Алые воды "Карибского супа"

Глава 12. Люди проявляют милосердие, а русалки не очень

Бесник сидела в маленькой и неудобной лодке. Над ней нависала мрачная равнодушная ночь. За спиной холодила мокрая смерть с запахом водорослей и соли. За бортом синюшными отрубленными головами виднелись сторонники клана Анасис и рыбоглазо пялились. А прямо на неё смотрел мертвец, источающий гниение и безнадёжность.

— Как ты пробрался сюда? — наконец спросила Бесник. — Тебя нигде не могли найти.

Морис моргнул.

— Корабль большой. Спрятался. И даже слышал, как вы предавались утехам плоти.

— И что тебе надо?

Раньше в критических ситуациях она обращалась мыслями к господу: что он не оставит её, а это значит, что выход будет. Теперь же господа не было, но, раз она до сих пор жива, что-то помогало ей кроме него? Значит, надо жить и смеяться.

Морис медленно закрыл глаза, теперь казалось, что их у него и вовсе нет, одни тёмные провалы.

— Я хочу, чтобы назвала имена тех негодных подобий корабельных червей, что предали архесу архес, тем самым оскорбив её величие своей ложью.

Лезвие на мгновение коснулось горла, обжигая запахом бронзы и чем-то ещё незнакомым.

— Не ебу, о чём ты, — Бесник даже пожала плечами. — Я в червях не разбираюсь, это к Кристине.

Морис так же медленно открыл глаза и слегка мотнул голову.

Тотчас Бесник зашипела: нож оцарапал ей плечо.

— Ты совсем ёб..?! А-а-ай! — Теперь уже порез был прямо под правым глазом. Русалки не шутили.

— Будешь отпираться — они сначала выколют тебе правый глаз, затем левый, выбьют по одному зубы, откусят пальцы, вырвут тебе соски, ногти, срамные органы — всё что угодно, лишь бы ты могла говорить. А сказав, ты умрёшь. Если смерть неминуема, почему бы не сказать сразу, не испытывая эти ужасные мучения? — Морис действительно был сама Смерть, таким холодным и гулким казался его негромкий от истощения голос.

Бесник не могла ответить, ей было всё ещё больно. Вокруг стояла тишина, нарушаемая плеском волн, шелестом деревьев и сопением русалок в воде.

— Помнишь, как мы говорили про Бартоломью? — неожиданно пустился в воспоминания Морис, словно стремясь заполнить эту тишину чем-то более существенным. — Что он возвысился за счёт русалок. Он выбрал не ту архесу, он выбрал жалкую уродину с рыбьей башкой, эту Теодосию. За что и поплатился.

Нож снова врезался в горло и, кажется, повредил кожу. Русалка свистела в ухо то ли ртом, то ли какой-нибудь из прорезей.

— Ещё ты сказала, что, если мне больше не хочется жить, ты можешь застрелить меня в красивом месте, где нас никто не потревожит. — Морис, кажется, даже немного вздохнул. — По-моему, это место достаточно красивое. Жаль, ты стрелять не можешь.

Стрелять не можешь… Он тогда пошутил про ствол, не зная, сколько она таких шуток наслушалась. Бесник наконец решилась глубоко вдохнуть и выдохнуть. Теперь она знала, что ответить.

— А твои русалки знают, что я тоже, — и она произнесла по слогам, — ар-хе-са? Что у меня никогда не было ствола, а только способность творить жизнь из семени, как у них? Что я с рождения выше, чем ты?

Русалка за спиной вздрогнула. Так и есть, они не знали. Альбионский язык при обращении не выделяет пол, а бывший капитан Ринальдино всегда выдавал себя за мужчину. Люмо сообщила, кто для русалок мужчины сушеходов, и кто женщины, и на чём это различие основано.

Морис тут же стал ещё бледнее. Похоже, Бесник наконец взяла ситуацию под контроль. Русалка немного подтянулась, чтобы взглянуть сбоку в лицо Бесник.

— Ты археса? — спросила она и уточнила по-альбионски: — Wo-man?

— Woman, — кивнула Бесник. — Грудь пощупай. И внизу пощупай и пойми, что у меня нет яиц.

Русалка похлопала рукой сначала снаружи, а затем полезла под рубашку через ворот: Бесник грудь обматывала бинтом, Кхецо, Йорек и Ламарк, а теперь ещё и Гектор знали об этом. Засмеялась и опустила нож.

