Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».
Национальное название: «Новая Москва» — сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется Коалицией первого министра.
Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.
Дата: 5 июня 2215 года.
Приведшие на орбиту планеты Новая Москва-3 свои союзные эскадры, адмиралы Коалиции, поразились беспримерной жестокости и вандализму Самсонова. Адмиралы и офицеры, закаленные в боях ветераны космических сражений, повидавшие немало ужасов и разрушений на своем веку, были совершенно не готовы к тому зрелищу, что предстало перед их глазами.
Во-первых, никто из них не мог ожидать, что диктатор, фактически взяв в заложники маленького императора Ивана Константиновича и его старшую сестру, насильно увезет их с собой в неизвестном направлении. Но еще большее возмущение вызвало разрушение Правительственного квартала и самого Большого Императорского Дворца. Обезумевший от власти и ненависти диктатор совершил то, на что не решались самые лютые враги.
Перед уходом линейные корабли Черноморского космического флота вошли в атмосферу планеты и из своих главных калибров несколько часов кряду расстреливали здания дворцового комплекса, оставив после себя лишь оплавленные стены и выжженные парки… Словно огненный дождь, заряды обрушивались на землю, превращая в пыль и пепел памятники архитектуры, бесценные произведения искусства, вековые деревья. Пламя пожирало сады и парки, анфилады и дворцы. Взрывы сотрясали планету, и, казалось, сама земля стонет от боли. Масштабы разрушений потрясали — столетняя истории, воплощенные в камне и металле, были безжалостно уничтожены в один миг.
— Необходимо как можно быстрей восстановить Большой дворец, — сказал Птолемей Граус на совете, — это наша первоочередная обязанность. — Дворцовый комплекс и правительственные кварталы являются таким же символом государственной власти, как и сам император. Пока они лежат в руинах — в руинах лежит и авторитет нашей Империи в глазах ее подданных. Так как императора мы пока освободить не можем, то хотя бы нужно приложить все усилия для скорейшего восстановления его главной резиденции. Мы должны доказать самим себе и всему миру, что дух Коалиции несломлен. Так же, как можно скорей должны заработать и все административные службы и министерства Российской Империи. Без них невозможно эффективное управление государством.
— Какой толк от пустых кабинетов, — пожал плечами вице-адмирал Илайя Джонс, — если все ваши чиновники отбыли на кораблях с Самсоновым. Прагматичный и прямолинейный, как все выходцы с американского сектора контроля, Джонс не любил тратить время на пустые символические жесты. — Нашей, как вы сказали — первоочередной задачей, является перехват диктатора по маршруту его следования и освобождение маленького императора Ивана Константиновича. Я рекомендую вам, сэр… То есть, господин командующий, выделить сводный авангард из самых быстроходных линейных кораблей и крейсеров для преследования Черноморского космофлота Айвана Самсонова. На данный момент скорость нашего противника не очень высока, так как они ведут с собой большой караван из гражданских транспортов. Видимо, Самсонов прихватил с собой все что только смог. Это наш единственный шанс, чтобы догнать и разбить последние уцелевшие вражеские дивизии. Нужно действовать быстро и решительно!
— Вы правы, адмирал, в том, что силы у Ивана Федоровича, действительно последние, — ответил Птолемей, соглашаясь. Он откинулся на спинку кресла, мягкая кожа которого приняла очертания его могучей фигуры. — И к тому же у него практически не осталось союзников в нашей Империи. После поражения а также после того, как правда о его преступлениях стала достоянием общественности, от него отвернулись даже самые верные соратники. Теперь он — один против всех, загнанный зверь, которому некуда бежать. Самсонову некуда деваться, и сколько бы он не бегал по космическому пространству, конец будет один — его поимка, суд и жестокая казнь… Возмездие неотвратимо, как восход солнца над Новой Москвой. Рано или поздно, но справедливость восторжествует.
