Алые воды "Карибского супа"

Глава 1. Остров Неудачников

Между Тортугой, Эспаньолой и Кубой был небольшой островок, образовавшийся на месте потухшего вулкана, который называли по имени единственного города на нём — Аматор. В честь Аматора Осерского — галлийского епископа, после смерти признанного святым. Город, полукругом опоясывающий свободное от твёрдой породы побережье, был не то чтобы большой, но всякого народа разных наций, занятий и убеждений водилось там немало. А поскольку берег у острова был очень пологий из-за наносов и кораблям никак нельзя было пристать, решено было часть города построить на сваях, чтобы потом протянуть длинные стрелки пристаней и причалов. Возле свай было неглубоко, по шею, но во время прилива часть домов подтапливало. Особо сообразительные построили себе жильё на плавучих островках, привязанных к основе канатами, но большая часть людей продолжали регулярно мочить себе ноги в не очень чистой морской воде и выметать из домов крабов, раков-отшельников и ошмётки водорослей вперемешку с илом и рыбьими костями.

Так и стал Аматор земноводным: на суше жили люди состоятельные и степенные, всякими глупостями не занимающиеся и от голода не страдающие, а в сырости и вони от того, что обычно выливали в воду, ютились неблагонадёжные и, как правило, небогатые: мелкие торгаши и ремесленники, моряки, проститутки, ветошники и просто бродяги и нищие. Встречались и разбойники, но те надолго не задерживались. Сектанты всех мастей тоже были, но как они жили — одному богу известно. Вопрос какому.

Кому повезло, те могли сдавать комнаты или наливать выпить, а то и нанимать в команду корабля и наниматься самим.

Однако ни тех, ни других в каком-нибудь европейском столичном городе за своих не признали бы: слишком грязны руки, причём во всех смыслах. Что сливки общества Аматора натворили дел, что беднота обрекла себя на беспросветное существование. Дела были разные: долги, измена родине и Короне (будь то галлийская, иберийская либо же альбионская), ересь, убийство, неудачный грабёж, подделка бумаг. Кто-то сбежал с плантации, кто-то с галер или военного флота. Девушки бежали от насильного замужества и обвинения в ведьмовстве, женщины спасали себя и детей от мужей, кредиторов и церкви. Было много погорельцев, жертв захвата городов противником, бежавших от войны в тихую гавань. Для Порт-Рояла, Бриджтауна, Маракайбо, Санто-Доминго и прочих крупных портовых городов на Карибском море эти люди были слишком не в ладах с законом и никому не друзья. Для Тортуги — слишком слабы и трусливы. Вот и нашли себе приют в Аматоре, который за глаза называли Островом Неудачников.

Нет, конечно, это не означает, что эти люди были самыми жалкими неудачниками на всём Карибском море. Работники плантаций и томящиеся в сырой темнице невинно осуждённые легко бы с ними поспорили. Наверное, дело было скорее всего в том, что люди с этого острова могли бы улучшить свою жизнь, потому что давление государства не было ни на них столь сильным и город практически не грабили. Но жизнь показывала иное.

В трактир, такой же плохенький, как и всё над водой, вошёл молодой человек. По нему сразу было видно, что он из свежеприбывших. На нём были чёрные камзол и брюки, чулки также чёрные, а на ногах вместо сапог туфли. Когда-то на его шее был большой белый воротник, но молодой человек выкинул его во время плавания.

Типичная одежда мелких кабинетных людей — простого кроя, не новая, скучная, но видно было, что хозяин обращается с ней бережно. По крайней мере, обращался — сейчас она выглядела не очень чистой. И всё же следы былой аккуратности выделяли его на фоне обитателей Аматора не меньше, чем его светлые, рыжевато-золотые волосы, которые он собирал лентой на затылке и прятал под плоской чёрной шляпой, и ясные блестящие глаза. Возможно, они блестели бы чуть меньше, если молодой человек до этого не был бы ещё в трёх трактирах и одной таверне, поскольку наступил вечер, а он прибыл ранним утром.

Молодой человек, как можно догадаться, был не меньшим неудачником, чем большинство аматорцев.

