Я стоял и смотрел, как языки пламени, потрескивая, торопливо и алчно пожирают деревянные стены избы. Отсветы огня отражались в широко раскрытых глазах Мони-Зубатова, который тоже завороженно смотрел на пожар и был сейчас чем-то похож на измученного вампира.
— Решил покончить с этой проблемой кардинально? — беззлобно поддел меня Енох, — Зря, Генка, ой, зря. Гордиев узел, конечно, хорошо взять и разрубить одним взмахом, но, как показывает практика, сама-то проблема никуда не денется.
— Что-то тебя в дебри философии потянуло? — ответил Моня и тут же, ни к селу, ни к городу, добавил, — интересно, где же Мими?
— Почему ты вдруг о ней вспомнил? — спросил я, — гуляет где-нибудь. Играет в куклы.
— Непохоже на неё, — задумчиво проговорил Моня, — такое приключение она бы никогда не пропустила. Может, случилось что?
— С Мими? — засмеялся Енох, — скорее со всем миром что-то может случиться, но только не с Мими!
— А как же тогда она такой стала? — глядя на пожар и ни к кому не обращаясь, спросил Моня.
Вопрос повис в воздухе.
Налетел порыв ветра, горько пахнуло раскалённой гарью.
— Хоть бы на лес не перекинулось, — поморщился Моня и отступил на два шага назад.
— Ты, Моня, как в тело Зубатова попал, стал таким же пижоном! — ехидно прокомментировал Енох и спохватился, — так, а где наша загадочная крестьянка?
— С телегой вон там возится, — не оборачиваясь, махнул рукой Моня, — что-то там с хомутом у неё, неполадка какая-то.
— Так ты бы помог, — лукаво сказал Енох и заговорщицки подмигнул мне.
— Я в этом не разбираюсь, — сердито отмахнулся Моня, — кроме того, она к такой работе привычная, а мне, чтобы понять, нужно курсы повышения квалификации заканчивать.
Енох насмешливо и многозначительно фыркнул.
Замолчали. Долго стояли, глядя, как трещит изба и языки пламени ненасытно лижут доски.
— Что-то не перекидывается огонь на другие избы, — задумчиво сказал Енох, — надо было с двух-трёх сторон поджигать.
— Устал я бегать, — отмахнулся я, продолжая наблюдать. Пламя и вправду «топталось» на одном месте. Так что я уже решил сходить и поджечь другие дома. Но было лень и я надеялся, что ветер завершит работу.
— А крестьянка-то наша тю-тю! — к нам подлетел Енох.
— В каком смысле тю-тю? — спросил Моня, не поворачивая головы. — Только не говори, что умерла.
— Нет, хуже, — злорадно ответил Енох, — уехала она. Сбежала. Тю-тю!
— Но у неё же хомут…
— Говнют у неё! Я говорю, она обвела вас вокруг пальца! — вспылил Енох, — и где теперь её искать⁈
— Не вас, а нас, — рассеянно поправил его Моня, — ну и хрен с нею, раз сбежала. Мало ли у нас своих проблем. Главное, чтобы лошадей наших не увела. А то пешком идти далеко. Да и Гудков потом голову за лошадей оторвёт.
— А как же выяснить страшную тайну? — желчно подколол нас Енох, — последний свидетель, который хоть что-то мог сказать по этому поводу, да и тот сбежал!
— Там целая пятихатка свидетелей, — поморщился Моня.
Я решил прекратить балаган и расставить все точки над «и»:
— Сбежала, так сбежала. Нечего рыдать по этому поводу. Догонять её тоже не будем. Сейчас возвращаемся домой, отдыхаем. А вот завтра наведаемся в пятихатку. Прямо к ней в гости.
— А я думаю, мы её в пятихатке не найдём, — возразил Енох.
— Вот завтра и убедимся, — отмахнулся я и первым пошел седлать лошадь.
Мы выехали на лесную дорогу, которая вела от Хохотуя прямо в Хлябов. Запах гари постепенно уменьшался, хотя порывы ветра усилились и периодически швыряли нам в лица вонь от пожарища.
— Ну и провонялись же мы, — раздраженно проворчал Моня, кутаясь в свой кургузый полупердончик.
И тут внезапно грянул гром и небо потемнело, обильно пролившись дождем. Мы пришпорили лошадей и понеслись в сторону города. И хоть дорога не отняла у нас много времени, но вымокли все до нитки. А Моня-Зубатов так вообще начал хлюпать носом и совсем расклеился.
