Глава 11

Я не успел ни крикнуть, ни даже выдохнуть, как в мгновение ока случилось неожиданное — Мими, вместо того, чтобы наброситься на шкета, подошла к нему и принялась наблюдать, как он качает куклу, играется с нею. Она присела на корточки и с интересом смотрела ща всем этим. Когда шкет положил куклу и принялся распутывать рваный розовый бантик, которым были связаны кукольные волосы, Мими взяла куклу на руки, задумчиво на неё посмотрела, а потом тоже принялась качать также, как до этого делал шкет.

Когда шкет, наконец-то, распутал ленточку, Мими положила куклу на пол и смотрела, как он завязывает той бантик. Затем Мими достала откуда-то, практически из воздуха второй бантик и принялась также завязывать его кукле с другой стороны.

Я так засмотрелся на всё это, что Шпилька, очевидно, обнаружив, что я его уже не слушаю и проследив, куда я смотрю, вдруг закричал:

— Улька, не трожь! А ну отойди оттуда!

Второй шкет, который оказался Улькой, поднялся (точнее она поднялась) и со вздохом отошла от куклы. Мими осталась сидеть рядом с куклой, переводя взгляд провалов глазниц, то на куклу, то на Ульку.

— Вот это я перепугался, — выдохнул Моня.

— Это тоже девочка, — тихо заметил Енох, — видите, у них сразу нашлись общие интересы.

— Ну и вот, — закончил рассказ Шпилька и выжидательно посмотрел на меня.

— Отлично, — сказал я, — тогда тебе и твоим дружкам задание: продолжать следить за всем подозрительным в городе и докладывать мне.

— И за Пиковой Дамой?

— За ней особенно.

Шпилька кивнул, стараясь придать своему лицу серьёзное и взрослое выражение.

— А это расчёт, — я протянул Шпильке торбу с едой и две монетки.

— Ухтышка! — расцвёл щербатой улыбкой Шпилька. Он торопливо сунул обе монетки за щеку, а сам развязал торбу и заглянул в неё.

— Улька! — воскликнул он (но так как у него во рту были монеты, то получилось «Уфька», но девочка тем не менее поняла и подошла), — ты гля, сколько тут шамовки! На два дня хватит.

— Это на сегодня, — сказал я, — завтра, я думаю, вы сможете заработать ещё.

— Подкармливать их решил? — понятливо усмехнулся Енох.

Тем временем Шпилька принялся вытаскивать из торбы пироги и распихивать их по карманам. Когда места в карманах не осталось, он хотел сунуть и Ульке в карман, но, глядя на её голодный вид, передумал и запихал шмат кулебяки прямо себе за пазуху.

— Ты не можешь подкармливать их вечно, — заметил Моня, когда довольные дети ушли, — подкармливать — это хорошо, но ты же так приучишь их к сытой жизни. А потом уедешь. А они как потом будут, после всего этого?

Я вздохнул. Сам не знаю.

Буду думать.


А вот следующий день прошел у меня ещё более скомкано и сумбурно. Я запланировал посетить жилище Ирины. Вдруг получится найти какие-то улики, или хотя бы зацепить ниточку. Уж очень меня бесил тот факт, что мой нож украли. Да и с жертвоприношениями разобраться было нужно. Как и наказать наших с Мими обидчиков.

Ирина, как ни странно, проживала в коммуналке. Обычное жильё тех годов, с высокими потолками, узкими окнами, по углам плесень, старый паркет кое-где зияет прорехами. Ирина занимала угловую комнату, которая сейчас была опечатана.

— Никого нету, — сказал Моня и я аккуратно отлепил бумажку, открыл дверь (запасной ключ нашел Енох, Ирина хранила его за старой вазочкой со всякой мелочевкой в кухонном буфете), и вошел внутрь.

В глаза бросился беспорядок. Точнее хаос. Да, в этой комнате царил хаос. Все вещи были вывалены из пузатого шкафа, перина и постель перевернута, стулья опрокинуты, тряпки валялись на полу вперемешку с вырванными страницами из дамских романов и пузырьками от духов и крема для осветления кожи.

— Ну и бардак, — осуждающе заметил Енох. — А еще девушка. Кто такую замуж возьмёт?

— Уже никто, — сказал Моня и едко заметил, — мне кажется, здесь что-то искали. И явно после её смерти уже.

— Почему ты так думаешь? — спросил я, проигнорировав полное яду фырканье Еноха.

— Если бы она собиралась впопыхах, ей бы всё равно не надо было переворачивать перину. Или разбрасывать все эти баночки с кремом. Он же дорогой.