— Это не значит, что в данный момент диктатора можно безнаказанно отпускать, — возмутился Илайя, понимая, что командующий не горит желанием немедленно пускаться в погоню и вообще ведет себя очень расслаблено. — Каждая минута промедления — это лишний шанс для Самсонова восстановиться. Мы не можем позволить ему скрыться безнаказанным после всего, что он сотворил.
— Никто его не отпускает, просто сейчас большая часть моих кораблей не готова к новому сражению, — ответил на это Птолемей, отмахнувшись. Он поднялся из кресла и начал неторопливо расхаживать по залу совещаний, заложив руки за спину. Его взгляд блуждал по звездным картам и голографическим проекциям кораблей, выведенным на карту. — Они совершили длительный переход и четыре прыжка через подпространство за трое суток и нуждаются в ремонте и восстановлении мощностей. Реакторы перегружены, генераторы щитов на пределе, экипажи измотаны. В таком состоянии мы годимся разве что на парад, но никак не на серьезный бой. Я не хочу глупо проиграть битву из-за технической усталости союзного флота. Это было бы преступной небрежностью и неуважением к жизням наших людей. Ничего страшного не случится, если еще неделю-другую Самсонов и его приспешники поскитаются по российскому сектору контроля. Наших врагов это ничем не усилит. Более того, уверен, что с каждым днем космофлот узурпатора будет таять на глазах. Недовольство растет даже среди его ближайшего окружения. Кому охота идти ко дну вслед за обезумевшим адмиралом? А когда толстяка Самсонова покинут последние его союзники, вот тогда мы и возьмем этого злодея тепленьким. Спокойно и без лишнего риска. В конце концов, победы строятся не на поспешных авантюрах, а на взвешенных и продуманных решениях.
— Хоть я и американец, но, похоже, в отличие от многих здесь сидящих, я хорошо знаю командующего Черноморским флотом, — не успокаивался Джонс, пытаясь переубедить первого министра. — Хоть Самсонов и носит столь высокий гражданский титул диктатора-регента, в душе он по-прежнему остается боевым имперским адмиралом, обладающим опытом ведения больших и малых сражений, а также опытом рейдовой войны. Он матерый космический волк, для которого отступление — лишь способ перегруппировать силы для нового броска. Дайте ему передышку — и он вернется, чтобы нанести удар. Иван Федорович Самсонов очень опасен, в каком бы критическом положении не находился его Черноморский флот. Пока он на свободе — Российская Империя под угрозой. Поэтому я прошу у вас, сэр, дозволения мне лично возглавить авангард для преследования кораблей диктатора. Мои ребята — лучшие из лучших, они готовы ринуться в атаку по первому приказу. Мы загоним зверя в угол и отрежем ему все пути к бегству!
— Что ж, если вы так рветесь в бой и уверены в собственных силах, я позволяю вам это сделать, — согласился Птолемей, недолго подумав. Легкая полуулыбка тронула его губы, словно он забавлялся пылом и горячностью вице-адмирала. — Заодно проверим на верность Российской Империи, ваши экипажи, набранных из военнопленных «янки»… Кстати, разгромленных в свое время, в том числе, тем же самым Самсоновым в «Бессарабии» и «Тавриде». Посмотрим, так ли сильна их ненависть к бывшему врагу, как вы утверждаете. А то, знаете ли, в душе каждого предателя всегда остается какая-то гнильца. Но раз уж вы ручаетесь за своих орлов — дерзайте. Только помните: на кону не только ваша репутация, но и ваша карьера… Так что не подведите, адмирал Джонс. Я верю в вашу удачу и в ваш успех.
Илайя Джонс ничего не ответил на укол и намеки, а только кивнул Птолемею и с позволения первого министра, сославшись на необходимость срочной подготовки к походу, покинул совет, довольный уже тем, что неожиданно для себя и остальных вырвал командование авангардом. Наконец-то у него появился шанс доказать свою ценность, показать всем этим напыщенным «раски», на что он способен. Он, Илайя Джонс, положит к ногам первого министра голову предателя Самсонова и вернет похищенного императора! О таком шансе можно только мечтать.
