Адмирал Империи – 36

Глава 5

Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».

Национальное название: «Новая Москва» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: не определен.

Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.

Дата: 4 июня 2215 года.

Адмирал Самсонов, облеченный безграничной властью, отдал приказ о немедленной реквизиции всех космических транспортов, до которых только можно было дотянуться в подконтрольном ему секторе. Каждый капитан, каждый чиновник, услышавший этот приказ, понимал — времени на раздумья нет, промедление будет приравнено к измене. В трюмы разношерстной армады судов, собранных со всей «Новой Москвы» свозились все ценности, какие еще оставались в охваченной хаосом звездной системе. Все имущество и оборудование лихорадочно упаковывалось и загружалось на борты под неусыпным надзором верных Самсонову офицеров.

Но даже в этом безумном хороводе Иван Федорович Самсонов не забывал о своем главном козыре. Под усиленной охраной на флагманский корабль «Громобой» были доставлены юный император Иван Константинович и его сестра, великая княжна Таисия. Две хрупкие фигурки, оглушенные грохотом катастрофы, разверзшейся вокруг их мира, робко ступили на борт могучего линкора. В их глазах застыл немой вопрос, на который некому было дать ответ. Самсонов окинул их обоих равнодушным взглядом, мысленно отмечая, сколь полезным инструментом они станут в его умелых руках. Что ж, настало время сделать следующий ход в ожесточенной игре.

Спустя двое стандартных суток последние корабли покинули орбиту планеты, которая еще вчера с гордостью именовала себя столицей Российской Империи. Теперь она была лишь дымящимся шлаком, усыпанным руинами дворцов и правительственных кварталов. Тысяча двести судов всех форм и размеров, до отказа набитые награбленным и реквизированным имуществом, разношерстным сбродом беглецов и потрепанными остатками верных Самсонову войск, взяли курс на звездную систему «Санкт-Петербург».

Но даже в такой момент находились те, кто умудрился упустить свой шанс на побег. В частности наш старый знакомый Юлиан Николаевич Шепотьев, первый министр и союзник Самсонова, оказался в числе опоздавших. Ослепленный собственной алчностью и самоуверенностью, он до последнего тянул с погрузкой своих необъятных сокровищ. Сердце его обливалось кровью при мысли оставить хоть каплю своего награбленного за последнее время богатства врагу. И вот теперь, когда основной караван уже скрылся в подпространственном прыжке, Шепотьев лихорадочно пытался наверстать упущенное. Его люди сновали туда-сюда, словно потревоженный улей, перетаскивая на борт драгоценный груз. Сам же министр метался по своей роскошной каюте, подгоняя своих помощников, и то и дело бросая панические взгляды на тактические экраны.

Бедолаге первому министру отчаянно не везло. Казалось, сама судьба ополчилась против него в этот роковой час. Едва перегруженные до предела транспортные суда Шепотьева, натужно ревя двигателями, вырвались из гравитационных объятий планеты и устремились в открытый космос, как на горизонте, а вернее, на экранах сканеров замаячила вражеская эскадра.

В тот самый миг, когда экипажи его кораблей с облегчением готовились совершить спасительный прыжок в подпространство, из глубин космической тьмы стремительно вынырнули грозные силуэты боевых крейсеров. Это были две дивизии Балтийского космического флота под командованием Карла Карловича Юзефовича — одного из самых адмиралов Птолемея.

Боевые корабли балтийцев, словно стая голодных волков, стремительно настигали неповоротливые транспорты беглецов. Немногочисленное военное охранение из крейсеров и эсминцев, сопровождавшее транспорты Шепотьева, яростно ринулось в бой, понимая всю тщетность сопротивления, но стремясь выиграть хоть несколько драгоценных минут для спасения каравана.

Но силы были слишком неравны. Опытные экипажи балтийцев, закаленные в десятках сражений, раскидали вражеские вымпелы буквально за мгновение. Один за другим охранные корабли вспыхивали ослепительными взрывами и рассыпались облаками обломков, унося с собой в небытие последнюю надежду Шепотьева на спасение. Всего через несколько минут битва была окончена, и гордые боевые вымпелы Балтийского флота, лишь слегка пониженными от ответного огня защитными экранами, торжествующе нависли над кучкой обездвиженных транспортов.

Для Юлиана Николаевича наступил момент горькой истины. Еще час назад он был вторым лицом в Российской Империи, купающимся в роскоши и власти. А теперь он стоял на коленях в тесной адмиральской каюте флагманского корабля балтийцев, униженно молящий о пощаде.

