Алхимик в Пустыне

Древний некрополь под горой Абу-Кват

— Вы, случайно, не алхимики? — спросила мумия.

— Они — да, а я, к сожалению, нет, — тут же ответила Напа — Далия даже не успела среагировать. Заметив угрожающую рожицу, которую скорчила мэтресса, Напа поспешила исправиться. — То есть, к счастью — я пока не дипломированный алхимик, но усиленно работаю над собой. То есть, я безмерно сожалею, что не работаю еще лучше… Хотя и рада, тому, что всего лишь учусь… А почему, собственно, вы спрашиваете?

Полоски ткани, из которых, собственно, и состояла мумия, зашевелились, выражая то ли намерение разорвать алхимиков на куски, то ли смущение, то ли еще какое-то почти человеческое чувство.

— А из какого Университета? — спросила мумия. И тут же поспешила оправдать свое неуместное любопытство: — Некоторое время назад меня навещали господа из Уинс-тауна. Мы с ними так мило побеседовали! Потом заглядывали их коллеги из Аль-Миридо, Талерина, Бёфери… Потом, правда, приходили какие-то совершенно необразованные грабители, — вы уж простите, господа, что встречаю вас по-простецки. Я думал, опять будут таскать золото из гробниц, вот и решил пренебречь этикетом, встретить вас без лишней официальности… точнее не вас… точнее…

Далия, наконец-то, справилась с эмоциями, вызванными появлением мумии, перестала бормотать "О боги всемогущие, вежливая мумия!", откашлялась и деловито осведомилась:

— Царь Эпхацантон, полагаю?

— Да, это я! — безмерно обрадовалась мумия. Можно было бы сказать, что древний правитель просветлел ликом и расплылся с довольной улыбке, но справедливость требует указать, что он немного полинял бинтом и выпустил из-под повязок клуб пахнущей тлением пыли.

Дорогая Фиона! Ты не представляешь, какое чудо мы обнаружили сразу после спуска в колодец! Древний правитель Империи Гиджа-Пент! Почти живой! То есть, конечно же, давно мертвый, зато в отличном состоянии!

Он показал нам свою гробницу. Такая уютная! Нависающие потолки, толстенные стены, саркофаг черного, с золотистыми прожилками, мрамора, по стенам лампы, статуи Эпхацантоновых придворных, сами придворные…

Царь очень извинялся, что не сможет угостить нас чем-нибудь вкусненьким — от прошлых его посетителей осталась пара лепешек да кувшин вина, но по качеству они мало отличались от тех припасов, которых собрали самому Эпхацантону его подданные, провожая в загробную жизнь. Так что мы просто посидели, послушали его рассказы — Фри-Фри кое-что законспектировал, потом я уговорю его оформить записки и сделать их достоянием общественности. Далия, на мой взгляд, вела себя совершенно по-свински — она все время держала между собой и царем Эпхацантоном Ханну. Так что, к сожалению, сделать сапиенсологический анализ древнего правителя Империи Гиджа-Пент моя мэтресса позорно упустила.

А мне царь Эпхацантон подарил настоящую стеклянную бусину! Древнюю! Я обязательно ее нарисую, как только раздобуду где-нибудь краски и бумагу, и пришлю тебе полюбоваться.

— Что-то пить хочется, — пожаловалась Напа полтора часа спустя.

— Ага, — рассеянно согласилась Далия.

Алхимичка была занята тем, что рассматривала яркую многоцветную роспись стен апартаментов… то есть, гробницы Эпхацантона. Сам хозяин по случаю неожиданного, но приятного визита принарядился в великолепные одежды, украшенные золотой вышивкой, увешался ожерельями и браслетами с самоцветами и водрузил на голову сложный головной убор, гордо заявив, что сей экземпляр является уникальной реликвией династии Гиджа. Вообще-то, официальный наряд властителя не пощадили ни время, ни тлен, но в целом, если не придираться к мелочам, вид у Эпхацантона был на редкость представительный и важный. Ханна, наконец-то прекратившая оглушительно визжать, принялась охать, впечатленная богатством и роскошью, которая сопровождала загробное житиё древнего владыки.

— Вообще-то, за последние столетия жизнь здесь стала очень скучной. Раньше каждые десять-пятнадцать лет новые люди появлялись, а если эпидемия или политическая интрига какая случались — так и того чаще, — жаловался Эпхацантон Фриолару. Фри-Фри, пораженный до глубин алхимической души неожиданной встречей, прилежно конспектировал откровения царя. — А нынче уж нас, царей, не хоронят… То ли дело раньше! И целую гробницу припасов соберут, и молитвами душу радуют каждые пять лет… Опять же, песнопения в мою честь и благоговение потомков…

Далия и Напа в благоговейном молчании осматривали скульптурные портреты кошек, жён и наложниц, которые, как объяснил им мумифицированный правитель, были похоронены в соответствии с этикетом в других гробницах, поменьше.

— Ах, как я скучаю по моей милой Кадзиранте! — вздохнул Эпхацантон, — По моей Амире, по Зийне, по Шафарии! Надо было еще при жизни переписать законы и разрешить хоронить жён в одной гробнице с царями, да руки не доходили… А теперь уже поздно! Так и приходится коротать вечность в одиночестве…

Ханна всхлипнула, искренне сочувствуя бедолаге.

— Это самая прекрасная коллекция произведений искусства, которую я когда-либо видела, — прошептала Далия. Потом переключилась на рассматривание статуи охранника — девяти локтей роста, могучий львиноголовый каменный воин, вооруженный копьем, в свою очередь, пристально следил за алхимичкой. Напа поежилась от неприятного ощущения — она была готова поклясться, что зрачки воина передвигались. Обман зрения? Магия?

— Долго мы еще будем тут прохлаждаться? Я пить хочу, — гномка снова затормошила Далию, напоминая, что искали они вовсе не Эпхацантона, а совершенно другого гиджийца.

Придворные царя-мумии — такие же, как их владыка, высушенные, закутанные в тканевые полоски, — с поклонами пригласили Далию в следующее помещение.

Еще больше золотых изделий — светильники, статуи, ритуальное оружие, снова статуи — людей, животных… Корабль в натуральную величину, заставивший Далию и Напу потерять дар речи от удивления…

Напа печально вздохнула, рассматривая подаренную лично ей бусину из помутневшего стекла — по сравнению с окружающим великолепием стекляшка казалась мусором.

— Зато у нее длинная и захватывающая история, — гордо возразила собственной жадности гномка. И решительно вернулась обратно к трону. Постучала по плечу Фриолара: — Эй, Фри-Фри! Спроси его, как пройти к сокровищу Тиглатпалассара!

— Зачем я буду спрашивать его великолепие? — удивился молодой человек. — Прежние алхимики, те, которые из Ллойярда, подарили ему амулет-переводчик, его солнечное величие нас прекрасно понимает! — и он вежливо улыбнулся своему мертвому собеседнику.

Тот ответил более прохладным выражением лиц… повязок.

— Вам нужен Тиглатпалассар? Зачем, если не секрет?

— Это мечта всей моей жизни! — страстно воскликнула Напа Леоне. — Вот уже несколько недель я могу думать только о том, как бы раскопать его сокровища! Это ж… это же… такое чудо! — трепетно произнесла гномка, прижимая кулачки к груди. — Я мечтаю хотя бы одним глазком увидеть Золотой Город Тиглатпалассара — и уме…

Ладошка Далии невежливо, но весьма вовремя, не позволила Напе озвучить свои тайные желания. Кто их, мумий, знает, — предполагала алхимичка. — Сейчас-то он добрый, вежливый… А между прочим, мозгов у него нет! (52) Неизвестно, чего ожидать от подобного пустоголового субъекта!

— Мы очень, очень желаем посмотреть на Золотой Город царя Тиглатпалассара, ваше великолепие, — объяснил Фриолар. — И будем безмерно благодарны, если вы подскажете, как найти дорогу к его сокровищу.

Эпхацантон откинулся за золотую спинку трона, украшенного рисунком восходящего солнца, поправил тиару, постоянно сползавшую на затылок. Судя по этим жестам, он сомневался.

— Поверьте, наша миссия исключительно алхимическая, исследовательская! — принялся убеждать Фриолар.

— Нам только покопать! — поддержала товарища Напа.

— Узнать, что Золотой Город есть! — воскликнула Далия.

— Посмотреть одним глазком!

— Зафиксировать для потомков…

— Занести в реестр…

— Составить описание и включить в перечень подлежащих охране достопримечательностей…

— Просто знать, на какие чудеса были способны вы, наши предки!

— … и взглянуть на сокровища!..

— Золотой Город — это вообще реальность или метафора?

— Интервью с Тиглатпалассаров не затмит ваш, государь Эпхацантон, вклад в гиджепентологию!..

— Поверьте…

— Нам одним глазком…

— Золотой Город…

— Сокровища…

— Взглянуть…

— И удивиться!

Эпхацантон покрутил в забинтованных руках тяжелый золотой скипетр.

— Так я не понял, — наконец, проговорил он, — вы хотите увидеть сокровище Тиглатпалассара, или его Золотой Город?

Ответ потребовал от алхимиков вдумчивого, глубокомысленного размышления.

Хрумп осторожно выглянул из-за угла. Так, они еще живы. Алхимичка в пропыленной черно-оранжевой накидке, ее парень в потрепанной куртке, с цветным платком на шее и совершенно дурацким мечом за спиной, упертая гномка… И золото. Очень, очень много золота.

Больше, чем когда-либо представлял себе Хрумп в самых счастливых снах.

К золоту прилагались — страшная высохшая нежить, замотанная в тряпки, дурная старушенция в песьей патлатой шубе, тяжелые бронзовые пики, удерживаемые руками разнообразных статуй… Одни статуи были совершенно человеческие, другие — огромные, как тролли, третьи — с головами разнообразного зверья — и все они, как один, следили за Хрумпом…

Вор испуганно отшатнулся в темноту подземелья и облизал пересохшие губы. Вот демоны рогатые… Почудится же такое!

Из гробницы, в которой мэтресса Далия и иже с ней общались с древним мертвяком, падал неверный, слабый свет. Как выяснил Хрумп, источником его были магические кристаллы путешественников да полдесятка волшебных сфер, закрепленных в стенах подземной камеры. Сам же пелаверинец был вынужден оставаться в темноте — жуткой, пугающей, хрустящей…

Хрумп еле сдержал панический вопль; наклонился, попробовал на ощупь определить, что же такое хрустит под его ногами. Кости…древние, сухие что твоя пустыня…

На скелете обнаружились полусгнившие остатки одежды, кожаная сумка, мгновенно развалившаяся от прикосновения.

— Ого! — тихонько присвистнул от восторга Хрумп, когда обыск увенчался обнаружением огнива и фляжки. — Спасибо, что выручил, приятель!

Он резво открутил крышечку, запрокинул фляжку… и едва не вытряс себя в пересохшую глотку горсть дохлых пауков.

— Вот демоны, — снова выругался пелаверинец.

К счету, который он собирался предъявить ушлой мэтрессе, добавился еще один пункт. Ладно, Фломмер столкнул его в колодец (хотя бы от взбесившихся големов спас!), ладно, он чуть не отшиб себе все на свете, рухнув с высоты, ладно, он уподобился летучей мыши и вынужден приспосабливаться к темноте и прятаться от ненормальных охранников… В конце концов всё вышеперечисленное было неотъемлемой части профессии вора, и Хрумп уже привык.

Но терпеть жажду он не собирался.

— Ты у меня дождешься… — пообещал Хрумп Далии.

Правда, их разделяло несколько десятков локтей расстояния, спутники, опять же, стражи… Плевать! Хрумп тоже человек, и у него имелось чувство собственного достоинства.

Поэтому вор спрятался за статуей спящего сфинкса и стал ждать улыбки госпожи Удачи.

Ждать пришлось не менее двух часов. Потом Далия и вся честная компания, включая старушку в страшной шубке, мумию и нескольких каменных охранников, неспешным шагом вышла из гробницы и отправилась куда-то дальше по одному из вырубленных в толще скалы коридоров.

Хрумп ужом проскользнул в гробницу и замер, буквально раздавленный великолепием обстановки. Ах, сколько золота! Оно обеспечит своему обладателю райскую жизнь!

— И это всё моё! — временами хихикал вор, разглядывая ценности.

Первым побуждением было схватить золотишко в охапку, запихнуть за пазуху и бежать, пока не вернулись хозяева — вор нервно косился на статуи со звериными головами, но, похоже, на них магии не хватило, они оставались недвижимы. Однако, выбрав из сотни сваленных в углу браслетов самый большой и бриллиантовый, навесив на шею десяток тяжеленных ожерелий и запихнув под куртку золотую статуэтку, изображающую купальщицу, Хрумп вдруг понял, что допускает ошибку.

