Адмирал Империи – 36

Глава 12

Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».

Национальное название: «Новая Москва» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Коалицией первого министра.

Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.

Дата: 7–10 июня 2215 года.

Птолемею Граусу при всей его заинтересованности в возвращении завещания и желании наказать Юзефовича, сейчас было не до них. В глубине души он понимал, что эти проблемы меркнут по сравнению с тем хаосом, который воцарился в рядах союзников после раскола на военном совете. Конфликт между первым министром и адмиралом Дессе, казавшийся поначалу лишь искрой разногласий, разгорелся в полноценный пожар, грозивший поглотить и разрушить до основания всю Коалицию.

Отставка «Лиса», вопреки ожиданиям Птолемея, не только не успокоила ситуацию, но и вызвала волну возмущения среди преданных адмиралу командиров. Особенно бурным было негодование в рядах Северного космофлота, где Павла Петровича чтили как легендарного героя и непревзойденного стратега. Дивизионные адмиралы, капитаны кораблей и простые космоморяки и пехотинцы — все, кто годами сражался под началом Дессе и видел его в деле, отказывались признавать отставку командующего и открыто заявляли о своей безоговорочной ему поддержке.

Умудренный опытом «Северный Лис» Дессе прекрасно понимал, какие возможности открывает перед ним этот раскол. Действуя быстро и решительно, как и подобает тактическому гению, он организовал тайную встречу со своими сторонниками. В полумраке импровизированного штаба в личной каюте авианосца «Петр Великий» окруженный преданными соратниками, адмирал произнес слова, которые навсегда изменили ход истории:

— Братья мои! Настал час, когда мы должны сделать выбор. Выбор между слепым подчинением самозваным правителям и верностью истинным законам нашей великой Империи. Я, адмирал Павел Петрович Дессе, объявляю себя защитником Конституции и призываю вас присоединиться ко мне в этой священной миссии!

Его пламенная речь всколыхнула сердца собравшихся. Один за другим командиры вставали и клялись в верности адмиралу и тем идеалам, которые он олицетворял. В тот момент родилась новая сила, готовая бросить вызов прогнившей власти и положить конец царящему беззаконию.

Весть о расколе, словно ударная волна, прокатилась по рядам союзной эскадры. Более трети всех регулярных дивизий, воодушевленные примером своих командиров, без колебаний присоединились к Дессе.

Корабли нового «мятежного» флота один за другим покидали орбиту Новой Москвы-3, оставляя позади опешивших соратников из лагеря первого министра. Космическая крепость Птолемея, еще недавно казавшаяся неприступным оплотом Коалиции, вдруг превратилась в одинокий остров посреди бушующего океана раздора.

Адмирал Дессе, верный своей репутации стратега, не стал мешкать. Проложив курс к соседней звездной системе «Коломна», он отдал приказ развернуть там новую базу — походный «вагенбург». Это было идеальное место, чтобы перегруппировать силы, наладить снабжение и подготовиться к неизбежному столкновению с флотом Птолемея.

Теперь две армады, некогда союзники, а ныне непримиримые противники, настороженно следили друг за другом издалека, полагаясь на сеть разведывательных зондов. Словно два ощетинившихся зверя, они кружили на расстоянии, выжидая момент для решающей схватки. Вселенная затаила дыхание, предвкушая эпическое сражение, которое навсегда определит судьбу Российской Империи…

А в это время на просторах некогда единого государства воцарился первозданный хаос. Звездные системы, ключевые форпосты и стратегические объекты — все это стало яблоком раздора для многочисленных фракций, каждая из которых жаждала урвать свой кусок пирога. Границы секторов контроля, еще вчера казавшиеся незыблемыми, теперь стирались и перекраивались едва ли не каждый час, порождая все новые конфликты.

Особым лакомым кусочком в этой галактической игре считался Тульский Промышленный Пояс — целый сектор космоса, состоявший из трех звездных систем. Именно здесь, среди бесчисленных астероидов и промышленных перерабатывающих комплексов, располагались в том числе легендарные Старые императорские верфи…

Это был настоящий клондайк для любой из противоборствующих сторон. Обладание верфями сулило немыслимые преимущества: возможность в кратчайшие сроки восстановить поврежденные корабли или даже отстроить с нуля целые флотилии. В бесчисленных доках и мастерских, оснащенных по последнему слову техники, трудились лучшие инженеры Российской Империи, способные творить подлинные чудеса космического кораблестроения.