В центральном коридоре флагмана первого министра он встретил, шедшего в это время на прием к Птолемею, Карла Карловича Юзефовича. Увидев Джонса, он замедлил шаг и вопросительно приподнял бровь.
— Приветствую, адмирал, — кивнул ему Илайя, пожимая руку командующему Балтийским флотом. — Ставлю тысячу империалов, вот тот человек, который точно поддержит меня во всех начинаниях!
— Что вы имеете в виду, Джонс? — спросил Юзефович, поначалу рассеяно, но сразу же заинтересовавшись словами американца. Морщинки вокруг глаз собрались в задумчивую сеточку. У Карла Карловича с Илайей в отличие от остальных адмиралов Коалиции, с единственным сложились товарищеские отношения. Оба были в стане союзников некими изгоями, и желая того или нет, притянулись друг к другу, пытаясь выжить в этом клубке змей. Две белые вороны среди стаи коршунов.
— Я только что говорил с Птолемеем и выпросил у него временную должность командующего авангардом союзного флота, — продолжал Илайя, победно улыбаясь своему новому высокому назначению. Глаза его сияли азартом и предвкушением схватки. Наконец-то мечты становились реальностью. — Представляете, какие перспективы это открывает? Мы сможем действовать на острие атаки, не оглядываясь на всех этих бюрократов. Вот она — возможность покрыть себя неувядаемой славой и золотом выгравировать свои имена в скрижалях истории!
— Во-первых, у вас очень хороший синхронизатор перевода, — усмехнулся Юзефович. — Во-вторых, поздравляю, конечно, но только не слишком радуйтесь, вице-адмирал, — несколько ехидно рассмеялся Карл Карлович. В его смехе звучали нотки горечи и разочарования, словно он вспомнил что-то неприятное из собственного прошлого. — Мой опыт командования авангардом показывает, что это не очень авторитетная, но крайне опасная должность… Смертники, летящие в пасть врага, редко получают лавры победителей. Чаще — скромную плиту на военном мемориале, если останется что хоронить. Но вы молоды, вам к лицу оптимизм. Хотя, в любом случае надеюсь, что у вас получится лучше…
— Через несколько стандартных часов я вывожу свою русско-американскую дивизию, усиленную боевыми кораблями резерва в поход, — продолжал Илайя, не обращая внимания на усмешки Юзефовича. Его переполняла решимость, граничащая с одержимостью. — Сейчас есть все шансы догнать Айвана Самсонова и освободить вашего малыша-императора! Нельзя терять ни минуты. Если мы ударим быстро и без колебаний — победа будет за нами. Я знаю, командующий, что обладая опытом, вы думаете точно так же, как и я. Недаром корабли вашего Балтийского флота всегда были в первых рядах союзников. Отважные, неустрашимые, готовые ринуться в самое пекло по первому зову долга. Прошу вас, присоединяйтесь ко мне и вместе мы легко разобьем диктатора, перехватив его колонны на марше. Ваши бесстрашные «балтийцы» и мои американцы — мы станем силой, которая сокрушит любую преграду! Неужели вы упустите такой шанс?
