Сталкиваться нос-к-носу с Мефодием не входило в мои планы категорически. Во всяком случае не на его условиях.
Мысли судорожно заметались, в поисках выхода. И тут как раз Гудков недовольно сказал:
— А костюмы из клуба так и не забрали! Хоть я и говорил! Дождётесь, пока всё не растащат!
— Но ты же запретил лошадь брать, — ехидно напомнил Гришка и переглянулся с Зёзиком.
— Нечего ради барахла лошадь гонять! — возмутился Жорж, уловив эти взгляды, — каурая и так захромала. А остальных мы на выгул отправили.
— Правильно! Вот пешочком и сходите! — поддержал Жоржа Гудков язвительным голосом. — Не переломитесь!
— Я старый больной человек, скрипучий и древний, — с печальным видом начал Гришка, — какое там пешочком⁈
— А по бабам же ходишь! — парировал Гудков. — Пешочком…
— Так-то по бабам! — хохотнул Семён Бывалов.
— Товарищи. Я попрошу не выражаться! — прошипела Нюра, смерив спорщиков возмущённым взглядом.
— Макар, а можно я схожу? — вылез вперёд я, перебивая разгорающуюся ссору.
— Ну, сходи, — обрадованно пожал плечами Гудков, а потом, с подозрением глядя на меня, добавил, — а что это ты такой услужливый, а, Капустин?
— Да обиделся я, Макар. Понимаешь, Шарлотта меня тут перед всеми обличала, что я ничего не делаю, — с деланной обидой пожал плечами я. — А ведь я делаю. Вот схожу сейчас и всё принесу. Мне не трудно. Чтобы не говорили больше зазря!
— Ладно, иди, — обрадованно кивнул Гудков, а Шарлотта насмешливо фыркнула и отвернулась.
Мне-то мнение Шарлотты (да и остальных) было побоку, просто это был прекрасный повод не встречаться с Мефодием.
— Я, пожалуй, тоже с Капустиным схожу, — ворчливым голосом сообщил Зубатов-Моня. — Всё равно нужно в библиотеку заглянуть, проверить списки пропагандисткой литературы. Они привезти обещали. Опять же напутают.
Я невольно восхитился Мониной отмазкой. Раньше что-то я за ним таких талантов не замечал.
В ответ Гудков кивнул и опять вернулся к распеканию коллектива. Остальные, кто не нашёл повода удрать, смотрели сейчас на нас с Моней (в смысле с Зубатовым) завистливыми взглядами.
Пока Гудков не передумал, я торопливо метнулся к себе, прихватил куклу с Епифаном и направился к чёрному выходу. Зубатов-Моня не отставал.
— Енох, близко не подлетай, глянь, где там Мефодий? — на бегу велел я, — не хватало только столкнуться в дверях.
— Будет сделано! — на военный манер козырнул Енох и улетел на разведку. Зато ко мне прицепился Моня:
— Генка, а почему мы убегаем? Ты же сам хотел встретиться с Мефодием и всё выяснить⁈
— Пока Мефодий будет с Гудковым политесы разводить, мы как раз наведаемся к нему, — пояснил я.
— Зачем?
— Затем, что у меня ни ножа, ничего нету! — поморщился я. — Как ты предлагаешь, на него, с голыми руками выходить?
Моня озадаченно крякнул:
— А откуда ты знаешь, где Мефодий обитает? Ты же у него никогда не был. И я не был. Как мы его найдём?
— Епифан зато был, — пояснил я, кивнув на куклу. — Вот и скажет.
— А вот не буду я вам помогать! — злорадно подал голос бывший сектант.
— Точно? Это твоё последнее слово? — с угрозой в голосе спросил я и велел Моне, — Так, Моня, отбой! Планы меняются. Сперва наведаемся на речку.
— Зачем? — спросил Моня. — Холодно купаться.
— Раков ловить, — насмешливо хохотнул Епифан из куклы.
— Куклу выбросить в речку хочу, — сказал я. — Утопить.
— Так её отнесёт же течением, — засомневался Моня. — Она лёгкая.
А Епифан обидно расхохотался. Мол, дурачок какой Генка.
— Если камень привяжем — никогда не отнесёт, — хмыкнул я, — а чтобы наверняка, вместо верёвки проволоку возьмём. Так что лет пятьсот на дне полежит, а за это время её песком да илом навсегда затянет. Ну разве что лет через тысячу извержение вулкана начнётся, и то не факт.
— Эй, Генка, не шути так! — забеспокоился Епифан, — ты же не сделаешь этого!
— Я? — удивился я, — Не сделаю? Ты уверен?
— Генка! — заныл Епифан, поняв, что мои намерения вполне серьёзные и я не шучу.