— Прошу сжальтесь надо мной, Карл Карлович! — сбивчиво лепетал Шепотьев, не смея поднять глаз на возвышающуюся над ним фигуру адмирала Юзефовича. — Вы ведь знаете, что я лишь простой гражданский чиновник, который служит Российской Империи и непричастен к преступным деяниям диктатора Самсонова.

В голосе поверженного министра звучали нотки неподдельного отчаяния и страха. Его некогда надменное лицо исказилось гримасой мольбы, а пальцы судорожно теребили богато расшитый золотом камзол. Он готов был сказать что угодно, лишь бы избежать страшной участи, уготованной ему победителями. Но Юзефович лишь презрительно скривил губы, глядя на это жалкое зрелище. В его глазах не было ни капли сочувствия к тому, кто еще вчера заносчиво повелевал судьбами миллионов.

— Как же, непричастен! — громогласно засмеялся командующий Балтийским флотом. Его смех, резкий и хлесткий, эхом отразился от стен, словно удары бича. — Подобные небылицы ты будешь рассказывать судьям Военного Трибунала, который скоро соберется на Новой Москве-3 и объявит преступниками всех тех, кто помогал диктатору. Могу поспорить, что тебе, Юлиан Николаевич, одному из первых вынесут смертный приговор…

Эти слова, произнесенные с ледяной уверенностью, словно нож вонзились в сердце Шепотьева. Перед его мысленным взором пронеслись жуткие картины грядущего возмездия — неумолимый трибунал, безжалостный приговор, позорная казнь в прямом эфире. Животный ужас сковал его тело, а из горла вырвался сдавленный всхлип.

— Умоляю вас, адмирал, защитите меня! — сорвался Шепотьев на рыдания, уже не пытаясь сдерживать свой страх и отчаяние. Слезы градом катились по его щекам, оставляя жалкие разводы на некогда гордом лице. — Я сделаю для вас, что угодно, только отпустите. Все богатства, какие есть на моих кораблях, я отдам вам за свою свободу.

В этот миг Юлиан Николаевич готов был отдать все — свое достоинство, свои сокровища, саму душу — лишь бы избежать праведного гнева Птолемея. Он стоял на коленях, сломленный и раздавленный, глядя снизу вверх на неумолимого адмирала и судорожно цепляясь за призрачную надежду на спасение.

— Ты что, сумасшедший⁈ — удивленно воскликнул Карл Карлович, его глаза расширились от изумления, а брови взметнулись вверх. Он впился пристальным взглядом в трясущуюся фигуру Шепотьева, словно пытаясь проникнуть в самые потаенные глубины его сознания. — Или, что еще хуже, меня считаешь дураком⁈

Юзефович, не скрывая презрения, окинул взглядом роскошные одежды Шепотьева, его дрожащие руки, умоляюще сложенные в молитвенном жесте. В этот миг он видел перед собой лишь жалкую тень некогда могущественного сановника, готового на все ради спасения собственной шкуры.

— Твое имущество и так уже мое по праву трофейного… — продолжал адмирал, каждое слово звучало как приговор, отсекая пути к отступлению. — К сожалению, у тебя ничего не осталось из того, чтобы меня заинтересовало…

— Кое-что все же осталось, — быстро сообразив, пролепетал Шепотьев, его голос дрожал от волнения и отчаяния. Дрожащими пальцами он лихорадочно защелкал по кнопкам своего идентификационного браслета, пока наконец в воздухе не замерцало призрачное изображение какого-то документа.

— Что это за текст? — воскликнул Юзефович, невольно подавшись вперед, его глаза жадно впились в парящую голограмму. На прозрачном листе четко виднелась печать императорского дома, украшенная затейливой вязью гербов и символов власти.

Адмирал, не отрывая взгляда от загадочного послания из прошлого, медленно обошел вокруг голограммы, словно пытаясь разгадать ее тайну. Его мозг, привыкший просчитывать на несколько ходов вперед, уже понимал, что этот клочок бумаги может стать ключом к чему-то невероятно важному.

— На моей ладони сейчас находится предыдущее завещание покойного императора, составленное задолго до его ранения и заверенное электронными подписями всех тринадцати членов Государственного Совета, — таинственным голосом произнес Шепотьев, в его глазах вспыхнул огонек торжества. — Адмирал, этот документ будет вашим, если вы отпустите меня и транспорты моего каравана.