— Что ж, отличная идея! — радостно воскликнул Карл Карлович, почесав подбородок. На его лице расцвела широкая улыбка, словно солнце, прорвавшееся сквозь свинцовые тучи. В глазах вспыхнул азартный огонек, как у охотника, почуявшего добычу. — Я с удовольствием приму участие в охоте за этим негодяем Самсоновым. Мистер Джонс, я ценю вашу решительность и усердие в этой гражданской и вроде как совершенно не вашей войне, и буду счастлив, сражаться бок о бок с вами и вашими экипажами…
Оба адмирала крепко пожали друг другу руки, а затем, по желанию Юзефовича, и вовсе обнялись почти по-братски. Объятие было крепким, мужественным, в нем чувствовалась сила и надежность боевого товарищества. Так обнимаются люди, готовые пойти друг за друга в огонь и в воду, встать плечом к плечу перед лицом любой опасности. Каждый был рад этой встрече и неожиданному союзу. Илайя понимал, что с имеющимися у него в наличие кораблями, даже с учетом переданных в его дивизию резервных дредноутов, шансов победить Самсонова у него мало. Против опытного и хитрого противника, имеющего в своем распоряжении дивизии Черноморского флота и гвардейские дредноуты, всех этих сил может оказаться недостаточно. Но тут появляется Юзефович со своими двумя усиленными дивизиями «балтийцев», которые желают поквитаться с «черноморцами» за свое недавнее поражение… Внезапно расклад менялся. Теперь у Джонса появлялся реальный шанс не просто догнать беглецов, но и разгромить их в решающей битве. Две боеспособные и мотивированные эскадры против деморализованного и потрепанного противника…
— Я сейчас спешу на аудиенцию к Птолемею, где и сообщу первому министру, что присоединяюсь к вашему походу, — заявил Карл Карлович, прощаясь с Джонсом-младшим. Он по-отечески похлопал американца по плечу, словно стремясь придать ему уверенности и сил перед грядущими испытаниями. — Мои корабли только что прибыли на орбиту столичной планеты и времени на дополнительную подготовку им много не потребуется, только стандартный техосмотр и дозаправка. Ничего серьезного, обычная рутина между маршами. Так что через несколько часов я и мои корабли будем в полном вашем распоряжении, адмирал Джонс…
Они тепло расстались, и Илайя полетел на офицерском вельботе, на линкор «Юта» в расположение своей дивизии. В голове роились мысли и планы, адреналин кипел в крови от предвкушения скорой схватки. Еще никогда за последние месяцы адмирал «янки» не чувствовал себя настолько живым, настолько переполненным энергией и жаждой действия. Это был его звездный час, его шанс доказать всем, чего он стоит. И он не собирался упускать такую возможность.
А тем временем Карл Карлович Юзефович широкими шагами вошел в аудиенц-зал «Агамемнона», где его уже ожидали Птолемей Граус и Павел Петрович Дессе. Помещение было огромным и торжественным, под стать флагману первого министра. Птолемей и Дессе сидели за массивным столом, над которым парила голографическая карта. Общее совещание только что закончилось, остальных дивизионных адмиралов в каюте уже не было…
— Мои корабли подошли к столице ненадолго и хотел бы вам сообщить, господин командующий, что снова отправляюсь на очередную операцию по перехвату Самсонова, вместе с Илайей Джонсом — заявил Юзефович с порога. Он вошел решительно, чеканя шаг, словно на параде. — Не знаю, чем она закончится, но верю — мы должны попытаться. Я просто не могу сидеть сложа руки в такой момент…
— Почему вы так спешите покинуть нас, адмирал? — задал вопрос Птолемей, при этом ехидно и как-то загадочно ухмыляясь. Казалось, происходящее забавляет его, словно он видит в рвении стоящего перед ним командующего нечто нелепое и наивное. — Вы же только что прибыли и, наверное, ваши экипажи утомлены от постоянного преследования врага. Кстати, Карл Карлович, вам никого не удалось перехватить из наших заклятых врагов в рейде, из которого вы прибыли? Неужели такой опытный охотник как вы упустил всю дичь? Или все же есть чем похвастаться?
В словах Грауса звучал откровенный вызов, почти издевка. Птолемей словно проверял Юзефовича на прочность, испытывал его терпение и выдержку. Но с какой целью? Уязвить гордость строптивого адмирала, поставить его на место? Или, напротив, подтолкнуть к еще более решительным действиям, взвинтить и без того натянутые нервы? Истинные мотивы первого министра оставались загадкой, покрытой мраком. Как и его подлинное отношение к начинанию Джонса и Юзефовича…
— К сожалению, никого, — осторожно ответил Юзефович, начиная подозревать что-то неладное. В голосе адмирала зазвучали нотки настороженности, словно он почуял в воздухе запах надвигающейся грозы. Где-то в глубине души шевельнулось нехорошее предчувствие, но Карл Карлович усилием воли подавил его. Не время для паники и подозрений, сейчас главное — сохранять хладнокровие и достоинство. — Спасибо за то, что печетесь о моих «балтийцах», господин первый министр. Поверьте, я ценю вашу заботу, как никто другой. Но все они — закаленные космоморяки, видавшие и не такие передряги. Усталость для них — не помеха, а вызов, который лишь распаляет боевой дух. Да и какой может быть отдых, когда наша Империя в опасности? Когда наш государь томится в плену у подлого изменника? Повторяю, через пару стандартных часов я снова выхожу со своими кораблями на помощь вице-адмиралу Джонсу… Мы должны действовать быстро и решительно, иначе можем упустить свой шанс.