— Будешь теперь, Епифанушка, ты раков развлекать, — хохотнул теперь уже Моня, обидно так хохотнул.
— Генка, стой! — завопил Епифан, — я всё расскажу!
— С чёрного входа свободно! — отрапортовал появившийся из ниоткуда Енох. — Мефодий по главной лестнице поднимается на второй этаж. К Гудкову.
— Останься и послушай, что он говорить будет, — велел я ему и добавил, — только постарайся, чтобы он тебя не учуял. А мы пойдём, Моня, на речку, дела не ждут.
Я открыл дверь, помахивая куклой, и мы вышли во двор.
— Генка-а-а-а-а… — заканючил Епифан (честно говоря, я и не собирался топить его с куклой, но припугнуть было надо, иначе я сам там не разберусь).
— Какая дорога ближе к речке? — подыграл мне Моня и Епифан совсем сдулся:
— Ну, Генка-а-а-а-а! — заверещал он, — я всё расскажу! Только не топи, бога ради!
— Что расскажешь? — спросил я и подмигнул Моне. Тот моментально включился в представление:
— Да что ты ему веришь, Генка, — важно сказал он, — разве ты не понимаешь, что он просто пытается себе выторговать условия получше. А так-то он ничего не знает.
— Я знаю! Я всё знаю! — перепугался Епифан, — Не топи, Генка, я расскажу! Ты же нож ищешь, да? Твой нож?
— Ну, допустим, — сказал я, стараясь не выдать своего интереса.
— Нож у него в ящике стола лежит! — сообщил Епифан.
— Ну, это было и так не трудно выяснить, — сказал я.
— Я скажу, где он записи прячет! — нашелся Епифан, — только пообещай не топить.
— Обещаю, — зевнул я.
— Нет! Ты по-настоящему пообещай! — не унимался Епифан, — поклянись!
— Не буду я тебе клясться, — отмахнулся я, — ишь, чего удумал. Условия он мне ставит!
— Тем более, Генка может поклясться, что не утопит куклу, а сам её, к примеру, в печи сожжет, — продолжал раззадоривать Епифана Моня.
— Ты не сделаешь этого! — завизжал Епифан.
— Тогда рассказывай, — отрезал я, — Может, и не сделаю. Посмотрю по ценность твоего рассказа.
— У него из той комнаты, возле шкафа в стене такая выемка есть. На неё если нажать — там в стене сразу дверь откроется, — зачастил Епифан.
— И что?
— Тайный ход это, — ответил Епифан.
— Куда? — приходилось из него буквально всё вытягивать.
— В подвал. Он там всё для жертвоприношений и для экспериментов держит, и там твой нож, — пояснил Епифан, и я вздрогнул.
— Ты сам видел?
— Да, Мефодий показывал, — вздохнул Епифан.
— Крепко же ты с ним снюхался, — осуждающе покачал головой я.
— Он мне жизнь навсегда предложил вернуть, — ответил после небольшой заминки Епифан, — свободную, телесную.
На это я ему отвечать ничего не стал — тем более мы пришли к искомому дому.
— Здесь, — неожиданно хриплым голосом сказал Епифан.
— Иди за мной, — велел я, первым вошел внутрь и зашагал по скрипучим ступеням вверх.
Упомянутая комната обнаружилась сразу, первой по коридору.
— Сюда? — уточнил я у куклы.
После подтверждения, толкнул дверь.
Огромная комната, пропитанная запахом чего-то неприятно-кислого, была пустая. Длинный овальный стол и пустые стеллажи у стен наполняли помещение пустотой.
Нужную выемку у шкафа нашел Моня.
— Вот! — обрадованно сказал он.
Я подошел и нажал — кусок стены с лёгким скрипом отъехал и передо мной появился тёмный провал.
— Твою ж мать! — ругнулся Моня, боязливо заглядывая туда.
— Остаёшься здесь караулить, — велел я, — если что — свиснешь.
— Но я же… — начал Моня, имея в виду, что теперь он не бесплотный призрак, а вполне живой и упитанный Зубатов, но я слушать не стал — устремился вперёд.
Разводить политесы было некогда — вот-вот мог вернуться Мефодий.
Длинный и узкий коридор стремительно уходил вниз. Осторожно ступая по выщербленным ступеням, я спустился. Эх, жаль, что Моня не призрак — пустил бы его в разведку.
Лестница была настолько крутой, что приходилось придерживаться рукой за верхние ступеньки. Я буквально «стёк» вниз и остановился перед закрытой дверью. За нею слышались какие-то скребущие звуки.