Поэтому, когда показался дом, где жили агитбригадовцы — все вздохнули с облегчением. В здание мы ворвались под стеной воды.
Моня ныл, что простудился, и сразу ушел к себе (в смысле на квартиру Зубатова), в результате мне одному пришлось распрягать и вытирать лошадей. Когда я, наконец, вошел в дом, то наткнулся на Люсю, которая спускалась по лестнице. Губы её распухли:
— Ты бы помылся, что ли, — осуждающе покачала она головой, — выглядишь, как чучело. И несет от тебя, Капустин. Совсем от рук отбился. Надо тебя на следующем собрании пропесочить. Чтоб знал!
— Ты бы за собой лучше следила, Люся, — в тон ей ответил я, — а то смотри, чтобы на следующем собрании тебя не пропесочили!
— Меня? За что? — подбоченясь, усмехнулась Люся.
— За шашни в рабочее время! — огрызнулся я и вошел в комнату.
Люся что-то там ещё возмущалась, но я захлопнул дверь. В комнате я сразу же устало рухнул на кровать.
— Хоть бы разделся сперва, — недовольно проворчал Енох, — Моня тоже говорил, что вы провонялись на пожарище. И Люся эта. А постель, между прочим, чистая.
— Отстань, Енох, — вяло отмахнулся я. Голова после этого «приключения» продолжала болеть. Надо будет сходить в местную больничку, вдруг там сильное ранение, кровь-то присохла, а то голову помою и обратно кровотечение начнётся. А, может, там вообще нужно швы наложить.
— Посмотри на дощечку, — раздался глухой голос Епифана из куклы.
— Генка, смотри, дощечка! — одновременно с Епифаном крикнул Енох, когда я уже начал проваливаться в сон.
— Что за дощечка? — равнодушно пробормотал я, не открывая глаз.
— От Мими! — сообщил донельзя удивлённый Енох. — Нацарапала послание тебе.
— От Мими? — сон моментально пропал, а я аж подскочил на кровати. — Она что, писать умеет?
— Получается умеет, — сказал Енох и поторопил меня, — давай читай! Что там у неё случилось?
— Сейчас! — я подскочил с кровати и бросился в тот угол, где обычно любила играть Мими. Сейчас там ни куклы, ни самой Мими, не было, зато лежала небольшая дощечка.
Я схватил её. На потемневшей поверхности было криво накарябано:
«ХоХоту».
— Офонареть! — я где стоял, там и сел.
— Что там? — поинтересовался Епифан из куклы.
— Не твоё дело, — огрызнулся Енох, — сиди там и помалкивай. А то Генка сейчас мигом тебя упокоит! Не говори ему, Генка!
— Епифан, — проигнорировал угрозы Еноха я, — а давно Мими приходила?
— Да где-то за полчаса перед твоим приходом, — раздалось из куклы. — Бросила дощечку, сказала «ы» и ушла.
— Что будем делать? — спросил меня Енох.
— Надо возвращаться в Хохотуй, — вздохнул я и печально посмотрел на пелену дождя за окном.
— Моня будет счастлив, — издевательски хохотнул Енох и вкрадчиво спросил, — так я пошел его будить?
— Давай, — кивнул я, размышляя, что делать. Мокнуть под дождём не хотелось. Но Мими не стала бы оставлять послания, если бы не было веского повода.
Так что нужно вставать и идти.
Но прежде, чем идти, я сунул в рюкзак куклу с Епифаном и велел молчать.
Мы вернулись в Хохотуй ближе к вечеру. Дождь прекратился, но было сыро.
— Гудков тебе голову оторвёт, что ты без спроса лошадей взял, — шмыгнув покрасневшим носом, буркнул Моня-Зубатов, который был крайне зол, что ему пришлось обратно возвращаться.
— Тогда я на тебя сопру, — ответил я, — скажу, что мне Зубатов велел. Как хочешь потом с ним, так и разбирайся.
— Это неэтично! — возмутился Моня. — Почему ты ко мне стал плохо относиться?
— А ты сам подумай! — вставил свои «пять копеек» Енох.
— Это ты от зависти говоришь, — отмахнулся Моня, — сам мечтаешь заполучить тело, и завидуешь мне лютой завистью. И тут ещё надо посмотреть, почему Генка на меня крысится. Думаю, что это ты его настроил…
— Тихо! — прервал зарождающуюся ссору я.