— Боюсь, что не могу разрешить вам подобное, — резко заявил на это Птолемей. Его голос прозвучал властно и безапелляционно. В глазах первого министра вспыхнул холодный огонь, не предвещавший ничего хорошего. Казалось, воздух между ним и Юзефовичем буквально искрит от напряжения, грозя вот-вот взорваться ослепительной вспышкой.
— Что значит «не могу разрешить»⁈ При всем уважении, первый министр, я командующий Балтийским флотом Российской Империи и сам принимаю решения, касающиеся вверенных мне подразделений! — Юзефович, от природы обладая вспыльчивым нравом, начинал быстро терять терпение. Кровь бросилась ему в лицо, на скулах заходили желваки. Как смеет этот бюрократ указывать боевому адмиралу? Неужели возомнил себя величайшим стратегом галактики, вершителем судеб? Да будь он хоть трижды первым министром — никто не имеет права отдавать приказы командующему флота.
— Но, не в сегодняшних условиях! — воскликнул Птолемей, также краснея от гнева, но пока сдерживаясь. Голос его звенел от напряжения, словно перетянутая струна. — Сейчас, я — ваш верховный главнокомандующий и приказываю кораблям Балтийского флота оставаться на прежних координатах на орбите Новой Москвы! Вы услышали мой приказ, адмирал?
— Что все это значит⁈ — повысил голос Карл Карлович, теряя над собой контроль и переходя на «ты». Выдержка изменила ему, вытесненная праведным гневом и возмущением. Юзефович и сам не заметил, как его рука легла на эфес парадной сабли, готовая в любой момент активировать клинок. — Птолемей Граус, не переоцениваешь ли ты собственные силы? Не забывай, с кем говоришь! Я — адмирал Российского Флота, клянусь тебе — еще никто не указывал мне, что делать с моими кораблями! И уж точно не какой-то выскочка-бюрократ, возомнивший себя вершителем судеб! К черту тебя и твои идиотские приказы! Я иду в поход, и на этом точка! Вздумаешь препятствовать — пеняй на себя. Узнаешь, что значит становиться поперек дороги у «балтийца»!
— Ты не подчиняешься главнокомандующему⁈ Что ж, тогда я арестую тебя! — закричал Птолемей, нажимая кнопку и вызывая охрану. В его голосе слышалась неприкрытая ярость вперемешку с каким-то злым торжеством, словно первый министр только и ждал повода, чтобы расправиться со строптивым адмиралом. Тяжелые двери зала распахнулись, и внутрь ворвался отряд вооруженных космопехов в броне, со штурмовыми винтовками наизготовку.
— За что⁈ — недоуменно воскликнул Юзефович. На мгновение растерянность и изумление вытеснили из его души гнев. Происходящее казалось дурным сном, каким-то безумием.
— За измену, подлец!
Слова Птолемея ударили в адмирала, словно разряд, оглушая и парализуя.