Когда я толкнул дверь — в нос ударил отвратительный кисловатый запах. Передо мной оказалось тёмное помещение, похожее на средневековую лабораторию алхимика. Куча пыльных колб, реторт, каких-то самодельных работающих приборов (один из них, похожий на самописец, скрипел), камней и кусков горных пород — всё это бардаком громоздилось на столе промеж куч бумаг. Я схватил верхний листок — какие-то символы, непонятные знаки, похожие на руны, текст был правда узнаваемый — вроде латынь.
Я порылся в бумагах — почти все были в таких вот каракулях. На всякий случай я наобум прихватил парочку и сунул в карман.
И вот мне предстояло найти в этом бедламе свой нож?
— Где нож? — спросил я Епифана.
— Я здесь не был, не знаю! — возмущённо пискнуло из куклы.
Чёрт! Я подошел к ближайшему шкафу и рывком распахнул его. Содержимое заставило меня поморщиться: Мефодий коллекционировал человеческие черепа. Видимо, от замученных жертв. Воняло оттуда так, что я сразу же захлопнул дверцу обратно.
— Вивисектор хренов, — пробормотал я, но Епифан услышал и довольно осклабился:
— Не боишься, что будешь следующим, Генка? Твой черепок украсит коллекцию.
— Заткнись, — велел я и полез в следующий шкаф. Время поджимало.
Там тоже был кавардак (очевидно Мефодий не обременял себя излишней склонностью к порядку). Не нашлось ножа и в следующем шкафу, и дальше.
Когда я открывал очередной ящик какого-то допотопного комода, оттуда прямо на меня вдруг вылетел дух. Причём он был плотный какой-то, пролетел сквозь меня, обдав холодом, так, что я аж отпрянул и чуть не упал от неожиданности.
— Смертный! — гневно проскрежетал дух.
Он был тёмным, плотным, по консистенции скорее похожим на сероватую медузу в воде.
— Ты кто? — ошеломлённо спросил я.
— Умри! — заверещал дух и понесся на меня.
А я стою с голыми руками, ножа нету. Что делать? Поэтому сделал первое, что пришло на ум — громко продекламировал слова того заклинания.
— У-у-у-у-у сюк-к-к-к-а! — не своим голосом взвыл дух и его с мерзким хлюпаньем втянуло в куклу.
— Ты что творишь, Генка! — заверещал Епифан, — убери его отсюда! Убери! Фу!
— Заткнись! — велел я, пытаясь прикинуть, где может быть мой нож.
Руки от всплеска адреналина дрожали, как у алкаша. Поэтому куклу я положил на стол, а сам пошел к дальнему шкафу.
— Генка! — послышался сверху приглушенный голос Мони, — кажется сюда идут!
— Чёрт! — я уже аж начал закипать, когда нож нашелся в верхнем ящике этого шкафа. — А вот и моё золотце, — довольно сказал я и схватил подарок Софрония.
— Генка! — опять зашипел Моня. — Сюда идут!
— Спускайся! — велел я.
Через полсекунды послышались торопливые шаги, грохот и Моня кубарем свалился в комнату.
— Ох! — почёсывая ушибленную ногу, ругнулся он.
— Оружия у тебя, конечно же, нету? — поинтересовался я, лишь бы спросить.
— Сейчас будет! — сказал Моня и схватил реторту с какой-то мутноватой белесой жидкостью.
Звуки сверху приближались.
— Прячься! — шепотом велел я и присел за заваленным всяким хламом столом.
Моня тотчас же последовал моему примеру.
В этот миг дверь распахнулась и вошел Мефодий:
— Кто здесь? — напряженным голосом спросил он.
— Они здесь! — заверещал из куклы Епифан.
— За Родину! За Отечество! — тоненький голосом выкрикнул вдруг Моня и метнул в Мефодия реторту.
Послышался звон разбитого стекла и рёв боли.
Походу попал.
Я осторожно выглянул — голова Мефодия была залита, судя по наливающейся краснотой коже — чем-то сильно едким, то ли щёлочью, то ли кислотой. Закричав, он схватил какую-то колбу и начал промывать глаза. Пока колдун отвлёкся, я подскочил к нему и пырнул ножом, что поджарил мне Софроний.
— Ты думаешь, что можешь поразить меня этим⁈ — завопил Мефодий и набросился на меня. Принялся душить. Так-то мужиком Мефодий был здоровым, даже больше, чем Епифан в своей жизни, поэтому тщедушное тельце Генки он вздёрнул, словно котёнка. И душил так, на весу. Я уже начал задыхаться, перед глазами поплыли красные круги.
— За Родину! За Отечество! — опять заверещал Моня и огрел Мефодия по голове камнем.
Мефодий охнул и кулём осел на пол.
— С-спасибо, — хрипло пробормотал я, растирая горло и пытаясь откашляться.
— Его бы связать, — предложил Моня.
— Ищи верёвку, вроде в том шкафу я видел.
