старый!..

Пират ушёл восвояси. Дени остался расслабленно сидеть на диване, откинувшись назад.

В стакане, который он протянул Гектору, был обычный травяной настой для полоскания. Пусть хоть от запаха изо рта избавится. Хороший парень, чего себя так запускать?

За окном уже светало. Из-за этого цыганского лиса пришлось всю ночь не смыкать глаз. Да и сердце тревожно билось за детей. Они всё ещё наводили справки — прошло уже пять дней, а "Гумилития" не вернулась. А ведь в планах Леграна азвонской морячке была отведена немалая роль. Хотя… если она всё же погибла, другой неплохой капитан, способный вести корабли в бой, у него теперь есть. А письма он скоро разошлёт. Кто ж откажется от каперского свидетельства, разрешающего грабить, скажем, альбионцев, или иберийцев, или калейцев? Да и авзонским купцам выгоднее, если союзных галлийских колоний будет больше.

Дени наконец встал, чтобы достать себе вина. Главное случайно не перепутать с отравленным.

Наблюдая, как алая влага плещется в кубке, Легран думал о русалках. Очевидно, они хотят найти союзников для своей войны, вот только их беда в том, что людей суши они равными себе не считают. Люди суши их, впрочем, то же.

Надо бы поговорить с Жюльеном через Кристину. Врага надо держать близко к себе.

Из размышлений его вывел звон колокола. Пришлось пройти в спальню, чтобы выйти на мансарду и узнать, в чём дело.

На горизонте было два корабля. Один из них, похоже, фрегат. И что плохо — альбионский. Впрочем, флаг ещё не видно, так что это может быть кто угодно, начиная от союзника и кончая дружками Шестёрки, которые решили забрать своего непутёвого товарища и заодно немного развлечься. Вот только пусть сначала преодолеют рифы, иначе их участь будет куда хуже, чем у Гектора, который теперь стал его пешкой.

Дени зевнул, прикрыв рот рукой, и ушёл вздремнуть.

Проснулся он от пушечного выстрела и криков на улицах.

Альбионский военный фрегат подошёл к Аматору.

Ахиллея сидела на камне, стараясь не касаться воды, хотя ветер сдул с неё всю влагу и ей было холодно и сухо. Но нельзя: атлатетис Артемиды повсюду, они слышат любое передвижение в воде, любой голос, любой разговор. Поэтому некоторые вещи можно обсуждать только на воздухе. Вдобавок там можно не поворачивать головы и не пользоваться жестами, поскольку версия языка для суши располагает более однозначным набором звуков и значений слов.

Если они поймут, что себе позволяет Старшая Советница…

Ахиллея поёжилась: без воды жить неприятно. И как сушеходы выдерживают это всю жизнь? А ведь есть ещё испепеляющее солнце, колючие иглы мороза, липкость болотных испарений и грубая наждачка переносимого ветром песка. Только дождь способен приносить радость, но сушеходы почему-то прячутся от него.

На поверхности воды пошла рябь. Сердце Ахиллеи забилось сильнее.

Вот он — момент истины. Или низвержения в тартар.

На камень вылезла тонкая, нагруженная различными сумками и карманами русалка, целиком облачённая в тёмно-синий костюм, сделанный из мелкопористой ткани. Все ткани русалок, которые они изготовляли сами, были либо из водорослей, либо из волокон высших водных растений, либо из выделений моллюсков и других животных. Эта ткань отлично удерживала взвешенные частицы и не позволяла им проникнуть в жаберные прорези. Ведь эта русалка была из низов и работа у неё была в прямом и переносном смысле грязная — она следила за сушеходами и исследовала их трупы в водной части города. А жители что туда только не кидали и не выливали. Ни одна русалка не позволила бы себе или кому-нибудь ещё так загрязнять воду.