— Ты прав, — задумчиво сказал я, поднял с пола несколько писем и бегло просмотрел их — обычная бабья ерунда, ахи-охи и никакой конкретики.

— Генка! Сюда смотри! — вдруг воскликнул Енох, выныривая откуда-то из-под подоконника.

— Что такое? — я подошел к окну.

— Там, под плинтусом, есть дырка, — сказал Енох, — и в ней какой-то свёрток. Причём положили его недавно.

Я схватил валявшийся столовый нож и быстренько поддел кусок плинтуса. Неожиданно легко тот отошел от стены, и моему взгляду открылась немаленькая такая дыра.

— Там никакая крыса меня не грызанёт за руку? — на всякий случай спросил я.

— Не боись!

— Ну смотри, — скрывая в душе боязнь крысы из тёмной дыры, я заставил себя сунуть руку. Там нащупался какой-то предмет. Я подхватил его и потянул. Он немного застрял в дыре, но я его туда-сюда покачал и таки вытащил на свет божий.

Когда я разорвал упаковку, на пол упали несколько пачек купюр, витая золотая цепочка с массивным кулоном и перевязанная тесёмкой тонюсенькая связка пожелтевших от времени писем.

— Вот это да! — восхищённо сказал я, пересчитывая купюры, — молодец Енох, благодаря тебе мы нашли клад!

— А то! — Енох аж раздувался от гордости. В последнее время более молодой и азартный Моня совсем задвинул его на второй план. От расстройства Енох даже сыпать поучительными библейскими цитатами перестал. А тут такое событие.

— Больше ничего нигде не видите? — спросил я.

Мы уже находились тут достаточно долго и пора бы уже сваливать, а то соседи вернутся, и будут очень удивлены моему визиту.


Домой я возвратился уже ближе к вечеру.

Наши ещё не вернулись с лекций. Во дворе возился Жорж. Он занимался лошадьми.

— И главное, я ему такой говорю, ты пиво будешь? А он мне отвечает… — послышался его весёлый голос.

Я удивился — неужели Жорж разговаривает с лошадьми? Вроде он всегда был скептиком.

— С кем это он? — Моня жаждал вернуть себе приоритет после реванша Еноха и метнулся к сараю, где были лошади.

Не успел я подойти поближе, как он вернулся и выпалил:

— У него там, внутри сарая, какой-то человек сидит.

— И что он делает? — спросил я, — просто сидит?

— Нет. Хомут чинит, — заявил Моня.

Странно. Конская упряжь у нас рвалась регулярно, так как агитбригада всё время ездила туда-сюда. И Жорж наблатыкался чинить её самостоятельно и у него это получалось достаточно ловко. А вот зачем приглашать чужого человека? Хотя, может, там что-то существенное случилось?

— Привет, Жорж! — громко, от порога, поздоровался я (а то мало ли, вдруг у них тут секретные разговоры, а тут я припёрся).

— Генка, ты? — раздался с другой стороны голос Жоржа. — ты где весь день шляешься? Тебя Клара раза три искала. Заманала сюда бегать и всех подозревать.

— Подозревать? В чём?

— Что мы тебя прячем, — хохотнул Жорж, — ты видел вчера, как она Шарлотту по столу за волосья возила?

— Ага, — сказал я и уставился на незнакомца, который действительно сидел на перевёрнутом корыте и чинил хомут. — Здрасьти.

— Дарова! — белозубо улыбнулся мне незнакомец, впрочем, не отрываясь от ремонта хомута.

Был он черноволос, смугляв и сильно напоминал цыгана.

— Я — Генка, — сказал я, и выжидательно уставился на незнакомца.

Но тот сверкнул крепкими белыми зубами и продолжил работать.

— Генка, знакомься, это — Роман, — сказал Жорж. — Он будет пока у нас трудиться.

— Что? — удивился я. — В смысле трудиться?

— Будет ухаживать за лошадьми и фургонами, — ответил Жорж.

— А ты?

— А я — артист. Буду выполнять цирковые номера, — усмехнулся Жорж.

Мы еще перекинулись парой ничего не значащих фраз, и я ушел к себе на квартиру.


— Ну ничего себе! — сказал я удивлённо, как только дверь квартиры закрылась, и я рухнул на кровать, прям так, как был, не раздеваясь.

— Ты чего? — спросил Моня.

— Да удивляюсь, — ответил я задумчиво, — что-то в последнее время у нас в агитбригаде слишком много новеньких. Причём таких, без которых, в принципе, легко можно обойтись. Прямо проходной двор, а не творческий коллектив.

— Ты о Романе? — спросил Енох.

— И о Шарлотте тоже, — ответил я.

