Переправа через реку заняла больше часа, и когда паром еще тащился на середине, небо первый раз озарил резкий росчерк белой молнии, а следом обрушился гулкий, пробирающий до самых костей, раскат грома. Кто-то из пассажиров испуганно всхлипнул, остальные только плотнее прижимали к себе пожитки и сдвигались ближе к центру, потому что тяжелые волны начали раскачивать старое судно.
Я тоже спряталась. Нашла место между какими-то коробками, забилась в него поглубже, а сверху примостила сумку для продуктов, которую мне дала мачеха. Так себе укрытие, но другого не было.
Водитель парома оказался более подготовленным чем мы, и достал из ящика широкий, темно-бордовый дождевик.
А потом ливануло.
Не видно было ни-че-го. Кругом непроглядная стена дождя, словно в целом мире никого не осталось кроме кучки бедолаг на старом, проржавевшем корыте. Они жались к друг другу, пытались организовать навес из дырявого брезента, валяющегося на палубе, и все равно промокли до нитки.
Я так точно была сырая насквозь. Мокрые волосы липли к лицу, платье — к телу, в сандалиях хлюпало, но эти мелочи меня не волновали. Все еще не верилось, что это происходит наяву. Что я получила новую метку, а с ней и шанс прорваться в академию, сбежала от сестер и теперь одна еду в Хайс.
Страшно? До жути! Отступить и вернуться обратно, под чуткий контроль мачехи? Да ни за что!
Когда паром приткнулся к пристани на другом берегу, пассажиры уже смирились со своей участью. Никто никуда не торопился, бесполезный брезент валялся в стороне, а капитан так и вовсе сидел верхом на ящике и степенно покуривал трубку, умудряясь прикрывать огонек от воды, хлещущей с небес.
Выбравшись на берег, я отправилась следом за остальными к узкой лестнице, которая узкой лентой вела наверх к пропускному пункту. На самой вершине в маленькой кабинке, с мутным стеклом, нас поджидал контролер. У каждого из приехавших он спрашивал имя и цель прибытия в Хайс.
— Ева Найтли, — торопливо произнесла я, когда подошла моя очередь, — приехала поступать в академию Весмор.
Услышав это, контролер оторвался от своих бумажек и удивленно посмотрел на меня. Выглядела я жалко — в старом платье, висевшем на мне мокрой бесформенной тряпкой, с волосами, облепившими лицо и посиневшими от холода губами, но этот взгляд, полный сомнения, выдержала с достоинством.
— Девушка, не задерживаете! — женщина позади меня надсадно пыхтела и тащила за собой тюк с барахлом, — проходите.
Контролер переключился на нее, а я прошла через турникет и оказалась на набережной Хайса. И потерялась…
Потому что здесь все было не таким, как в Муравейнике. У нас на улицах всегда надо было держать ухо востро, иначе мигом попадешь под колеса телеги или под разбитые копыта трудяг-лошадей. Здесь же по дороге двигались неспешные экипажи, а для пешеходов была выделена отдельная зона, обнесенная резным ограждением. На другой стороне за высокими красивыми заборами уже начинались дома богачей — хорошо отштукатуренные, с высокими чистыми окнами, и крышами, отделанными красной черепицей. Куда ни глянь — везде просторно и чисто. Даже кусты вдоль дороги были аккуратно подстрижены и напоминали игрушечные фигурки!
Пока я озиралась по сторонам и дивилась тому, как живут на другой стороне реки, все мои попутчики прошли контроль и рассосались по своим делам. Только пышная женщина с баулами все еще стояла у обочины и кого-то ждала.
— Простите, — я подошла к ней и робко улыбнулась, — не подскажите, как добраться до академии? Я первый раз в городе и не знаю, куда идти.
Она тоже странно посмотрела на меня, будто дивилась, как такая убогая девица, смеет заикаться про Вэсмор, но все-таки ответила:
— В ту сторону иди. Доберешься до старой церкви, поднимайся в гору, а дальше у прохожих спрашивай…может и дойдешь.
Я поблагодарила ее за помощь и отправилась в указанном направлении.
К счастью, дождь начал уже стихать. В сандалиях по-прежнему задорно хлюпало, дурацкая сумка с бидоном внутри оттягивала плечо, но я была настроена крайне решительно и во что бы то ни стало собиралась добраться до академии.