Мы до Хохотуя ещё не доехали. Находились в лесу на дороге, от которой шла развилка. Видно было, что там никто особо не ездил. А тропинка была вытоптана грибниками скорей всего.
Так вот, с той стороны, куда шла эта тропинка, доносилось словно заунывное пение.
— Слышите? — шепотом спросил я.
— Поют вроде, — неуверенно кивнул Моня. — Может, бабы за ягодами пошли и поют?
— Это явно не народные песни, — покачал головой я: пение не напоминало фольклор. Скорее это было похоже на какие-то панихидные мантры, которые я в том, прошлом мире, слышал на Тибете.
— Может, хоронят кого? — предположил Енох.
— У нас, в православье, с песнями вообще-то не хоронят, — едко ответил Моня, который не мог простить Еноху нападок.
— Так, может, сектанты это? — парировал Енох.
— А ты бы полетел глянул, — велел ему Моня. — И нам бы рассказал.
— Стой, Енох, — сказал я и развернулся к Моне, — теперь уже ты команды нам отдаешь? Так может сам и сходишь?
— Если бы я был не в теле — сходил бы, — пробурчал Моня.
— А я говорил, не надо было его в Зубатова подселять! — раздался глухой голос Епифана из куклы.
— Заткнись! — хором сказали Енох и Моня.
— В общем так, — нахмурился я, — заткнулись все. Туда пойдём посмотрим тоже все вместе. Держаться рядом. Быть начеку. Если что — будем друг друга прикрывать. Енох, это тебя тоже касается. Не нравятся мне все эти непонятки…
Мы пошли тихо, стараясь не шуметь и не наступать на сухие ветки.
Пение усилилось. Я выглянул из-за лесного подроста молодых берёзок и осинок, который густо покрывал всё пространство промеж деревьями, и обомлел.
На небольшой, идеально круглой лесной поляне собрались люди. Человек пятнадцать. Посчитать точно пока было сложно, так как они постоянно двигались туда-сюда. И пели. В центре был большой камень-алтарь. На котором лежал человек, раскинувший руки и ноги в форме звезды. Понять, мёртв он или спит не представлялось возможности. Но больше всего меня ошарашило то, что в центре круга была и Мими. Валялась на земле изломанной куклой. То, что она живая (если это определение можно применять к Мими), выдавали конвульчивные движения рук и ног, которые изредка пробегали по её телу.
— Там же Мими! — вскинулся Моня, но я закрыл ему рот ладонью:
— Молчи!
Моня что-то загундосил, правда тихо-тихо.
— Я подлечу и послушаю? — спросил Енох.
— Если они смогли поймать Мими, то тебя тем более, — прошипел я, и Енох затих.
— Но Мими выручать надо! — пробормотал Моня, которому-таки удалось высвободиться из моего захвата. — Там Мими! Мы же не можем допустить, чтобы она погибла! В этом ритуале!
— И что мы можем? — едко сказал Енох, — их там почти два десятка. Колдунов этих.
— Давайте расходимся и с разных сторон попробуем послушать, а потом решим, — сказал я и первым пошел вперёд, подкрадываясь поближе.
Чем ближе я подходил, тем сильнее возникало давящее чувство. Я постарался не вслушиваться в пение и давление чуть снизилось. Люди, что пели, в основном мужчины (но были и женские голоса, только мало), двигались, словно неживые манекены, против часовой стрелки по кругу вокруг лежащего человека и Мими.
Я подошел максимально близко. Казалось, протяни руку и можно потрогать кружащихся людей.
— Ну что там? — голос Еноха прозвучал внезапно, так, что я чуть не выпрыгнул вперёд.
— Тихо ты! — прошептал я.
— Я не смог подлететь ближе, — пожаловался Енох, — там словно какой-то барьер меня не пускает. Видимо Мими потому и не смогла выбраться.
Тем временем один из людей под заунывные звуки песни подошел к распростёртому на алтаре человеку и вогнал ему в грудь нож. Толпа дружно ахнула и разразилась новой порцией пения.
— Божечки-и-и-и… — выдохнул Енох.
Я лишь сцепил зубы. Что может пятнадцатилетний подросток против почти двух десятков людей? Только пополнить ряды жертв на алтаре.
Тем временем пение возобновилось. Более того, оно становилось всё сильнее и сильнее, пронзительнее. Люди закружились в странном ритмичном хороводе. Они были как пьяные. Очевидно смерть жертвы опьянила их, привела в небывалое возбуждение.