— Яй-иц не признак. У этого антреса тоже нет яиц сейчас.

Бесник тоже пробил смех, вновь разогнав мрак внутри. Так вот чего его королева бросила…

— Морис, ты чё, теперь кастрат? Аха-ха-ха! И как ты стволом орудовать будешь? Иди в хор, как раз глотка хорошая, охо-ха-хах!

Русалки не поняли, о чём речь, но тоже засмеялись. Водная женщина с ножом перестала удерживать девушку, и та отодвинулась от неё ближе к Морису.

— Вот, видишь, Сопляк — ибо ты Сопляк и никто больше — пытать меня нельзя, я женщина, — усмехнулась она.

Морис оскалил поредевшие жёлтые зубы.

— Я не уйду от тебя, пока не узнаю имена.

Бесник лениво потянулась, хрустя суставами.

— Можем сидеть хоть до утра, а потом твоя ночная свора съебётся, чтобы не сгореть. Барометр показал, что день будет ясный. Это ты выбрал не ту архесу, Сопляк. Со мной ты бы плавал по морям пусть побитым, но не потерявшим достоинство.

Морис поднял руку и сделал какой-то жест. Русалка, у которой был нож, взяла Бесник за левую руку и закатала рукав. Девушка попыталась выдернуть, но её держали крепко.

Большой палец сдавил запястье, чтобы определить пульс.

— Чувствую сердце, — сообщила русалка.

Лицо Мориса снова стало мертвенно-спокойным.

— Аллату, — произнёс Морис. — Апата, Афамант[1].

Бесник непонимающе моргнула. Русалка за её спиной отрицательно мотнула головой.

— Геката, Калипсо, Атаргатис, Ананке, Астрея, Лето, Гея, Рея, Церера…

— Хуя се у тебя мифологические познания, — буркнула Бесник, не понимая, что происходит.

— Энтера и Альтера, — проговорил Морис. — Но это вряд ли… Ахиллея!

Бесник слегка вздрогнула: это имя она слышала не раз.

— Застучало! — крикнула русалка, сдавив пальцем запястье девушки.

Морис даже слегка улыбнулся.

— Так и знал… И Люмо!

Бесник поняла, что происходит, и кровь у неё снова застыла.

— Стучит, стучит, стучит! — констатировала русалка.

— Если бы не стучало, ты бы мою печёнку жевала! — огрызнулась девушка. — Морис, что за хуйню ты сейчас несёшь? Ты в курсе, что я тебя выпороть должна за дезертирство и покушение на Кристину? Заканчивай игру в инквизитора и вспомни, почему ты здесь.

Русалки разобрали только "выпороть должна", сопоставили со знанием, что Бесник археса, а не антрес, и понимающе закивали: раз должна своего антреса проучить, значит, так надо.

— Ахиллея и Люмо, — повторил Морис. — Они предали свою Регину и хотят убить её, так?

— Не ебу, о чём ты, — снова сказала Бесник, чувствуя, что её ложь всё равно вылезает, а русалка за спиной начинает сопеть злее. Неужели предателей настолько ненавидят?

— Они предали её? — пристрастно спросил Морис.

— Я хуй знаю, ты предал меня, — ответила Бесник, и в тот же момент русалка за спиной убрала руку с её запястья и хлопнула прямо по левой стороне груди.

— Стучит! — снова сказала она.

Морис снова на какое-то время зажмурился.

— Вытяни вперёд ладони! — велел он Бесник.

— А ты не охуел? — заметила та. Тогда ей помогла русалка, вновь достав нож. Она вновь была мокрой солёной смертью.

— Люмо и Ахиллея — предатели? — снова спросил Морис.

— Я откуда знаю? — ответила Бесник, но её ладони дрогнули.

Морис опустил голову. Послышался тихий сухой треск, будто где-то ломалось дерево, и ломалось прямо здесь же, в лодке. У Бесник снова застыла кровь: её хотят утопить и дырявят дно?!

Но это было не дерево. Это был смех Мориса.

Он смеялся, почти не открывая рот, оставшись неподвижным, только тощие рёбра вздрагивали.

— Ахиллее археса архес доверяла больше всего… А та предала её, предала ради тебя, Бесник… А я… а я не предал её, хоть меня и бросили… Не предал… не предал…

Тот он резко поднял голову, глаза его дико вытращились, рот широко распахнулся.

— Не предал! Аха-ха-ха! Не предал! — Его восклицания становили всё менее разборчивыми, а хохот становился всё сильнее. На какие-то доли секунды он становился похожим на себя прежнего, но безумие вновь превращало его в больного обожателя Артемиды.