Я до одури жалела о том, что не купила у Василисы хотя бы засохший пирожок или хлебушка, потому что в Хайсе на ту одинокую монетку, что уныло болталась у меня в лифе нельзя было купить ровным счетом ничего. Даже в пекарне в стороне от главной улицы, обычная булка стоила в три раза дороже чем в Муравейнике, про остальное я молчу.
К вечеру, вдоволь поплутав по незнакомому городу, голодная, холодная и бесконечно уставшая я, наконец, добралась до окраины Хайса. Оставался последний рывок — длинная аллея, по обе стороны которой стояли высоченные вязы. Их длинные кривые ветви сплетались высоко над землей, и от этого аллея становилась похожа на нору. А учитывая, что попала я в нее в потемках — на очень страшную нору. Я бы даже сказала жуткую.
Делать нечего, пошла дальше. В руках грозное оружие — бидон, которым я была готова отбиваться от демонов и злодеев. Вокруг темнота, хоть глаз выколи, только где-то далеко мелькали огни академии, до которой еще надо добраться. Вдобавок дождь никак не успокаивался. Весь день то лил, как из ведра, то уныло моросил, но так ни разу полностью и не заглох.
Радовало одно, с каждым шагом я все ближе к исполнению своей мечты. Надо только немного потерпеть.
К концу аллеи я уже шла, откровенно поматываясь. Сандалику порвала, сумку потеряла, бидон погнула об огромную собаку, выскочившую на меня из кустов. А может это был волк. Я в темноте не разобралась, просто размахивала своим снарядом и пару раз даже попала, после чего зверюга с обиженным воем скрылась в лесу.
И вот, наконец, из темноты выступили высокие глухие стены академии Весмор. Почувствовав внезапный прилив сил, я бросилась к кованым воротам, но они оказались запеты.
— Кто-нибудь! — я ухватилась за тяжелую бронзовую ручку и начала стучать, — пустите меня! Пожалуйста!
В ответ где-то за стенами сердито залаяла собака. Ей ответила еще одна, но уже с моей стороны. Наверное та, об которую я погнула бидон.
— Кто-нибудь! Вы слышите меня?
Я продолжала стучать и голосила до тех пор, пока не сорвала голос, потом, окончательно выдохнувшись, прислонилась лбом к холодной поверхности и просипела:
— Пустите…будьте людьми…ночь на дворе. Страшно.
В этот самый момент за воротами послышались шаркающие шаги. Я сначала не поверила, решила, что почудилось, но потом услышала хриплый кашель и ругань.
— Кого опять на ночь глядя принесло?
— Вы слышите меня? Слышите? — усталости, как не бывало.
— Конечно слышу, орешь как оглашенная.
Раздался звук отодвигаемой задвижки и в воротине открылось маленькое, перехваченное редкой решеткой окошко. Я тут же подскочила к нему, вцепилась замерзшими пальцами в прутья и, щурясь от теплого света, заглянула внутрь.
Оттуда на меня смотрел носатый дед с такими прекрасными кустистыми бровями, что даже стало завидно.
— Чего надо? — спросил он.
— Я в академию пришла. Учиться хочу.
— Мест нет. До свидания.
— Но у меня есть дар…
— Поздравляю.
— И отбор еще не закончился…
— Приходи в следующем году, — сурово брякнул дед и закрыл окошечко, едва не прихлопнув мне пальцы.
— Эй, — я отпрянула, но потом снова бросилась к воротам и принялась стучать, — Эй!!! Я должна поступить! Позовите начальство.
— Начальство ей подавай… как бы не так, — проворчало из-за стены, — шляются всякие по ночам, спать мешают.
До краев переполненная досадой я пнула тяжелые ворота.
— Да чтоб тебя! — было больно. А еще очень обидно.
Столько усилий и все напрасно? Возвращаться домой? К мачехе и сестрам готовым перегрызть друг другу глотки за новый «подарочек».
— Ни за что! — некрасиво шмыгнув носом, я привалилась к воротам спиной и медленно сползла на землю. Какая разница? Я все равно вся сырая и грязная.
И не уйду отсюда, пока не добьюсь разговора с кем-нибудь более отзывчивым чем бровастый дед.
Решив ждать до победного, я устроилась поудобнее… а потом взяла и заснула. И проснулась, когда рядом со мной грозно зарычал эр-мобиль. Стоило только приоткрыть глаза, как в лицо ударил яркий белый свет от фар.
— Ой, — я прикрылась ладонью и зажмурилась.
Раздался хлопок дверью, уверенные жесткие шаги, и над мной нависла внушительная мужская фигура, пророкотав густым басом:
— Ты что здесь делаешь?