Прорвались… Прорвались…
Лейтенант Гагарин остро чувствовал, как бьется его сердце, как горячими ударами гонит оно кровь, как пересыхает горло от волнения. Он открыл маленький стенной шкаф, достал бутылку с коньяком, расплескивая, налил рюмку и выпил. Огненная жидкость опалила желудок. Гагарин вновь посмотрел в окно: да, это — Советский Союз, это — Россия!..
Автожир генерала Ренуара быстро несся на высоте двух с половиной тысяч метров над лесами и полями. А впереди него, снова, как на параде, как когда–то, во время воздушной атаки из Кустамяки, — плыли в строгом шахматном порядке металлические бездушные чудовища — аэроторпеды. На сей раз в составе воздушной экспедиции генерала Ренуара не было истребителей; генерал решил, что они не понадобятся. Несколько автожиров, которые возглавляла машина самого Ренуара, эскадрилья бомбовозов, к тому же и не тяжелых, а маневренных и быстрых бомбовозов последней конструкции, не уступавших в скорости истребителям — и аэроторпеды, сто двадцать аэроторпед. Таков был состав второй воздушной экспедиции генерала Ренуара.
На этот раз генерал Ренуар не ошибся. Он хорошо взвесил все «за» и «против». Действительно, советская граница не была целиком защищена смертоносными голубыми лучами. И в самом деле — прожекторы защищали преимущественно пограничную линию в непосредственной близости от Ленинграда. И генерал Ренуар хорошо выбрал направление. Экспедиция двинулась в путь, поднялась в воздух и на большой высоте проплыла над Лимитрофией, страной, которая до сих пор не открывала военных действий
против Советского Союза. Один из штабных генералов Первой армии пытался возражать:
— Нельзя отправлять экспедицию в воздушное пространство нейтральной страны, нужно запросить ее разрешение…
Генерал Ренуар иронично рассмеялся…
— Играетесь в международное право?.. Вы еще о Бельгии вспомните, об исторических примерах… Нет, господин генерал, нам не до этого. Лимитрофия даже не заметит нашей экспедиции. А если и заметит, то это — ее дело. Лими- трофии, уверяю вас, лишь доставит удовольствие небывалое зрелище: гигантский воздушный флот пронесется высоко над этой страной. Конечно, она даже имеет право протестовать. Но. я надеюсь, что определенные круги охотно и авторитетно укажут лимитрофскому правительству его место и объяснят необходимость не вмешиваться в чужие дела…
Генерал Ренуар добился своего. Экспедиция вылетела. Крошечную Лимитрофию воздушные аппараты пересекли, почти не заметив ее. А если сама Лимитрофия и заметила экспедицию, то она все же получила возможность лицезреть редкую и странную картину. Высоко в небе неслись механические птицы, такие маленькие, если смотреть на них с земли. Они летели живописными звеньями, стайками, на некотором расстоянии друг от друга. И трудно было представить, что эти красивые птицы несут с собой смерть и разрушение.
Скоро Лимитрофия осталась позади. Поползли беспокойные минуты ожидания, когда в любую секунду можно было столкнуться с неожиданным сопротивлением. Экспедиция приближалась к советской границе.
Генерал Ренуар, внешне спокойный, стоял у окна и пристально всматривался вперед, используя все возможности, которые давали ему окуляры авиационного бинокля. Нет, путь был свободен!.. Разве можно было считать сопротивлением стрельбу из пулеметов и винтовок, несколько залпов зенитных батарей, которыми ответила советская граница на появление экспедиции? Мелочи, не стоящие внимания. Пули не способны были пробить броню не только аэроторпед, но даже автожира. А снаряды зенитных пушек?.. Неожиданность атаки с лимитрофской границы лишила советскую армию возможности организовать контрудар. Экспедиция прорвалась без каких–либо потерь. Ни одна машина не выбыла из строя.
Лейтенант Гагарин смотрел вниз: Россия!.. Та Россия, которую он никогда даже не видел, потому что родился уже в Лютеции и знал свою теоретическую родину только по книжкам и рисункам. Россия… нет, пока еще — Советский Союз, страна большевиков; они захватили власть в России и до сих пор не отдавали эту власть никому. Где–то здесь, неподалеку от границы, должен находиться большой металлургический завод родителей Гагарина… Где же он?..
Руки лейтенанта Гагарина дрожали, он никак не мог успокоиться. Автожир летел вперед с максимальной скоростью. Безусловно, телеграф уже предупредил Москву о приближении вражеской воздушной экспедиции, держащей курс на красную столицу. Все равно, большевики не успеют подготовить оборону. До Москвы отсюда остается не более пятисот километров, чуть больше полутора часов лета. Экспедиция прорвалась через границу, а внутри страны остановить ее было нельзя, ведь она могла просто облететь любую попавшуюся на пути преграду, свернуть в сторону и — затем снова лечь на прежний, верный курс. Победа!