Недолго думая, повинуясь какому-то ощущению внутри себя, я схватил камень и с силой швырнул в ближайшего человека.
К моему удивлению, камень ударил точно в голову колдуну и тот беззвучно рухнул вниз.
Сперва никто ничего не заметил. Затем, ближайший к нему человек остановился. Его пение стихло, оборвалось на одной ноте. Это прозвучало диссонансом и на миг разрушило гипнотическую мелодию.
— Что там случилось? — рявкнул человек у алтаря.
— Брату Мирону стало плохо. Он упал, — запинаясь, ответил другой человек.
— Так поднимите его!
— Кажется, он умер, — голос соседа упавшего колдуна дрогнул сильнее.
— На алтарь его! — сразу нашел выход из ситуации главный.
Несколько людей подскочили к упавшему и поволокли его к алтарю. Я подозревал, что этот бедняга не умер, а просто был оглушен камнем. Но вожак этой странной шайки решил иначе. Ну что же, тот бедняга сам определил свою судьбу, когда связался с ними.
Тем временем мужик у алтаря начал речитативом начитывать что-то над братом Мироном, периодически надрезая его тело.
— Какой кошмар! — прошептал Енох, который не отлетал от меня ни на шаг, и, судя по его бледно-зеленоватому не мерцающему фону, он дико боялся.
Напоследок главарь размахнулся огромным ритуальным ножом над братом Мироном, и тут же послышался окрик высокого мужика:
— Стой, брат Арон! Не рази его!
— Не мешай! — огрызнулся тот и замахнулся опять.
— Он может быть жив! Брат Мирон не заслужил этого! — не унимался верзила.
— Не смей прерывать ритуал! — вызверился главный.
— Не рази брата Мирона! — в тон ему крикнул верзила и его поддержали ещё двое.
— Не прерывать ритуал! — завизжал главный.
Пока они собачились, я судорожно думал, что делать. Других камней рядом не было. А Мими спасать было надо, и то срочно. Да и ритуал этот изрядно раздражал.
— Генка! — рядом со мной появился Моня-Зубатов, он был бледен и губы его дрожали, — останови это! Нельзя людей убивать. И надо спасти Мими.
— Так спаси, — сказал я.
— Как? Они меня убьют и принесут в жертву.
И тут меня осенила идея: я вытащил листочек бумаги с заклинанием и торопливо пробормотал его. Пару секунд ничего не происходило, а потом Моню вышвырнуло из тела Зубатова, которое с тихим чпоком упало на землю.
— Ты что делаешь⁈ — возмутился Моня, обнаружив себя в призрачном состоянии.
— Освободил тебя, — тихо сказал я, — ты ведь сам просил.
Тем временем я вытащил куклу с Епифаном из рюкзака и прочитал над ним заклинание. Дух бывшего старейшины сектантов засосало в тело Зубатова.
— Что⁈ Что ты делаешь⁈ — заверещал Еепифан и попытался подняться. Как это обычно бывало поначалу тело слушалось новый дух плохо, более того, его ослабляла сильная дезориентация. Это было мне только на руку, иначе в нормальном состоянии Генка бы с Зубатовым не справился. Не та весовая категория.
— Ну ты же сам хотел вернуться в тело Зубатова! — ответил я и с силой выпихнул его к этим людям.
Раздались крики: Епифана-Зубатова увидели. Пение моментально прервалось. Среди колдунов началась паника и поднялись вопли. Пока они там копошились, я схватил безвольную Мими за шкирку и потащил из круга. Стоящий рядом мужик попытался ухватить меня за руку. Я пырнул его ножом Софрония и тот беззвучно осел. Второй, который бросился на меня, получил по колену. От удара моего ботинка он захлебнулся криком и запрыгал на одной ноге. А я тем временем выскочил из круга и со всех ног погнал в лес.
— Смотрите! Вот он! — заверещал ещё какой-то мужик.
— Стой!
— Стой, кому говорят! — раздались крики сзади.
— Бежим! — заверещал Енох.
Я закинул Мими на плечо, и мы понеслись.
Я так ещё никогда не бегал.
Мы неслись по лесной дороге, ветки больно хлестали по лице, я только успевал отклоняться, чтобы не выбило глаза и не свалилась Мими.
— Туда! — прохрипел Моня, и ринулся по параллельной тропинке, которая уходила влево.
Я от него не отставал.
— Нет! Генка! Стой! — не своим голосом закричал Енох.
Но было уже поздно…