Ведь алхимичка не стала заморачиваться по поводу местных богатств! Почему, спрашивается?

Да потому, что нацелилась на добычу попригляднее…

Пелаверинец высыпал собранные ценности на пол гробницы, хищно оскалился и отправился выслеживать алхимичку дальше. Нет, Хрумпа не проведешь!

Каменные воины проводили вора красными внимательными взглядами.

Гора Сфинксов

Инспектор Клеорн почувствовал, как его куда-то волокут — открыл глаза и пожалел, что вернулся в сознание. Над ним нависла уродливая морда состоящая из костяных, лишенных кожи и плоти, челюстей, огромных зубов, жутких свинцовых глаз с зелеными огоньками внутри, злобно сверкающими из-за низко надвинутого бронзового шлема.

Энбу отволок чуть живого сыщика в сторонку, прислонил к валунам, а сам вернулся в глубину разбушевавшегося песка.

Клеорн перекатился на бок, пробуя встать на ноги. Профессиональные рефлексы, еще не осознавая своей полной бессмысленности, настойчиво, обжигая до хруста, подсказывали выхватить из кобуры револьвер, наставить его на какого-нибудь преступника и сказать зловещим голосом: "Сдавайся, или буду стрелять!"

Ха…

Вот он, преступник. Даже, если внимательно присмотреться, несколько. Из глубин мглы, разлившейся вокруг Горы Сфинксов, то здесь, то там вырастали сверхъестественные фигуры, образованные мириадами песчинок. Они были то могучими воинами, то страшными чудовищами, то многорукими богинями, то цветами… Один раз Клеорн был готов поклясться, что видит большого, довольного жизнью пушистого кота, сверкающего черными провалами глаз и громогласно ревущего огромной клыкастой пастью. Духи Пустыни обретали песчаную плоть, чтобы тут же рассыпаться, распылиться бушующим ветром, и возродиться снова — в другой части плоскогорья, — там, где спасалась бегством очередная жертва…

Сквозь бушующую песчаную взвесь Клеорн, прикрывая глаза ладонью, различил очертания Лотринаэна и Лео — маги, встав рядом, колдовали. Над ними виднелись голубоватые линии какого-то магического полога, из-под которого время от времени вырывались огромные, в полтора локтя диаметром, шаровые молнии. Электрические разряды прожигали Духов Пустыни, останавливая их и превращая в спекшиеся стеклянные нити. Но слишком медленно, слишком медленно…

Чуть дальше колдовала некромантка, мэтресса Вайли. Клеорн сначала подумал, что она помогает нападающим, создавая хаос и панику в рядах жертв, но потом понял, чем действия волшебницы имеют совершенно противоположную направленность. Подняв посох и выкрикивая заклинания, Вайли управляла мертвецами — и жуткими энбу, и, увы, совершенно свежими мертвецами, только что потерявшими жизнь здесь, у подножия Горы Сфинксов… Скелеты и зомби, не чувствительные ни к нехватке воздуха, ни к жуткому, рвущему кожу на части, прикосновению песчаной бури, вытаскивали пострадавших из объятий разбушевавшихся Духов Пустыни.

И Клеорн, слегка пошатываясь, поспешил на помощь.

Ему повезло заметить, что у подножия скалы есть небольшая ниша, образованная наклоненными крупными глыбами; внутрь своеобразного коридорчика не мог проникнуть бушующий ветер, и сыщик постарался объяснить энбу, что раненых можно складывать туда, за камни… Смотрите, тут даже чьи-то седельные сумки лежат, может быть, там найдутся какие-нибудь лекарства?

Убедившись, что энбу неведомо как поняли его сбивчивые, путанные объяснения, Клеорн бросился в центр бури, выискивая тех, кто нуждается в помощи.

Люди и гномы, кентавры, ездовые животные, вся любопытная и преисполненная надежд публика, так переживающая за исход моментально забытых состязаний, попавшаяся в коварную ловушку, отчаянно пыталась спастись. Паника, охватившая всех при приближении ревущей песчаной волны, заставила многих упасть, вжаться в камни и песок, закрыть голову одеждой… Хорошая тактика — но совершенно не подходящая для выживания в условиях, когда вас настойчиво извлекают из убежища, выковыривая, как лакомка — изюм из сладкой булочки. Если кто-то и был жив, то исключительно благодаря тому, что иногда Духи Пустыни увлекались и уносились в сторону, рассыпаясь прахом и вылепляя себя еще более кошмарными, чем раньше. Кто бы ни создал этих песчаных монстров, — решил сыщик, — он создал их маньяками, объятыми жаждой убийства…

Клеорна чуть не затоптала обезумевшая от страха лошадь, чья морда была испачкана следами кровавых слез; сыщик схватил беднягу за уздцы и попытался вывести в безопасное место… И обнаружил, что не знает, куда идти — всё пространство вокруг закрывал желтый, серый и черный песок, бешено мчащийся вокруг и по кругу, душащий, смертельный…

На этот раз его привел в чувство крепкий удар посохом. Вайли стояла рядом, смертельно-бледная, растрепанная и настороженная, но от этого не менее решительная.

— Не мешайтесь под ногами, инспектор! Идите к карнизу, там безопасно!

— Я… уже иду…

Клеорн потянул за собой лошадь, та вырвалась и умчалась прочь. На следующем шаге Клеорн различил в десятке шагов темную низкорослую фигуру и бросился на помощь. Полненький коротышка, отчаянно задыхающийся, попытался отпихнуть нежданного спасителя, но потом обмяк, теряя сознание. Вытащив бедолагу, сыщик повернулся и увидел, как за спиной ничего не подозревающей Вайли поднимается огромная крылатая фигура кошмарного песчаного сфинкса.

— Осторожно! — закричал он.

Вайли не услышала. Не совсем понимая, что делает, что называется — на чистом адреналине, когда сознание отключается и остается только животная сила, заставляющая бежать или бить, Клеорн рванулся к ней, сбил с ног — в следующую секунду на место, где стояла некромантка, обрушился многотонный песчаный столб. Увидев, какой опасности она избежала, волшебница закричала, запаниковала; инспектор попробовал увлечь ее в сторону — и Дух Пустыни оказался рядом. Ловкий, как кошка, песчаный сфинкс игриво поднял лапу, намереваясь покончить с прыткими букашками.

Вайли подняла посох, что-то колдуя — не подозревая, насколько она смешна и нелепа по сравнению с огромным и могущественным воплощением Пустыни. У Клеорна в ожидании неминуемой смерти громко и часто стучало сердце. Он был бы рад подумать о чем-нибудь возвышенном, о чем-нибудь рыцарском, или хотя бы прекрасном, как мэтресса Далия…

Но вместо этого за последние секунды жизни в голове сыщика пронеслось: "Ненавижу предсказателей!"

Окрестности Диль-Румайи. У старой чинары

— Хорошо бабахает, — тоном знатока заключил Ньюфун. Гном наблюдал за грозой, полыхающей молниями над плоскогорьем к юго-востоку от укромного местечка, облюбованного их честной компанией. — Жаль только, что дождём не пахнет…

— Да, дождичек бы не помешал, — отозвался Огги, утирая льющийся со лба пот. — Ну что, я раздаю?

Пелаверинец щелкнул по колоде карт и побренчал фишками и стекляшками, приготовленными для партии "Короля и звездочета".

— Что, Оск, не надумал составить нам компанию?

Оск, напряженно всматривающийся в темную исчерченную молниями тучу, отрицательно покачал головой.

— Я обещал папеньке, что буду избегать азартных игр.

— И это правильно, — согласился Ньюфун, возвращаясь на свое место и показывая Рутферу, чтоб раздавал. — Нам больше достанется…

Огги поморщился — он неплохо передергивал, но гном, как выяснилось, еще лучше запоминал вышедшие карты и просчитывал игру на шесть-восемь ходов вперед, поэтому выигрывал пелаверинец одну партию из трех. А попробуем-ка мы зайти вот с этой красавицы…

— Что это? — Оск протянул руку, указывая на точку, быстро приближающуюся с восточной стороны.

— Отставить азартные игры! — бодро скомандовал Ньюфун, пряча розданные карты и фишки под шлем. Он вскочил на ноги, пробежал к пушчонке, рассчитанной на стрельбу полуфунтовыми ядрами, и принялся активно раздувать фитиль.

Пока Огги спешно заряжал арбалеты, Оск принялся рассуждать:

— Вряд ли это те самые обманщики, конкуренции с которыми боялась Джоя… Мне почему-то казалось, что обманщиков должна быть целая ватага — а здесь всего одно существо…

— Сколько раз тебе повторять — никакая она не Джоя, а Кайт! Местами донна! — проворчал Огги.

— Мне не нравится, как ты говоришь о девушке, которую я люблю! — нахмурился Оск.

Выбирая, какой из двух арбалетов надежнее, Огги не заметил изменения атмосферы диалога.

— Нашел ты, парень, кого любить! Да на фига ты такой крутой воровке сдался? На стрёме стоять, пока она домишко очередного богатея потрошит? Конечно, среди девок дурочек много, и кому-нибудь ты сгодишься, но уж поверь мне, опытному человеку…

Оск почему-то даже не дослушал, в чем таком Рутфер опытен, а подошел и закатил ему затрещину. От души.

— Вы чего? — всполошился гном.

Полуоглушенный, нахлебавшийся песка, с разбитым носом, Огги поднялся из-под чинары, покачнулся, с четвертой попытки достал из-за голенища нож и пьяным шагом начал наступать на противника.

— Вы с какого дуба рухнули?!! — завопил Ньюфун, вмиг забыв о пушке. Подхватив секиру, он подбежал к мужчинам, намереваясь воззвать к их рассудку.

О, как он ошибся! Первый же взгляд в бешеные, налитые яростью глаза подсказал гному, что время объяснений, оправданий и извинений ушло в безвозвратное прошлое.

— С чего бы — ведь ничего, крепче вина, не пили? — удивился гном, наблюдая, как его товарищи активно пытаются прирезать друг друга. Вернее, пытался Огги — Оск обходился без оружия, планомерно и достаточно ощутимо мутузя противника.

— Ты не смеешь дурно думать о самой прекрасной, чистой и доброй девушке на свете!

— Да кто ты такой, указывать мне, что и о ком говорить?

— Извинись, или я оторву тебе голову!

— Заткнись, или я отрежу тебе уши!

— Ребята, ребята… — примеривался Ньюфун, как бы ударить их так, чтоб уложить одним махом обоих. С сожалением отказавшись от применения секиры, гном задумал бросить в кого-нибудь булыжник. С камнем проблем не возникло, но вот в кого кидать?

Вдруг от чинары раздался приглушенный визг:

— Хогри-хогри! Уии! Уииик!

Оск и Огги, как по команде, остановились и резко повернулись, прислушиваясь. Крик повторился:

— Хогри! Хогри! Хогри-хок!

— Кто это у тебя? — обманчиво спокойным голосом спросил Огги.

— Никто, — насторожился Ньюфун.

— Врешь, — жестко отрубил Оск. — У тебя там томится в плену прекрасная дева!

Ньюфун выразительно покрутил пальцем у виска, подумав, что тут явно одним дубом не обошлось… постаралась целая роща эльфов во главе с этой… как ее… секвойей…

— Уиии! — надрывалась свинка.

— Я спасу вас, прекрасная дама! — закричал Оск, одним плавным движением подхватил оставленную Ньюфуном секиру, перепрыгнул гнома, в момент оказался рядом с седельными сумками. Лезвие блеснуло, мешковина подалась…

— Хогри! Хогри-хок! Уииии! — вырвалась фамильная кордсдейловская свинка-копилка на свободу.

— Отдай!

— Пусти!

— Укушу!

— Сначала свинцовые зубы вставь!

— Я покараю вас, злодеи!..

— Уиииии!

Удерживаясь вокруг свинки-копилки, как электроны вокруг хлебнувшего лишку атома, человеческо-гномья куча-мала прокатилась вокруг старого дерева, по остывшему кострищу, по припасам, под копытами лошадей — лошадки не выдержали такого зрелища и в панике умчались прочь.

— Стой, скотина артефактная!

— Ах, злодей, ты еще и чернокнижник!

— Пустите меня, я жить хочу!

— Отведай рыцарского сапога, презренный!

— Хрен тебе, а не наследство дяди Дюши!

— Врешь! Не возьмешь!

— Стой спокойно, и казнь твоя свершится безболезненно!.. Стоять, я сказал!

— Не попал! Не попал! Уй… попали…

— Хогри!

— Я тебя на гвозди пущу!