История случилась с ним интересная: был у него старший брат, а сам он младшим. Росли они в небольшим ирландском городке в семье добродушного юриста и незадачливой поэтессы, которой куда чаще приходилось беспокоиться о быте, чем о приходе музы. Младший брат тоже стал юристом, а точнее — адвокатом, а вот старший, преисполненный верой в то, что ради справедливости надо бороться, пошёл служить Короне. Он воевал на территории Галлии, Иберии, Альбиона, но справедливости так и не нашёл. Годы спустя милосердная и благодарная Корона поймала его случайно беседующего вместе с восставшими и отправила рабом на Ямайку. Хоть старший ни в чём не был виноват, в чём младший был свято уверен, суд решил иначе, и стоило сказать спасибо, что он вообще состоялся. Увы, жизнь храброго солдата оценили недорого. И чтобы вновь вернуть радость жизни безутешным родителям и восстановить справедливость не оружием, но законом, младший бросил свою контору, пересёк Атлантику и попал на ямайскую плантацию.

— Эль есть? — спросил молодой человек.

— Эля нет. — Трактирщик сощурился на незнакомца: было темно, несмотря на количество свечей, которые сильно чадили. — Ты чего, из благородных будешь?

— Ни в коем случае! — лучезарно улыбнулся молодой человек. — Господь уберёг от такой незавидной участи.

— Ну-ну, — покачал головой трактирщик. — Таких как ты хоть лопатой в навозную кучу сгребай.

— Я не такой, — всё так же с улыбкой, но уже вызывающе произнес молодой человек. — Так вы мне ничего не нальёте?

— Есть только ром, но твоему нежному цыплячьему горлышку не понравится, — огрызнулись в ответ.

— Сойдёт и это.

Пить это действительно оказалось невозможным, ещё и пришлось отдать последние деньги, отложенные на еду. Снять он сможет отнюдь не хорошую комнату, да и ту на две ночи. Но надо следовать выбранной цели, то есть заниматься тем же, чем он занимался в пяти заведениях до этого — стоять у стены и слушать.

Народ тут скрывать информацию нужным не считал, потому что обычно это не имело смысла, а потому все всё и по всякому обсуждали.

— "Распутная девка" вернулась, ей все мачты ядрами посбивали. Ой, что делается…

— Он в эту сучку, значит, свой сунул, а та возьми и ножом ему прям по…

— Я ему даю монету, он говорит "Зачем ты мне суёшь монету?", а я, чёрт возьми, говорю: "Бери, твоя монета!", а он опять: "Да на какой хрен сдалась мне твоя монета!", а я…

Не услышав ничего интересного, молодой человек переместился к противоположной стене. Там разговор действительно был интереснее: какой-то тощий крючконосый юноша, похожий на цыгана и наряженный соответствующе: голова обвязана алым платком, рубаха чёрная, вокруг бёдер широченный пояс, шаровары сизые — с хмурым видом слушал старого плешивого моряка, который рассказывал про трагичную и напрасную смерть экстравагантного галлийского пирата Бартоломью Робертса.

— Даже не думай, Бесник! Бартоломью потому и умер, что заключил договор с этим исчадьем ада, и когда не дал ей обещанного, она ему голову оторвала, а затем в рот ему его же конец засунула, в самую глотку! А чтобы другим неповадно было, одна и глаза ему выцарапала и туда же засунула! И та бестия тебе также сделает, лишь ты договор нарушишь! Нельзя верить этим тварям, слышишь? Не господь их создал, а дьявол! Они непостоянны, как ветры у мыса Горн. Или выкинь из головы эти дурацкие мысли, или не будет у тебя больше квартирмейстера, вот что я тебе напоследок скажу! — после этих слов моряк отпил из бутылки. Юноша смотрел на него насупленно, даже устало и раздражённо, однако ничего не сказал.

Промочив горло, моряк завёл ту же шарманку, повторив почти всё тоже самое, разве что добавив приукрашенных подробностей о смерти Бартоломью и добавив, что с Бесника русалка прежде кожу сдерёт, а уж потом на части растащит. Его собеседник по-прежнему молчал. Молодой человек, наблюдавший за ними, наконец не выдержал.

— Прошу прощения у господ за то, что вмешиваюсь, просто тема вашей беседы уж больно завлекательная!