Бесник позволено было опустить руки.

— О господи, тебе б не помогли и плети с кандалами в тёмном доме[2]… — вздохнула она, неожиданно ощущая едкую горечь вины. По сути, это она обрекла его на такую учесть, сказав, что даст ему шанс не умереть, только если он заключит договор с русалкой, что он и сделал. Нельзя в одиночку помочь всем, но, возможно, стоило бы хотя бы помогать добрее?

— Морис… — тихо начала она. Её собеседник слегка умерил безумный смех. Она опустила голову. — Знаю, что прощения просить уже слишком поздно. Но знай, что я признаю свой отвратительный характер. Я не ненавидела тебя, и сейчас не ненавижу. Бросай это дело, Морис, возвращайся к нам. Ты не русалка, ты человек, мужчина, с членом или без. Это война, мы хотим спасти людей. Мы видели, на что способны русалки, и не осуждаем тебя за то, что ты поддался дьявольскому голосу. Прошу, — она подняла голову, надеясь, что её глаза воодушевлённо сверкнули, — вернись к нам!

Морис выслушал монолог со спокойным лицом. Когда Бесник закончила, он тоже опустил голову, вздохнул, а затем резко дёрнулся в сторону девушки, вытаращив глаза:

— Слишком поздно! Ха-ха-ха, слишком поздно! Ты больше не интересна мне, я не хочу от тебя ни доброго слова, ни твоей плоти! Ты умрёшь со всеми, когда настанет правление Артемиды на всей земле! — и он снова залился безумным смехом. Бесник покачала головой, не умеряя, однако, бдительности.

Русалка на свою беду, удивлённая и заинтересованная таким необычным поведением, отстранилась от девушки на достаточное расстояние, чтобы та могла её ударить.

Бах! Плюх!

Ещё до того, как потерявшая равновесие русалка упала в воду, Бесник вытащила из внутреннего кармана куртки заряженный пистолет и не целясь пальнула в Мориса. Русалки не догадались изъять у девушки оружие, и очень зря: это был сигнал.

Морис не был убит, его только ранило в плечо, зато из кустов у острова в цели, прекрасно освещаемые фонарём, начали палить из ружей.

Бывший матрос, а теперь враг людей, словил ещё несколько пуль в руку и ногу, но сумел прыгнуть в воду, где его подхватили дежурившие на дельфине и потащили сквозь толщу прочь.

Русалке, которая вновь прыгнула в лодку, чтобы на этот раз уж точно зарезать Бесник — сушеходную архесу, водившуюся с предательницами, — повезло куда меньше: Ламарк попал ей прямо в лоб.

Ещё несколько русалок были ранены и затем выловлены. Всем остальным удалось сбежать.

Зато по всему острову Тортю прокатилась волной внушающая ужас новость: русалки, русалки, русалки! Русалки подошли вплотную к берегу и кораблям! Русалки хотели убить людей! Среди людей есть злостный предатель!

— Альбионец! — тыкнули пальцами вверх галлийцы и портийцы. — Людей предал альбионец! О чём это говорит, а?

Наверняка бы разгорелась очередная ссора, если бы всё внимание не было обращено на Бесник Ринальдино как на единственную свидетельницу (точнее, свидетеля, так как для всех непосвящённых это по-прежнему был почти безусый чернявый парень из Авзонии), кто говорил с русалками напрямую.

— Это был ирландец, — объявила она. — Морис О'Хили. Его разыскивал губернатор Ямайки. Он был врагом Альбиона, а стал врагом всех людей. А это значит, что…

— Ирлашек надо мочить, — подсказал какой-то альбионский моряк.

— Нет, блядь, — отрезал Гектор, будучи представителем и пиратов, и пострадавшей стороны в лице Бесник, чьи раны вообще-то были глубокими. — Это означает, что пора кончать страдать хуйнёй и наносить удар, пока нас не уничтожили пением или не превратили в пустоголовых рабов! Мы были там, в Санто-Доминго, мы видели трупы, и знаете, что нам это дало понять? Не то, что иберийцы сдохли и это здорово! А то, что мы можем быть следующими! Вот она, угроза! Посмотрите на моего старпома! — Все ещё раз посмотрели на Бесник, насколько это вообще возможно было в свете фонаря глубокой ночью. — А это лучший моряк на всём Аматоре, он этих русалок в рот ебал и ему не откусили!