Повисла напряженная пауза, во время которой два закоренелых интригана пристально смотрели друг другу в глаза, словно оценивая силу и слабость противника. Первым не выдержал Юзефович.

— Зачем он мне нужен? — недоуменно воскликнул Карл Карлович, всплеснув руками в притворном удивлении. — Что я буду делать с этим листочком? Ведь завещание, после избрания нового императора, абсолютно бесполезно…

Но в глубине души адмирал уже почувствовал, как шевельнулось нечто темное и жадное. Словно древний хищник, учуявший запах добычи, его интуиция подсказывала, что этот, казалось бы, бесполезный клочок бумаги может стать ключом к невиданной власти и богатству.

— Вы меня, наверное, не до конца поняли, господин адмирал, — ухмыльнулся Юлиан Шепотьев, почувствовав, что крючок заброшен верно. В его голосе зазвучали нотки превосходства и самодовольства, словно он вновь стал хозяином положения. — Текст этого завещания и текст завещания, которое было оглашено всем нам во Дворце после кончины Константина Александровича, так сказать немного разнятся… А именно в именах наследника… В этом, что сейчас вы видите, и напоминаю, официально заверенном и утвержденном, имя наследника престола — Артемий Константинович — старший сын покойного императора… В оглашенном же, как вы знаете, совсем другое.

— Ты хочешь сказать, что малолетний Иван сидит на троне незаконно? — задумался Карл Юзефович, его глаза забегали, словно пытаясь ухватить ускользающую мысль. Адмирал медленно прошелся по каюте, заложив руки за спину, его мозг лихорадочно просчитывал открывающиеся возможности и риски. — Впрочем, вообще передача власти была незаконной. Новым государем по традиции должен был стать один из адмиралов Российской Империи…

Юзефович резко остановился и впился пристальным взглядом в лицо Шепотьева, словно пытаясь прочесть там ответы на все вопросы.

— И кто это сделал? — продолжал размышлять вслух Карл Карлович, его голос звучал отрывисто и напряженно. — Ну, подделал завещание? Первый министр Граус?

В этот момент Юзефович почувствовал, как в груди шевельнулось нечто темное и жадное. Он всегда недолюбливал этого скользкого интригана Грауса, который вечно плел свои паутины в коридорах власти. Неужели сейчас настал его час расплаты?

— Именно Птолемей, но по просьбе императора Константина Александровича, — утвердительно кивнул Шепотьев, не отрывая цепкого взгляда от лица адмирала. Он видел, как в глазах Юзефовича разгорается огонь честолюбия и алчности.

Повисла напряженная пауза, во время которой каждый из собеседников взвешивал свои дальнейшие шаги в этой опасной игре. Наконец, Юзефович нарушил молчание.

— Ну, и что мне дает эта информация? — пожал он плечами с деланным безразличием, но в глубине его глаз уже плясали искры нетерпения и предвкушения.

— А вы подумайте хорошенько, — загадочно улыбнулся Юлиан Николаевич, видя сомнения на лице своего собеседника. Он чувствовал, что рыбка уже почти на крючке, осталось лишь слегка подтолкнуть ее в нужном направлении.

Но Юзефович был не из тех, кто легко поддается на провокации. Он резко шагнул вперед и схватил Шепотьева за отворот камзола, притянув к себе так, что их лица оказались на расстоянии вдоха.

— Не играй со мной, канцлер! — прорычал адмирал, его глаза полыхнули гневом. — Говори прямо…

— Так как сегодняшний император, согласно этому документу, нелегитимен, — произнес хитрый министр, тщательно подбирая слова, — но этого никто пока не знает, а настоящий наследник, как нам хорошо известно, безвременно погиб в стенах Большого дворца, соответственно место на троне Российской Империи до сих пор вакантно…

Шепотьев сделал эффектную паузу, наблюдая, как на лице Юзефовича отражается целая гамма эмоций — от недоверия до жгучего интереса. А еще он видел, как в глазах адмирала разгорается пламя честолюбия, как напрягаются желваки на скулах, выдавая напряженную работу мысли.

— И как вы правильно перед этим заметили, по Конституции и традициям, которые были нарушены, нового императора выбирают из самых достойных адмиралов нашего славного космофлота… — продолжал Шепотьев вкрадчивым голосом, словно змей-искуситель. — Вы меня понимаете?