Конец сражения наступил внезапно. Над борющимися мужчинами возвысилась плотная фигура, оглушительно заржала и с размаху опустила копыта на спину Огги. Ньюфун, который как раз ушел в партер, то есть использовал уникальные копательные навыки для передвижения под тонким слоем почвы, вылез, кратко осмотрелся и сделал шикарную подножку поднимающемуся с колен Оску. Тот неловко покачнулся и рухнул — аккуратно приложившись головой о ближайший камень.

— Откуда ты, белый конь? — отдышавшись, спросил гном у невесть как появившегося в лагере жеребца. Холеный, красивый, хотя и несколько пропылившийся конь умбирадской породы ответил едким, язвительным ржанием.

Пока противники лежали, тихо постанывая, Ньюфун поспешил подхватить законное имущество на руки и отскочить в сторонку. Идеальным вариантом было бы вскочить на лошадь и умчаться в сторону заката. Мда, будь Ньюф хотя бы пяти локтей роста, он бы так и поступил…

— Стой, скотина! — вопил гном, пытаясь как-то решить задачу по подъему себя на требуемую высоту.

— О, боги… — раздался сдавленный стон. Оск, придерживаясь за висок, медленно поднялся, обвел окрестности блуждающим взором и уточнил: — А где это я?

— Где, не важно! — Ньюфун вцепился в свинку, намереваясь драться за нее не на жизнь, а на смерть. — Только не подходи! Не видать тебе гномьих копилок, как своих ушей, дылдяк-переросток!

— Хорошо, — мирно и покладисто ответил Оск. — Как скажешь… Только отойди, пожалуйста, от моего коня. Он чужих не любит, укусить может…

Ньюфун посмотрел на белого умбирадца и счел возможным выразить свое отношение к подобному бреду раскатом саркастического смеха:

— Он — твой? Да не смеши! Ты что, рыцарь, что ли, чтоб на таких кониках разъезжать? Да ты только на подковы полгода наемничать должен!

— Вообще-то, я и есть рыцарь, — извиняющимся тоном заявил Роскар.

— Ага, а еще — наследный принц в придачу!

— Нет, моему брату наследует его сын. Я так, геройствую помаленьку… Правда, с недавних пор выполняю важную государственную обязанность — присматриваю за всеми волшебниками, магами, ведьмами, прочим чудесатым народом. Я — принц Роскар из династии Каваладо, — со сдержанным достоинством представился кавладорец.

Ньюфун совершенно не удивился. Он подошел, задумчиво оценил рану на виске человека и пробормотал:

— Эк тебя приложило! Ну да ничего, авось, выживешь…

— Уии! Уиии! — согласилась свинка.

Гора Сфинксов

Сотканный из бешено мельтешащего песка и мрака сфинкс поднял лапу, намереваясь одним ударом покончить с двумя беспомощными людьми. «Тварь» довольно ухмыльнулась…

И вдруг обрушилась песчаной грудой.

Огромный, величиной с дракона, иссиня-черный бык, пробежал дальше, поддевая на рога прочих Духов Пустыни. Добежал до Горы Сфинксов, обернулся. Он помотал крутыми, острыми рогами, пригнул голову и резко рванул обратно — раскидывая охотящихся за последними выжившими людьми и кентаврами Духов, как оловянных солдатиков.

Песчаные монстры перегруппировались, собрались, образовав исполинское многоголовое существо. Бык атаковал — и тут же скрылся в недрах обрушившейся на него песчаной гидры… Когда она рассыпалась, Клеорн ожидал увидеть растерзанное, изувеченное тело быка — но вместо этого увидел прорастающие прямо из-под камней и барханов мясистые темно-зеленые листья. "Воинство базилевса Пацифия"(53) мгновенно сковало казавшимся неисчерпаемым «ресурс» противника — тот песок, который теперь не могли поднять порывы ветра. А дальше…

Дальше Клеорна снова вытащили из гущи схватки — на этот раз мэтр Лео. У молодого мага вид был немного сумасшедший, как у каждого побывавшего в первом бою новобранца, но счастливый донельзя.

— Инспектор! Мы живы! Вы посмотрите, вы только посмотрите на них!

Посреди небольшого ущелья, ставшего полем битвы, стояли три мага. И каких! В первый момент Клеорну показалось, что двое волшебников — эльфы, потом он понял свою ошибку. Вполне закономерную — мэтр Лотринаэн как никогда стал похож на своего отца; они колдовали слаженно, обходясь без слов, будто все предыдущие века провели в изнурительных тренировках, рассчитанных именно на подобные случаи. Маленький сухонький мэтр Виг стоял рядом, подняв посох в левой руке — стоило Духам Пустыни опомниться и завертеться очередным смерчем, старый волшебник призывал очередного монстра.

— Какой мастер! — восторженно комментировал Лео. — Какой потрясающий мастер! Да он один знает зверюшек больше, чем все Участники соревнований, вместе взятые!

Отвлекаясь на многочисленных зверюг, отбрасывающих их, раздирающих когтями, проглатывающих, Духи Пустыни отступали, перестраивались… пока мэтр Пугтакль не прочитал последнее слово заклинания Метаморфозы (54).

Тогда вся песчаная взвесь, составлявшая плоть страшных созданий, вдруг осыпалась на землю мельчайшими капельками воды.

— Хоп! Хоп! Хоп! Урааааа! В атакууууу!.. — послышалось Клеорну.

В первый момент он подумал, что сошел с ума — откуда здесь взяться родной, кавладорской королевской гвардии? Потом, когда конные рыцари осадили коней, подняли забрала, недоуменно осматривая редкие фигуры выживших… Когда появился его геройство генерал Громдевур собственной персоной…

Сыщик подумал, что магия для него не прошла бесследно.

— Отставить бить противника, — деловито приказал Громдевур, направляя коня к группке магов. — Кого я вижу… Против кого на этот раз колдуем, старцы?

Лотринаэн весьма кисло отреагировал на это столь своеобразное приветствие. Сыщик обратил внимание, что после примененного колдовства и Пугтакль, и Лотринаэн выглядели весьма утомленными — казалось, каждый из них постарел вдвое; то ли дело наш, отечественный призыватель! Стоит свеженький, как новенькое чучелко в огороде!

— Чего тебе, сынок? — поинтересовался Виг у генерала.

— Да вот, ищу бренные останки одного мэтра… Говорят, его убили — мой долг разобраться, — точно в соответствии с подсказкой обожаемой Ангелики ответил Октавио. Клеорн мигом ожил и поспешил заявить о своем присутствии.

— Разрешите приступить к исполнению служебных обязанностей!

Громдевур свысока оценил рвение добровольца и дозволил.

— Может вы, господин сыщик, мне объясните, где тут кого убили?

— Мэтра Мориарти! — выкрикнула запыхавшаяся мэтресса Вайли, подбегая к совещающимся мужчинам. — Почему никто из вас меня не слушает?! Говорю же — убили мэтра Мориарти! Немедленно найдите его труп! — кричала расстроенная, плачущая волшебница, схватив мэтра Лео за грудки. — Может, он еще не испортился, и я смогу вернуть его из-за порога…

— Когда ж ее жизнь научит, — проворчал Виг, закатывая глаза.

— Папа, как же ты не понимаешь!.. — разрыдалась Вайли.

Октавио выслушал сей бессвязный лепет и потребовал объяснений:

— Этот Мориарти — наш человек?

— Никак нет, — объяснил Клеорн. — Ллойярдец.

— Не лучший вариант… Придется согласовывать спасательную миссию с королем Тотсмитом, а время дорого.

— В таком случае, — вмешался мэтр Пугтакль. — Позвольте попросить вашей помощи от имени короля Фабиана, который облек меня доверием решать вопросы, связанные с магией и чародейством.

— Отлично! С формальностями всё ясно. А теперь рассказывайте, что тут происходит, — потребовал Громдевур. — Здесь же должны какие-то тварюшки бегать, разве нет? Откуда буря посреди Пустыни взялась?

Мэтресса Вайли мигом осушила слезы и путано, вольно жонглируя хронологией и совершенно издевательски мешая достоверные факты с женскими "я всегда подозревала! Мне казалось! Я так и думала!" попыталась объяснить, что существа-претенденты, конечно бегали… а потом вдруг — Ой! Мориарти погиб, хрустальные сферы лопнули, артефакты едва не сгорели, они побежали, а тут песок…

— И кто у нас главный подозреваемый? — генерал обвел пристальным взглядом своих собеседников.

— Думаю, что это Кадик ибн-Самум, глава магов Эль-Джалада, — ответил Лотринаэн.

— Вы уверены, мэтр? — насторожившись, уточнил Клеорн. Ему показалось, что при имени эльджаладца эльф и мэтр Виг обменялись многозначительными взглядами.

— На сто процентов, — ответил Лотринаэн.

— Это он, он, негодяй, убил моего Мориарти!! — прорыдала Вайли.

Пугтакль счел необходимым вмешаться:

— Понимаете, господа, здесь есть некоторая сложность. Дело в том, что Кадик ибн-Самум…

— Он негодяй, безумец и бесчестный подлец! — прокричала мэтресса Вайли. Теперь она рыдала, опираясь на плечо мэтра Вига, и старый волшебник терпеливо, но не слишком радостно колыхался от ее громких воплей. — Он убийца!

— Да кто ж спорит, — ответил эльф. — Конечно, излишней честью Кадик не обременен. Но увы, вынужден признать — он прекрасный маг. Весьма умелый, сведущий и расчетливый. К тому же — при всей узконаправленности и извращенности своего ума он далеко не дурак.

— Одним словом, — прервал поток эльфийской речи Виг, — мы считаем, что он играет против нас не один.

— То есть? — потребовал объяснений Громдевур.

— Даже у самого сильного волшебника кишка тонка бросать вызов нескольким десяткам магов, — к совещающимся подошел мэтр Фледегран. — вы могли заметить, ваше благородие — мне и моим помощникам требовалось постоянно возобновлять ресурс Силы, значит, вы можете представить, чего стоило мэтру Кадику сотворить заклинание вызова Духов Пустыни…

— Ясно, ясно, — нетерпеливо прервал придворного мага Октавио. — И кто его союзник, если не секрет?

— Традиционно в Эль-Джаладе практикуют демонологию, — четко, как на уроке, ответил Лотринаэн, за что удостоился кислого взгляда со стороны мэтра Вига и отца.

— Вообще-то, буквально перед началом состязаний мы получили неопровержимые доказательства того, что в Ильсияре действует личный помощник весьма сильной и совершенно беспринципной волшебницы, которая, вероятнее всего и является союзником Кадика ибн-Самума. — проговорил Пугтакль. — Мы видели этого «порученца» собственными глазами, но, к сожалению, не смогли поймать. Его зовут Цогобас, он принадлежит к существам, которые не встречаются в нашем мире…

— Лысый рыжебровый карлик! — хлопнул себя по лбу Фледегран. Так вот кого ему напомнил словесный портрет газетной заметки!

— А его хозяйку зовут Кёр. Та еще штучка, — продолжил Виг. — Криомант высочайшего уровня, метеомант весьма умелый, сечёт в Магии Крыла и Когтя, мастер-артефактор… серьезная дама, только с головой совсем не дружит.

Все, кто сколько-нибудь знал мэтра Вига, удивленно присвистнули. Уж если он кого-то признавал в недружественных отношениях с верхнекортикальным управлением поведения, тогда точно стоит от этого «кого-то» ждать неприятностей.

— Странно. Я никогда не слышал о мэтрессе Кёр, — прошептал мэтр Лео. — Где она живет? Если она так эксцентрична, как вы утверждаете, может быть, зря Министерство Спокойствия не интересуется ее судьбой?

Трое старших волшебников, будто состоящих в некотором тайном обществе, снова обменялись выразительными взглядами.

— Расслабься, сынок, — наконец, ответил Виг. — Далеко она живет.

— В другом мире, — не сумел сдержаться Лотринаэн.

— Не понимаю, — пробормотал мэтр Лео некоторое время спустя.

Инспектор Клеорн был серьезно занят — по поручению генерала Октавио, выделившему сыщику трех помощников, он выяснял, кто сумел пережить атаку Духов Пустыни. Уже выяснилось, что вокруг Горы Сфинксов — лиг этак на десять в окружности, — находилось не меньше тысячи любопытствующих, и местных, и приезжих. Убедившись, что опасность миновала, люди и не-люди выбирались из укрытий и с возгласами разного содержания бежали навстречу кавладорскому отряду — некоторые с проклятиями, почему те мешкали, некоторые — с благодарностью за спасение. Некоторые требовали вернуть им убежавших во время бури лошадей и осликов, кто-то подсовывал счет за пропавший во время суматохи отделанный брабансским бархатом паланкин…

Как Октавио Громдевур справлялся с бушующим многоголосым морем, Клеорн не мог понять. Но, самое удивительное, генерала слушались и покорно выполняли его распоряжения — все, кроме мэтрессы Вайли. Некромантка снова и снова требовала отправиться на поиски мэтра Мориарти, постоянно отвлекая Громдевура от объяснений с эльфом и Вигом возможного развития событий. Понятно, что Кадик одной атакой не успокоится… Понятно, что сейчас собравшаяся у Горы Сфинксов толпа является идеальной мишенью, и надо куда-то уходить, но вот куда? Спасибо за подсказку, мэтресса, мы обязательно пойдем в указанном вами направлении, вот только надо решить, насколько быстрым темпом и в каком именно количестве…

— Не понимаю, — повторил Лео.