Толпа разбуженных и дежурящих одобрительно загудела и закивала головами.

— И мы — все здесь — должны доказать, что люди суши по сравнению с русалками не просто дети божьи, а сами боги! Хвать тыкать друг в друга, давайте ёбнем русалок и иберийцев! Ура! — завершил речь Гектор.

— Ура-а-а! — закричали люди.

В ту ночь, окончательно убедившись, что на их стороне не будет никаких русалок, "Сборная солянка", как назвал это Кхецо, решила переходить к активным действиям.

Братство "неудачников" было воодушевлено. Но Бесник была печальна.

— Эй, красотка, что случилось? — спросил её Гектор, когда они остались одни в капитанской каюте.

— Чувствую себя предателем: Морис смог узнать имена предводителей наших союзников со стороны клана Анасис. Теперь их точно убьют, и всё это моя вина. Вдобавок наша стрельба дойдёт до Артемиды в виде новости, что мы больше не с ней. Мы разрушили наш худой мир ради доброй ссоры.

Шестёрка приобнял её и куснул за ухо.

— Расслабься, Джулия, у нас есть тузы в рукаве: твои Ламарк с Йореком и мои Бориска с Педро пристроили русалочек связанными в кадушке с водой и не пускают туда матросню, а старшее офицерьё и вовсе не в курсе. Так что у нас есть заложники, а это значит, что та жирная дурында орать не будет, чтоб своих не убить. А уж мы этих дьяволиц уговорим выдать всё что нужно!

Он обхватил её за талию, поднял, закинул на плечо и, согнув колени, вынес в комнату с кроватью и бросил на неё.

Бесник думала, что он прыгнет следом, и уже приготовилась, но Гектор подмигнул лежащей девушке глазом, на которым был шрам, ею оставленный:

— Отдыхай, красотка, ты много натерпелась за эту ночь. Со всем остальным разберётся главный уёбок на этом проклятом корабле!

И вышел, закрыв дверь. Бесник очутилась в полной темноте.

— Ну и ладно, — решила она, скинула сапоги и верхнюю одежду и улеглась спать.

Дени Легран был мрачен. На острове был погром, "неудачники" были напуганы близостью русалок, которые, оказывается, всё это время были у них под носом, так ещё и город оставался без запасов пороха и спирта в основном в виде дешёвого алкоголя, за который пришлось заплатить опять же ему. Пусть эти деньги и должны были вскоре вернуться в виде налога.

Но хуже всего было решение его детей плыть на место битвы.

Да, они часто подвергали себя опасности, будучи марионетками невольного кукловода, но теперь они самостоятельно устремились навстречу своей возможной погибели. Дени не обманывал себя: он хотел разбогатеть, чтобы дальше жить долго и счастливо, нянча внуков. У Кристины и Жюльена не случилось мирного и безоблачного детства, и старший Легран чувствовал себя виноватым.

Кристина была взбудоражена: она строила планы, придумывала стратегию, хватала то одну, то другую книгу, бралась за одно дело и тут же его бросала. Жюльен продолжал идти на поводу у сестры, хотя та часто говорила то о "том метком Пьере", то про "холодного снаружи, но горячего внутри северянина". Иногда юноше казалось, что сестра начхала на их мечты о будущем в европейских столицах, университетских библиотеках и жизни среди культурных людей, которые не предаются открыто пьянству и разврату и не носят одну и ту же рубашку несколько лет почти не снимая, — только чтобы показать этим мужчинам, что она ничуть не хуже Бесник, этой носатой брюнетки с характером корсара.

Но на самом деле причины были иные: Кристина ненавидела. Прошли годы, но она не прощала. Она ненавидела иберийцев. Её не пугали русалки так, как иберийцы. Когда они были в том богатом доме на Санто-Доминго, ей стоило огромных усилий держать себя в руках. И она радовалась втайне, когда они все были уничтожены Голосом. Но ей не переставало казаться, что этого недостаточно. И она осознавала, что не успокоится, пока ненависть не сменится безразличием. Но если бы ей было бы всё равно, она бы многое не сделала из того, что ей всё-таки пришлось сделать. Хотя бы находиться среди грубой, вонючей, озабоченной матросни.

А русалки её интересовали. Интересовали до ужаса, до страшного нетерпения, до восхищённого отвращения. Она бы отдала полжизни, чтобы коснуться живой русалки, рассмотреть от макушки до пят, узнать о ней всё, о её среде обитания, о её способностях, о её жизни. Русалки оказались разумными, могли ковать оружие и жили по строгим правилам — да они оказались куда удивительнее индейцев!