Русалка уселась на камень, слегка подогнув хвост (дальше группа хрящей вместо коленного сустава согнуться не позволила) и стянула с головы маску, старательно делая вид, что на камне она одна. Открывшееся лицо оказалось очень бледным, ещё более разбухшим, чем у других русалок, и почти прозрачным. Глаза были мутноватыми, а белые, начавшие темнеть у корней волосы были значительно короче волос советниц и помощниц — до определенного момента бледная русалка их остригала.

— К-как дела, Люмо? — слегка дрожащим от волнения и сухости голосом спросила Ахиллея. Плотноватая, но не разбухшая, изящная, в наряде из тонких синих тканей, с длинными голубоватыми ухоженными волосами и золотым пирсингом в ушах — она сильно контрастировала со своей собеседницей.

— Сушеходы слабы плотью и даже не могут удержать равновесие на том, что сами построили, и пьют ту воду, в которую испражнялись, а потом вымирают целыми семьями, — как ни в чём не бывало ответила Люмо. — Сегодня были трупы бедняков, у них не было ничего интересного, кроме нескольких колец из металла, который ржавеет. Но раз нам нужен каждый кусочек…

— А нашего фаворита не видно? — осторожно и совсем тихо спросила Ахиллея.

— Он уже встречался с Артемидой? — также тихо спросила в ответ Люмо.

Ахиллея некоторое время похватала ртом воздух, затем прошептала:

— Шанс ещё есть. Я видела, как у сушеходов била кровь из ушей и какими они становились.

— Но он же в любом случае умрёт? — довольным голосом уточнила Люмо.

— Скорее всего да, — упавшим голосом сказала Ахиллея. Она-то нашла, что обсуждаемый ими объект слишком забавный, очень неуклюжий и по-своему милый, как, например, морской конёк. Но Люмо чаще всего видела мёртвых рыб и её глаза радуются при виде уже ушедшей жизни. — Пожалуйста, следи, но не трожь.

Люмо повернула на неё голову, её лицо обиженно исказилось.

— Зачем рисковать, если я легко могу заставить его споткнуться и утонуть? Разве мало атлатетис уже погибли в этом супе?

Ахиллея подняла брови — точнее, ту часть лица, где они обычно бывают.

— Суп?

— Части растений и животных плавают в тёплой, окрашенный выделениями из этих частей воде. Сушеходы считают это съедобным и придумали много разновидностей с разными кусками трупов, — объяснила Люмо и радостно прищурилась. — Всё-таки я всё ещё могу удивить тебя?

Ахиллея молча кивнула.

— Чем меньше цепных дельфинов у Артемиды, тем проще добраться до неё, чтобы она не закричала. Поэтому надо топить каждого, кто может быть ей полезен.

— Это так не работает, — покачала головой Ахиллея. — Иначе никого не оставить. Я видела, как члены одного клана убивают друг друга, чтобы выжил сильнейший, но затем каждый раз наступали тяжёлые времена больших подозрений. Будь милосерднее, Люмо, если борешься за свет и свободу.

Люмо тихо зашипела, но покорно подняла ладони. Без Ахиллеи она прозябала бы на дне с остальными третьеярусниками, без работы и будущего. То, что она у поверхности, уже недостижимая высота, и её долг перед Старшей Помощницей никогда не будет закрыт. Так же как не будет прощён этот грех Ахиллее. Даже будь Люмо лучшей из разведчиц и заслужи амулет-окуляр, никто бы не завязал золотую цепочку между запястьем её и Ахиллеи. Не быть кровному союзу между высшим и низшим.

— Будь аккуратной, Люмо, и сильно не шуми. У наших предшественников не получилось свергнуть Анасисов, но теперь клан слаб, Регина юна и глупа, мы наконец остановим завоевания на Карибах. — Ахиллея нагнулась и поцеловала Люмо в шершавую и красноватую от раздражения щёку. Та довольно моргнула, точно кошечка, бросила тихое "vale" и осторожно скользнула в воду.

Подождав с четверть часа, пока вода успокоится, Ахиллея скользнула следом.