Юноша уставился на него с таким видом, будто увидел сумасшедшего, пускающего слюни, а плешивый моряк, будучи уже изрядно выпившим, приветливо махнул рукой.

— Присаживайтесь, сударь, в ногах правды нет! Хе-хе, особенно когда в них суют гвозди… Ик! ой…

— Благодарю! — Молодой человек отодвинул бочку, бывшую вместо стула, и сел боком на её край.

— Я, знаете ли, весьма интересовался историей Моргана, Бартоломью и… де Граммона, конечно, — без тени сомнения соврал он, — и потому очень бы хотел узнать, кто же так… нестандартно убил одного из самых благороднейших людей.

Молодой человек рассчитывал, что уважительное отношение к пиратским авторитетам даст ему преимущество, но он ошибся. Юноша поднял голову, его тёмные глаза злобно сверкнули. И тут молодой человек понял, что ошибся дважды.

— Благороднейших? Да иди ты нахуй! Бартоломью был выблядком ничуть не лучше остальной шушеры на Тортуге и в губернаторских домах. Он возвысился только за счёт помощи от местных русалок, да и то ему не хватило мозгов сдержать своё слово. У нас в Авзонии таких пиздят. Всё, ты всё узнал, иди нахуй.

Голос был слишком мягкий и звонкий для юноши, а если учесть упоминание страны на Аппенинском полуострове…

— О, да вы авзонская морячка! Для девушки вы, пожалуй, слишком резко выраж…

Удар каблуком сапога в районе колена мгновенно прервал молодого человека.

— Не только выражаюсь. Если не хочешь себе врага, то заткнись и катись.

— Хе-хе-хе, — негромко и хрипло засмеялся плешивый. — Я и сам порой забываю, что у нашего капитана — кхе-хе! — нет яиц!

Девушка вздохнула.

— Сеньор Кхецо, я всё понимаю, годовщина, но хватит уже…

— За что ж вы так? — притворно-плаксивым голосом пожаловался нежеланный собеседник. — У меня эта коленка, между прочим, больная: я упал на неё.

Девушка фыркнула:

— Если ты такой нежный, тебе здесь не место, ищи себе папочку на Ямайке или Барбадосе, раз ты с Альбиона, и пусть он тебе хер в глотку суёт. Этот остров под контролем Галлии, тебе не подходит, вы у них уже соснули.

— Вовсе нет! — Молодой человек встал и с пафосом положил руки на пояс. Плешивый моряк отхлебнул ещё и уронил голову на стол. — Мне здесь самое место, потому что я хочу участвовать в войне!

Это было сказано не слишком громко, однако другие посетители покосились на них. На этот раз девушка даже засмеялась.

— В войне? Ой, блядь, да тебя грохнут ещё до абордажа! Даже до сражения! Ударишься коленкой о саблю!

— Так я не солдатом, а законом. Вот хотите вы помощи… — На последнем слове молодой человек наклонился над столом и перешёл на шёпот, — …от русалки получить, так я с ней договорюсь. А если не получится, то вы ничего не потеряете. Взамен вы меня к себе возьмёте. Идёт? Можем на бумаге всё оформить, вы подпишите. Только у меня нынче ни бумаги, ни чернил, так что придётся пройти в вашу каюту!

Девушка с недоверием покосилась на него исподлобья.

— Тебе, видимо, терять уже нечего?

Улыбка молодого человека стала грустнее.

— Угадали.

Девушка вздохнула.

— Если хочешь сдохнуть, могу пристрелить тебя. Я место красивое знаю, там нас не потревожат.

Молодой человек отрицательно тряхнул головой.

— Я не против, если вы пристрелите меня своими глазами, но стволом орудовать предоставьте мне!

За такие слова он получил второй пинок по коленке.

— Предложи это шлюхе и услышь, сколько она с тебя спросит.

Тут плешивый моряк резко поднял голову, глаза его дико вытращились:

— Имя! Назови, кхе, имя!

— Морис О'Хилли, — ответил молодой человек, горделиво выпрямляясь и возвращая на лицо свою улыбку. — Если вам нужна юридическая помощь, я к вашим услугам! Только позвольте мне узнать ваши имена.

— А-а-а… — протянул моряк. — Обознался.

Девушка резко опустила ладонь, которой теребила серьгу в ухе, на стол, её кольца глухо стукнули о начавшее гнить дерево.