Люди воевали с морскими индейцами, обладающими культурой древних римлян и греков и способных убить одним голосом. Которые к тому же были большей частью женщинами. Наверное, никогда в мировой истории мужчины не трепетали так перед теми, кого обычно не считали себе равными.

Когда Жюльен вспомнил, что он спокойно может поговорить со своей старшей сестрой, особенно когда он всё ещё на положении пострадавшего, и ему после разговоров открылись некоторые тонкости их положения, то он стал уходить по вечерам и возвращаться утром. Кристине и отцу это очень не понравилось, и они попросили его хотя бы не гулять одному, а брать с собой слуг.

И вот во время одной из таких ночных прогулок Фанфан, выполняющий обязанности дворецкого, разбудил Дени Леграна и сообщил, что им нужен большой плотный мешок, желательно не пропускающий воду.

Когда спустя час Кристина проснулась от суеты и вышла во двор, несколько человек под предводительством Жюльена тащили большой баул, в котором что-то хлюпало. Странная процессия прошла к пруду и выпустила содержимое баула туда.

Ослеплённый светом множества фонарей, оглушённый шумом, распугав всех карпов, в ночной густой воздух вынырнул сильно побитый, страшно тощий полуживой Табео. Кристина узнала его по пятну в виде маски на лице.

Раненые русалки в количестве пяти штук находились в трюме. Остальные из выловленных либо вскоре умерли, либо смогли сбежать, укусив нескольких людей. Кого-то посадили в бочку, кого-то в кадушку, кого-то замотали в мокрую парусину. Было темно и прохладно, пусть и сухо, для их здоровья это было куда лучше, чем если бы их привязали на верхней палубе — пытки решили оставить на потом. Все русалки были связаны, хотя с этим делом у моряков возникли трудности: как их связать по рукам и ногам, если ноги, собственно, и так у них по жизни связанные, а сами они скользкие, точно масляные? В конце концов руки были крепко связаны в районе запястий и привязаны к хвостам где-то в районе середины бёдер.

Ламарк заботливо вытащил из бедолаг пули и обработал их раны, хотя эти действия сопровождались большим риском: изначально матросы не догадались завязать им ещё и рты, так что к шрамам от осколков и пуль канонир получил ещё и следы острых зубов. Один зуб даже застрял у него в руке. И несколько потом валялось на полу благодаря новообращённым "медбратьям", так что сложно было сказать, чувствовали себя русалки лучше после того, как их вылечили, чем до того, как их выловили.

Допрос решили устроить самой разговорчивой русалке: она неоднократно произносила одну-единственную фразу: "Сухо и голодая, пиздец". Собственно, "Голодная Пиздец" её и прозвали.

Решили, что допрашивать должна Бесник: она и до этого общалась с русалками, да и её родной язык больше похож на латынь, которой русалки преимущественно и изъяснялись, пусть и не всегда успешно — с завязанными руками на жестовом не пообщаешься. Вдобавок, поскольку допрос проводился в ограниченном круге лиц, Бесник могла использовать своё главное оружие — принадлежность к женскому полу, что делало её архесой.

Связанная русалка, с синяками на лице, с голодными глазами, с шелушащейся от сухости кожей, обладательница боевых ранений в голову, левую руку и в сросшуюся предплюсну[3], сидела, ссутулившись, в кадушке и упрямо и тупо смотрела в дверь. Она наверняка не занимала господствующее положение в своём обществе: одежда была блеклого цвета, грубая и неизящная, украшений не было ни одного, а волосы средней длины собраны в простую плотную косу, дабы не мешаться. Оружие и лёгкие доспехи из материала, похожего на кожу, которые у неё отобрали, вряд ли дорого стоили. Простой солдат или младший офицер. Весь штат лидеров "неудачников" и Братства на "Непрощающем" стоял вокруг неё, сохраняя молчание.

Но вот дверь открылась и вошла Бесник.

Гектор слегка улыбнулся, глаза Ламарка и Йорека распахнулись чуть шире: на Бесник из одежды были только рубашка и штаны, и отчётливо было видно, что она не затянула грудь.

В руках у неё была миска, и в ней было что-то тёмно-розоватое.

Возле кадушки поставили маленький табурет, и Бесник села на него, так что её голова оказалась примерно на том же уровне, что и голова русалки.