Бесник слишком сильно волновалась за фрегат, из-за чего и не привела его к причалу, а оставила в нескольких кабельтовых[2] от пристани. Нужны были люди Леграна, поэтому, оставив оба корабля, капитан доплыла на шлюпке в окружении наиболее верных своих людей. Морис в числе обывателей простых остался на "Непрощающем".

Бесник нервно сглотнула, когда увидела Кристину в сопровождении двух вооружённых слуг.

— Приветствую, судар… ыня, — жёстко сказала та, когда капитан ступила на причал, поспеша отвесить поклон. — Что-то я не помню, чтобы давала вам каперское свидетельство, разрешающее захватывать альбионские корабли.

— Разрешите доложить, мадемуазель Легран! — быстро произнесла Бесник. — Этот корабль стал призраком, команда была перебита не нами! Подтверждение моих слов вы можете узнать у моих людей и в судовом журнале "Непрощающего"!

Углы рта Кристины приподнялись.

— Позвольте спросить: кто же перебил команду?

Бесник, мелко дрожа, подняла вверх руки.

— Позволите подойти поближе и сказать вам?

Кристина пожала плечами и сделала шаг вперёд, слуги отступили. Капитан, мелко семеня, подошла к ней и шепнула:

— Русалки с меткой ламантина на руке.

Затем отстранилась и сказала уже громче:

— Никто из альбионцев не остался в живых. Мёртвые были обезображены, и мы похоронили их по морскому обычаю. Все важные имена также записаны в журнале.

Сердце Кристины ухнуло вниз, но она не подала виду. Смерив Бесник снисходительным взглядом, она оглядела фрегат, ища следы повреждений и прикидывая, во сколько может обойтись ремонт.

— Это… неплохо, — наконец сказала она. — Корабль пока поступит в распоряжение губернатора Аматора, а вам зачтётся… — Кристина безо всяких эмоций взглянула на дрожащего внутри Йорека, угрюмого Ламарка, двух оробевших матросов и горящую надеждой капитана Ринальдино. — …За пойманную вами рыбу. Вы ведь привезли рыбу?

Команда застыла в недоумении. Они были уверены, что ослышались.

Увы, Кристина была серьёзна.

Бесник втянула своим большим носом воздух, сжала кулаки, выпятила колесом грудь, собираясь пояснить этой гордой курице, что они, чёрт возьми, видели гору трупов, выпотрошенные животы, тряслись все ночи в ужасе, но сумели привести сюда целый военный фрегат и все подробности о его нелёгкой судьбе, а им хотят выплатить какие-то гроши!

Но один взгляд Кристины мигом сдул её.

Дочь Дени Леграна медленно, с достоинством отмеривая каждый шаг, дошла вплотную до Бесник и произнесла прямо над её макушкой, поскольку была выше на полголовы, так ещё и на каблуках:

— Если вас что-то не устраивает, капитан, я легко найду вам замену.

— Меня полностью устраивает ваше решение, сень… мадемуазель Легран, — пробормотала снизу Бесник.

— Это замечательно, одной головной болью меньше. — Кристина развернулась, поравнялась со слугами и пошла прочь от жалкой помятой кучки наиболее важных своих пешек.

Как только она замешалась в толпе суетливого люда, благоговейно расступившегося перед ней, Бесник произнесла длинное проклятие, в котором пожелала скорой и мучительной смерти всей Кристининой родне и невыносимые адские муки её почившим пращурам.

— Сеньор капитан, вы ж не рассчитывали на то, что эта дорогая шлюха предоставит в ваше распоряжение целый фрегат? — спросил Ламарк скорее с целью утешить.

— Сука, я не рассчитывал, что нам придётся затянуть пояса потуже… — прорычала Бесник. — Так, мои бесславные ублюдки, ни бутыли вина этим галлийским уёбищам! Сегодня гуляем, но на следующее утро готовьтесь прозябать!