— Что⁈ — Карл Карлович автоматически схватился за рукоять плазменной сабли, висевшей у пояса. Пальцы сомкнулись на знакомой рукояти. Сознание заволокло алой пеленой ярости. Казалось, весь мир сузился до одной-единственной фигуры — фигуры ухмыляющегося врага напротив. — Как ты смеешь обвинять меня в измене⁈ Ты, простой чинуша-выскочка… Да я всю жизнь только и делал, что сражался за Российскую Империю! Проливал за нее кровь — и свою, и чужую! А ты? Что сделал для державы ты, кроме как протирал штаны в кабинетах⁈ И ты смеешь обвинять меня, боевого офицера, в предательстве⁈
— Еще как смею, потому что знаю, что у тебя, негодяй, на руках имеется завещание императора Константина… Сразу уточню, ложное завещание, которое ты выменял у Юлиана Шепотьева в обмен на его никчемную жизнь, и сейчас скрываешь этот факт! — закричал Птолемей, в свою очередь вскакивая из-за стола. Глаза его полыхали яростным огнем, лицо исказилось гримасой торжествующей злобы. — Признаешь ли ты это⁈ Отвечай, изменник, или, клянусь Создателем, я прикажу вышибить признание из тебя силой!
На последних словах Птолемей почти сорвался на визг. Маска респектабельного политика слетела с него, явив миру лицо безумца, опьяненного властью и собственной правотой. Юзефович с ужасом понял, что имеет дело не просто с амбициозным временщиком, а с настоящим маньяком, который ни перед чем не остановится ради достижения своих целей.
— Нет, конечно, не признаю! — заявил Юзефович, подбоченившись и скосив взгляд на сидящего с хмурым видом адмирала Дессе. В голосе его звенела сталь непоколебимой уверенности. Казалось, все обвинения Птолемея разбиваются о несокрушимую скалу его достоинства и чести, не оставляя и следа. — Все выдвинутые тобой обвинения — клевета и неправда! Гнусная ложь, призванная очернить мое доброе имя и подорвать авторитет в глазах соратников. Неужели ты действительно веришь, что я мог пойти на сделку с предателем Шепотьевым?
— Докажи это! — настаивал Птолемей Граус. Он весь подался вперед, словно коршун, готовый сорваться с насеста и вцепиться в добычу. Глаза его лихорадочно блестели, на губах застыла торжествующая ухмылка. Казалось, первый министр не сомневается в своей правоте. — Если ты так уверен в своей невиновности — предъяви доказательства! Открой доступ к своему идентификационному браслету, позволь изучить его содержимое — и тогда все встанет на свои места. Или тебе есть что скрывать, а, Карл Карлович? Может, боишься, что правда всплывет наружу и покажет твое истинное лицо — лицо труса и предателя⁈
— Это ты сначала докажи мою вину! — еще сильней заорал Карл Карлович. Лицо его пошло багровыми пятнами, на висках вздулись вены. Юзефович буквально задыхался от ярости. — Или тебе неизвестно, что в Российской Империи действует презумпция невиновности! Священный принцип, который ты, как государственный человек, обязан блюсти и чтить! Где твои хваленые улики, Птолемей? Где неопровержимые свидетельства моего мнимого преступления? Или ты привык бросаться голословными обвинениями? Выкладывай, что у тебя есть против меня — или признай, что все твои слова не стоят и ломаного гроша!
— Вообще-то, адмирал Юзефович здесь прав, — неожиданно вставил слово Павел Петрович Дессе, поднимаясь с кресла и вставая между спорящими, пытаясь не допустить тем самым намечающееся кровопролитие. Голос его звучал твердо, но миролюбиво, словно он стремился образумить и усмирить разгоряченных противников. — Вам, господин командующий, необходимо предоставить весомые доказательства подобного серьезнейшего обвинения. Во-первых, договор с врагом, ведь Шепотьев — ближайший соратник Самсонова, во-вторых, некое завещание покойного императора и его утаивание — все это не игрушки, и следует во всем хорошенько разобраться, прежде чем делать какие-либо выводы. Обвинения в измене и предательстве — это вам не в космический крикет играть. Тут любая ошибка, любой необдуманный шаг может стоить человеку не только карьеры, но и жизни. А значит — нужно действовать предельно осторожно, опираясь лишь на неоспоримые факты и свидетельства.
