АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 1

Василий Сирийский Покинутый и чужак

Жёлтая лента реки неспешно вытекает из тонкой щели горизонта… Скалы древних зданий бессмысленно таращатся в ее мутную глубину. Базальт и гранит набережных, позабыв о былой каменной прочности, осыпаются вниз чёрной и красноватой мёртвой пылью, добавляя реке тонкую каменную взвесь новых строительных материалов для укрепления дна и расширения берегов. Уровень реки, довольно долго остававшийся неизменным, с течением времени незаметно растет — или это сам город постепенно погружается в земные недра, позволяя реке разливаться всё шире? Грязные волны уже омывают лапы прозрачных сфинксов, царственно разлегшихся на нефритовых парапетах, когда-то находившихся высоко над водой. Возможно, пройдёт ещё совсем немного времени — и грандиозные статуи окончательно исчезнут под неумолимо прибывающей водой, но пока еще величие их остаётся сильнее покушающейся на них стихии.

На крышу одного из самых высоких зданий выбирается младший брат каменных сфинксов.

Белый кот — единственное живое существо в грезящем городе. Кот медленно идет по периметру крыши. Пыль и песок, принесенные ветром из пустыни, окружающей город, ведут неслышную запись его шагов.

Старый город уснувшим чудовищем разлегся под его лапами. Зеленые глаза кота вмещают в себя весь окружающий мир.

Мир невелик.

Тысяча-другая зданий в несколько десятков этажей с бессмысленным упорством продолжают сопротивляться неумолимому времени. Стекла их окон, некогда прозрачные, покрыты теперь слоем пыли, изредка смываемой случайно заблудившимся в пустыне дождем, изрезаны долгим абразивным воздействием песчаных бурь, кое-где выдавивших или разбивших стёкла в прочных оконных рамах. Тот же слой пыли лежит и внутри зданий, в покинутых комнатах и коридорах, на причудливых дворцовых статуях и в закоулках трущоб, ибо нет никого, кто способен потревожить ее сонное спокойствие.

В городе стоит сухая, сонная жара. Асфальтовые реки, вытекающие из недалёкого древнего горного массива, медленно текут по дну глубоких каньонов-кварталов. Когда-нибудь их источник иссякнет — и покажется дно, скрывавшееся под слоем битума, несущего с собой мелкий щебень и песок.

Белый кот смотрит вниз, встав над обрывом взгроможденной людьми искусственной скалы, изъеденной правильными рядами окон-пещер. Взгляд его скользит по лежащим внизу крышам, по развалинам, не выдержавшим невидимого состязания с Вечностью.

Вдали виднеются зазубренные минареты разрушающихся заводских труб, изгрызенные непрекращающимися ветрами, что приносятся из пустыни.

У подножия этого храма машин и металла еще видны кое-где плети ржавых рельс, некогда связывавшие этот город с другими, подобными ему. Рельсы, засыпанные битым кирпичом, занесенные песком, тянутся к самому горизонту, стягивая стальным ремнём талию пустыни под нависающим брюхом горного массива.

Город — пряжка на этом ремне. Узор ее странен и причудлив. Нечто непристойное проскальзывает в чертах медленно разлагающегося организма из стекла металла и бетона. Сухой воздух пустыни долго хранил его мумию. Хранил, пока в покинутый город не вернулись желтые воды реки, ставшей ядом для его мертвых камней.

Белый кот прибыл сюда по реке. Где-то за горизонтом она подхватила кусок деревянного моста, на котором находился маленький четвероногий пассажир из страны живых.

Опустевший город удивленно прислушивается к почти забытым ощущениям живого существа, касавшегося его тротуаров.

Город медленно выплывает из мумифицированных грёз летаргического сна. Присутствие жизни заставляет его вспомнить, кто он такой.

Воспоминания мучительны.

Город отверг своих обитателей. Оживающая память подсказала ему начало.

Однажды, в глубокой подземной пещере на его окраине зародилось Нечто. Как-то Оно было связано с теми, кто помог городу подняться вверх из каменистой почвы пустыни. Это Нечто не было похоже на его прежних обитателей. Осторожно, но вместе с тем настойчиво, Оно расширялось, постепенно заполняя все подземные пустоты города, а затем в какой-то момент город почувствовал себя.