Глаза у той распахнулись, а маленькие ноздри, похожие на щёлочки, раскрылись: в миске была свинина. Но не вяленая свинина, которую русалки очень долго разгрызали и несколько раз мочили в воде, чтобы проглотить, а тушёная, с подливкой.

— Это ты получишь, если будешь хорошей и будешь разговаривать, — Бесник старалась говорить по-латыни, но иногда переходила на авзонский. — Мы не хотим много убивать, мы хотим оставить свой дом здесь. Ваша археса архес Артемида убивает плохих для нас сушеходов, но мы боимся, что дальше она убьёт нас. Если война будет остановлена и вы не будете нас беспокоить, мы уже будем счастливые. А пока вы будете живы, но здесь в плену. Вы заложники, чтобы мы не умерли от пения Артемиды.

Русалка с сомнением прищурилась.

— Давай знакомиться, — Бесник протянула вперёд одну руку: не для рукопожатия, потому что руки оппонента были связаны, а в качестве жеста приветствия и призыва к разговору на равных. — Меня зовут Бесник. Я из Авзонии. Это очень большой город, целая страна, она как море, но суша, это наша страна. Я тоже солдат, я отдаю команды. А кто ты?

Русалка хмуро наклонила голову, но не ответила. Люди Гектора усмехнулись, Кхецо кашлянул.

Бесник, однако, не сдалась.

— Мы, конечно, можем называть тебя Голодная Пиздец, если у тебя нет имени. — Она прищурилась: русалка по-прежнему упрямилась. — И допрос вести не в этом тёмном помещении, а на верхней палубе. Как раз солнце скоро будет в зените, и мы поговорим с тобой, когда твоя кожа превратится в пузырящуюся корочку.

Русалка оскалила зубы и зашипела, но снова ничего внятного не ответила. Гектор скучающе зевнул.

— Она не понимает, что ли? Может, нам её всё-таки… того? — Он соединил указательный и большой палец одной руки в кольцо, а средним пальцем другой вошёл в него.

— Всё она понимает, они просто настолько преданные, что хуярят всех неверных. Ты не представляешь, во что превратился Морис, который, на минуточку, хотел воевать против Альбиона, хотя по сути это его родина.

— Мы этаким макаром ничего из неё не вытащим, тут семихвосткой надо да гвоздями под ногти[4], — сообщил Борис.

— Эй, а как же милосердие? — повернулась на него Бесник. — Как мы их тогда превзойдём? Что сушеходы боги на земле и всё такое?

Борис подошёл к ней и серьёзно взглянул из-под своих густых бровей.

— Слушай, ты бабёнка, конечно, хоть и суровая, но, как и все бабы, мягкосердная. Тебя эти твари по лицу ножом гладили, а ты им гвоздя под ноготь жалеешь. Или даже этого, — он направился к русалке и схватил её за связанные кисти. Спустя миг послышался хруст и истеричное шипение. — Не, тут ногти вырывать надо, кости мягкие, ломать себе дороже. А милосердие, милая моя, это когда мы им просто голову отрубим вместо того, чтобы четвертовать.

— Рубить надо, — уронил тяжёлым камнем Йорек.

— Рубить не надо, — Бесник встала, призывая жестом к молчанию. — Тут другой подход нужен. Капитан, Борис, Ламарк, давайте выйдем. Ламарк, возьми свои инструменты, нам будут нужны твои ловкие пальчики.

Дверь хлопнула. Остальные, не получив никаких указаний и пугаясь тишины наедине с русалкой, начали разговаривать о своём.

Ожидание затянулось, русалка всё время молчала и зло глядела на людей и ещё на миску со свининой, которую ей так и не дали.

Но вот дверь снова открылась, и четвёрка вошла. Свидетели допроса вздрогнули: у Бесник, Бориса и Ламарка руки были по локоть в крови, у Бориса кровью было заляпано и лицо, а Гектор с нехорошей ухмылкой перебирал в пальцах обагрённые щипцы, скальпели и шила.

Бесник подошла к русалке, та издала низкое хрипение и съёжилась, дёргаясь. Ей теперь было явно не всё равно, что собиралась сказать эта сушеходная археса, от которой так разило железом и кровью атлатетис.

— Твоя помощь больше не нужна, мы всё узнали от твоей подружки. Жаль, из-за шума ты не слышала, что она нам сказала…

— Не может быть! — завопила вдруг русалка. — Нет! Не настоящее!