— Чего на этот раз вы не понимаете, мэтр? — спросил Клеорн. Все-таки Лео был одним из героев дня, и напоминать ему, что он отвлекает инспектора от важных дел, не следовало.

— Ради чего этой самой мэтрессе Кёр связываться с мэтром Кадиком? Мотивы поступков самого ибн-Самума я вполне понимаю — в годы обучения мой наставник, мэтр Иллариан, рассказывал о желчном характере эльджаладца, о том, что его угораздило поучаствовать во всех войнах Эмирата за последние полтысячи лет — причем войнах, которые далеко не всегда заканчивались победой Эль-Джалада. Он хочет отомстить, хочет ответить на мнимое унижение, которое доставили ему маги Кавладора, Иберры и Ллойярда… Но вот ради чего даме, которая даже живет… — Лео оглянулся по сторонам и продолжил едва слышно, — в другом мире ввязываться в сомнительную бузу? Какой у нее интерес сотрудничать с Кадиком?

Клеорн почесал покрытый легкой щетиной подбородок. А ведь точно!

Он бросился к генералу; вежливо отстранил мэтрессу Вайли и коротко пересказал доводы мэтра Лео и закончил изложением собственных выводов:

— Ваше благородие, прошу разрешения на временное задержание подданного иностранного государства для получения свидетельских показаний!

— Кого именно? — на всякий случай уточнил Октавио.

— Господина Бонифиуса Раддо из Бёфери — он сейчас как раз в лагере Участников, рядом с Хетмирошем.

— Этого — давай! — оживился Громдевур, потирая ладони в предвкушении встречи со старым знакомым.

— Бесчувственные чурбаны! — закричала мэтресса Вайли, убедившись, что до судьбы мэтра Мориарти никому, кроме нее, дела нет.

Вертано, а также между Ильсияром и Хетмирошем. Чуть ранее описанных событий

Карлик Цогобас совершил самую большую глупость в жизни. Вообще-то, вся его жизнь, если хорошенько присмотреться, не блистала особо умными поступками — даже тогда, когда Цогобас демонстрировал чудеса изобретательности и хитроумия, в итоге оказывалось, что можно было действовать проще и эффективнее. Госпожа нередко говорила, что Цогобасу досталось чересчур мягкое сердце — возможно, всему виной было именно оно… А еще она повторяла, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным — и эту истину Цогобас испытал всей своей несчастной шкуркой.

Спасибо Госпоже, он не умер. Вернее, спасибо Тие-Мизар, которая отпаивала несчастного страдальца куриными бульонами с ароматными травками, спасибо Джое, которая самоотверженно пыталась остановить кровотечение тогда, в странном доме-между-мирами… Общими усилиями его все-таки спасли. Правда, пришлось объяснять Госпоже, откуда взялась Джоя… Не очень красиво получилось: Госпожа холодно поинтересовалась, с какой стати карлик взялся населять ее Замок всякими человеческими девчонками, страдающими меланхолией и рифмоплетством в особо извращенных формах; но всё как-то утряслось. Джоя сумела рассмешить хозяйку Замка своими рассказами о том, чем занимаете во время учебы в Университете, и та разрешила ей остаться. Теперь Цогобас искал кольцо, когда-то подаренное Госпожой барону Генри фон Пелму, руководствуясь сразу двумя соображениями: во-первых, так хотела Госпожа, а во-вторых, после того, как карлик вернет пропажу, она обещала отпустить Джою домой…

Тия-Мизар, помогая Цогобасу собрать припасы для нового путешествия, вздыхала и охала — карлик кровожадно перечислял планы, которые у него имелись относительно своей несостоявшейся убийцы. Карлик собирался донну Кассандру четвертовать, скормить царсари, поджарить на медленном огне и порубить в капусту. Добросердечная Тия, трепеща чепчиком и рюшечками платья, предложила кухонную сечку и корытце — для рубки коварной донны, но Цогобас придумал лучше. Придумал, да! Он не шутит! План был идеальным: ворваться в "Золотую Пику", разгромить к шутам собачьим здание, а когда Кассандра побежит, зовя на помощь, переправить ее в тот дом-между-мирами, чтоб она застряла там навеки и умерла от жажды и одиночества! Да! Идеальный план!

Почти такой же идеальный, как те, которые Цогобас составил для извлечения черепа Генри фон Пелма из рук мэтрессы Вайли…

Когда Цогобас вернулся в "Золотую Пику" и начал разбрасываться "ледяными копьями", выяснилось, что "донна де Неро и сопровождающие ее лица покинули гостиницу буквально за час до прибытия сеньора…" Карлик, разумеется, не поверил. Он, разумеется, отправился посмотреть собственными глазами… И то, что стены "Золотой Пики", как оказалось, держались на честном слове и не выдержали лёгоньких повреждений, он, Цогобас, разумеется, не виноват!

Зачем карлик бросился вытаскивать из рушащегося здания спящего в разгромленном обеденном зале кота, он и сам не знал. Жалко стало.

А Кот, очнувшись, взревел, вздыбил шерсть, да как помчался, помчался… Будто не чувствуя тяжести вцепившегося в его доспех карлика, ополоумевшее животное протаранило стену, заметалось среди выбегающих из гостиницы людей, потом, когда Цогобас нащупал пуговицу с телепортом…

Этого не стоило делать. Видимо, Котик жил у какой-то ведьмы или волшебника — он настолько пропитался остаточной магической энергией, что телепорт исказился, и выскочила веселая компания не в Ильсияр, куда направлялся Цогобас, а в Восьмой Позвонок. Презрев защиту от внешних вторжений, установленную тамошним начальством, Кот и карлик пробежались по Башне Ночи (снизу вверх), по Башне Алхимиков (сверху вниз), оборвали корзину лифта, лишили Йори головы (крепче пришивать надо было!), перепугали всех школяров, которые считали себя почти трезвыми… Следующий телепорт открылся в чаще непролазного леса. Хорошо, что летнего, жаркого и влажного. Собрав с плотных листьев вёдер десять воды, нюхнув какого-то цветочка, от которого нос Цогобаса распух и приобрел сходство со спелой сливой, они столкнулись с компанией раскрашенных сажей и красной глиной людей. Туземцы, увидев восседающего на спине кота-в-доспехах красноносого карлика, повалились на колени и завыли что-то просительное.

Третья попытка телепортации сработала еще интереснее. Карлик и кот оказались в подземелье — не мрачном, а наоборот. Свет там был — только какой-то неживой, искусственный. А еще там были люди в куцых белых мантиях, которые при виде непрошенных посетителей отвлеклись от алхимических опытов, которые проводили со множеством артефактного оборудования… потом люди узнали Котика и закричали: "Смотрите, нечисть вернулась!" И начали метать в несчастных путешественников раскаленный свинец и пламя.

Кот, должно быть, знал это странное место: он пронесся по столам, уставленным стеклянной посудой, прошмыгнул в дверь, в два счета отыскал лестницу… И под крики какой-то женщины "Флаффи! Флаффи! Вернись к мамочке!", им удалось скрыться.

С шестой или седьмой попытки Цогобас все-таки оказался там, куда направлялся в самом начале.

На фоне темного предрассветного неба возвышалась неопрятный, всклокоченный Хетмирош, под ногами скрипел серый песок, пахло множеством перепуганных зверюшек. Цогобас наконец-то отцепился от загривка Черно-Белого Кота, встал на подкашивающиеся ножки… и от души пнул пушистую заразу.

— Чтоб я! Когда-нибудь! Кого-нибудь! Зачем-то пожалел!!!

Кот увернулся и показал карлику ярко-розовый язык:

— Саум дуряук, — сказал он на прощание, и, взмахнув хвостом, отправился восвояси.

— Больше — никаких добрых поступков! — решил Цогобас. — Отныне и навсегда! Хватит с ними цацкаться! Буду действовать, как Госпожа — пришел, увидел, заморозил! Ух, сейчас я разберусь с этой Вайли!!!

Постановив, что спасение ходячего землетрясения в черно-белом кошачьем обличье было последним самым глупым поступком его жизни, карлик решительно приготовил артефакты, необходимые для взятия штурмом шатра мэтрессы Вайли, закусил губу, чихнул восемнадцать раз (клятый цветик!) и пошел воевать. Он собирался воспользоваться «Айсбергом», чтобы сорвать шатер волшебницы с места, "Дикой Охотой", чтобы разомкнуть и снести охранный контур, была приготовлена и запонка с проголодавшимся царсари, если вдруг Вайли решит лично встать на защиту своего имущества…

А оказалось, что можно было просто войти в шатер, нахмуриться на скелетную горничную, бестолково перебирающую костями в сторонке, обнаружить десяток ларчиков со сладостями, большую нефритовую шкатулку, воняющую странным содержимым и подобрать с ковра бесхозный череп.

"Если это какая-то ловушка, какая-то хитрость, чтоб поиздеваться над маленьким мной…" — думал Цогобас, спешно убегая прочь от обиталища обворованной магэссы. — "Если это не тот череп, если он заговорен так, чтоб только Вайли могла им пользоваться…"

Когда после проведения необходимых некромантских ритуалов дух барона Генри явился, Цогобас был готов разрыдаться от счастья. Наконец-то! Как я вас рад видеть, господин барон! Умоляю, напрягите память — колечко, темненькое такое, похоже, что из железа сделано, с голубым бриллиантом — где оно?!!

— Ах, разве моя правнучка вам его не отдала? — удивился рыцарь. — Я же велел ей разыскать перстень и вернуть леди Кёр в собственные руки!

Цогобас, который после шести столетий служения Госпоже считал себя знатоком женских хитростей, вытаращился на барона Генри и понял, что элементарно обманули. Нет, не элементарно! Его обманули изощренно, жестоко и исключительно по-женски, то есть с улыбочками, слезами, истериками… Карлика скрутило от приступа бешенства.

— Так вы, стало быть, сказали ей, где оно находится?

— Сказал. Так же, как и то, что она не имеет никакого права им владеть. Я, знаете ли, хорошо помню слова, которые сказала мне леди Кёр на прощание, когда я покидал ее Замок — владеть перстнем может лишь доблестный рыцарь, поэтому я особо оговорил в своем завещании, что мой сын не может претендовать на сей предмет, если не выберет путь славы…

— Трен кайхай с вашим завещанием! — завопил Цогобас. — Скажите, где кольцо?!!

— Думаю, что оно до сих пор хранится у моего боевого товарища, Дюши из клана Кордсдейл. Или, в крайнем случае, у его наследника. Я просил Дюшу переправить кольцо леди Кёр, но ее Замок столь труднодоступен…

Начинать всё сначала! Карлик сжал кулаки и потряс ими над головой, не в силах иначе выразить бушующие в его узкой, впалой груди эмоции. Рыскать по всем горам континента в поисках старого гнома! Нет, еще хуже — стараясь найти его наследника! Снова! Опять!

Какую же глупость он совершил, рассказав о ценности кольца Тильде Азено! Она ведь и так всё знала, всё, кроме того, сколько она сможет заработать, вернув вещь ее истинному хозяину! Чтоб ее куры клюнули! Нет, — зажглись оранжевым злым огоньком глаза обманутого карлика. — Чтоб ей Черно-Белый Кот попался!

— Эй, погодите! — окликнул призрак барона фон Пелма удаляющегося в Пустыню карлика. — Уважаемый! А вы мой череп собираетесь возвращать на место? Желательно, в Уинс-таун, в фамильный склеп…

Карлик не отреагировал.

— Не собирается, — догадался покойный рыцарь. — Ладно, делать нечего. Вернемся к основной специальности. Где тут у нас обиженные и страждущие? Я всегда говорил и не устану повторять: в жизни истинного рыцаря даже после смерти найдется место подвигу!

Он серебристой дымкой поднялся над последним вместилищем духа — сначала величавой, широкоплечей фигурой, потом извлек из потемневшего черепа призрак своего коня — он настолько привык к своему верному спутнику, что даже после смерти не мог с ним расстаться. Призрачный рыцарь гордо поднял голову, заложил на плечо меч, приосанился и застыл, поджидая следующее испытание, уготованное ему Судьбой.