Это не было суетливое живое мельтешение, присущее его человеческому населению. Не являлось это и силой, приводящей в действие построенные людьми машины, не походило на ветер, ливни и подземные толчки, но одновременно являлось всем этим одновременно. Всем — и еще чем-то большим, для чего у города не было ни слов, ни образов.

Именно тогда мягкая водянистая плоть населявших его существ превратилась в страшную болезнь. Люди, птицы, животные, даже трава и деревья не могли более сосуществовать вместе с каменным лесом человеческих построек.

Город хотел остаться наедине с собой.

И выбор был сделан. Жизнь ушла, предоставив каменно-бетонного монстра самому себе. Так было лучше для обеих сторон.

Неизвестно сколько лет — или веков — прошло так. Город впал в блаженную спячку, в надежде на отдых.

Но с течением времени становилось ясно, что и этот сон не может принести ему удовлетворения. Не хватало еще чего-то для окончательного утоления тайного желания, скрытого даже от его собственного сознания.

Возможно, это как-то было связано с уходом живых.

Город успел отвыкнуть от жизни, создавшей его. И вот теперь, спустя столько времени, одна из частиц той жизни вновь проникла на некогда запретную для неё территорию.

Он настороженно следил за этой частицей. Он позволил ей прогуляться по крышам, незаметно наслаждаясь забытыми ощущениями от живого существа, спокойно и безбоязненно прогуливающегося по его улицам, и, в то же время, опасаясь пробуждения в себе непонятного Нечто, заставившего его когда-то отказаться от населявших его живых существ всех видов и пород.

Город смотрел на самого себя, проникая в глаза случайного пришельца и отражаясь в них. Забытый, покинутый, разрушающийся — однако, не могущий умереть окончательно и бесповоротно до тех пор, пока последние его башни не осыплются тончайшей пылью, которую унесет ветер. Но до этого пройдет еще очень и очень немало лет и веков. И в течение этого времени он не увидит на своих улицах ничего живого. Лишь случайные гости могут забрести сюда, подобно этому коту.

До сих пор город не задумывался над такими вещами. Изгнав людей, он получил лишь часть желаемого. Прошедшие века — ничто по сравнению с той вечностью, что предстоит ему пережить до момента окончательного разрушения. Люди, умеющие строить на века, могли бы конечно помочь ему сократить этот срок, разрушив его; но, похоже, им это не было нужно. Город устраивал их именно в виде разлагающегося трупа, оставленного в качестве памяти для потомков. Трупа, к которому никто не смеет приблизиться.

Полуразрушенные города всегда привлекали людей, что приходили туда в поисках забытых сокровищ или потерянных знаний. Самые разные города, посёлки, просто скопления построек, по тем или иным причинам оставленные своими обитателями — но только не этот город. Судьба его оказалась отличной от них — оставаться забытым всеми местом, куда никто не войдет до скончания веков. Жизнь упорно игнорировала его, того, кто сам отказался от нее первым.

Кот, появившийся в городе волею желтой реки, не был человеком. Но, однако, он был живым. Первым живым существом, появившимся здесь за громадный промежуток времени. Пройдя сквозь невидимый барьер страха и отторжения, возможно, даже не заметив его, он сумел нарушить вынужденный многовековой покой ожидания города, больше всего на свете желавшего умереть и не способного сделать этого сам, без помощи живых.

Но долгое ожидание в абсолютной изоляции не прошло для него бесследно.

Жизнь вернулась в город, пусть даже не совсем та, которую он ожидал. Невидимое Нечто, давшее ему когда-то разум, никак не прореагировало на случайное появление одной из ее маленьких частиц. Кот не мог принести городу столь желанную смерть — это могли сделать лишь время и люди.

И всё же, это было возвращение жизни. Пусть и не такое, каким он себе его представлял — сейчас это уже не было важно.

Город взглянул в раскрывшуюся перед ним Вечность, и с облегчением вздохнул всеми зданиями, колодцами и подземными тоннелями, радуясь открывшейся перед ним свободе. Окончательная гибель ещё невообразимо далека, но теперь дожидаться её будет куда как легче.

Наконец-то он мог позволить себе сойти с ума.