С рыбой разобрались быстро, благо её было немного, Бесник и компания вновь отправились на берег, и Морис вновь остался скучать на корабле, само пребывание на котором казалось ему отвратительным. Жизнь моряка ему категорически не нравилась: тяжёлая работа, грязь и постоянные упрёки, а теперь ещё и трупы. Он чувствовал себя ещё более опустошённым, чем после смерти брата.

— Эй, Мор! — Это Келд, пришёл утешить. — Ребята шепчутся, что скоро будет весело. Дак ты не грусти, мы с тобой напьёмся и всё забудем, да-да!

Морис махнул рукой. Алкоголь никогда не доставлял ему ни удовольствия, ни веселья, а здешний был и вовсе отвратителен. Оставалось только забвение, но боль в теле и в душе вряд ли заглушилась бы так просто. Чайник был обманут дежурной улыбкой Мориса и потому решил, что тот просто не хочет напиваться.

Решив часть насущных вопросов, Бесник отправила своих по поручениям, а сама отправилась на сухую часть города. Ступив с верёвочного мостика на песок, она свернула в сторону зарослей.

Заступ был на месте, в дупле засохшего дерева. Откопав тайник, девушка некоторое время с тоской перебирала письма, написанные по-авзонски, затем убедилась, что свёрнутое знамя их славного ордена не тронуто тлением, посчитала золотые монеты в мешочке, взяла с собой несколько, положила в тайник русалочьи иглы, закрыла крышку, перекрестила и снова закопала в песок.

Воспользовавшись кустами, а затем, проходя мимо, украдкой сорвав с высунувшихся за пределы забора чьей-то усадьбы веток несколько тропических фруктов, Бесник вернулась на надводную часть Аматора, вонючую и сырую. У неё на родине такого убожества не было даже в бедных рыбацких деревнях, и никто не прыгал с мостка на группу ящиков, а с них на привязанную бочку, точно на болотную кочку, а с неё опять на мосток, чтобы только добраться до трактира. Кто-то передвигается в лодках по типу каноэ или вовсе в корытах или кадушках, но на них далеко не уплыть, голова за деревяшки цепляется. Неудивительно, что нигде не валяются пьяницы — они обычно промахиваются и уходят под воду. Поэтому на Аматоре нельзя пить, если собираешься перемещаться по городу, ничем хорошим это не закончилось. Пьяные отсыпались у себя дома, в трактире или на корабле. Или могли лечь на причале, он широкий. Вот Бесник не идиотка, она никогда не доводила себя до такого состояния.

Но сейчас, переходя по очередному мосту с одного безлюдного клочка на другой, она едва не упала в воду, громко вскрикнув.

Прямо возле её стопы из гнилой деревяшки торчало… лезвие клинка из тёмного металла. Его точно не было там секунду назад.

Кто-то сидел в воде под мостом?

Бесник быстро пробормотала молитву, коснувшись рукой креста, и постаралась обойти клинок, но он быстро исчез. И тут девушка вскрикнула ещё раз: возле самого носа сапога дерево было вновь пробито этим же лезвием.

Так значит, это было предупреждение…

Мелко дрожащая Бесник замерла на месте, стараясь не потерять равновесие, и осторожно заглянула сбоку от моста. В грязной, мутной воде отчётливо виден был тёмный силуэт, похожий на тюленя. Девушка вблизи тюленей не видала, но Йорек много о них рассказывал и даже пусть примитивно, но рисовал.

"Русалка?! Здесь???" — в ужасе подумала капитан. В голове тотчас стали вырисовываться мёртвые альбионские моряки с развороченными животами и разбитыми головами, с глазами, пробитыми иглами.

Ладно, русалки могли достать их в море, для этих дьявольских отродий было бы вполне логично и естественно. Но проникнуть сюда, в город, и преследовать её с оружием…

Поняв по колебаниям в воде и по тени, что его сообщение было верно истолковано, силуэт плавно скользнул от Бесник в сторону многоэтажной хибары, над которой был большой навес, к тому же там было мелко. Очевидно, силуэт хотел контактировать в удобном ему месте. Девушка уже поняла, что это нечто при желании без проблем убьёт её, а потому последовала по деревянным "кочкам" к хибаре, едва не поскальзываясь: ноги предательски немели.