Права была леди Кёр, — неспешно вспоминал барон Генри фон Пелм прожитые годы. — Быть рыцарем — значит быть истинным героем. Всегда. А не когда подворачиваются случайные подвиги…

Царство мёртвых

Бесконечные коридоры, темнота, озаряемая слабым светом амулетов-подсветок, бормотание мумии…

— Посмотрите направо — гробница моего внучатого племянника, царя Эумезона, скончался от удара молнии. Погребальная камера царя Зафара — представляете, ее за две тысячи лет ни разу не ограбили!

— Что, так много охранных заклинаний? — поинтересовался Фри-Фри.

— Нет, на него еще при жизни снизошла мания экономить на всем, так что его мумию просто приготовили, положили в самый скромный саркофаг, заложили камнем и успокоились… Гробница царя Шихрафхана, царя Джильгамеша, царя Хварафа…

Лабиринт некрополя казался бесконечным. Даже Напа, привычная к хитросплетениям шахт родного Орбурна, совершенно запуталась среди этих поворотов, спусков, подъемов… "Ты не представляешь, Фиона," — привычно начала гномка складывать текст очередного послания к своей подруге, — "Как постарались здесь древние гиджийцы! Каждый кубический дюйм Абу-Кват превращен в чью-то гробницу! Росписи, статуи, охранные заклинания… Огори-иэ, которые выскакивают из стен и завывают нам вслед! Мумии, которые пользуются случаем, чтоб поругаться с Эпхацантоном — снова, опять, еще и еще, ведь за две тысячи лет у них накопилось много поводов быть недовольными друг другом! Каменные сфинксы, провожающие нас немигающими нарисованными глазами… бормотание Ханны, что у них в Нижней Исподвысковочке кошки тоже гады… Уф, даже иногда мурашки по кольчуге бегают…"

Ощущение ледяного, морозного воздуха, вдруг прорвавшегося в затхлую атмосферу некрополя, было живительным, как глоток воды.

— Где это мы? — спросила мэтресса Далия.

Эпхацантон указал на массивную бронзовую дверь, всю покрытую рунами и магическими знаками.

— Вот он, выход из царства мертвых! Вообще-то, я шучу, — тут же исправился царь-мумия, верно истолковав молчание алхимиков. — Выход, да — чтобы дойти до сокровища Тиглатпалассара, надо пройти по каменному карнизу и подняться на гору. Не волнуйтесь, там действует магия пространства, так что за полчаса доберетесь.

— А его Золотой Город? — тут же спросила Далия.

— К Золотому Городу — туда, — указал Эпхацантон едва различимый в темноте боковой коридор.

— Ладно, пошли! — скомандовала Далия, поворачивая от выхода в очередное ответвление некрополя.

— Далия, я хочу к сокровищам… — протянула Напа. — Может, там снова удастся покопать?

— Разве ты не накопалась? — возмутилась алхимичка.

— Нет, — тоненьким голоском ответила гномка, прижимая к груди верную кирку. — Только-только во вкус вошла…

— Ну и иди, копай! А я пойду смотреть на Золотой Город! Фри-Фри, ты со мной?

Фриолар поколебался, выбирая из двух зол.

— Он пойдет со мной, — потянула его за руку гномка. — Давай же, Фри-Фри! Чего ты застыл?! Вперед, к сокровищам!

— Ну и ладно, — буркнула Далия. — Идемте, госпожа Ханна! Нас ждет величайшее историко-культурное открытие современности!

Крестьянка из Исподвысковочки оглянулась по сторонам, разыскивая "госпожу Ханну", засмущалась и покрылась румянцем до воротника пёсьей шубы, когда догадалась, что речь идет о ее скромной персоне, и застенчиво прошептала, что она того… тут на пять минуточек задержится. А вы ступайте себе, ступайте, она только с Эпхацантонушкой побеседует о жизни нелегкой…

— Я сплю? — спросила себя мэтресса, наблюдая, как Ханна трепетно и скромно благодарит царя-мумию за приют и показ местных достопримечательностей. Польщенный ее внимательностью, Эпхацантон приосанился, поминутно поправлял бинты на горле и лице, надеясь придать им более цивилизованный и приятный вид, храбро обещал показать жемчужину здешнего некрополя — гробницу своей мачехи-некромантки, которая держала в страхе три или четыре поколения гиджийских властителей. Ханна ворковала, смущалась, пугалась, бледнела и вовремя трясла бородавками — одним словом, редко когда Далии доводилось наблюдать столь массированное соблазнение, осуществляемой столь неказистым объектом…

— Конечно, хорошо, что Любушка отстала, не надо ее от Фри-Фри отгонять… Но мумия-то Ханне на что понадобилась?! Должно быть, в атмосфере какие-то флюиды летают, — Далия настороженно принюхалась к пыльному, с ноткой морозца, воздуху подземелья. — Ладно, я пошла… Вы, Ханна, меня догоняйте…

— Я потихоньку, — ответила Ханна. Действительно, очень тихо, но неуклонно, она приближалась к царю-мумии, пока — цоп! — не ухватила его под локоток. — Вы за меня не беспокойтесь!

— Даже не думала…

Мэтресса решительно поправила амулет-подсветку и свернула в указанный коридор. Еще немного — и она, наконец, увидит Золотой Город!

Ханна помогла царю закрыть за гномкой и «Вриоларушкой» дверь, выводящую на карниз. Сделала вид, что устала, продрогла и вообще… крайне нуждается в заботе.

— Собственно, я тут поразмыслил, — откашлявшись, не очень уверенно, начал Эпхацантон. — Мне с собой в загробную жизнь собрали несколько больших кувшинов розового вина и пальмового масла. Не желаете ли..?

— Желаю, желаю! — обрадовалась Ханна. — Ой, ни в жизни ведь ни пальмовой розы, ни винного масла не пробовала, аж боюсь помереть, не проотведовав…

— Ну что вы, вы ж такая молодая! — искренне возразил царь-мумия, не слишком греша против истины.

— Ах, жизня моя кончилась… — резко, без предупреждения, всхлипнула Ханна. В общении с противоположным полом она предпочитала руководствоваться принципом "Обнаружила? Добей!" — Когда муженек мой от жгучей лихорадки скончался, уж как я плакала! Как рыдала! Про свет белый думать перестала! Одна радость — доченька ненаглядная, птичка моя сизоклювая… сизоносая… Ах, да что я вам про беды свои рассказываю, вы ж мушшина счастливый, горя, должно быть, не знали, всю жизнь прочирикали весенней пташкой…

— Ну, не то, чтобы чирикал… — обиделся царь-мумия. — У меня тоже были чувства… к этой, как ее… Шафарии… Пока она не умерла…

— Ой, какой горе! — схватилась за щеки Ханна. Причитала она громко и качественно — так, что у Хрумпа, затаившегося в тени, от ее голоса в животе похолодело от ужаса. — Как же вы, бедный, такие юдоли выдерживаете?! Ах, какой вы сильный мушшина, какой ладный да храбрый…

Выйти замуж в деревне Нижняя Исподвысковочка — той, что в Чудурском Лесу, почти на границе Кавладора и Буренавии, — вообще считалось делом хлопотным и сложным, и получалось далеко не у всех. Местная легенда, двенадцатикратная обладательница приза "Мужик в доме", самозваная ведьма Ханна не зря считалась специалистом экстра-класса. Ах, как будут мне завидовать, — думала Ханна через пару часов, оглядывая гробницу царя Эпхацантона взглядом рачительной хозяйки. На золоте ведь буду есть и спать! Кому сказать — не поверят!

Покрасовавшись перед тусклым бронзовым зеркалом с царскими изумрудами на шее, примерив, как будет сидеть на троне, овеваемая опахалами, Ханна лениво подумала, что теперь-то можно и остановиться. Миссия всей ее жизни выполнена — вряд ли она где-нибудь найдет жениха богаче…

Осталось, правда, незаконченное дельце — пристроить в чьи-нибудь надежные руки дочку Любушку… Но тут мумия-придворный принес церемониальные одеяния, подобающее будущей царице, и заботы о дочери выветрились из головы счастливой невесты. Маскируя ветхим, расползающимся от прикосновений льном, собачью шубку, навешивая на уши побольше серег и рисуя красоты ради вторые, третьи и четвертые брови на узком лбу, Ханна думала о том, как удавятся от зависти кумушки и соседки, когда она вернется в Исподвысковочку, вся из себя богачка и местами царица!..

Возможность, что очередной супруг случайно или по недосмотру переживет ее самое, Ханной даже не рассматривалась.

Гора Сфинксов

Упирающегося Бонифиуса Раддо, возмущенно сообщающего, что он будет жаловаться, и не кому-нибудь, а его сиятельству герцогу Роберто(55), — доставили в рекордно короткие сроки. Помощникам мэтра Фледеграна хватило двадцати минут, чтобы вернуться к Хетмирошу, разыскать шатёр фрателлы и похитить пелаверинца. Ну, может быть, «похитить» — не совсем верное слово… Но кавладорцам, которых подстегивало четкое и весьма недвусмысленное напутствие генерала Громдевура, было не до стилистических тонкостей.

— Кого я вижу! — Октавио раскрыл объятия старому знакомому. — Бони! Радость-то какая!

Фрателла Бонифиус очень ловко вывернулся из строя сопровождавших его арбалетчиков и в мгновение ока оказался рядом с мэтром Пугтаклем:

— Ваше магичество, позвольте попросить политического убежища!

Эльф удивился.

— Я всегда сочувствовал экономике Иберры! — спешно, пока к эльфу и его собеседнику приближался генерал Октавио, признавался фрателла. — Я буду трудиться на ее благо! Я готов честно платить налоги! Я расскажу, как торговал прокисшим вином из Фносса только затем, чтоб поддержать виноградарей из Сан-Тиерры!

— Да иди ты! — Громдевур ласково стукнул Бонифиуса под ребро. — Что, неужели даже жалованье слугам платить собираешься?

— Буду, — храбро пообещал Раддо. — Честно слово — буду платить самое большое жалованье, буду выдавать льготные кредиты, буду жертвовать на храмы и обители… Я даже Фломмера уволю, чтоб он больше никому из должников кости не ломал!

— Фломмер? Это кто ж такой? Не знаю… Раньше у тебя Огги Рутфер служил. Что, неужели доворовался?

— На него благословение снизошло, — объяснил Бонифиус. Он смотрел на Громдевура как кролики — на удава. Или как адепт Мегантира Степенного на вкусную, но увы, запретную, отбивную на косточке. — Когда мы виделись в последний раз, он был озабочен поисками какого-нибудь Ордена, который бы просветлил его заблудшую душу…

Октавио зачем-то полюбовался на собственный кулак (Лотринаэн поморщился, вспомнив свое знакомство с этим примитивным, но действенным орудием возмездия) (56), велел передать Огги, что если у того возникнет желание быть просветленным лично его высокоблагородием, то пусть обращается… А потом посерьезнел и перешел к важным делам.

— Так о чем вы с Кадиком договаривались? Давай, Бони, не томи. Время — зубы.

— Ни… не о чем… так, пустячок…

— Фрателла, мы тебя ценим и зачем-то любим, но, надеюсь, ты понимаешь неизбежность ответного чувства?

Генерал просто лучился нахальством, маги стояли рядом, наблюдая за Раддо будто тот был дрессированным гоблином, и фрателла не выдержал:

— Я не сделал ничего плохого! Я всего лишь рассказал ему, куда путешествовала уважаемая мэтресса Вайли…

— Зачем ему вдруг понадобилась госпожа Вайли? — не сдержал любопытства Лотринаэн. Раддо охотно ответил, что вообще-то, Кадика больше интересовало местонахождение мэтра Мориарти, которого как раз и навещала волшебница…

— Так это из-за тебя! — затряслась от негодования некромантка. — Это из-за тебя погиб величайший ум современности!

Не тратя лишних слов, она взмахнула посохом. Скорпиончик сорвался с набалдашника и, пролетев подобно арбалетной стреле, вонзился в грудь пелаверинца. Бонифиус Раддо выпучил глаза и упал замертво.

— Я-то, наивная, думала, что после проклятия "Неудачи в делах" ты вспомнишь о совести! Что захочешь помогать помощникам, которых кусали мои скорпионы и преследовали беды! Что у тебя проклюнется честь хотя бы с маковое зернышко!

— Так ты что, его прокляла? — с чисто академическим интересом спросил Виг. Мэтр Фледегран тем временем спрашивал у Громдевура разрешения забрать страдальца себе в лабораторию — дескать, уникальный случай отравления магическим животным, надо ученикам показать, пока не сдох… нет-нет, они фрателлу обязательно исцелят… может быть.