— Обращайся ко мне Бесник Ринальдино и никак иначе. А его можешь звать сеньор Кхецо. О найме поговорим только когда убедишь русалку примкнуть к нашей стороне.

— А что у вас за сторона? — уточнил Морис. В голове у него мелькнули образы морских сражений, грохот пушек, солёные брызги, драки на саблях и шпагах, образы благородных флибустьеров в дорогих камзолах. Конечно, эти светлые мечты уже замарались грязью, илом и песком на гнилых досках мостов и стен, но романтика моря ещё не оставила молодого человека. — Надеюсь, не пиратов?

— Нет, конечно! — подняла брови девушка. — Мы ловим рыбу у северных рифов недалеко от Багам. Всё, пиздуй. Заключишь договор, разрешу тебе взойти на мою шхуну.

Романтические мечты доломались о неприглядную беспросветную реальность.

Бесник сказала, что русалка зависает возле самого отдалённого от города причала, потому что ей не нравится грязная вода под домами. Искать её лучше прямо перед тем, как луна поднимется над водой, так меньше шансов, что во мраке ночи она попытается убить визитёра.

Поодаль городок Аматор выглядел совсем несчастным, особенно его маленькая надводная часть. Морис с фонарём, взятым у хозяина, давшего ему комнату, дошёл до самого края причала, осторожно проверяя доски, чтобы не провалиться. К одному из столбиков была привязана маленькая лодка с большой заплатой на боку.

— Э-э-эй! — крикнул он в сторону горизонта. — Ваше подводное величество! Прибыл дипломат от топчущих землю!

Никакого ответа. Чёрная гладь моря ровно колыхалась, звёзды рассыпались по небу брызгами молока. Корабли чернели кляксами на стене, которых перевернули подтёками вверх, у части из них горели фонари и окошки. Где-то вдалеке кричали пьяные матросы да скрипели досками поздние гуляющие.

"Обманули, нет здесь никакой русалки? — подумал он. — Да не должно быть, десяток человек из разных мест не могут врать одинаково. Бесник могла бы посмеяться, но Марте ни к чему мне сочинять".

Марта Браун была пятнадцатилетней худющей девушкой с бледным лицом, которая работала в таверне. Разнося еду, она странно дёргала бёдрами: по её мнению, это должно было привлекательно выглядеть и возбуждать мужчин. Марта была первой женщиной на острове, с которой Морис разговаривал. Родом из Бриджтауна, она была изнасилована опьянёнными жаждой бесчинств каперами из Иберии, которые нападением на беззащитный город отомстили Альбиону за поражение при Малых Антилах.

— Меня бы теперь никто замуж не взял, вот и пришлось приплыть сюда, теперь я здесь работаю, — тихим голосом рассказала Марта свою историю. — Если кто из мужчин мне деньги предложит, то я с ним пойду. Они и говорили, что в открытом море русалки есть, и одна близко подплыла, а им хочется её как меня взять. Вы тоже мне предложить можете.

Морис молча сунул ей несколько монет и поспешил выйти на улицу. Она слишком сильно напомнила ему его мать, та тоже была с худым лицом и немного выпученными глазами. И голос такой же… А ведь таких Март, Мери, Алис, Энни, а также Эмм, Софий, Жюли и, даже может, Исабелей и Лаур было множество, и не только на этом Острове Неудачников.

Бесник была пятой после двух хозяек трактира и одной уличной проститутки. Но, наверное, второй такой, как она, днём с огнём не сыщешь, хотя Морис считал, что неплохо разбирается в девушках. И вот теперь пришло время встретить шестую женщину, разговор с которой должен был стать определяющим для Мориса. Но что-то она не торопилась.

Луна уже поднялась над морем, и к причалу протянулась невесомая сияющая дорожка в небо.

Со скуки Морис решил посидеть в лодке одному, что ему не довелось, наверное, с тех пор как его отправили учиться. Однако из-за этого манёвра он чуть не упал в воду со сломанной ногой: на дне было полно мокрых водорослей и даже пара дохлых рыб валялась.

Морису повезло — только отшиб себе филе да шляпа слетела с головы за борт.