— Ну, Шарлотта хоть поёт красиво, — не согласился со мной Енох. — И жопка у неё ничего так. И остальное…

— Её пение к репертуару Агитбригады никак не относится, — покачал головой я. — Это примерно выглядит, если бы монашку в Мулен-Руж танцевать запустили. Только наоборот.

— О! Ты знаешь Мулен-Руж? — уважительно спросил Енох.

— Да так, бывал там, пару раз, — неопределённо махнул я рукой, не став уточнять в каком году и в каком мире.

— Всё сходится… — вдруг задумчиво выдал Моня, до этого молчавший.

— Что именно? — рассеянно спросил я.

— Помнишь, в ресторане, когда все ушли, дознаватель сказал, что один из подозреваемых — ты?

— Что-то такое припоминаю, — поморщился я, — а что такое?

— А то! — воскликнул Моня, — кто-то из этих двоих внедрён сюда, чтобы следить за тобой. Так что будь осторожен, Генка!

— Да ладно тебе! — хмыкнул я, — не такой уж я большой человек, чтобы ради меня аж двух людей под прикрытием сюда внедрять. Проще было меня на допрос вызвать.

— Значит, хотят тебя застукать на горячем, — подхватил животрепещущую тему и Енох. — Или же ловят не только тебя.

— Да! Ведь по первой версии Виктор Зубатов тоже под подозрением.

— Надо будет Епифана предупредить, — сказал я, и добавил, посмотрев на Моню. — ты бы в квартирку Шарлотты слетал. Посмотрел там. Вдруг что-то интересное среди её вещичек найдёшь. И мне потом расскажешь.

Моня упорхнул, а Енох тут же пристал ко мне по поводу Мими.

— Это же девочка, ребёнок, — сварливо сказал он, — ей скучно одной. Ты видел, как она с Улькой игралась?

— Видел, — буркнул я.

— Ну вот…

— И что ты предлагаешь? — зевнул я и спросив, лишь бы Енох отцепился.

— Здесь есть два варианта, — сказал Енох, — Либо помочь Мими стать нормальной, либо найти ей подружку. Та же Улька…

— Ты с ума сошел! — отрезал я, — ни то, ни то, я делать не буду. Всё. Тема закрыта!

— Но Генка…

Не успел Енох закончить фразу, как дверь со стуком распахнулась и в мою квартиру ворвалась Клара.

— Вот ты где! — возмущённо заорала она прямо с порога, — ты где весь день шляешься⁈ Прятался от меня⁈

— В город ходил, — буркнул я, досадуя, что забыл запереть дверь, — по делам.

— Ты видел⁈ Видел⁈

— Что?

— Это ты во всём виноват!

— В чём?

— В том, что Виктор перестал меня любить! — зло выпалила Клара. — Верни его назад! Сделай так, чтобы он от меня не отходил!

— Э, нет, — покачал головой я, — мы с тобой так не договаривались. Ты просила приворожить его. Я сделал это. А дальше — ты сама. Никто тебе не доктор, что он охладел.

— Но…

— Значит, ты сама виновата.

— Почему это я виновата⁈ — взвилась Клара.

— Потому что поласковей надо быть. А ты только орёшь бегаешь. Уже всех против себя настроила в агитбригаде.

— Я не виновата, что он…

— Виновата! — резко прервал её я, — ещё как виновата! Видать ты не только сердита на него всё время. А ещё и в постели, небось, как бревно!

— Ты не понимаешь!

— Всё я понимаю! — вызверился я, — посмотри на себя! Ходишь, как чучело! У тебя мужик появился, так ты бы хоть платье какое красивое для него надела, глаза накрасила, волосы завила. Но нет, ходишь чушкой и крайних ищешь!

— Я не ищу!

— А кто вчера Шарлотту по столу возил? Вот зачем было? Что она тебе сделала?

— Да ты… — аж задохнулась от негодования Клара, — да ты же сам видел. Как Зубатов с ней целовался.

— Да, видел! — рыкнул я, — но ты же сама его выгнала и всяких гадостей наговорила. Вот он и пошел искать утешения. А Шарлотта поулыбалась, сама ласковая, вот сердце у него растаяло.

— Слушай, Генка! — губы у Клары задрожали, — я поняла. Надо быть ласковой. Но только он ко мне даже не подходит. И не смотрит. И не отвечает мне! Генка! Вени его! Я больше его не упущу!

— А толку? Это опять будет до очередного твоего приступа злобы.

— Не будет злобы! Генка! Верни его… — Клара зарыдала, некрасиво морща лицо.

Я смотрел на неё и мне её вообще не жалко было.