— А она сообщила, что Артемида сейчас идёт нам навстречу, держась жёлоба, в то время как с юга ваш лагерь перемещает центурии и оружие для убийства Трихехо из металла суши… — продолжила Бесник сквозь её ор. Русалка дёргалась так отчаянно, что Кхецо всерьёз забеспокоился о целостности кадушки.

— Если ей больше нечего нам сказать, мы, пожалуй, поковыряемся в ней ещё немного, пока она не умрёт.

На последнем слове русалка взвизгнула так, что все чуть не оглохли.

— Борис, пойди вырви связки остальным, — поморщился Гектор. — Если они все начнут так орать, я ёбнусь. И тыкни им в глаза, они пиздец как жутко таращатся.

— А-а-а-а! — вновь завопила русалка. — Эос не всё знает, она рядовая хастат, а я декан[5]!

— Вот и замечательно! — обрадовался Гектор. — Чего ещё не знает твоя Эос?

На этот раз русалка отвечала на все вопросы Бесник, и спустя полчаса команда "Непрощающего" располагала всеми доступными Плутеус (так звали эту русалку) сведениями о перемещениях клана Анасис и его планах, так что русалку, которую всё-таки покормили, вернули к остальным пленницам, среди которых была очень недовольная внезапной процедурой кровопускания от Ламарка Эос.

— Грот-мачту мне в жопу! — удивлялся потом Гектор. — Бесник, я готов тебя всю ночь ублажать, только, блядь, скажи, что это было?!

— Всё проще чем поклон отбить! — улыбнулась девушка. — Общение с Люмо, которой, судя по всему, пиздец, многое дало мне понять про русалок: среди них много содомиток, а ещё очень редка ложь, и бедолаги не знают, что сушеходы врут как дышат. Я заметила, как они глядят друг на друга, вот и решила, чью кровь брать для убеждения.

— Ты охуенна, Джулия! — Гектор, пользуясь тем, что их особо никто не видят, крепко обнял её и поцеловал. — Эти сучки больше нас врасплох не застанут! Теперь можно спокойно потопить пару иберийских лодочек! Хватит простаивать, пора ебашить!

Заложников держали в трюме ещё долго, вплоть до финала, и эта пятёрка атлатетис стала, наверное, первой, кто, будучи существом из морских глубин, заработал себе морскую болезнь.

История о находчивости Бесник и пленении русалок дошла до Аматора раньше, чем брат и сестра Леграны покинули его, так что все планы Кристины в целом пошли прахом. Вскоре дошло (точнее, доплыло с проверенным человеком на баркасе) сообщение от Бесник, в котором та изложила возможные действия Артемиды, планы эскадры "Сборная солянка" и место истины — острова Кайкос[6]. Бесник писала, что русалки в открытом море действуют слабее, чем вблизи рифов, только и палить там по ним бесполезно. И Артемида не заорёт, если и другие русалки будут на суше. Также старпом Ринальдино коротко рассказала историю Мориса и намекнула Кристине, чтобы она не подходила близко к воде ночью и избегала общения с живыми мертвецами.

Кристина задумалась: планы Трихехо, которые изложил Табео, ныне заботливо опекаемый Жюльеном, тоже включали в себя острова Кайкос. Если Анасис и "Солянка" с двух сторон сотрут иберийцев в порошок, то там, на севере, сойдутся две стихии и три армии. Кто против кого? Русалки против людей? Люди и Трихехо против Анасис? Трихехо против людей и Анасис?

Табео не дал понять, кого Трихехо ненавидят сильнее. Лично он ненавидел всех. Да, он нашёл труп Чайника и принёс его Теодосии, вот только её милость так и не получил. Истерзанный, обожжённый, он скитался возле Аматора, теша надежду когда-нибудь, хотя бы раз, хоть издали, увидеть единственное существо, которые не хотело его уничтожить, по крайней мере при расставании. И вот его надежды осуществились.

Кристина слишком хорошо помнила, как её брата изнасиловали. И ещё лучше помнила, как нашла их в "штабе" слившихся в душно-пьяном переплетении. И теперь, когда Табео сообщил им всё, что смог, вытянув руки в искреннем порыве говорить правду, Кристина намеревалась ввести ему яд, чтобы потом забальзамировать.

Однако ночью, когда она шла к прудику с латунным шприцом в руке, ей на плечо легла рука Жюльена.

— Остановись.

Кристина обернулась, сердито нахмурившись.