Моня бросился к шкафу, и мы связали оглушенного Мефодия.
— Думал, придушит, — пожаловался я, растирая шею.
— Я же заработал баллы? — задумчиво спросил Моня.
— Какие ещё баллы? — не понял я.
— Ну ты же учтёшь это, когда будешь выбирать, кого выгнать? — напомнил Моня.
Чёрт, я уже и забыл об этом.
На полу заворочался Мефодий. Явно начал приходить в себя.
— Не притворяйся! — пнул его ногой я.
— Кха, кха! — закашлялся тот. Видимо сильно мы его перетянули верёвками.
— Зачем жертвоприношения делал? — спросил я. — И сколько?
— Пошёл нахрен, щенок! — прошипел Мефодий.
— Ах ты ж гад! — возмутился Моня и изо всех сил пнул его ногой.
— Епифан, сук-ка продажная! — заныл Мефодий, сплёвывая кровь и один зуб.
— Я попросил бы! — подал возмущённый голос из куклы Епифан.
— О как? — удивился Мефодий. — Попался, кочерыжка?
— Не ты один, иуда! — ответил Епифан.
— Потому что ты тупой, — вдруг мгновенно успокоился и практически бесстрастно сказал Мефодий, — послушался бы меня — был бы в дамках. А так какой-то щенок взял тебя как кутёнка.
— Тебя тоже! — злорадно ответил Епифан.
— Надеюсь, дискуссия окончена? — куртуазно спросил я и пнул Мефодия.
— Уйии-и-и-и! — зашипел тот.
— Ну что, поговорим, или продолжим? — вежливым голосом спросил я и пнул его опять.
— С-с-сука! — ответил Мефодий и получил поджопник уже от Мони.
— Вдвоём на одного, на связанного! — укоризненно сказал Мефодий, выплюнув сгусток крови.
— Когда ты жертвоприношения делал, не думаю, что там особо всё справедливо было, — хмыкнул я и опять пнул Мефодия. — Сколько людей ты убил?
— Я не убивал! — завопил колдун, косясь на очередную реторту, которую Моня снял со стола и теперь с задумчивым видом рассматривал, как переливается мутноватая жидкость внутри.
— Моня, плесни-ка нашему другу этой водички на грудь, — предложил я.
— Не смей! — заверещал Мефодий. — Не вздумай открыть! Мы все умрём!
Вот тут-то его реально пробрало. Надо было сразу эту реторту ему предложить.
— Ну, духам не страшно, а я уже умирал, так что тоже мимо, — сказал я и посмотрел на реторту, которую передал мне Моня. — А вот тебе будет не очень приятно.
— Я всё скажу! — Мефодий не отводил напряженного взгляда от реторты. На его лице застыл страх.
Интересно, что там за жидкость такая?
— Ну так рассказывай! Или особого предложения ждёшь? — спросил я, поигрывая ретортой.
И Мефодий заговорил. Мда, проворачивал свои дела он с размахом. Жертвоприношения, расчленение, пытки, эксперименты с живыми людьми. В общем, этот придурок решил, что он великий учёный уровня бог и хотел создать что-то наподобие философского камня. Бессмертия он хотел.
— А мой нож тебе зачем? — устало спросил я, когда словесный поток этой гнуси иссяк.
— Там частица святых мощей, — неохотно ответил тот, — кого, я не знаю, да и не важно это. А мне нужно было. Как катализатор.
— Тарелкина зачем убил? — спросил я. — И невесту его, Лёлю?
— Я не убивал! — возмутился Мефодий.
— Значит, твои подельники, — ответил я, — всё равно ты им велел. Значит — ты.
— Отпусти меня, Генка, — взмолился Мефодий, — я заплачу! Деньги! Много-много денег! И золото!
— Не интересует, — ответил я, — мой отец был миллионер и чем это ему помогло? У нас Страна Советов, здесь деньги особо не нужны. Главное — быть идейным комсомольцем. Отвечай на вопрос!
— Матвеев сказал, — вздохнул Мефодий.
— Кто это? — спросил я. — и зачем?
— Зачем — не знаю, я в чужие дела не лезу, — ответил Мефодий, который немного воспрял духом, видимо решил, что получится выкрутиться. — а Матвеев — это же глава Хлябова.
— Ого! — ошеломлённо пробормотал Моня, — а притворялся таким патриотом!
— Так он и есть патриот, — хмыкнул Мефодий, — идейный. Всё для города. Мечтает стать губернатором.
— Идейные с преступниками не водятся, — убеждённо сказал Моня.
— Много ты знаешь! — скептически хохотнул Мефодий. — Урод одноглазый!
И тогда Моня вспылил, схватил реторту и жахнул ею об голову Мефодия.