Неудивительно, что и адмирал Дессе, и первый министр Птолемей уже строили планы по захвату этого бесценного актива. От исхода грядущей схватки за Тульский Пояс зависело слишком многое — возможно, даже окончательная победа в разгоравшейся гражданской войне. И каждый из космофлотоводцев понимал: промедление смерти подобно. Лишь молниеносный удар, нанесенный в нужное место и в нужный момент, мог обеспечить стратегическое преимущество.

А пока оба командующих, ныне ставшие злейшими врагами, затаились в своих штабах, обдумывая коварные ходы и просчитывая возможные сценарии. Их незримое противостояние, словно шахматная партия поистине космического масштаба, только начиналось. И ставкой в этой игре были не просто честь мундира или контроль над парой-тройкой звездных систем — на кону стояла судьба всей Империи. Судьба, которую теперь предстояло определить на полях космических сражений среди холодных и безжалостных просторов Вселенной…

В данный момент в ТПП находилась пусть небольшая, но достаточно боеспособная гарнизонная эскадра охранения, состоящая из сорока с лишним новых, только что сошедших со стапелей крейсеров, линкоров и эсминцев. Это соединение представляло собой грозную силу — идеальный инструмент для защиты стратегически важного сектора. Во главе эскадры стоял контр-адмирал Круз.

Когда весть о поражении диктатора Самсонова, которому Круз некогда присягал на верность, достигла Тульского Промышленного Пояса, контр-адмирал оказался на распутье. Взвесив все «за» и «против», он решил сделать ставку на нейтралитет, надеясь усидеть на двух стульях и сохранить свою эскадру в неприкосновенности. Однако в окружении Птолемея, включая самого первого министра, никто не верил в искренность Круза. Слишком уж хорошо все знали о его беспринципности и склонности плыть по течению. Было решено: командующего необходимо заменить, причем как можно скорее, пока тот не выкинул какой-нибудь фортель.

Тем временем ситуация вокруг Тульского Пояса накалялась. Этот сектор космоса, еще недавно казавшийся тихой гаванью на задворках Империи, вдруг оказался в самом эпицентре противостояния двух непримиримых лагерей — сторонников Птолемея и приверженцев адмирала Дессе.

Осознавая стратегическую важность верфей, и Птолемей, и Павел Петрович Дессе спешно разрабатывали планы их захвата. В штабах двух флотоводцев кипела работа: адъютанты сновали туда-сюда с донесениями, аналитики корпели над звездными картами, а командиры кораблей в нетерпении ожидали приказа выдвигаться. Можно было не сомневаться — схватка за контроль над Тульским Поясом будет жаркой.

Контр-адмирал Круз, чувствуя, как сгущаются тучи над его головой, решил сыграть ва-банк. Этот пройдоха затеял двойную игру. По секретным каналам «фотонной» почты, защищенным от постороннего перехвата квантовой криптографией, он связался поочередно с обоими командующими. Круз выставил свои условия: прощение всех его прежних «грехов», амнистия для него самого и его ближайших соратников, сохранение званий и должностей. Взамен он обещал полную лояльность и поддержку в грядущем противостоянии. Это был рискованный гамбит, но контр-адмирал знал: в такой игре победителей не судят.

Реакция двух флотоводцев на предложение Круза оказалась диаметрально противоположной. Адмирал Дессе, будучи человеком чести и твердых принципов, с негодованием отверг саму идею сотрудничества с бывшим врагом. Для него подобный альянс был сродни сделке с дьяволом — недопустимым компромиссом, способным запятнать его безупречную репутацию. Павел Петрович верил: его флот достаточно силен, чтобы самостоятельно захватить верфи, не прибегая к сомнительной помощи перебежчика.

Совсем иначе отнесся к затее Круза циничный и беспринципный Птолемей Граус. Первый министр, привыкший добиваться своего любой ценой, втайне от всех вступил в переговоры с контр-адмиралом. В обмен на поддержку в грядущей схватке с «Лисом» Дессе, Птолемей обещал Крузу полное прощение, сохранение всех регалий и постов, а также свое высочайшее покровительство. Это было грязное, но эффективное решение — заполучить в союзники того, кто крепко держит в руках ключ от вожделенных верфей.