— Будь добр, уступи сестричке. Я убиваю аккуратнее, мне хочется сохранить его целиком.

В темноте казалось, что Жюльен сейчас не бодр, а просто ходит во сне, не открывая глаз.

— Ты не его убьёшь.

Кристина подняла брови.

— Почему? Он сейчас сильно ослаблен.

Рука Жюльена крепче вцепилась в плечо сестры.

— Я не разрешаю.

Услышав такое, Кристина прыснула.

— Oh la la, mon Dieu, не смеши меня!

Жюльен сжал до хруста, но Кристина даже веком не дёрнула. Брат никогда не угрожал ей серьёзно. Да и смысл: Кристина делала всё в том числе для его блага.

— Он нужен мне живым.

— За каким хуем?! — наконец рассердилась сестра, пытаясь сбросить его руку. — Ты хочешь оставить его в живых?! А если… блядь, он нам никак не нужен живым! Он опасен! Вдруг он запоёт?

Жюльен странно сощурился.

— Оставь его в живых, если не хочешь, чтобы я сношался с трупом.

Подобие шприца выпало из рук Кристины.

— Ты… что?..

Жюльен развернул ослабевшую от такого заявления сестру.

— У него в жизни больше ничего нет. Он предал всех, но, может быть, спас нас. Я убил ради него, Крис. Слишком много насилия, слишком мало любви. Ты же не убила северянина и своего Ламарка?

Кристина слегка покраснела.

— Это здоровые мужчины, а я женщина. А вот это — больное чудовище, которое причинило тебе боль, и ты собираешься его… Боже… Жюль, ты просто поддался на его внушение, это не любовь. Ну убей ты, если хочешь, но не надо делать глупости!

Жюльен подвинулся вперёд, едва не касаясь кончиком носа лба сестры, его горячее дыхание обжигало, не давало сделать нормальный вдох. У той внутри холодно защекотало. Конечно, у неё было много всяких извращённых мыслей, но Жюльен сейчас от чего-то серьёзно напрягал её своими. Особенно теоретически возможными насчёт неё: в конце концов она умела возбуждать многих мужчин…

— Чтобы понять, надо изучить со всех сторон, помнишь? — прошептал он. — Ты не убийца, Кристина, ты исследовательница. Дай ему шанс.

Кристина отстранилась от брата, не зная, что теперь делать. Краем глаза она заметила отца, вышедшего на балкон вдохнуть ночной прохлады да покурить трубку и теперь с любопытством за ними наблюдающего со своей недосягаемой вершины.

— Блядь! — выдохнула она и пнула шприц в прудик. Послышался всплеск, проснувшийся Табео выпрыгнул из воды как дельфин, которого русалка схватила за край дыхала.

— Слушай ты, жигало безродный! — Кристина быстро подскочила к нему и схватила за ворот туники. — Причинишь моему брату хоть малейшую боль, я тебе мозги крючками через нос вытащу и запихаю тебе в твой член через надрезы, а потом вырву его и суну тебе в рот, усёк?! Слово архесы!

Табео дважды повторять не пришлось.

Он переехал в дом в большой таз, и Кристина часто слышала, сидя у себя, как Жюльен по соседству за стенкой сладостно стонал, сопровождаемый остервенелым свистящим сопением. Думала, как она до этого докатилась, и мечтала увидеть Йорека или Ламарка, или обоих вместе, а ещё лучше — прогуляться с ними по Парижу, по улицам, где жила знать, чтобы с презрением смотреть на этих кукол, не знающих, как дорого стоят жизнь и страсть.

1. Перечисленные слова являются именами древнегреческих, древнеримских и местами шумерских богов и богинь. В честь богов в Антлантической цивилизации называют русалок из первого яруса.

2. Бесник намекает на приют для умалишённых и тогдашние способы "излечения" от психических болезней.

3. Предплюсна — отдел скелета стопы, представляет собой совокупность небольших костей, заключённых между костями голени (больше- и малоберцовой) и костями плюсны, от которой потом идут фаланги пальцев.

4. Собственно, поговорка "Не скажешь подлинную, так скажешь подноготную" к этим двум пыткам и отсылает.

5. Хастат — рядовой-новобранец в римской армии. Неопытных хастатов всегда ставили в первую линию обороны. Не имея никакого опыта, многие солдаты гибли или становились калеками в первом бою. Декан — низший офицерский чин. Декан командовал отрядом максимум из 10 бойцов.

6. Группа островов на севере от Гаити.