Щурясь от боли и ругаясь сквозь зубы на своё чрезмерное ребячество, он встал, потирая ушибленное место и стараясь удержаться на качающейся лодке, как вдруг услышал вдали всплеск. Морис замер и всмотрелся вперёд, но ничего не увидел. Тут послышалось ещё несколько всплесков по сторонам, молодой человек повертел головой, но опять не успел заметить, что это было. Причём всплески были глуховатыми, шумными — точно что-то немаленькое подходило к поверхности воды. Но на глаза не показывалось.

— У вас ламинария на штаны, — сказал кто-то сзади на сильно искажённом альбионском, да вдобавок, похоже, с наглухо заложенным от насморка носом.

Морис аж вскрикнул и обернулся. Из воды метрах в пятнадцати торчала мокрая голова и прищуренно взирала на него. А он даже не услышал, как она всплыла.

— Это вы?!

Голова мигнула прозрачными глазами с чёрными дырами зрачков, которые по-кошачьи бликовали при свете фонаря. Выглядела она так, точно её слепили из воска, а потом облили кипятком, из-за чего все выступающие части смазались. Ещё у головы были неопределённого цвета собранные на затылке волосы. Голова открыла рот — и тут затряслась, разбрызгивая в стороны воду. Затем из воды высунулась бледная рука с длинными тонкими пальцами и перепонкой между ними и поковырялась пальцем в одном ухе, в хряще которого была золотая серёжка.

— У вас ламинария на штаны, — повторила русалка.

Морис догадался осмотреть свои брюки и действительно обнаружил в весьма неудачном для этого месте длинную зелёную соплю водоросли.

— Ох, как я оконфузился перед вами! Мне очень жаль, ваше высочество… или как к вам лучше обращаться? — Морис постарался и побыстрее устранить неприятность, и сохранить лицо перед важной особой. Но русалка не проявила никаких эмоций.

— Так лучшее, — сказала она, когда Морис избавился от водоросли.

— Скажите, пожалуйста, — продолжил Морис, снова натягивая привычную улыбку, за которую его любили на родине, но осуждали на Альбионе, — как мне к вам лучше обращаться, дабы я не оскорбил вас, и каких тем мне следовало бы избегать, дабы не возбудить ваш гнев?

— Я не являться Региной Клана, моя должность есть узнавание, — очень вовремя сообщила русалка. — Вы в лодка грести за мной. Артемида Анасис не будет встречаться с вами здесь, пусть вы не иметь оружие и помощники.

Морис поклонился и сел на скамью, взяв вёсла. Спустя пару мгновений понял, что грести разучился совершенно, а потом вспомнил, что забыл взять фонарь и отвязать лодку.

Русалка указала направление, а сама скрылась под водой, и Морис удивился, какая она бесшумная. Грёб он достаточно долго, чтобы начать беспокоиться о возможностях обратного пути. Облака, скрывшие луну, уверенности не добавляли — темнота была бы очень на руку русалкам, если они хотели его убить. Впрочем, им всё было на руку, чтобы его убить: сейчас личность Мориса практически ничего не значила, и никто не стал бы о нём беспокоиться. Во всяком случае точно не та грубая, но очаровательная брюнетка.

Тут он заметил, что вода под вёслами слабо засветилась нежно-синим.

— Ух ты! Это магия русалок?

— Это биолюминесценция планктона, — ответил другой голос. Морис обернулся и увидел вдали в полумраке несколько других голов, торчащих из воды. — Здесь не такое яркое. На родине ярче.

— Значит, это не ваш дом? — спросил Морис, но ему не ответили.

По очертаниям сияния Морис обнаружил впереди скалу, которая скрывалась на глубине в треть метра. Наверное, поэтому на Аматор нельзя было так просто сунуться, "не зная броду". Лоцман что-то такое говорил, но тогда Морис был всё ещё подавлен. Лишь оказавшись на острове, вспомнил, что стоило бы расспросить подробнее, но баркас уже отошёл от причала.

— Дальше, — сказал уже третий голос откуда-то с боку. Действительно: впереди слышалось бормотание, но слова пока разобрать было нельзя.

— Неужели наше общение будет сопровождено столь большой секретностью? — удивился Морис. — Если что, я закону верен и тайны не разглашаю.

Ему показалось, что за его спиной кто-то не то фыркнул, не то хихикнул.