У входа в хибару на пороге дремал больной старик, снаружи больше никого не было: полдень, в глубоких трущобах делать нечего, весь дееспособный народ в районе пристани. Бесник подошла к старику почти вплотную, но он не проснулся. Тем временем силуэт вытащил из воды почти вплотную к старику одетую в плотную тёмную перчатку руку с широкой ладонью и тонким запястьем, ей он махнул в сторону старика, затем изобразил выкручивание и в конце махнул в сторону воды. Бесник не отреагировала, потому что ничего не поняла, тогда силуэт повторил этот жест ещё два раза и предупредительно вытащил из воды свой клинок.

И тут до девушки дошло: существо под водой хочет, чтобы она свернула шею старику и бросила его в воду.

Воздух был густым и душно-горячим, но девушке внезапно стало прохладно, а потом очень липко. Убить старика?

Он посапывал, уронив голову на колени и периодически вздрагивая: жёлтый от лихорадки, беззубый, плешивый, покусанный москитами, с опухшими ногами, весь в волдырях, одежда грязная и рваная. Мало счастья испытал этот "неудачник". Может, не такой уж он был и старик. Может, лучше бы ему было помереть молодым, помереть красиво, гордо и трагично, тогда бы он ещё смог попасть в рай. Но сейчас на нём наверняка немало грехов, и господь не пустит его, несмотря на все обстоятельства, что он превозмогает.

Руки Бесник не были чисты: ещё до Карибов, во время сражений в Средиземном море, она в составе абордажной команды отправила на тот свет с десяток иберийцев, а затем, когда получила командование, то руками других утопила ещё полсотни. Здесь же человеческую жизнь ценили ещё меньше, и пусть девушка редко всаживала кому-нибудь нож под ребро или пулю в грудь или голову, вряд ли она могла бы назвать себя милосердной.

Но убить этого старика…

В этом же нет никакого смысла, и вообще ей даже не хочется до него дотрагиваться, да и спит он крепко, точно ничего не услышит.

Ну почему его нужно толкать в воду?!

Она что, на службе у дьявола? Нет, она честная авзонская моряка, она человек, христианка, и не будет потакать всякой нечисти!

Бесник решительно выпрямилась и прошла прочь от хибары и старика, который даже не подозревал о драме внутри неё.

И тут Бесник закричала.

Лезвие пробило гнилой пол и насквозь прошло через её левую стопу.

Старик проснулся, повернул редковолосую голову, не отрывая её от колен, и недоуменно уставился на девушку.

Лезвие ушло, нога адски болела.

Шатаясь, Бесник развернулась к нему.

Глаза старика округлились.

— Слышь, птенец, ты что тво… а-а-а-ах! — Девушка схватила его за плечи и толкнула в воду. Старик бултыхнулся, но быстро вынырнул — воды было ему по макушку — и, грязно ругаясь, попытался добраться до ближайшей плавающей деревяшки. Силуэт метнулся к нему.

Тут старик внезапно замер, дёрнулся, кашлянул, изо рта у него брызнула кровь, он снова кашлянул и ушёл с головой в мутную, коричневую, точно в лесной части Амазонки, воду.

Бесник, шипя от боли, осталась стоять возле порога.

Силуэт наконец-то вылез из воды на воздух, ухватился за край помоста, на котором была сооружена хибара, подтянулся, забрался и сел примерно в двух метрах от Бесник. Он был как тень: тёмный, однотонный, от макушки до кончиков… чего бы это у него ни было, в незнакомой Бесник материи. Девушка, точно подчиняясь неслышимому приказу, тоже села. Стоять было всё равно очень больно, и она постаралась абстрагироваться от этой боли: нога не дороже шеи.