Дессе был обескуражен произошедшим, а еще больше шокирован фактом, что в природе существует некое другое завещание императора, о котором никому до этого не было известно. Мысли его путались, в душе царила полная сумятица. Если документ действительно подлинный — это меняет все! Расклад сил, баланс власти, само будущее Российской Империи…
— Доказательства появятся ровно тогда, когда наши специалисты проверят идентификационный браслет этого господина и, я уверен, найдут в его базе ключи доступа к тексту завещания, — воскликнул Птолемей, указывая на запястье Юзефовича, на котором пульсировал его личный браслет. Первый министр был похож на охотника, почуявшего близкую добычу. Глаза его горели предвкушением триумфа, губы кривились в злорадной усмешке. — Не зря же ты так бережешь свой браслет, Карл Карлович! Не зря так упорно не желаешь показывать его содержимое. Там кроется разгадка, ключ ко всем тайнам! Уверен, стоит нам заглянуть в эту электронную шкатулку — и все твои грязные секреты вывалятся наружу. И тогда ты уже не отвертишься, предатель!
— Каким же образом, ты это сделаешь без моего разрешения⁈ — засмеялся Карл Карлович, похлопав по эфесу своей плазменной сабли, и понимая, что прямых улик, к примеру таких как видеозапись из разговора с Шепотьевым, против него у первого министра на руках не имеется. В смехе его звучали нотки превосходства и снисходительной жалости, словно он взирал на потуги жалкого недоумка. — Личный браслет — неприкосновенная собственность, защищенная законом и генетическим кодом. Все данные в нем зашифрованы и доступны лишь владельцу. Так что если возжелаешь покопаться в чужих секретах — изволь для начала заручиться санкцией Императорского суда. Или думаешь, твой титул дает тебе право попирать закон? Или может быть, попробуешь это сделать силой? Так вперед, я жду! Только учти — мой клинок будет ждать тебя. И любого, кто посмеет подойти ко мне хоть на метр ближе…
— Если потребуется, применю и силу! — пригрозил ему Птолемей Граус, решив идти до конца и показать, кто здесь главный. В его голосе звучала неумолимая решимость, готовность преодолеть любые преграды на пути к цели. Похоже, первый министр и впрямь уверовал в собственное всемогущество. — Адмирал Юзефович, ты проклятый предатель и предстанешь перед имперским судом за свои преступления! Законы и права писаны не для тех, кто посягает на саму Империю. Во имя высших интересов державы я готов действовать так, как сочту нужным — и никакие угрозы меня не остановят! Мои специалисты сейчас же готовы вскрыть браслет, и мы увидим доказательства. А там — трибунал и расстрельная команда.
— Я скажу, что произойдет сейчас. Сейчас я выйду из этого аудиенц-зала, как ни в чем не бывало, и буду разговаривать с тобой в дальнейшем только после твоих извинений, — ответил Юзефович, скрестив руки на груди. Поза его выражала непоколебимую решимость и готовность идти до конца. Глаза сверкали, а губы кривились в презрительной усмешке. — Ты перешел черту, Птолемей Граус. Посмел оскорбить мою честь, запятнать мое доброе имя грязными инсинуациями. Что ж, поздравляю — ты только что нажил себе смертельного врага. Отныне и до гроба я буду считать тебя своим личным противником, и не успокоюсь, пока не увижу твое унижение и падение.
Адмирал усмехнулся недобро, многозначительно. От этой усмешки у Птолемея по спине пробежал неприятный холодок.
— А если так случится, что я отсюда не выйду, то через несколько минут мой Балтийский космический флот, стоящий в полной боевой готовности всего в пяти тысячах километров от этих координат, разнесет в щепки твой ржавый «Агамемнон» и любой другой корабль, вставший у него на пути. О да, не удивляйся. Каждый мой офицер, каждый космоматрос готов по первому слову командира ринуться в бой и умереть выполняя мой приказ. Им не привыкать сражаться с превосходящими силами противника и побеждать. Так что если ты рискнешь тронуть меня хоть пальцем — пеняй на себя. Орудия моих кораблей без колебаний превратят твою эскадру в космический мусор, а тебя самого в горстку пепла. Думаешь, что я блефую, первый министр⁈ Хочешь это проверить? Что ж, попробуй. Отдай приказ своим головорезам, — Юзефович кивнул на окруживших его «морпехов», — и увидишь, кто из нас держит слово, а кто бросается пустыми угрозами.