Радио передало общий приказ генерала Ренуара:
— Полный газ. Максимальная скорость.
Собственно говоря, приказ лишь подчеркивал серьезность задачи, так как все машины и без того шли на полной скорости. Но генерал Ренуар счел нужным еще раз подстегнуть своих подчиненных. Гагарин отметил в вахтенном журнале получение приказа. Потом еще раз посмотрел в окно — и включил репродуктор, настроившись на волну Москвы. Сквозь заглушенный звукоизоляцией шум моторов он услышал:
«….спокойствие. Враг использовал возможность совершить еще одно нападение, избрав направление через страну, которая до сих пор являлась нейтральной. Вражеская воздушная экспедиция несется сейчас в небе, держа курс в глубь СССР. Правительство призывает трудящихся сохранять спокойствие и готовиться к воздушной атаке, принимая все необходимые меры. Враг не будет допущен к Красной столице…»
— Но как? Как вы собираетесь задержать нас? — прошептал Гагарин.
«…Враждебные планы не удастся осуществить и на этот раз, как не удавалось империалистам осуществить их до этого часа. Спокойствие, граждане великого Советского Союза! Красная армия отразит и этот налет… »
Тревожно зазвонил сигнальный звонок. Над ним заполыхала красная лампа: генерал Ренуар вызывал всех командиров воздушных кораблей, собираясь отдать им общий приказ. Гагарин выключил приемник и включил связь с генеральским автожиром.
Репродуктор заговорил знакомым суховатым голосом генерала Ренуара: казалось, что он, холодный и суровый генерал, стоит где–то тут, рядом…
«Мы приближаемся к промышленному району. Напоминаю о необходимости разрушения предприятий, эле- ктро- и радиостанций. По моим указаниям эскадрилья бомбовозов должна направлять по очереди звенья самолетов на бомбардировку тех или иных объектов. Первое звено идет на сто метров ниже второго, третье на сто метров выше второго. Остальная часть приказа будет передана автоматическим шифром. Слушайте автомат. Желаю успеха!»
Гагарин переключился на автомат: действительно, было небезопасно и дальше вести переговоры по радио, не употребляя автоматического шифра, ведь эти переговоры могли перехватить большевики…
Генерал Ренуар пристально всматривался вперед. Горбатые трубы призматического бинокля раскрывали перед ним далекий пейзаж. Вот далеко на горизонте показались высокие заводские трубы. Еще дальше, едва заметная, маячила высокая антенна какого–то радиопередатчика. Генерал Ренуар нажал кнопку автомата, который должен был приказать первому звену бомбовозов приготовиться к атаке. Аэроторпеды шли впереди, их цель, Москва, была еще далеко. Завод, электростанция, радиостанция — это дело бомбовозов–бомбардировщиков…
В боковое окно было видно, как отделилось первое звено бомбовозов, спустилось немного ниже всей эскадрильи и на полной скорости взяло курс на заводы. Генерал Ренуар с некоторым волнением глядел на это звено: первые бомбардировщики отправились на операцию… Да, теперь успех гарантирован! Ничто не сможет спасти намеченные объекты, ничто не в силах остановить победный полет его воздушной экспедиции…
На миг он закрыл глаза. Близится время его триумфа, победы его взглядов, мнений, теорий. Через несколько минут, услышав в разрывах бомб подтверждение этой победы, он будет вознагражден — после неудачных результатов первой атаки, проведенной из Кустамяки… Генерал еле заметно улыбнулся — и снова посмотрел в боковое окно. Звено бомбовозов с бешеной скоростью приближалось к заводам. Теперь они были уже совсем близко. Генерал и без бинокля видел дым заводских труб, видел, как появились над заводом белые дымки паровых гудков: завод оповещал всех о тревоге, о воздушном нападении.
— Не поможет, — саркастически промолвил генерал Ренуар. — Поздно, друзья мои, это ваше последнее в жизни дело, и больше вы уже не успеете сделать ничего…
Он вновь нажал на кнопку автоматического передатчика. В зависимости от нажатия той или иной кнопки — передатчик отправлял готовые зашифрованные сигналы того или иного необходимого в данный момент содержания. Отправленный сейчас сигнал означал:
«Всей экспедиции набрать большую высоту: сейчас будут взрывы от бомбардировки, воздушные волны могут причинить вред… »
Первые ряды аэроторпед уже промчались над заводами, как над чем–то, не заслуживающим внимания. Бомбовозы рассеялись в воздухе и пикировали вниз, выбирая цели. Генерал Ренуар восторженно следил за слаженностью их действий: да, годы обучения этих молодых и талантливых пилотов не прошли зря!.. Вдруг он увидел, как от одного из бомбовозов оторвалась черная точка и с молниеносной быстротой понеслась вниз.