— В тот самый час, когда он отказался мне платить за колдовство! — вспыльчиво объяснила Вайли. — Прямо сразу же! Взяли, понимаешь ли, за правило обманывать некромантов! Сначала та баронесса самозваная, потом фрателла…

— Ну-ну. А что ж ты ему не объявила, что прокляла его?

— Я думала, он сам догадается!

— "Догадается"… — передразнил Виг дочь. — Вот и получила, к чему стремилась: считай, собственными руками подставила черепоносца под заклинание Кадика. Но не волнуйся, не плачь ты, глупая… — так как Вайли завыла и с рыданиями упала отцу на плечо, мэтр поспешил успокоить плачущую волшебницу. — Будь уверена — когда ты назвала Мориарти "величайшим умом современности", ты явно переборщила…

Между тем Пугтакль и Лотринаэн тоже пытались по мере сил определить состояние Бонифиуса.

— Надо было спросить его о браслете, — высказался эльф. — За секунды до того, как его сразило заклинание коллеги, я услышал его мысли — он намеревался подороже продать информацию об амулете, который ему навязал Кадик ибн-Самум.

— Найдя амулет, мы сможем вычислить, где он сам прячется, — догадался Лотринаэн.

— Пожалуй, мы покинем вас на несколько минут, — сказал Пугтакль.

— Мы за браслетом и обратно.

— Удачи, — пожелал Виг. Стоило эльфам скрыться, он отстранил от себя рыдающую и разобиженную Вайли и потребовал от Фледеграна, чтобы тот немедленно скомандовал "магической ребятне" организовать слежение за Пустыней. — Чего стоишь, щеки надуваешь? — отчитал он Громдевура. — Давай, командуй что-нибудь! Не думаешь же ты, что старый Ветер-со-Свистом успокоится на одной атаке? Убери своих оруженосцев, а то под ногами мельтешат, колдовать мешают!

— Не понял, вы что, пытаетесь мной командовать?!

— Нечего мне тут доминирующего самца изображать! — рассердился Виг. — У меня, между прочим, где-то здесь в Пустыне мой личный алхимик блуждает! Как я без него монографию дорабатывать буду? — Мэтр Виг подошел к генералу поближе, — Ты ж не подведи, служивый, выручай, а? Сейчас эльфы вычислят, где Кадик прячется, может, мы тебя вместе с армией к нему и перебросим, как считаешь? Подеретесь, кулаками помашете, удаль молодецкую покажете… Мы за ваши души панихидку богомольцам или балладу менестрелем закажем, на ваш выбор…

— Нет уж, спасибо, — засмеялся Громдевур. — Лечи подобное подобным, а мага бей магом. Мы вам сейчас расчистим поле битвы, а дальше вы сами… с нашими молитвами, разумеется.

— Нет, ну почему никто не ищет мэтра Мориарти? — снова раздался возмущенный крик Вайли. — Ну и не надо мне помогать — я сама узнаю, что с ним случилось!

Убедившись, что "бессердечные мужланы", занятые своими делами, не реагируют на ее требования немедленно искать то, что осталось от мэтра Мориарти, Вайли лично возглавила операцию по его спасению.

Операция началась с "колесницы"(57), которую Вайли соорудила из останков жертв обитающих в данной местности сфинксов. Провожаемая подозрительными взглядами волшебница повернула на север, к оазису Диль-Румайя.

По стечению обстоятельств, инспектор Клеорн с мэтром Лео и прочими помощниками двинулся вдоль разрушенного акведука в том же направлении.

— Поищите, может, кто выжил? Опять же, надо установить, буря бушевала по всей Пустыне, или поигралась только между старым и новым руслами? — велел генерал Громдевур. — И это… — чуть тише прибавил он. — За дамочкой присмотрите, хорошо?

Клеорн всецело разделял беспокойство генерала относительно «дамочки», то есть мэтрессы Вайли. Сыщика пугало равнодушие, которое проявляла некромантка к чужой смерти — другое дело, мэтр Мориарти, о котором Вайли беспокоилась больше, чем о себе самой.

Что это — великая любовь или какая-то извращенная душевная деформация, спросил Клеорн у мэтра Лео.

— У-у… это вы загнули! — ответил волшебник. — Кто ж знает? Может быть, вы слышали, что существует такой эффект как "остаточное излучение Магии Смерти"?

Инспектор напряг память.

— Это то, чем питаются горгульи?

— Почти правильно. Горгульи действительно поглощают остаточное магическое излучение, но не только Магии Смерти, а любой магии. Понимаете, когда маг использует чары, всегда остается чуть-чуть неструктурированной маны, жалкие крохи по сравнению с той энергией, которая оказывается воплощена в действии или веществе, заклинании или артефакте. Для магов, расположенных к Природным Началам, это практически не доставляет хлопот — первоэлементы присутствуют везде, в каждой вещи или живом организме; подумаешь, чуть-чуть нагреется воздух, или добавится несколько песчинок к земле, на которой волшебник стоит. Совершенно не смертельно. Если рассеивается энергия, которой управляют друиды — так это даже хорошо; сады обильнее цветут, раньше плодоносят. Мы, маги-призыватели, — мэтр Лео выразительно похлопал по шее коня, которого ему, как и Клеорну, выделил Октавио Громдевур. — Положительно влияем на самочувствие всех животных в округе — они чуть-чуть выносливее, чуть-чуть быстрее, чуть-чуть сильнее, чем они же, но без присутствия практикующего мага.

— А некроманты? — Сыщику никогда не приходило в голову, что волшебников, оказывается, можно использовать в качестве этакой самоподзаряжающейся многофункциональной грелки. Надо же! Век живи, полтора учись…

— Некроманты, как вы догадываетесь, имеют дело с Магией Смерти. То есть — разрушением, разложением, деградацией, регрессом, инволюцией и прочими обратными процессами. Поэтому рядом с ними обычный человек будет чувствовать себя не лучшим образом. Гномы, как правило, устойчивее, но и они стараются не перебарщивать.

— Вы хотите сказать, что общаясь с некромантами можно подхватить какую-нибудь заразу и умереть от чумы?

— Нет, вряд ли. Иначе королевство Ллойярд давно бы обезлюдело. Но вот сойти с ума — это точно. И то же самое королевство Ллойярд тому доказательство…

Клеорн вежливо согласился. Лео же не мог остановиться и продолжил совершенно излишние объяснения дальше:

— Существует несколько теорий, объясняющих, как именно влияет Магия Смерти на душу разумных существ. Конечно, я не специалист, вы, если пожелаете, можете уточнить детали у мэтрессы Далии…

Если бы Духи Пустыни вновь явились и ударили бы сыщика какой-нибудь молнией, он и тогда бы не смог испытать больший шок. В одно мгновение ему вспомнилась и причина, по которой он так стремился в Эль-Джалад, и их с Лео путешествие по горам Шумерета, сломанная карета, собственный шок, "лечебные чары" мэтра Лотринаэна и мэтра Лео, которые начинались с фразы "Вас совершенно не беспокоит судьба мэтрессы Далии… Вы уверены, что с ней всё в порядке и способны думать исключительно о служебном долге…"

— Где она? — сдавленным голосом спросил инспектор.

— Кто? Мэтресса Вайли? — вон за тем барханом. Сейчас мы поднимемся на очередной выступ, увидим…

— Далия! Где Далия? — закричал Клеорн. Почуяв, что Лео намерен выкручиваться и врать, как пьяный менестрель, сыщик рассердился так, что чуть не придушил этого злоумышленника-самоучку. — Лео, я не шучу! Клянусь небом, если вы не скажете мне, где Далия, я отделаю вас так, что самые уродливые горгульи станут вам сочувствовать! Где она?!

— Я не уверен… — промямлил Лео. — Но, кажется, она отправилась куда-то сюда, чтоб посмотреть, как будут финишировать существа-претенденты. Вы не беспокойтесь, ее не похитили, она жива и здорова… По крайней мере, очень на это надеюсь.

Обломки пирамид

Спотыкаясь на каждом втором шагу, Далхаддин спешил следом за убежавшим далеко вперед отрядом големов. Иногда ученик мага останавливался, тяжело переводил дыхание, пытался как-то справиться с жутким ощущением, что глотка у него обожжена и высушена, что внутри тела не осталось ни капли жидкости, что сердце вот-вот вырвется из груди, и побежит по Пустыне, трепеща пересохшими жилами… В итоге Далхаддин упал на колени, поводя боками, как загнанная лошадь. Невесть откуда взявшаяся черная борзая — наверное, промежуточный чемпион гонок, — подошла к человеку, понюхала и приветственно тявкнула.

— Помираю я, дружище… — хотел прошептать Далхаддин, но не смог по причине жуткой усталости.

Что-то творилось вокруг. Уже давно наступило время рассвета, но всё небо было затянуто свинцовыми, тяжелыми тучами, из-за которых не падало ни единого лучика солнца. Ветер стих, а главное…

Далхаддин чувствовал неумолимый, настойчивый, жуткий, как безумие, шепот воды. Она будто смеялась, щекотала обнаженные нервы, колола мозг иголочками снежинок, и ускользала сквозь пальцы…

Полцарства за стакан воды? Сейчас Далхаддин согласился бы и на менее выгодную сделку. Он отдал бы всё и душу в придачу, если бы кто-нибудь пообещал ему хотя бы один глоток. Как это в стиле Кадика ибн-Самума! Провернуть коварный план, четко спланировать собственные действия, расставить помощников на условленные позиции, подготовить даже потайных союзников… Дурацкие големы! То ли Далхаддин так и не научился ими управлять, то ли чары выветрились, то ли случилась одна из досадных мелочей, которые и называются "законом подлости"…

Собака подошла и облизала упавшему человеку лицо.

— Спасибо, милая, — прошептал Далхаддин. Ощущеньицо то еще, но не будем привередничать. Почувствовав некоторое подобие влаги на пересушенной коже, ученик мага чуть-чуть очнулся (скорее от гадливости, чем от приступа вдохновения) и попытался наколдовать себе какую-нибудь защиту от пересыхания и усталости.

Как он и ожидал, получилось едва-едва…

На чем он остановился? Ах, да… Как это в стиле наставника! Предусмотреть тысячу мелочей, позволить обстоятельствам работать на себя — и забыть снабдить самого верного, самого послушного из союзников хотя бы фляжкой воды… Может, заставить големов раскопать какой-нибудь колодец? — додумался Далхаддин. Рассеянно пробежался пальцами по заткнутому за пояс жезлу Первого Голема. Заставить-то можно, но вот что они найдут? На сорок лик в округе от Абу-Кват нет ни одного живого источника, это всем известно… Так откуда же взялось это навязчивое, неотступное ощущение, что вода есть, что она зовет и манит, шепчет, молит о помощи?

— Держаться, Далхаддин, держаться! — приказал себе ученик мага. Сейчас не время поддаваться безумию, надо выполнить порученную миссию и расправиться с существами-претендентами. Жалко, конечно, тварюшек, среди них были любопытные экземпляры…

Над головой Далхаддина пронеслась какая-то мягкая тень. Собака тявкнула, прижимаясь к человеку в поисках защиты. Эльджаладец осторожно повернул голову — рядом, на упавший каменный блок приземлилась странная тварь. Сначала Далхаддин увидел широкие орлиные крылья, рыжую львиную спину и принял ее за сфинкса, но Духи Пустыни были милостивы. У твари была орлиная голова, увенчанная большим острым клювом, и умные, лишенные сфинксовой загадочности, карие собачьи глаза…

А потом из свинцовой мглы, которой было затянуто дно ущелья, прямо на Далхаддина выбежал громадный, как дом, Золотой Жук. С воплем убежав в сторону, эльджаладец увидел, как мимо него пронеслись-пробежали-пролетели шесть с половиной дюжин разнообразных тварей.

Отряд големов, притаившихся в засаде, существа-претенденты не заметили. Ну, конечно, не совсем чтобы нет… Хрупнуло под сяжками Золотого Жука что-то такое…

— Надо бы вернуться к учителю, — прошептал Далхаддин, наблюдая, как толпа соревнующихся тварей удаляется в направлении Абу-Кват, — Сказать, ему, что план не удался. Вопить будет… Побьет…А, ладно, главное, чтобы хоть глоток воды дал.

Собака согласно тявкнула, взмахнула хвостом и убежала следом за прочими существами.

Пошатываясь, ученик мага развернулся, оглянулся по сторонам и попытался определить направление, в котором больше шансов отыскать Львиный Источник.

За его спиной стоял ллойярдский джорт. За дни скитания по Пустыне тварь покрылась серым слоем пыли, на ее спине и шее добавилось царапин, на угрюмой уродливой морде читались усталость, покорность судьбе… и жуткая жажда.