По результатам тайных переговоров, Птолемей распорядился отправить к Тульскому Поясу подкрепление — эскадру кораблей прямиком с «Новой Москвы». Эти крейсера и линкоры должны были стать козырем в рукаве Круза, обеспечив ему подавляющее преимущество над любым возможным противником. Первый министр действовал наверняка, не скупясь на ресурсы ради достижения своей цели.

И все же, при всей своей решимости заполучить контроль над Старыми императорскими верфями, Птолемей не спешил лично вводить союзный флот в сектор Тульского Промышленного Пояса. Этот опытный политикан предпочитал действовать чужими руками, выжидая удобного момента. В идеале, первыми в спорную зону должны были войти корабли адмирала Дессе — тогда их командующего можно было обвинить в самовольном захвате казенной собственности, и открыто выступить против «мятежников», прикрываясь благими намерениями. Птолемей надеялся, что горячность и прямолинейность Павла Петровича сыграют ему на руку.

Действительно Дессе был не так прост. Этот опытный стратег прекрасно понимал, какую ловушку готовит ему коварный первый министр. Любое опрометчивое действие могло быть преподнесено как акт агрессии, дав Птолемею повод для ответного удара. И все же, Павел Петрович оказался меж двух огней. Его новосформированная эскадра остро нуждалась в ремонте и пополнении численности, а промедление грозило отдать инициативу в руки противника. Каждый час, проведенный в бездействии, приближал его к точке невозврата.

Поэтому, тщательно все взвесив и обдумав, адмирал Дессе решился-таки на рискованный ход первым начать эту конфронтацию. Как только его эскадра была готова к броску, он отдал приказ о вторжении в сектор Тульского Пояса. Верные «Лису» корабли, ощетинившись орудиями и с активированными щитами, устремились вперед, прорывая оборону немногочисленных сил Круза. Это была дерзкая и стремительная операция — неожиданный удар, застигший контр-адмирала врасплох.

В одно мгновение тихая и сонная система, давно привыкшая к размеренной жизни в глубоком тылу, превратилась в поле ожесточенного сражения. Космос наполнился вспышками орудий и взрывами. Небольшая эскадра контр-адмирала Круза не смогла оказать достойного сопротивления и была опрокинута дивизиями Дессе. Корабли гарнизонной эскадры, несмотря на всю свою новизну и техническое совершенство, оказались бессильны перед натиском закаленных в боях ветеранов Северного космофлота…

Сразу после этого инцидента по всем звездным провинциям Российской Империи канцелярией Птолемея был разослан указ об аресте Павла Петровича Дессе как изменника и мародера. Этот документ, наспех составленный ближайшими советниками первого министра, был полон гневных обвинений и грозных формулировок. В нем адмирал представал этаким подлым злодеем, предавшим священные идеалы Российской Империи ради собственных амбиций и корысти. Его действия в Тульском Поясе трактовались не иначе, как «вопиющий акт самоуправства и разбоя, несовместимый со званием защитника Отечества».

Приказ был нелегитимен без подписи императора Ивана Константиновича или Государственного Совета, но в данном случае уже мало кто обращал на подобную «мелочь» внимание. В бушующем океане галактической смуты, где каждый новый день приносил очередной переворот или сенсацию, формальности отходили на второй план. Сила и решимость — вот что теперь ценилось превыше всего. Кто был сильней, тот и издавал законы, не слишком заботясь об их соответствии букве права.

Тем временем большой лагерь Птолемея пришел в движение. Многочисленные корабли первого министра, до того момента мирно дрейфовавшие на орбите Новой Москвы-3, внезапно ожили и засуетились. Наконец, все приготовления были завершены. Громада союзного флота, сверкающая бортовыми огнями и ощетинившаяся орудийными стволами, снялась с места и взяла курс на Тульский Промышленный Пояс, уходя в подпространство и преодолевая немыслимые расстояния за считанные мгновения.

— Я должен наказать преступника, — на голубом глазу заявил Птолемей своим подчиненным, — и освободить сектор от самовольного захватчика. Это мой долг перед императором и Отчизной…

Первый министр стоял на мостике своего флагмана, окруженный ближайшими соратниками и адъютантами. Его лицо, обычно невозмутимое и холодное, сейчас пылало праведным гневом. Птолемей говорил страстно и убежденно, словно обвинитель на судебном процессе, бичуя своего противника и призывая всех к справедливому возмездию.