— Первая бомба. Началось!
Несколько ударов сердца — и большое здание в центре заводских сооружений закрыла туча черного дыма. Облако выпрыгнуло из–под земли, оно росло тяжелым рыхлым грибом, расширяясь и закрывая другие здания. И по шляпке этого огромного черного рыхлого гриба удивительно медленно плыли в воздухе большие куски здания, обломки крыши, сломанное дерево, крутились, будто переворачиваясь с боку на бок, разбитые станки…
Еще несколько секунд — и шляпка гриба завернулась вниз, перевернулась и выпустила все, захваченное с земли, обратно на землю, вниз. Но на смену ей снизу вставали новые черные столбы, новые гигантские ужасные дымовые грибы, теперь уже рокотавшие, гремевшие раскатами грома: звук долетал до наблюдателя значительно позже зрительных впечатлений… А высоко в небе возносились, пикировали вниз и снова возносились юркие металлические птицы: бомбардировщики делали свое дело.
— Разрушение! Победа!
Лейтенант Гагарин с ужасом смотрел вниз: ведь это был завод его родителей. Карта точно и уверенно подсказывала это. Он чувствовал острую жалость к заводским зданиям. Верно, здесь хозяйничают большевики. Но… но это был завод его родителей, принадлежавший именно ему. И этот завод сейчас разрушают… и он сам принимает в этом участие. Его завод, его собственный завод…
Гагарин вцепился дрожащими пальцами в раму окна и невольно пересчитывал черные столбы: одиннадцать… тринадцать… шестнадцать…
Генерал Ренуар с удовольствием оторвался от окна и нажал еще одну кнопку на автомате. Радиопередатчик переслал очередной приказ:
«Операция завершена. Звено возвращается на место. Приготовиться следующему звену».
Он еще раз поглядел назад, на картину разрушения большого завода: черные облака дыма покрыли весь район, кое–где прорезывалось острыми языками пламя, выпрыгивало снизу, расширяясь на глазах. Огонь был результатом применения термитных бомб, зажигавших буквально все
— вплоть до железа и камня…
«Вперед! Вперед! К новым победам!» — шептали губы генерала Ренуара, который стоял у окна со скрещенными на груди руками, невольно повторяя известную позу Наполеона.
Экспедиция неслась вперед.
И совершенно неожиданно для генерала резко звякнул сигнальный звонок. Красная лампа вспыхнула и погасла. Кто–то вызывал его напрямую, не используя шифр. Генерал подал сигнал в аппаратную. В ответ на эту команду из окошка аппаратной на его стол упала бумажка радиодепеши, где говорилось:
«Моторы первых рядов аэроторпед работают с перебоями. Отмечаются перебои и в работе моторов всех без исключения бомбовозов. Приемник отмечает наличие неизвестных радиоволн — колебаний с большой амплитудой. Дополняю: с такими же перебоями начали работать моторы всех аэроторпед, а не только первого звена.
М и е т и».
Внимательный итальянец что–то заметил. Что–то происходит. Но что?
Генерал Ренуар схватил телефонную трубку, соединявшую его с командиром автожира и аппаратной:
— Алло! Гринберг! Что с мотором?
— Все в порядке, господин генерал.
— Гревс, как у вас с аппаратами? Вы ведь читали донесение Миети? Какие–то колебания?
— Не знаю, господин генерал. Странные радиоволны. Безусловно, они не являются сигналами. Мне кажется, это что–то вроде волн, какими управляются наши аэроторпеды, только более мощные. Минутку… да, у меня останавливаются электрочасы… может — это влияние тех радиоволн?..
— Гринберг, как моторы?
— С моторами все в порядке, господин генерал, никаких перебоев.
— Гревс, что у вас там?
— Новая депеша, господин генерал. Позвольте зачитать?
— Читайте!
«Моторы первого ряда аэроторпед остановились. Аэроторпеды планируют вниз, направляемые автоматами. Вместе с ними снижается первое звено бомбовозов — также по причине того, что их моторы отказались работать.
М и е т и».
Генерал Ренуар с диким стоном бросился к окну: не может быть!.. Великолепные, выверенные моторы аэроторпед и бомбовозов — останавливаются?.. Ерунда, чушь!..
Но первый же взгляд в окно показал, что донесения Миети вовсе не были глупостью и совершенно верно отражали положение дел. Первый ряд аэроторпед плавно снижался — и вместе с ним снижались несколько бомбовозов. Генерал Ренуар хорошо знал, что будет дальше: еще несколько сотен метров аэроторпеды будут снижаться все так же плавно, — чтобы потом мгновенно перевернуться носом вниз, камнем ринуться к земле, врезаться в нее и исторгнуть бешеный фонтан огня, обломков, дыма… Да, именно так была спроектирована их конструкция…
Но — что же, в конце концов, случилось? Неужели — повторение контрудара большевиков, который хорошо почувствовал генерал Ренуар во время кустамякского нападения?.. Неужели опять какое–то доселе неизвестное средство обороны, используемое советскими войсками?..