— Я б наколдовал тебе воды, — честно-честно пообещал Далхаддин-Улитка. — Но понимаешь, маны нет. Мне не жалко, клянусь! Но даже для себя не получается…

Джорт качнул головой, провел лапой по песку и гравию, взмахнул хвостом, напрягся…

Вода? О чем ты, человечек? С чего ты взял, что жаждать можно лишь воды?

Львиный Источник

Кто сказал, что жаждать можно только воды? Что искать — только утраченное? С чего вы взяли, что боготворить можно лишь того, кто достоин восхищения и взрыва чувств? Почему из всех страстей, которые сжигают человеческое сердце, люди выбрали и обозначили единственно возможной любовь? Кто, зачем, почему?

Те, кто совершил подобный выбор, никогда не испытывал подлинной, пробирающей до нутра, жгучей, звериной жажды.

Жажда начинается не тогда, когда закончился последний глоток воды, сосуд опустел, и ваше горло покрывается горьким несмываемым налетом, спекаясь, как иссушенная земля. Жажда начинается тогда, когда вы напились досыта прохладной сладкой водицы, окунулись в сияющий бирюзой источник, почувствовали всей кожей упругое сопротивление и звонкую радость, растворенную в веселом перестуке капель дождя… Жажда начинается тогда, когда вы понимаете, что вода — вот она, в городском фонтане, небесной туче, деревенском колодце, покрытой кувшинками реке, — но вам до нее никогда не добраться.

Вам кажется, что жаждать можно только воды?

Кадик ибн-Самум обвел придирчивым взглядом приготовленную для ритуала площадку. Столько времени и сил ушло, чтобы освободить место от каменных обломков!

Семь кругов — большой в середине и шесть поменьше, полукругом от центра.

В каждом круге ножом процарапаны линии и руны заклинаний.

В центре каждого круга лежит связанный человек. Или тролль — еще лучше, в троллях больше энергии. Да, она плохо структурирована, но нам сейчас сложность и не нужна.

— Господин, а может, не надо? — спросил тот самый вежливый наемник, еще надеясь на благополучный исход.

Кадик предпочел не обдумывать излишние вероятности.

Он задумчиво смотрел на кинжал — само лезвие было сделано из хрупкого обсидиана, оправленного в тяжелое, старинное серебро. Старческие желтые, сухие пальцы ощупали черен; пробежались по вырезанным на рукояти рунам. Готов ли он к тому, что собирается совершить?

Старейший маг Эмирата Кадик ибн-Самум, волшебник, под чьим заботливым присмотром Хетмирош перестал считаться деревней-на-холме, а стал действительно могучей силой — может быть, не сильнейшей магической академией в мире, но третьей или даже второй по потенциалу обученных специалистов, собранных знаний, изученных тайн… Кадик боялся совершить ошибку.

И знал, что другого способа утолить мучающую его жажду он уже не найдет. Семьсот два года — это возраст. Даже для магов.

Готов ли он? Кадик ибн-Самум тяжело задышал, привычно войдя в медитативный транс и накачивая резерв маны. Сознание сконцентрировалось, ушло в астральные Сферы. Теперь Кадик видел себя — сухого, упрямого старика, гордо распрямившего плечи и задумчиво уронившего голову на грудь; видел Пустыню, видел россыпь энергетических вспышек, подобных ночному небу… Ага, мэтр эльф все-таки пожаловал… а с ним кто? Силён, что тут скажешь… Кадик видел, как полыхающие радугой точки, обозначающие выживших после атаки Духов Пустыни людей и не-людей, собираются в реки. Блеклые, уставшие и истощенные — повернули на юг, возвращаясь к Ильсияру, а самые яркие…

Ну что ж, ему всегда нравилось сражаться с сильным противником.

Кадик поднял над головой кинжал и постоял, по укрепившийся со времен обучения привычке повторяя слова заклинания, которое собрался произносить. Понимает ли он, что шансы победить смертельно невелики?

Да, понимает.

Понимает ли, что, призвав этого союзника, не сможет общаться с ним на равных? Что он будет не сильным среди слабых, как привык в Хетмироше, и даже не одним из многих, а слабым среди сильных?

Что ж, он понимает и это.

Но есть ли другой способ удовлетворить мучительное чувство жажды, оскорбленной гордыни, смертельную обиду гения, которому пришлось воевать на стороне проигравших?

Кадик ибн-Самум, Ветер Пустыни, наследник магов, когда-то перевернувших горы, не собирался сдаваться.

Он резко выдохнул, опуская кинжал в сердце первой жертвы, и произнес слова призыва…

Если смотреть на Пустыню из высот Астрала, она кажется ярко-красной, будто едва схватившаяся, еще не впитавшаяся в землю или песок кровь. Горы выглядят комьями глины — игрушками великанов, хаотично сброшенными с высоты и застывшими в ожидании следующей игры… Алый песок — и ветер. Бесконечный, неутомимый ветер. То ласковый, прохладный, освежающий, то злой и рвущий на части. Ветер.

Воздух.

Четвертая Стихия.

Последняя.

Та, после которой нескончаемый Цикл Превращений начинается заново.

Кадик парил над Пустыней и видел, как стремительно передвигаются в направлении Абу-Кват радужные звезды бросившихся в битву магов. И видел себя — как черную стеклянную бусину, капельку расплавленного нюра, впитавшего в себя все краски мира.

Капелька росла, поглощая жизнь и энергию жертв, увеличивалась в размерах — и, когда Кадик ибн-Самум произнес последнее слово, истончившаяся грань между мирами лопнула.

Огромный столб огня вырвался из каменистой почвы и ударил в поднебесье.

Ветер, снова поднявшийся над ущельем, на короткое время разогнал тучи, и обломки древних пирамид озарили испуганные, неуверенные в уместности своего появления редкие солнечные лучи.

Голодный, злой и явно недружелюбно настроенный джорт, как обнаружил Далхаддин спустя несколько минут их близкого знакомства, на открытой местности мог развивать скорость призового скакуна. Среди скал и каменных обломков ллойярдское чудовище передвигалось неравномерно — то замирало, оценивая расстояние до ближайшего валуна, то бросалось вперед со скоростью снаряда, выпущенного из баллисты.

Как Далхаддину удалось не попасть джорту на зубок — он и сам плохо понимал.

Если бы ученику мага удалось продержать набранную скорость еще пару-тройку дней, да еще правильно угадать с направлением, он вполне мог выиграть забытые из-за суеты внезапно обнаружившихся военно-магических действий Гонки и стать Покровителем следующего Года.

Если, конечно, джорт не сумеет его догнать.

Они представляли собой смешное и одновременно притягательное зрелище — бурый уродливый полуящер, прыжками пересекающей каменистое дно ущелья, и маленький, верткий ученик в поношенном звездчатом халате.

Жаль, что смотреть на лидеров магических состязаний мог лишь один человек.

Он стоял над Обрывом — задыхающийся от гнева, ярости и жажды, яростно шепчущий одно проклятие за другим. Превратившаяся в лохмотья черная мантия бултыхалась вокруг костистой фигуры, правая рука, сломанная ударом бронзового меча, висела безжизненной плетью, левая с такой силой сжалась в кулак, что из-под вдавленных в кожу ногтей выступили капельки крови. Лицо человека было страшно, как маска демона — коварное лезвие скользнуло по щеке, на осьмушку дюйма разминувшись с левым глазом; правый угол рта скрылся в темном кровоподтеке; судя по розовому цвету слюны, атакующие големы лишили мэтра Мориарти хотя бы одного зуба.

— Клянусь, вы познаете мой гнев! Вам не уйти от расплаты за свое коварство! — закричал ллойярдец вдогонку удаляющемуся Далхаддину. — Ну, чего же ты ждешь!!! — завопил Мориарти снова. Возможно, это высказывание адресовалось кому-то другому, тому, кто располагался на Обрыве, шагах в ста или чуть дальше от того места, где сейчас находился некромант.

Или чуть в стороне. Или за следующим барханом. Или вон за тем частоколом острых камней.

— Да что б ты сдох, никчемный человечишко! Чтоб черви выели твои глаза и чтоб на костях твоих до скончания веков пировали вороны! — проорал Мориарти в пустоту.

Пустыня безмолвно и безмятежно проглотила канувшее в пески проклятие некроманта.

Далхаддин уже видел разрушенную беседку Львиного Источника, и даже фигуру своего наставника, застывшего в позе для медитации. Ученик мага вдруг понял, что страх стать обедом для проголодавшегося, истомившегося от жажды ллойярдского уродца, совершенно лишен основания; и даже пришел в себя настолько, что стал думать не только о паническом бегстве, но даже о возможности затормозить и залезть в какое-нибудь убежище. И, чем демоны не шутят, попробовать «угостить» джорта парой фирменных «блюд» из сырой глины…

В этот момент он почувствовал, как за его спиной — там, на Обрыве, активизировался сильный артефакт. Магический эффект распространялся с неистовой, сверхъестественной, волшебной силой, встряхнув всё окружающее пространство. Далхаддин сбился с шага, упал и по инерции проехал несколько шагов на животе. Джорт перепрыгнул через его голову и бросился — на этот раз избрав своей целью застывшего в сосредосточенности Кадика ибн-Самума.

— Учитель! Берегитесь! — крикнул Далхаддин.

Кадик не услышал его — он был слишком занят подготовкой к ритуалу. "Ага, сейчас вы получите," — с несвойственной его пугливому, трусоватому характеру мстительностью подумал Далхаддин. — "Сейчас Духи Пустыни раздерут эту горгулию-переростка на тысячу клочков!"

Но стоило призванным существам появиться в семи огненных кругах, зажженных волей, магией и словом Кадика ибн-Самума, Далхаддин понял, насколько он ошибался.

Эти существа не будут делать различий между своими и чужими.

Обрыв

Взгляд мэтра Карвинтия рассеянно скользил по неопрятным, неровным кучам песка, которые он снова и снова раскидывал сведенными судорогой руками. Где-то здесь должно быть сокровище… он знает! Он помнит! Оно блестело и переливалось всеми цветами радуги! Ну же, где оно?

Ползающий на коленях человек натыкался на лошадиные ноги — животные, страдающие от жажды, толкали его мордами, просили пить, легонько покусывали за одежду, но Карвинтий оставался глух к их просьбам. Проклятые приставаки! Они мешают ему отыскать сокровище! Ну же, оно должно быть где-то здесь?

Алхимик разбросал угли давно потухшего костра, принялся по-собачьи раскидывать песок… Ему показалось, что песок стал чуть прохладнее, чем был раньше? Ах да, ничего удивительного — вечер, закат, зима… Карвинтий утер со лба пот, хлопнул по морде очередную любопытную лошадиную морду, и продолжил раскопки.

Его рука внезапно задела какой-то металлический предмет. Что?!.

Быстрее… быстрее, он может не успеть! Быстрее! Задыхаясь, плача от жадности и скручивающего внутренности чувства пустоты, Карвинтий расширил яму, выцарапал из углубления бронзовую фигурку и прижал ее к сердцу.

Нашел… Мое сокровище… Теперь всё будет хорошо!..

Согревшись теплом живого человека, артефакт, сработанный мэтром Мориарти в далеком и загадочном Восьмом Позвонке, активизировался. Бронзовый скелетик смешно дернул ручонками, ножками, повернул голову… воззрился на Карвинтия провалами пустых, безжизненных глазниц, и закричал.

Он кричал пронзительно, на высокой, неизменной ноте, распространяя вокруг себя облако темной пыли. Лошади погибли мгновенно, они рухнули, как подкошенные, и темная пыль поглотила их тела.

Карвинтию повезло больше. Насытившись животной энергией, артефакт перекачивать ее в то существо, ради которого и был задумал великолепный, хотя и абсолютно безнравственный эксперимент "Алхимик в Пустыне" — в джорта. Полуящер-полугоргулья, почувствовав прилив сил, побежал еще быстрее, но ему требовалось еще кое-что, ему требовалось…

Воспоминание. Лошади, нанятые в Ильсияре, никогда не видели снега, не знали, что такое мороз и стужа, а значит, не могли насытить ощущением жгучего, убивающего холода пересекающего ущелье питомца мэтра Мориарти.

Именно над воспоминаниями — а вовсе не над управлением погодой, — и экспериментировал глава Министерства Чудес Ллойярда последние дни перед отправкой в Эль-Джалад.

Больной, измученный страстями и жаждой мозг алхимика послушно выдал цепочку воспоминаний. Вот он, Карвинтий, трясется от холода, подпрыгивая в ледяной луже, он, обстреливаемый снежками школяров, он, десятилетний, закапываемый в сугроб сестрицей Любомартой… Он, рассматривающий изумительное, волшебное, искрящееся алмазными бликами, кольцо…

Жизнь у мэтра Карвинтия вышла не особо удачливой. Карьера у него не получилась, друзей он так и не завел, тетка с кузиной его терпели по необходимости…

Но одно несомненно — умер он абсолютно счастливым.