Собравшиеся внимали ему с почтительным вниманием. Среди них особенно выделялись двое — адмирал Никита Львович Трубецкой, и великий князь Михаил, младший брат покойного императора.

— Как вы намерены поступить с Дессе, командующий? — задал вопрос князь Трубецкой.

В его голосе сквозило плохо скрываемое любопытство, смешанное с легкой тревогой. Опытный царедворец и интриган, Никита Львович прекрасно понимал, какую угрозу представляет собой мятежный адмирал. Но он также знал цену гневу и опрометчивости — качествам, которые порой ослепляли даже самых мудрых правителей.

Птолемей помедлил с ответом, словно взвешивая каждое слово. Его взгляд, пронзительный и холодный, устремился куда-то вдаль, за пределы корабельной рубки — туда, где в черной пустоте космоса затаился его заклятый враг.

— Адмирал должен быть непременно схвачен и судим, — наконец произнес он. — Уверен, что Военный Трибунал вынесет справедливый вердикт, и Павла Петровича мы больше на этом свете не увидим…

Эти слова, произнесенные с непоколебимой убежденностью, повисли в воздухе, словно приговор. В них чувствовалась жгучая, почти иррациональная ненависть — чувство, делавшее Птолемея поистине опасным противником. Великий князь Михаил невольно поежился, услышав столь кровожадное заявление.

— Не очень ли это кровожадно с вашей стороны, господин первый министр, — осторожно заметил Михаил Александрович. — У Павла Петровича Дессе много сторонников во всех секторах пространства. Думаю, они останутся очень недовольны подобным приговором…

В глазах князя читалась неподдельная тревога. Он явно опасался, что неумолимая жестокость Птолемея лишь подольет масла в огонь гражданской войны, разжигая новые конфликты и распри. Но первый министр, казалось, не разделял этих опасений. Его лицо исказила гримаса нетерпения и раздражения, словно он досадовал на чужую глупость и недальновидность.

— Дессе своим предательством нанес очередной удар по единству Российской Империи, — резко бросил первый министр. — Союзный флот практически уже победил Самсонова, и конец гражданской войны был не за горами. Однако своеволие адмирала Дессе, который увел часть флота из нашего лагеря, тем самым отдалив победу над диктатором, не может остаться без наказания. Этот человек умрет в любом случае! Приговор будет приведен в исполнение, чего бы это ни стоило.

Эти слова, жесткие и бескомпромиссные, казалось, отрезали все пути к отступлению. Они ясно давали понять — Птолемей не остановится ни перед чем ради достижения своей цели. Он был готов переступить через любые моральные принципы, разорвать любые союзы и устроить самую беспощадную охоту на своего врага. Потому что видел в нем не просто военного противника или политического конкурента, но смертельную угрозу для своей власти и самого государства.

— Его дивизии будут сражаться отчаянно, — предупредил Птолемея, Василий Иванович Козицын, как представитель Черноморского флота, оставшийся вместе с первым министром, но чувствовавший себя после такого выбора крайне не в своей тарелке. В голосе вице-адмирала звучала неподдельная тревога, рожденная многолетним опытом и глубоким пониманием своего противника. Он слишком хорошо знал Павла Петровича Дессе — его несгибаемую волю, стратегический гений и фанатичную преданность своих людей. Те, кто сражался под началом «Северного Лиса», готовы были идти за ним в огонь и воду, не задумываясь о цене или шансах на успех.

— Возможно, — пожал плечами Птолемей Граус, — но их мало…

Первый министр говорил с нарочитой небрежностью, словно речь шла о чем-то малозначительном. Но в его глазах плясали опасные огоньки — отблески жгучей ненависти и уязвленной гордости. Птолемей не мог смириться с мыслью, что какой-то мятежный адмирал посмел бросить ему вызов и поставить под сомнение его власть. Он жаждал раздавить Дессе, стереть его в космическую пыль вместе со всеми сторонниками.

— Однако боевой опыт адмирала Дессе превосходит опыт всех нас, вместе взятых, — не успокаивался Василий Иванович.