Эти слова, произнесенные с многозначительной интонацией, словно молния пронзили сознание Юзефовича. Перед его мысленным взором разверзлась бездна головокружительных перспектив — абсолютная власть, несметные богатства, покорные подданные у ног. И он, Карл Карлович, отмеченный перстом судьбы, мог стать тем избранным, кому суждено привести Российскую Империю к новым вершинам величия.

Адмирал медленно разжал пальцы, все еще сжимавшие камзол Шепотьева, и отступил на шаг, не отрывая пристального взгляда от лица своего собеседника. В его голове роились мысли и планы, выстраиваясь в единую четкую картину будущего.

— Продолжай, — промолвил Карл Карлович, его голос звучал хрипло от сдерживаемого волнения. Он уже понимал, к чему клонит хитрый министр, но хотел услышать это из его уст, словно последнее подтверждение своей избранности.

— А кто на сегодняшний момент является лучшей кандидатурой на этот пост? — Шепотьев многозначительно посмотрел на стоящего перед ним командующего, в его глазах плясали искры торжества. — Самсонов? Нет… Иван Федорович замарал себя мятежом и убийствами… Дессе? Командующий Северным космофлотом был бы достойным кандидатом, если бы до сих пор не считался в глазах большинства колонистов иностранцем на службе в ВКС Империи. Поль Дессе, несмотря на то, что родился в России, до сих пор остается чужаком и обычным «легионером»…

Шепотьев умело играл на струнах патриотизма и ксенофобии, зная, как сильны эти чувства среди высшего командования. Он понимал, что Дессе, при всех своих заслугах и талантах, никогда не сможет преодолеть недоверие и предубеждения, царящие в умах имперской элиты.

— Столетний старик Алексеев — наш начштаба флота? — продолжал свою мысль хитрый министр, театрально всплеснув руками. — Ну, вы сами понимаете, что возраст не даст этому человеку шансов быть избранным на столь высокий пост…

В голосе Шепотьева звучала нотка притворного сочувствия, но в глазах плясали искорки злорадства. Он прекрасно знал, что Алексеев, несмотря на свой острый ум и богатый опыт, давно превратился в живую реликвию, символ ушедшей эпохи. А в эти смутные времена Империи нужен был лидер, полный сил и решимости.

— Остальные адмиралы не имеют достаточного авторитета и заслуг, чтобы составить вам какую-либо конкуренцию… — подытожил Шепотьев, многозначительно глядя на Юзефовича.

В этих словах крылась тонкая лесть, призванная разжечь честолюбие и тщеславие адмирала. Шепотьев умело выстраивал свою речь, подводя собеседника к единственно верному, по его мнению, выводу. Юзефович слушал, затаив дыхание, его сердце бешено колотилось в груди. Каждое слово министра падало в его душу, как капля расплавленного металла, выжигая сомнения и страхи, оставляя лишь жгучее желание власти.

— Мне? — сглотнув, переспросил Карл Карлович, облизав пересохшие губы. Его голос дрогнул, выдавая охватившее его волнение.

— А кому еще? — пожал плечами Шепотьев с видом человека, озвучившего очевидную истину. — Из полных адмиралов остались только вы, господин командующий… Из всех вышеперечисленных лишь у вас имеется реальный шанс надеть большую императорскую корону и остановить, наконец, эту братоубийственную войну…

Эти слова прозвучали как приговор и как пророчество одновременно. Шепотьев умело играл на самых сокровенных струнах души Юзефовича — на его честолюбии, жажде власти и тайном желании увековечить свое имя в анналах истории. Он рисовал перед мысленным взором адмирала картины будущего величия и славы, заставляя поверить в свое предназначение.

Юзефович, уставившись мутным взором на светящуюся голограмму завещания, надолго погрузился в раздумья. Его мысли метались, словно загнанные звери, то обгоняя друг друга, то сталкиваясь в лобовом противостоянии. Слова бывшего канцлера, похоже, упали на благодатную почву. Карл Карлович действительно после смерти императора Константина и до избрания его преемника питал некоторые иллюзии насчет занятия трона, так как в самом деле считал себя достойным кандидатом на этот пост. Он помнил те бессонные ночи, когда, лежа без сна, представлял себя на троне. Эти фантазии, рожденные уязвленной гордостью и неудовлетворенным честолюбием, последнее время сильно терзали его душу, заставляя скрежетать зубами от бессильной ярости.