Юзефович замолчал, обводя взглядом застывших в напряженных позах адмиралов. В глазах его плясало пламя неукротимой решимости, лицо словно окаменело. Дессе, ставший свидетелем внезапного конфликта, сейчас отчетливо понимал, что Карл Карлович абсолютно точно приведет в действие свои угрозы, и что его крейсерам и линкорам, уже готовым к бою, никакая из стоящих поблизости регулярных дивизий союзного флота в данную минуту помешать не сможет. Мозг опытного космофлотоводца лихорадочно просчитывал варианты, прикидывал шансы. Нет, в случае схватки перевес будет на стороне «балтийцев» — это очевидно. Значит, нужно любой ценой не допустить кровопролития…
— Если вы подтверждаете, что не имеете к выдвинутым против вас обвинениям никакого отношения, и готовы дать слово офицера в том, что у вас не было разговора с канцлером Шепотьевым, то, безусловно, никто вас задержать не станет, — благоразумно произнес адмирал Дессе, отдавая приказ охране первого министра, чтобы те отошли в сторону и не вмешивались. — Господа, давайте не будем доводить дело до абсурда. Мы все здесь — верные слуги Империи, преданные ее идеалам и присяге. Неужели позволим какому-то недоразумению, пусть даже самому прискорбному, встать между нами? Посеять семена вражды и разлада? Нет, я отказываюсь в это верить. Адмирал Юзефович — один из самых доблестных наших командиров, его репутация безупречна. И если он говорит, что непричастен к заговору, я склонен принять его слова на веру. В конце концов, разве не на доверии и взаимном уважении зиждется наша сегодняшняя коалиция? Господин первый министр, при всем уважении, не кажется ли вам, что вы действуете несколько опрометчиво? Быть может, стоит еще раз все хорошенько обдумать, прежде чем бросаться тяжкими обвинениями?
В голосе Дессе звучала мягкая укоризна, но глаза оставались холодны и непреклонны. Птолемей побагровел. Лицо его исказила гримаса ярости напополам с замешательством. Похоже, отповедь Юзефовича и позиция Дессе стали для него полной неожиданностью. Он просто не знал, как реагировать, что делать дальше. Бросать в бой охрану, развязывать кровавую бойню прямо в зале совещаний?
— Да, я подтверждаю, что не имею никакого отношения ни к какому заговору, — в свою очередь хмыкнул Юзефович и, бросив при этом испепеляющий взгляд на Птолемея, — но слово офицера этому гражданскому министру, возомнившему себя кем-то очень большим и важным, я, конечно же, давать не буду. Еще чего! Не заслужил. И я не стану разбрасываться им перед всякими проходимцами. Оскорбления и клевету прощать не в моих привычках. Так что извольте, господин министр, обходиться без моих клятв и заверений. Думайте что хотите, делайте что хотите — мне плевать. Ваше мнение ничего не значит для Карла Юзефовича. Как и ваши угрозы.
С этими словами, при молчании Дессе, который, кажется, все итак понял, Карл Карлович быстро вышел из каюты, а затем, так же без промедления покинул на своем шаттле линкор «Агамемнон»… На душе его было мерзко и погано. Желчь так и рвалась наружу, кулаки чесались от желания смять, размозжить наглую физиономию Птолемея. Рано или поздно, но расплата придет. И вот тогда…
Мысли Юзефовича были прерваны писком коммуникатора. Вызов с флагмана…
А спустя стандартный час дивизии его Балтийского космофлота, как ранее и обещал Юзефович, покинули расположение союзной эскадры, стоящей на орбите Новой Москвы-3, совершив прыжок в подпространство и скрываясь в неизвестном направлении…