Козицын понимал, что переоценивать численное превосходство в битве с таким противником — опасная ошибка. Он помнил блестящие победы «Северного Лиса», одержанные над превосходящими силами врага — и то, какой ценой они давались самому адмиралу и его людям. Это был космофлотоводец, который умел обращать слабости в силу и находить выход из самых безнадежных ситуаций.

— Что за паникерство, адмирал⁈

Птолемей не привык, чтобы кто-то перечил ему или ставил под сомнение его решения — особенно перед лицом других командиров. В глазах первого министра, Козицын сейчас выглядел как жалкий трус, сеющий малодушные настроения в рядах верных соратников.

— Я все лишь опасаюсь за наш поредевший союзный флот…

Василий Иванович и сам понимал, как рискованно звучат его слова. Но долг и совесть не позволяли ему молчать, когда речь шла о судьбах тысяч людей. Галактическая смута и предыдущие сражения сильно потрепали корабельный состав флота. И хотя численный перевес был на стороне Птолемея, Козицын сомневался, что этого хватит для гарантированной победы.

— Не поможет данному персонажу никакой опыт, — самоуверенно ответил Птолемей. — Когда соотношение сил один к четырем — боевой опыт бесполезен. К тому же, у нас также есть адмирал, который практически не уступает Дессе в боевых навыках…

Сразу после этих слов Птолемей нажал на кнопку вызова и по удивленные взоры адмиралов пригласил в аудиенц-зал Илайю Джонса.

Когда двери зала разъехались в стороны, на пороге возник человек, чей вид заставил всех присутствующих невольно подобраться и затаить дыхание. Высокий и широкоплечий, с пронзительным взглядом черных глаз и волевым лицом, изрезанным шрамами, Джонс выглядел как воплощенная мощь и решимость.

Вице-адмирал Джонс только что прибыл в расположение союзного флота. Как мы знаем, в данный момент он был один на своем линкоре «Юта» и с ним уже не было его славной русско-американской дивизии. Адмирал казался крайне расстроенным.

— Я ждал от вас поддержки, господа, — с плохо скрываемой обидой произнес Джонс, как только предстал перед сидящими за столом. — Но так и не получил ее и мне пришлось сражаться одному с гвардией Самсонова. Вражеских кораблей было в два раза больше, чем у меня, поэтому, как вы уже поняли — я проиграл, — беззастенчиво соврал о количестве кораблей Илайя.

Адмирал говорил отрывисто, чеканя каждое слово, словно боролся с подступающим к горлу комком. Ему нелегко давалось признание в поражении — еще труднее, чем осознание гибели его экипажей. Гордость и самолюбие американского командующего бунтовали против реальности, в которой он оказался проигравшей стороной.

— Все, чего мне хотелось, это лишь быстрей закончить войну и освободить императора Ивана. Не знаю, можно ли считать это успехом, но хочу вам сообщить, что Гвардейская Императорская Эскадра после этого сражения практически перестала существовать как полноценное соединение. За это заплачена высокая цена, и теперь у меня нет собственной дивизии.

В глазах Джонса полыхнула ярость — ярость смертельно раненного зверя, готового в последнем порыве растерзать обидчика. Он явно винил в своем поражении не только врага, но и товарищей по оружию, не оказавших своевременной помощи. И хотя его слова о численности противника были явным преувеличением, никто в зале не решился оспорить их. Слишком уж тяжелой была атмосфера, слишком взрывоопасной — смесь скорби, гнева и уязвленной гордости.

— Что же, никто из ваших людей не спасся? — озабоченно спросил вице-адмирал Козицын. В его голосе звучало неподдельное сочувствие.

— Думаю, уцелели лишь единицы, — отрешенно ответил Илайя, — остальные либо уничтожены, либо разбежались и потеряны для нас навсегда.

— Как же вам самому удалось уйти от преследования? — ехидно хмыкнул великий князь Михаил, намекая на то, что Джонс мог попросту сбежать, бросив свои экипажи на произвол судьбы.

Этот вопрос, брошенный с нескрываемым сарказмом, заставил Илайю вздрогнуть, словно от пощечины. В глазах адмирала вспыхнул опасный огонь — так тлеющие угли разгораются от дуновения ветра. Он медленно повернул голову и смерил великого князя тяжелым, испепеляющим взглядом.