В ярости, граничившей с отчаянием, генерал Ренуар прокричал в телефонную трубку:
— Гревс, скажите наконец, что это за волны?
— Насколько я понимаю, господин генерал, это электрические волны, влияющие на сердце наших моторов — динамо.
— То есть?
— Они останавливают работу динамо, и без него мотор становится мертвым…
— Но почему же не останавливаются моторы нашего и других автожиров?
— Потому что динамо есть только в бензиномоторах. В дизельных нефтяных двигателях, установленных на автожирах, динамо нет — вы ведь, господин генерал, знаете это лучше меня, — запинаясь, ответил Гревс.
Злобная ругань была ему ответом. Гревс испуганно замолчал, а тут еще — автоматическое записывающее устройство радиотелеграфа принесло новую депешу. Гревс аккуратно взял ее и положил на транспортер, который автоматически передавал донесения в каюту генерала. Депеша гласила:
«Снижается следующая группа аэроторпед. Снижаются все бомбовозы. Обращаю внимание на необходимость немедленно набрать высоту, иначе воздушные волны от взрывов могут повредить автожиры.
М и е т и».
Отважный итальянец, и в минуту опасности не забывавший о состоянии прочих машин, был прав: воздушные волны действительно могли повредить автожиры, сломать лопасти их пропеллеров. Сжав зубы, генерал Ренуар отдал приказ:
«Автожирам — подняться на тысячу метров выше!»
Машина генерала Ренуара первой заревела, увлекаемая вверх тягой мощных вертикальных пропеллеров. Земля удалялась. А вместе с ней удалялись и аэроторпеды, которые перешли уже к пикированию — обыкновенному падению вниз. Сейчас они врежутся в землю, сейчас земля ответит им облаками дыма, дикими взрывами и огнем, морем пламени… То же, что было на пути в Ленинград, то же самое… только виноваты теперь были не голубые лучи таинственных прожекторов, а дьявольские радиоволны советских передатчиков, останавливавшие работу моторов… Нет, генерал Ренуар не хочет, не может еще раз смотреть на гибель торпед и самолетов… Он рухнул в кресло, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот.
И, словно насмехаясь над ним, заговорил репродуктор радиоприемника, случайно включенный движением бессильно упавшей руки генерала Ренуар:
«…вам, пролетарии мира, новое нападение империалистов на Советский Союз отражено. Аэроторпеды не выполнили своей задачи — разрушить Красную Москву… Они упали на землю, не долетев до Москвы, их взрывы не нанесли вреда, так как они упали в чистом поле… »
(Автожир тряхнуло, качнуло из стороны в сторону: это донеслись с земли мощные воздушные волны взрывов. И целая фраза радиопослания утонула в бешеном реве, который настиг автожир снизу).
«…Вместе с ними, также остановленные радиоволнами, упали бомбовозы воздушной экспедиции империалистов. Новое нападение на Советский Союз отбито. Пусть буржуазные генералы, а с ними и все те, кто руководит организацией войны против Советского Союза, вновь убедятся, что первая в мире Страна Советов не боится нападений и умеет укорачивать и обезоруживать длинные руки империалистов, пробующие тянуться к ней. Поздравляем пролетариев с победой. Одновременно сообщаем всем гражданам, у которых внезапно остановились моторы автомобилей, мотоциклов и так далее: это побочный эффект радиоволн, направленных прежде всего против воздушной экспедиции. Через десять–пятнадцать минут машины снова получат возможность двигаться…»
Резким ударом кулака генерал Ренуар разбил издевавшийся над ним репродуктор. Бледный, с перекошенным лицом и сжатыми челюстями, он отдал приказ автожирам
— ведь больше под его командованием не осталось ничего, все остальные машины — и аэроторпеды, и бомбовозы, — превратились в разбросанные обломки, взорвав сами себя..
«Автожирам поворачивать вслед за мной. Курс — запад. Полный газ».
Этот приказ принял и лейтенант Гагарин, дрожавший всем телом. Он забыл о своих настроениях, забыл и думать о своем заводе, испуганный и охваченный одним желанием
— поскорее выбраться за пределы этой страны, встречавшей врагов смертью и уничтожением… Но лейтенант Гагарин, на свое счастье, не видел генерала Ренуара, потому
что тогда он совсем утратил бы власть над собой и своими нервами.
Отдав приказ поворачивать на запад, — генерал Ренуар, — этот железный, несгибаемый человек — упал в кресло, положил голову на руки и заплакал слезами бессильной ярости…