Наконец Морис заметил перед собой знакомую русалку, которая встретила его первой.

— Артемида Анасис не желает находиться вблизи грязной воды. Там была грязная. Здесь чистая. Мы уже являться на место. И ваш шляпа. Не бросать вещи. — Она кинула Морису его шляпу, но, поскольку все русалки предпочитали держаться на расстоянии не менее десяти метров, промахнулась, и шляпа снова оказалась в воде. Морису пришлось вылавливать её, и он чуть не вывалился за борт.

"Эти создания сама любезность!" — беззлобно подумал Морис и взглянул вперёд. На плоской скале, подстелив себе что-то лохматое, восседала, судя по всему, молодая женщина. Её окружала свита: несколько русалок, находившихся кто по плечи, кто по шею в воде. Вероятнее всего, все женщины: о русалках-мужчинах обычно никто не говорил, точно их не существовало. Сначала Морису показалось, что на женщине надето узкое длинное платье, плотно обтягивающее ноги, подол которого исчезает в воде. Но, присмотревшись, он обомлел: на русалке действительно было платье, синее, хитроумного покроя, только оно доставало примерно до середины длинной толстой ноги. Точнее, двух ног, которые сплавили одну и вытянули, раскатав в районе стоп в подобие плавника. Сбоку от таза отходили не то складки платья, не то какие-то неведомые людям части тела. На русалке было множество украшений — судя по всему, золотых, — и они были не только на шее, руках, щиколотках (точнее, щиколотке), но и в ушах, причём не только в мочке, и даже в том месте, где у людей обычно находятся брови. Волосы были насыщенного цвета, но полумрак не позволял определить, какого.

Больше деталей Морис рассмотреть не смог, потому что дальше плыть ему не дали, а орлиным зрением моряка он не обладал — слишком много работал с текстами про свете неяркой свечи. Хотя, наверное, русалка тоже не слишком хорошо его видела, судя по тому, как щурились её глаза.

Первая русалка что-то громко сообщила королеве на языке, который Морис поначалу не опознал. Королева ей ответила, русалка снова заявила, но её грубо срезали.

Тут до Мориса дошло: русалки говорили на искажённой латыни. Несомненно, с добавлением какого-то друга языка или языков, но отдельные слова и даже фразы разобрать можно было, и впервые Морис поблагодарил бога и родителей за то, что изучал юриспруденцию, где без латыни обойтись было невозможно. Насколько он понял, его провожатая говорила об опасности, а королева отвечала, что слишком много потрачено времени.

Запоздало Морис вспомнил, что ему следовало бы поприветствовать королеву, поэтому он встал, отчего лодка закачалась и все русалки тут же обернулись на него, водрузил на голову свою мокрую шляпу и, кланяясь, описал ей дугу, точно галантный кавалер, хотя этот манёвр снова едва не стоил ему купания.

— Te saluto (Приветствую вас (лат.)), ваше величество! Соблаговолите принять простого смертного, ибо он явился от лица людей суши!

Королева посмотрела на него, задумавшись, затем ответила на латыни, подбирая слова, а провожатая перевела:

— От людей суши говорили другие. Тебя послали с другой целью. Назови цель.

Морис не ожидал, что они сразу перейдут к делу, а потому немного растерялся.

— Как бы вам сказать, ваше величество… У меня цель благородная, но без прибыли, а у той, что нанимает меня, цель простая, зато приносит материальные блага.

Королева подалась вперёд, пытаясь получше рассмотреть Мориса.

— Что есть это благородная цель?

Морис набрал в грудь воздуха, а после проговорил, стараясь, чтобы его голос не дрогнул:

— Я желаю отомстить Альбиону за его произвол над простыми людьми. Корона желает только получать, а взамен только льёт кровь. Простите за резкость, ваше величество, я грешу на страну лишь потому, что пострадал.

Морису показалось, что королева улыбнулась. Прежде чем задать вопрос, она посовещалась с поданными.

— А как вы были пострадать? — перевела провожатая, хотя Морис понимал и без перевода.

— Простите, ваше величество, мне не хотелось бы тратить ваше время на разговор о моём личном, оно не стоит внимания такой особы, как вы.