— Я был на волосок от смерти, — процедил Джонс сквозь зубы, едва сдерживая злость, — однако вовремя подоспевшие три наших корабля спасли мне и моей команде жизнь.

— Наши? — переспросил Птолемей заинтересованно. — Кто же это мог быть?

Первый министр подался вперед, устремив на Джонса пристальный, испытующий взгляд. Ему важно было знать не только подробности спасения адмирала, но и понять, на чьей стороне теперь находятся его потенциальные союзники и противники. В разгоравшейся битве за власть каждый корабль и каждый командир имели значение.

— Вы их прекрасно знаете, и, наверное, скажете, что они теперь «не наши», но я так не считаю, — произнес Илайя с горечью в голосе. — То были корабли: Василькова, Наливайко и Белло.

При упоминании этих имен по лицу Птолемея пробежала тень недовольства. Он явно не ожидал услышать о людях, чья лояльность вызывала у него серьезные сомнения. Васильков только что открыто выступил против первого министра, критикуя его действия и оспаривая решения. Первого министра неприятно передернуло от услышанных фамилий, но он сдержался от язвительных комментариев. Кстати, в глубине души Птолемей был очень доволен разгромом дивизии Илайи Джонса, считая данное подразделение малоконтролируемым. Но внешне он никак не выдавал своей радости, опасаясь нарушить хрупкое равновесие сил. Вместо этого первый министр шагнул вперед и обнял расстроенного адмирала, изображая сочувствие и поддержку.

— Господин Джонс, — произнес Птолемей примирительно, — у нас с вами были разногласия, и отчасти я признаю, что также виноват в вашем поражении.

Эти слова, произнесенные с напускным дружелюбием, явно давались первому министру нелегко. В них сквозили фальшь и расчет, плохо скрытые за маской добродетели. Но Птолемей понимал — сейчас не время для выяснения отношений и сведения счетов. Перед лицом грядущих битв ему нужны были верные союзники, пусть даже такие.

— Более чем виновны, — пробурчал Илайя, бросив на первого министра хмурый взгляд исподлобья.

В этой короткой фразе, брошенной сквозь зубы, прозвучал целый спектр эмоций — от обиды и разочарования до затаенной злости. Адмирал явно не питал иллюзий насчет искренности Птолемея и его готовности признать свои ошибки. Он уже хорошо знал этого человека — его беспринципность, циничный расчет и беспощадность к соперникам.

— Оставим в прошлом обиды и снова объединим наши усилия в борьбе с общим врагом… — продолжал первый министр, сделав вид, что не заметил колкости Джонса.

Его голос звучал мягко и вкрадчиво, словно змеиное шипение, гипнотизирующее жертву перед броском. Птолемей умел убеждать и обольщать, играя на самолюбии и тщеславии собеседников. Он ловко использовал их слабости и страхи, превращая вчерашних недругов в послушных марионеток.

Илайя внимательно посмотрел на первого министра, пытаясь разгадать его истинные мотивы и намерения. В прищуренных глазах адмирала отражался напряженный мыслительный процесс — словно он просчитывал возможные ходы в сложной шахматной партии. Джонс слишком хорошо знал, что за внешней любезностью Птолемея всегда скрывается расчетливый и безжалостный манипулятор, готовый использовать окружающих в своих целях.

Но сейчас, глядя в эти холодные глаза, светившиеся притворным дружелюбием, американский адмирал вдруг с ясностью осознал, что первый министр явно в нем нуждается. Джонс на мгновение прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями. Илайя пока не понимал, что он него хотят…

— После вашего отбытия из Большого лагеря, адмирал Дессе открыто изменил нашему общему делу и сейчас имеет статус врага государства.

Эти слова, произнесенные Птолемеем с нарочитой небрежностью, словно речь шла о чем-то малозначительном, повисли в воздухе, словно едкий дым. Первый министр умел играть на чувствах собеседников, используя полуправду и откровенную ложь, чтобы очернить соперников и возвысить себя. Сейчас он явно пытался представить Павла Петровича Дессе предателем и изменником, достойным лишь презрения и скорой расправы.

Но Илайя Джонс был не так прост. Вице-адмирал прищурился, словно пытаясь разглядеть истинные мотивы своего собеседника за маской притворного негодования.