Тюлений силуэт стянул с головы часть своей маскировки, и пребывающая в некоей покорной прострации капитан "Гумилитии" обнаружила, что голова у твари в целом вполне себе девичья, только очень белая и вся в красных пятнах кожного раздражения. Голова некоторое время фыркала и моталась из стороны в сторону, а затем внимательно посмотрела на Бесник кошачьими глазами, после чего открыла безгубый и широкий, как у лягушки, рот, и произнесла:

— Ты капитан Ринальдино Бесник, ты имеешь корабль, корабль имеет сеть, рыба попадается в сеть. Эта рыба не ваша.

Бесник кивнула, сглотнув. Во рту было очень сухо, голова кружилась.

— Наша Регина пообещать вам помощь ловить рыбу. Эта рыба не её. Но рыба не самое страшное. Регина попросит, чтобы вы ловили и убивали атлатетис. — Взгляд русалки стал жёстким. — Не надо. Вы скажете нет договору с Артемидой. Ваш антрес заключил договор. Пусть отменит или мы его убьём.

Бесник покачала головой:

— Я не понимаю…

Русалка раздражённо закатила глаза и сделала несколько жестов руками.

— Ваш сушеход с нашей Артемидой заключил договор! — произнесла она, отделяя каждое слово. — Вы поняла?

Бесник начала соображать.

— Ирландец Морис, которого я зову Сопляком?

— Да-а… — выдохнула русалка. Очевидно, ей сейчас была не сильно хорошо.

— Я должна и его убить, да? — Бесник не ожидала, что её вопрос прозвучит так жёстко.

— Как хотеть нужное, — безразлично ответила русалка. — Нет договор, нет убивать. Вы к нам не лезь. Я всё. — Она начала натягивать на голову свою маску.

— Стой! — Капитан вскочила на ноги, из-за чего тут же зашипела от боли. — Я не собираюсь делать непонятно что от непонятно кого! Скажи по крайней мере, как тебя зовут?

Русалка явно не ожидала такого выпада. Она положила свою маскировку для головы на колени (если это можно было называть коленями) и, подняв кверху ладони, ответила:

— Моё имя Люмо, я служу Анакреону и Ахиллее, вы исполнять волю истиной королевы моря.

Йорек с матросами ждал на берегу. "Гумилитию" пригнали к причалу, но сейчас все, включая коллег Бесник, которые тоже работали на Легранов, были на фрегате. Дух мертвецов надо было прогнать.

Но Бесник всё не было…

Йорек волновался, хоть этого не было видно. Судьба занесла его далеко от родины, и всех людей лишь эта маленькая сердитая птичка не казалась чем-то пошлым, чем-то беспринципным и грязным, чем-то далёким от истинного человека. Что такое этот истинный человек, Йорек и сам не понимал. Наверное, герой, достойный песен. Вот только если песни и пелись, то не про героев, а про ром, богатство и шлюх.

Но вот она появилась вдали, хромающая, перепрыгивающая с островка на островок в этом деревянном болоте. Неожиданно для себя Йорек представил: это льдины, идущие по реке весной, и ему стало так хорошо, что он упустил момент, когда Бестник подошла.

— Чёрт меня еби, Йорек! Садись и валим отсюда, меня тошнит от этого города, я хочу выпить и перевязать ногу!

Тут только все заметили рану капитана.

— Чего пялитесь, сукины дети? Бинты в каюте, Ламарк мне всё быстро заштопает.

Шлюпка отошла от причала и направилась к фрегату. Бесник очень хотелось напиться и ни о чём не думать. Давно она не ощущала себя такой отвратительной, и давно её не голодал так сильно беспричинный страх того, чего она не понимает.

Чтобы она ни делала, всё становится только хуже. Видимо, отец был прав, раз не хотел пускать её в море…

1. С испанского "шесть".

2. Кабельтов — морская мера длины примерно в 185 метров.