Королева приоткрыла рот и издала высокий щебечущий звук — должно быть, смех. Провожатая вздохнула и на этот раз сообщила от своего лица:

— Артемида Анасис просить не называть её так, как вы называть сейчас. Вы обращайтесь к ней "моя археса". И наша Регина передаёт, что она здесь тоже о своём личном.

— Я рад угодить вам, ваш… моя охер… моя археса! — Морис едва выговорил незнакомое слово. — Моя история простая и незамысловатая и связана с моей семьёй. Я гражданин Альбиона, хотя это не моя родина, потому что мою страну завоевали. А здесь я, потому что…

Морис хотел рассказать всё коротко и просто, чтобы никто не опечалился, со своей весёлой улыбкой. Но, едва он сообщил об аресте своего брата, маска треснула, улыбка исчезла, а его самого точно прорвало. Никому он не сообщил, почему он здесь, никак не излил эмоции от недель плавания, где каждый час казался пыткой, поскольку он слышал, что происходит там, на острове, и постоянно представлял, как страдает его брат. Никак не излил эмоции, когда увидел, что его кошмары сбылись, как он обивал порог губернатора, как попытался достучаться хоть до одного из этих чинуш, как в конце концов пытался уговорить плантатора продать ему брата, как ездил в город за кредитом, а когда вернулся…

— Что, что произойти? Вы сообщили, что вернуться! Дальше!

Морис мог бы догадаться, что русалки слишком редко взаимодействовали с людьми, чтобы разбираться в их жизни, и потому любая история была для них полезной. Тем более история Мориса оказалась интересной: похоже, наверняка всё закончилось чем-то страшным, раз этот молодой сушеход решил рискнуть и пришёл на встречу абсолютно не готовым и его можно было убить, лишь толкнув лодку.

— Дальше!

Тут у Мориса, видимо, от того, что у него с самого начала дрожали ноги, вступило в его больную левую коленку. Он опять едва не упал в воду и вынужден был сесть.

— Простите, ваше вел… моя археса, — пробормотал он и уронил голову на сложенные руки. — Мне… мне не стоит говорить о таком с вами…

— Что дальше? Эй, подтолкните его поближе, плохо слышно и видно! — сказала Артемида.

Впервые русалки приблизились к Морису и подтолкнули лодку к Регине Клана. Сделали они это так аккуратно, что, когда Морис поднял голову и увидел лицо Артемиды так близко, то едва не упал в обморок.

— Улыбка на лицо, станет легче, — подбодрила оказавшаяся сбоку провожатая.

— Да, точно, улыбка… — Морис несколько раз вдохнул-выдохнул, и его спокойствие вернулось к нему, он снова улыбнулся. — Как говорится, самая красивая улыбка скрывает глубокие тайны, мою вы уже узнали.

— Не узнала, — несколько обиженно заметила Артемида. — Я жду конец истории.

— Конец истории прост, — бодро ответил Морис. — Он умер.

— Кто, конец? — переспросила провожатая.

— Импотенция? — уточнила королева, причём без тени шутки. — Печаль.

Морис едва снова не сорвался.

— Мой брат умер, — сказал он негромко.

Лицо Артемиды приняло скучающее выражение.

— Почему?

— Его забили насмерть плетью. Он подстрекал к бунту, а я не успел. Когда я увидел это, то ударил надсмотрщика кулаком в глаз, а бумаги порвал и запихал в рот плантатору. Когда убегал, свалился с обрыва и сильно ушиб колено. Теперь у меня нет денег и меня разыскивает ямайский губернатор, чтобы сполна взыскать за ущерб. Так что, ваше вел… моя охер… археса, вы услышали историю наивного глупца, который даже брата своего не смог вытащить. — Морис развёл руками в стороны. В их семье всегда приветствовалась честность, этой же добродетели он придерживался во время работы, с ней же решил сейчас пойти ко дну. Пожалуй, куда тяжелее было смотреть чуть мимо лица королевы, которое неожиданно стало ближе. Её волосы оказались синими, глаза голубыми, лицо было пусть и очень бледное, но живое, пусть и немного жуткое из-за виднеющихся заострённых зубов. Была и ещё деталь: на шее, под ключицами, между рёбер, где это было видно, проходили странные разрезы, похожие на зияющие раны, в которых сквозь тонкую плёнку просвечивало что-то нитчатое, похожее на множество коротких тычинок, как жабры у рыб.