— Мне мало верится, что Павел Петрович Дессе может быть врагом Российской Империи, — усмехнулся Джонс, усомнившись в словах Птолемея. — «Северный Лис» может быть врагом вашим или моим, но назвать его врагом государства я бы не решился…

В голосе Илайи звучала откровенная насмешка, смешанная с нотками уважения к своему давнему сопернику. Он прекрасно знал репутацию Дессе — бесстрашного флотоводца и верного слуги Империи, чья преданность престолу и Отечеству не раз проверялась в боях. Обвинить такого человека в измене мог либо безумец, либо отъявленный лжец.

Однако Птолемей и бровью не повел. Его лицо оставалось невозмутимым, словно высеченным из мрамора, а голос звучал ровно и уверенно:

— И, тем не менее, это так. В данный момент этот адмирал, собрав вокруг себя таких же предателей, как и он сам, самовольно захватил Старые императорские верфи. Ситуация осложняется тем, что к мятежникам начали прибывать подкрепления. К сожалению, очень много профессиональных космоморяков ценят прежние заслуги Дессе и теперь обманутые спешат ему на помощь.

Первый министр говорил размеренно, словно зачитывая обвинительный приговор. В его словах причудливо смешивались правда и домыслы, факты и инсинуации. Птолемей умело играл на патриотических чувствах собеседников, представляя действия своего противника не иначе как бунт и узурпацию власти. И все же, в этом потоке лжи и полуправды были крупицы истины — Дессе действительно контролировал верфи и собирал силы, верные лично ему.

— Чтобы прекратить подобное безобразие, наш флот снимается и покидает Большой лагерь, начиная движение навстречу с дивизиями Дессе, — продолжал Птолемей. — И в этот трудный час нам не хватает вашего боевого флотоводческого опыта. У меня много кораблей, но мало опытных адмиралов. В последнем жестоком бою вы потеряли всех своих людей, но если вы, господин Джонс, согласитесь возглавить авангард моего флота, то в награду я позволю вам набрать себе новую полноценную дивизию из тех кораблей, которые мы возьмем в качестве трофеев после разгрома эскадры Дессе…

Вот оно, истинное лицо первого министра — лицо искусителя и манипулятора, готового использовать чужие слабости и амбиции в своих интересах. Он прекрасно знал, чем можно зацепить Илайю Джонса — жаждой реванша, не к Дессе конечно, а в отношении Зубова и Самсонова, а также желанием вернуть себе высокое положение в Российской Империи. И сейчас, глядя в горящие честолюбием глаза американского адмирала, Птолемей понимал, его план сработал.

Илайя на мгновение задумался, словно прикидывая в уме все «за» и «против». Предложение первого министра открывало перед ним заманчивые перспективы — шанс смыть позор поражения кровью врагов и снова встать во главе собственного подразделения. Да, цена была высока, ведь он должен бросить вызов самому Дессе. Но разве у него был выбор? Отказ означал политическую смерть и забвение, согласие — возможность вновь подняться на вершину. К тому же все они, и стоящие перед ним сейчас и находившиеся где-то в звездной системе «Тула» были для Илайи всего лишь «раски», в мире которых он желал утвердиться…

— Я готов принять на себя командование любым подразделением, которое вы мне выделите, — отчеканил Джонс, глядя прямо в глаза первому министру. — Уверен, что адмирал Дессе не сможет противостоять мне на равных!

В этих словах, произнесенных с непоколебимой убежденностью, звучала нотка высокомерия, граничащая с безумием. Казалось, Илайя действительно верил в свою непобедимость и способность раздавить любого противника. А может, он просто пытался обмануть самого себя, заглушить голос совести громкими фразами и бравадой.

Птолемей кивнул, скрывая довольную усмешку. Он знал, Джонс попался на его крючок, заглотив наживку вместе с леской и грузилом. Теперь этот человек и действительно профессионал — его креатура, послушное орудие в грядущей схватке. А там — видно будет, кто кого переиграет и какова будет цена победы.

Первый министр сделал знак адъютанту, и тот торопливо засеменил к выходу, спеша передать приказ о назначении адмирала Джонса. В зале воцарилось напряженное молчание, нарушаемое лишь шорохом и дыханием присутствующих. Каждый понимал — сделан очередной ход в сложной партии, где на кону стоит судьба нашей Империи. И теперь остается лишь ждать ответного хода противника…