Обычно, насколько я знаю, одинокие люди, которые устали от своего одиночества, они так радуются, если повезло встретить родственную душу, вторую половинку. Как они стараются угодить! Как пытаются нравится. А у Клары почему-то всё наоборот. Мало того, что она своим поведением оттолкнула мужика от себя, так она продолжает его душить собой.

Я вздохнул.

Помогать ей не хотелось. Хоть в теле Зубатова сидел Епифан, и при жизни я ни того, ни другого не жаловал, но всё равно как мужик мужика, мне его было жаль.

— Это потому что она неопытная, — влез со своим ценным мнением Енох, — потому и не умеет из мужика верёвки вить. Думает, что надо сразу душу открывать.

У меня в том мире была такая же подруга. Как встречались — ничего примечательного, баба как баба. А вот когда расстались — вот тут она меня чуть не задушила своей любовью. Как питон. Выслеживала меня, когда я шел на работу, или возвращался. Контролировала мои социальные сети и даже количество лайков на фотографиях. Причем, стоило какой-то девице поставить даже нейтральный смайлик, как она шла на страницу к этой девице и учиняла той настоящий допрос. А потом с подругами они эту девицу травили долго и нудно, засирая ей страницу хейтерскими комментариями и прочей ерундой.

Клара, видя, что я не реагирую, опять встала в позу и принялась мне угрожать:

— Если ты не вернешь мне Зубатова, я скажу дознавателю, что это ты убил Ирину!

— Да ты что? — вытаращился на неё я. Нет, я, конечно, знал, что Клара с фантазией, но не знал, что настолько.

— Ты меня понял? — сузила глаза она.

Ответить я не успел — внизу послышался шум. Голоса, смех. Наши вернулись с репетиции.

— Наши вернулись! — сказал я и выскочил из комнаты.

— Генка! Стой! — донёсся вопль из-за спины.

Не оборачиваясь, я метнулся к ребятам. Никогда ещё я так не радовался, что они пришли.

— Нюра! — воскликнул я, — ты можешь со мной русским языком позаниматься? А то у меня одно упражнение не получается…

Но ответить Нюра не успела, когда меня окликнул Гудков:

— Капустин! Ты долго ещё будешь прохлаждаться тут у нас⁈

— А что такое? — не понял я, — ты же сам сказал, что лекции я читать обывателям мал ещё.

— Я не про лекции! Задание для тебя есть.

Настроение моё стремительно рухнуло вниз.

Но тем не менее я спросил:

— Что за задание?

— Ты Романа уже видел? Это наш новенький работник. Поедешь завтра с ним в соседний город. Ржавец, кажется. Так вот, поедешь туда с ним и заберёшь реквизит. Адрес я напишу.

— Рживец! — поправил Гудкова Жорж.

— Что за реквизит? — не понял я.

— Да это мы будем фокусы показывать, а потом пояснять народу, что это не магия и волшебство, а обычное шарлатанство. Понял?

— Понял, — кивнул я.

— А раз понял — то выполняй! — сказал Гудков и ушел к себе.

В коридоре остались Шарлотта, Епифан-Зубатов и Нюра.

После вчерашнего инцидента, Шарлотта уже так не блистала. Думаю, Клара таки ей клок волос выдрала, потому что вместо замысловатой причёски, сегодня Шарлотта повязала на голову платок. Белый, в небесно-голубые васильки. Он очень ей шел. На фоне этой небесной лазури её чёрные с поволокой глаза казались двумя омутами. Епифан-Зубатов, видимо, тоже так считал, потому что строил глазки и флиртовал с нею напропалую:

— Дорогая Шарлотта, ты вчера изумительно пела.

Шарлотта зарделась, похвала ей была приятна.

— Мне очень понравилось, — заливался соловьём Епифан-Зубатов. — Может, давай зайдём ко мне, я тебе почитаю стихи. Ты знаешь, я ведь пишу недурственные стихи, только стесняюсь их показывать людям. А вот тебе покажу. И почитаю. А ты споешь мне?

Шарлотта что-то промурлыкала неразборчиво, но Епифан-Зубатов, очевидно, правильно всё понял, потому что они дружно устремились к нему на квартиру.

Я остался в коридоре с Нюрой.

— Ты видел, Генка⁈ — сердито фыркнула Нюрка, — во Зубатов даёт! А ещё комсомолец!

Она развернулась и устремилась вниз, к себе.

Я остался в коридоре сам. Зато тотчас же появился Моня.

— Генка! — свистящим шепотом просипел он.

— Чего тебе? — я был без настроения.

— Я был в квартире Шарлотты. И посмотрел там всё…

— И что?

— Ты представляешь⁈ У неё в сумке твой нож!

Загрузка...