И вот сейчас, кажется, эти мечты снова обретали реальные очертания. Призрачный шанс, о котором он не смел и помыслить, вдруг оказался так близко, что его можно было коснуться рукой. Искушение было столь велико, что у Юзефовича закружилась голова, а пальцы судорожно сжались в кулаки. Но вместе с искушением пришло и подозрение. Внезапная щедрость Шепотьева, его готовность поделиться столь опасным секретом — все это не могло не настораживать. Прищурившись, Юзефович впился цепким взглядом в лицо собеседника, пытаясь разгадать его истинные намерения.

— Что мне помешает силой заставить тебя передать мне этот документ? — спросил Карл Карлович, зловеще посмотрев на Шепотьева. В его голосе прозвучала неприкрытая угроза.

— Вы могли не знать этого, господин адмирал, но для этого нужен генетический код доступа, — ответил Шепотьев, улыбаясь и вставая с колен. В его голосе звучала едва уловимая нотка превосходства, словно он держал в руках все козыри в этой опасной игре. Глаза министра сверкнули торжеством, а на губах заиграла хитрая усмешка.

Юзефович замер, он понял, что Шепотьев предусмотрел все, что этот скользкий интриган продумал каждый свой шаг. Карл Карлович сильно призадумался. Его мысли закружились в бешеном вихре, перебирая варианты и просчитывая последствия каждого решения. Если он сейчас заключит договор с нелегитимным министром Шепотьевым и отпустит его на свободу, то станет предателем в глазах Птолемея и остальных союзников. Это клеймо навсегда останется на его репутации, превратив из героя в изгоя, из верного адмирала Коалиции в отступника.

То есть если он сохранит у себя завещание, скроет его, то станет предателем в глазах первого министра и может потерять все, что у него до этого было — звание, должность, а возможно, даже и жизнь. Первый министр Граус не из тех людей, кто прощает обиды и упускает возможность отомстить. Его длинные руки дотянутся до Юзефовича даже на краю российского сектора контроля, и тогда пощады не будет.

Но был еще один вариант, манящий и пугающий одновременно. Обладание истинным завещанием императора Константина сулило командующему невероятные возможности в будущем. С ее помощью Юзефович в одночасье мог обнулить авторитет как сегодняшнего малолетнего императора Ивана, так и первого министра Грауса, а после стать новым государем Российской Империи… От одной мысли об этом у Карла Карловича перехватило дыхание, а сердце забилось с удвоенной силой.

Юзефович вздрогнул от таких сладостных и запретных мыслей в своей голове. Он чувствовал, как его раздирают противоречивые эмоции — страх и алчность, верность долгу и жажда власти. Это был момент истины, решающий поворот судьбы, который определит не только его будущее, но и судьбу всей Империи. Адмирал тяжело сглотнул, чувствуя, как пересохло во рту. Его взгляд лихорадочно метался между лицом Шепотьева и голограммой завещания, словно пытаясь найти в них ответ на терзавшие его сомнения. Наконец, он глубоко вздохнул и произнес, каждое слово давалось ему с трудом, словно он выдавливал их из самых глубин своей души:

— Если ты передашь печать и ключ доступа мне, — хриплым голосом выдавил Юзефович, делая свой выбор, — то я отпущу тебя и твоих людей, клянусь…

Эти слова прозвучали как приговор и как клятва одновременно. Юзефович чувствовал, что переступает невидимую черту, за которой нет пути назад. Он словно отрекался от всего, что составляло его прежнюю жизнь. Шепотьев торжествующе улыбнулся, видя, что его план сработал, и что ему удалось пробудить в Юзефовиче самые темные и низменные инстинкты, заставив плясать под свою дудку.

— А, имущество? — уточнил министр.

— Все свое барахло можешь также забрать с собой… — отмахнулся Юзефович.

Таким образом, втайне от остальных произошла передача текста завещания от одного владельца документа к другому. Это был акт предательства и вероломства, совершенный в тени, вдали от посторонних глаз. Два человека, движимые жаждой власти и наживы, заключили сделку, которая могла перевернуть судьбу Российской Империи.

Юзефович сдержал слово и отпустил Шепотьева с его транспортами в подпространство. Он смотрел вслед удаляющимся огням кораблей, чувствуя, как в груди разливается холодная пустота. Адмирал понимал, что только что продал свою честь и достоинство, предал все, во что верил и за что сражался. Но искушение властью было слишком велико, чтобы устоять. После этого боевые корабли Балтийского космического флота, повинуясь приказу своего командира, взяли курс на столицу, туда, где в это время уже подходил союзный флот Птолемея Грауса…