Артефакту "Холодное сердце", в отличие от бронзового малыша, участие человека, близкого контакта, контрольного слова для активизации не требовалось. Его даже госпожа Кёр, во избежание несчастных случаев, предпочитала активизировать с расстояния в несколько шагов, просто уронив на землю… Так что мэтр Карвинтий, рухнув безжизненной куклой и выронив из кармана драгоценность, всего лишь последовал ее примеру.

"Холодное сердце" разбилось, выпуская на свободу тонкую струйку рассыпающегося игольчатым инеем морозного дыхания. Вторую… третью… снежинки, вьющиеся пчелиным роем… снежную тучу… и жгучий, смертельный холод.

Гора Сфинксов

— Есть применение Ледяной Магии! — закричал один из младших кавладорских магов, по приказу мэтра Фледеграна прослушивающих Великую Пустыню.

— Мы нашли, где прячется мэтр Кадик! — буквально через секунду объявился у Горы Сфинксов Лотринаэн. — На северо-западе, почти у подножия Абу-Кват!

Телепортировавшийся одновременно с сыном эльф молча пригласил всех желающих следовать за собой.

Абу-Кват

— Ч-что за демоновы шутт-точки… — ворчала Напа, дрожа от холода. — Куд-дда это мы за-забрались?

Пронзительный, кинжальный удар ветра едва не стряхнул гномку вниз, заставив крепче вцепиться в скалу, вдоль которой пролегал их путь к сокровищу царя Тиглатпалассара.

— Похоже на магию пространства, — прокричал Фриолар. — Видишь, где мы оказались?

Напа не рискнула посмотреть.

Обитая бронзовыми пластинами дверь открылась прямо на вершине Абу-Кват. Вернее, как подозревала гномка, даже еще выше. Сейчас, если бы гномка отважилась открыть глаза и посмотреть вниз, то она увидела бы крутые каменные склоны, исчерченные разноцветными пятнами рудных жил, хрусткий, слежавшийся снежок, забившийся в щели скал, а если посмотреть еще дальше, то можно было увидеть ущелье, которое они пересекали вчера днем, и Обрыв, и плоскогорье за Обрывом, и уходящие к горизонту желтые пески…

— Как нам удалось забраться так высоко? — прокричала Напа.

— Я же говорю — магия! Напочка ты, пожалуйста, не смотри вниз, а то испугаешься…

Проигнорировав предупреждение, гномка все-таки посмотрела под ноги. Под ее сапожками находился каменный выступ, карнизом нависающий над очередной пропастью. Ширина выступа составляла два с половиной локтя — очевидно, делался он в расчете на худощавых мумий… А ниже располагалась… раскинулась… разлетелась…

Посмотрев, как кружат над бесконечным склоном сдуваемые с горы пылинки, Напа тяжело вздохнула и сделала очередной шаг. Вперед, осталось недолго! Вперед, и ее заветная мечта осуществится!

— Что это? — вдруг крикнул Фриолар, показывая на ярко-оранжевую точку, вдруг показавшуюся в ущелье.

— Костер кто-то развел, — пожала плечиками Напа.

— Такой величины, что его видно даже отсюда? — уточнил Фри-Фри.

Гномка подумала. Почесала нос. И суровым голосом потребовала:

— Ну-ка, Фри-Фри, посторонись!..

Она с громким топотом, категорически призрев потенциальную хрупкость конструкции, по которой передвигалась, побежала к маячившему впереди входу в сокровищницу.

— Напа, ты куда?

— Если костер видно отсюда, — бойко отпыхиваясь, ответила гномка. — Значит, развели его не на верблюжьем топливе, а самом что ни на есть магическом! А если магам потребовался костер такой величины — то можешь съесть мою кольчугу, если он им понадобился для того, чтоб сосиски жарить!! Далия же говорила, что рано или поздно магическая братия не выдержит, вот они и не выдержали!.. Бегом, Фри-Фри! Может, успеем!!!

— Но нам надо бежать в другую сторону! — закричал Фриолар, ускоряясь вслед за гномкой. — Нам надо обратно, спасать мэтра Вига! Он такой неприспособленный, такой оторванный от действительности… он же в какие-нибудь гадости вляпается, а потом опять под личность восточной национальности заколдуется!..

— Ну, нет! — прокричала гномка. — Я все-таки доберусь до сокровищ Тиглатпалассара! Клянусь, если кто-то встанет на моем пути…

До входа в сокровищницу оставалось два тролльих шага.

— Если что-то попробует меня остановить!..

Вход был обрамлен гранитными плохо обработанными глыбами, среди которых скромно пряталась маленькая деревянная дверца.

Полторы дюжины локтей.

— Да если сам Великий Кузнец скажет: "Напа, вернись!"

Искателям древностей оставалось пройти дюжину локтей.

— Если даже сюда заявятся ваши, человеческие боги…

Шесть локтей. На каменный выступ опустилась птичка-невеличка и тут же с перепуганным писком выскочила из-под ног мчащейся Напы.

— И даже, если это будут пришлые демоны, охочие до моей души, — я всё равно найду свой клад!!!

Три локтя.

— Обо мне сложат легенду! Мои раскопки войдут в пособия для начинающих охренологов! Обо мне будут говорить: "Смотрите, вот идет та сама Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл"…

Остановившись у заветной двери, гномка перевела взволнованное, сбитое дыхание.

— ".. Та самая, которая прошла Великую Пустыню, отыскала сокровища царя и…" Фри-Фри, ты готов? — грозно спросила Напа. — Давай, придумывай обо мне что-нибудь умное и возвышенное! Я пришла, отыскала и…

С помощью кирки Напа поддела дверцу, та скрипнула и развалилась на отдельные рассыпавшиеся от времени деревяшки.

Два взволнованных до глубин души исследователя ринулись в полускрытое сумраком нутро сокровищницы.

— Не поняла? — жалобно протянула Напа некоторое время спустя.

Далия спускалась по казавшейся бесконечной лестнице, вырезанной в толще скалы. Волшебный кристалл, свет которого выхватывал из темноты ближайшие камни, клочья паутины, следующую ступеньку, она держала в руке, как масляную лампу.

— Между прочим, — шепотом объявила Далия макроэргической реальности вокруг, — У людей весьма часто встречается клаустрофобия. От страха оказаться раздавленным или задохнувшимся, у клаустрофоба начинаются перебои дыхания, паника, плюс повышается общая бессмысленность поведения. Как у меня, например… Главное, не останавливаться. Если я остановлюсь и застыну на этой бесконечной лестнице, я рискую стать жертвой очередной трехголовой рептилии… Или даже агрессивно настроенной мумии…

Позади, на верхних ступенях лестницы, послышались шаги. Далия нервно обернулась, замахала кристаллом, силясь различить хоть что-нибудь в окружающем ее мраке, и тихо спросила:

— Фри-Фри, это ты?

Ответа не последовало.

— Госпожа Ханна?

— Нет, — ответила мэтресса сама себе. — Это мне послышалось. Успокойся, паникёрша, всё будет хорошо. Эпхацантон сказал же, что путь безопасен.

— Да? — возразила другая Далия, перепуганная до колик в желудке, — Додумалась, верить мумии! А где твой извечный страх перед нежитью?

— Здесь я, здесь! — закричала очередная часть Далии. Та самая, которая сейчас нервно ощупывала очередную паутину и, придерживаясь за шершавую стену, перебиралась со ступеньки на ступеньку. — Выпустите меня отсюда-ааа!

— Прекратите орать, истерички! — завизжала алхимичка во весь голос. — Как говорит Клеорн — спокойствие, исключительно спокойствие! Все будет хорошо!

— Действительно, уж куда лучше, — согласилась самая разумная часть Далии. — В крайнем случае, буду коротать своё посмертие, изучая быт и заблуждения древних гиджийцев. Придворные Эпхацантона будут фиксировать мои монографии, а залётные археологи и расхитители гробниц — передавать их в Талерин, издательство Университета… О боги, до чего же страшно! Может, повернём обратно?

Соблазн отказаться от долгожданной цели был, но в силу природной взбалмошности, а может быть, и благодаря воспитанными Алхимической Наукой скрупулезности, аккуратности и настойчивости, мэтресса продолжала двигаться вперед.

Ей показалось, или действительно воздух стал еще более прохладным? И каким-то… как же правильно сказать… вольным?

Рука, ощупывающая стену, провалилась в пустоту. Далия нервно облизала пересохшие губы и выше подняла свой импровизированный светильник.

Спустившись с лестницы, алхимичка рискнула сделать еще несколько шагов и увидела огромную мраморную голову.

Она выплывала из темноты — то нос, то часть щеки, то исполинский глаз, обращенный в никуда, то окладистая, уложенная ровными кольцами борода… То кончики крыльев…

Наткнувшись на едва живые, чудом не рассыпавшиеся в прах, деревянные перильца, Далия выяснила, что вышла на некую галерею, кольцом опоясывающую большую пещеру. Она повела кристаллом из стороны в сторону — и, о чудо! Вдоль галереи стали зажигаться вязь древних заклинаний.

— Надо скопировать, — решила Далия. — Фри-Фри меня убьет, если я не дам потешиться ему над расшифровкой этих закорючек!

Но вместо того, чтобы достать блокнот и прилежно перерисовать иероглифы, она двинулась дальше.

— Это должен быть Тиглатпалассар, — бормотала сапиенсологиня. — Нет, это действительно должен быть он! Крайне маловероятно, чтобы здесь стояла чья-то другая статуя…

Колосс следил за передвижениями алхимички мертвыми, пустыми глазами.

— О боги, — тихо ахнула Далия, спустившись чуть ниже.

Величественный царь, облаченный в застывшие неподвижными складками мраморные одежды, стоял на небольшом постаменте, вытянув вперед левую руку. Он действительно был крылат — древний скульптор постарался, изображая за спиной правителя размашистые крылья, ремни, которые удерживали летательную конструкцию на теле человека, — и вторые крылья, которые принадлежали сидящему у ног Тиглатпалассара сфинксу.

Статуя казалась незавершенной — по крайней мере, мэтресса подумала так из-за того, что на скульптуре не было золотых и драгоценных украшений, являвшихся непременным атрибутом проводов в загробную жизнь. Всего-то золотые блестки на ошейнике сфинкса — у того же Эпхацантона даже у придворных наплечные украшения богаче, не говоря уж об охотничьих леопардах…

Всё золото древнего царя Империи Гиджа-Пент было потрачено на постройку Золотого Города. Бесконечно прекрасного города, где улицы выложены золотыми слитками, крыши домов покрывает золотая черепица, а сами жилища выстроены из золотистого камня. Города, где поднимаются к небесам золотые деревья, увенчанные тончайшими ажурными золотыми цветами; где шумят золотые птицы, где шумят золотой прохладой фонтаны, где воды реки переливаются бесконечным золотым потоком…

Он был бесконечно прекрасен, этот Золотой Город, располагающийся в огромном стеклянном шаре, который удерживал царь Тиглатпалассар на вытянутой руке.

Далия не смогла сдержать сдавленного смешка. Так вот в чем дело! Вот он, город из золота! Действительно! Натурально! В полном смысле слова — здесь даже кирпичи и кучки, оставленные собаками, сделаны из благородного металла!

Вот только никто не предупреждал, что это потайное сокровище будет трех локтей в диаметре.

Хихикающая, донельзя довольная собой, Далия вытащила блокнот и огрызок карандаша и принялась копировать надпись, сделанную на постаменте. Сказать Фриолару — не поверит! Эх, как пожалеет охваченная копательной манией Напа Леоне, что не увидела подобное чудо собственными глазами!

А ты, Тиглатпалассар, оказывается, ох как не прост! Ну, удружил! Ну, учудил!

Сбегав вниз, к постаменту и скопировав иероглифы там, Далия вернулась на ступеньки, ведущие к галерее, и принялась снова рассматривать Золотой Город, убеждаясь, что он манит, завораживает, очаровывает. Он настолько правдоподобен, что хочется хотя бы на пять минут очутиться на его улочках, посидеть под сенью садов, поговорить с людьми, застывшими на порогах своих домов, напиться водицы из его колодцев. Золотой Город так прекрасен, что хочется прожить остаток жизни, присев на край обрамленного золотой плиткой фонтана и любуясь ярко-оранжевым закатом, на котором горела одинокая золотая звезда. Выстроенный в стеклянной сфере идеальный город был великолепен, как мечта…

Она поднялась наверх, к галерее и остановилась, не в силах попрощаться с великолепным зрелищем.

— Привет, — едва слышно прошептал кто-то над ухом Далии. — Ты не представляешь, как я рад нашей встрече!