— Это интересная история, — произнесла Артемида. Тут кто-то из её окружения сообщил ей что-то, видимо, важное, потому что королева поправилась: — Точнее сказать, я чувствую, как вам больно от того, что вы такое почувствовали. И, пусть теперь вы можете стать главой семьи, а не ваш брат, вы потеряли родственника, а значит, союзника.

Морис недоумевающе поднял брови.

— У меня есть брат, старшая сестра и младшая сестра, а до того была и мать, — произнесла Артемида. — Мой брат не будет править, будет помогать. Моя младшая сестра больна телом и разумом, она не будет править и не будет рожать потомство. А старшая сестра стала моей большой бедой.

Так Морис узнал шокировавшее его подробности организации семьи и государства у русалок: там действительно правили женщины. В городе Анакреоне правил древний клан Анасисов, который последние сотни лет постепенно подчинял себе другие города по всей Атлантике. Мать Артемиды сумела присоединить один из Карибских кланов, когда случилась беда: ей на голову свалился корабль. Русалки всегда не любили корабли людей — или сушеходов, как они их называли. Они вообще считали, что людям не место в морях, раз корабли тонут и падают на города. А когда люди воюют, с поверхности воды падает много кораблей и трупов, которые загрязняют воды и рушат дома русалок, приносят отвратительные запахи, мусор и болезни. А то и травмы.

— Я всегда матери помогать. Сестра нет. Мать назначить меня, но не успела. Теперь править будет сестра, а я выйду замуж и буду рожать потомство. Не хочу! — русалка страшно клацнула зубами и издала низкий рычащий звук, отчего у Мориса по спине пробежал не то что холодок, а целый ледник. — Я завершить войну сушеходов и вернуться домой с победой, тогда я стать Региной Клана и править Атлантикой!

Повисла тишина. Артемида сидела, точно приготовясь к прыжку, рот её раскрылся в полуулыбке-полуоскале. Русалки из свиты переглядывались. Морис бы предпочёл, чтобы его наконец утопили.

— О-о-о! — произнёс он, когда пауза затянулась. — Прекратить вражду за господство на Карибах между Иберией, Альбионом, Галлией, Авзонией и… Портой, должно быть. Это очень благородно, моя археса…

— Море должно принадлежать атлатетис, сушеходы должны сидеть на суше, — быстро вставила Артемида.

— …Но очень сложно, — осторожно закончил Морис. — Альбион и Иберия пытаются…

Артемида его не дослушала и резко ушла под воду. Причём едва плеснув: люди по сравнению с ней ныряли очень громко и неизящно.

Спустя мгновение она вынырнула у самой лодки и ухватилась руками за борт.

Морис вскрикнул и на этот раз точно бы упал в воду, если бы другие русалки не подскочили и не придержали его. Прикосновение прохладных мокрых рук с длинными пальцами вызвало ощущения одновременно и противные, и приятные.

Голубые глаза с вертикальными зрачками, которые расширились почти до самых границ радужки, взглянули прямо в его, парализуя, лишая возможности дышать.

— Это Остров Неудачников, — тихо произнесла королева уже безо всяких переводчиков. — Я неудачник. Ты неудачник. Ты и я неудачник. Держимся единые — и все падут.

Морис наконец начал дышать и потому судорожно вздрогнул. А Артемида продолжила заговорщическим шёпотом, глядя прямо в глаза:

— Клан Фукус пал. Клан Тиро пал. Римская империя пал. Клан Трихехо[1] будет пал. И сушеходы будет пал! Надо больше сила и хитрость, тогда крупная рыба съесть друг друга — и не будет крупный рыба, будет мы!

Королева провожать до причала не стала, зато её свита дотолкала лодку Мориса. Небо на востоке уже начало светлеть. Будучи полностью обессиленным из-за предыдущих невзгод, голода и тяжёлой для морального состояния беседой с вождём чужого народа, "неудачник" решил, что смысла добираться до своей каморки нет, и уснул прямо в лодке, накрывшись куском парусины.

1. Trichechus manatus — американский ламантин, водное млекопитающие, обитающее у побережий Северной и Центральной Америки, в честь него клан и взял себе имя.