Поместье графа Муратова
В то же время
Воздух в ритуальном зале дрожал от напряжения. Трое магов, стоя по вершинам начертанного на полу символа, вкладывали всю свою волю в единый поток энергии. В центре символа парил кристалл, раскалённый докрасна, и из него в никуда, сквозь пространство, бил тонкий, чёрный как смола луч — прямо в сердце Очага Градовых.
— Давите! — прошипел старший маг по имени Иван Толстолобов. Его лицо было искажено гримасой усилия, жилы на шее надулись, как канаты. — Ещё немного! Я чувствую, ещё немного — и он рухнет!
Его два помощника, молодые, но сильные ритуалисты, застонали, вливая в общий котёл последние капли своей силы. Кристалл вспыхнул ярче, чёрный луч будто затвердел. Казалось, ещё мгновение — и победа будет за ними.
И в это самое мгновение случилось невозможное.
Чёрный луч… лопнул. Не рассыпался, а будто наткнулся на невидимую преграду и отрикошетил назад с чудовищной силой.
Но это была не просто отражённая энергия. Это было возмездие.
Невидимый таран ударил по залу. Стены задрожали, затрещали, покрываясь трещинами.
Двое молодых магов не издали ни звука. Их глаза закатились, превратившись в белые шары, и маги рухнули на пол как подкошенные. Их души были моментально выжжены импульсом, который они же и породили.
Иван устоял на ногах на секунду дольше. Он успел ощутить весь адский коктейль, влетевший в его разум: яростную волю Градова, холодную мощь его Очага, дикую энергию аномалий и… что-то ещё.
Что-то будто бы кошачье.
Иван не умер. Он рухнул на колени, исторгая хриплый, бессмысленный вопль. Кровь хлынула у него из носа, ушей, глаз. Его Исток был вывернут наизнанку и разорван в клочья. Он стал пустой, искалеченной скорлупой.
И тогда он увидел это. Не глазами, что уже ослепли — остатками сломленного сознания. Тот чудовищный ответный импульс, отразившись от них, не растворился. Он развернулся, и, ни капли не ослабев, рванул по каналу связи, в сторону Очага рода Плаховых.
«Мы не смогли…» — попытался прошептать Иван, но из горла вырвался лишь еле слышный хрип.
В этот момент с грохотом рухнула массивная каменная балка, сметая остатки ритуальной утвари. За ней — ещё одна. Ритуальный зал, сотрясённый чудовищным выбросом энергии, начал разрушаться.
Иван, не в силах пошевелиться, смотрел, как на него надвигается тень падающих камней.
Последнее, что он успел осознать — это леденящее чувство абсолютного провала.
Глыба весом в полтонны рухнула, навсегда хороня под обломками и тело Ивана, и его страшную ошибку.
Поместье рода Градовых
Пушистое тельце Варвара безжизненно распласталось на холодном камне под Очагом. Тишина в Чертоге стояла оглушительная. Давящая. Воздух всё ещё вибрировал от высвобожденной мощи, вокруг мерцали обрывки магии, но битва была окончена.
Я сел на корточки рядом с котом. Свинцовая тяжесть наполняла всё тело. Не от сложнейшей формации, которую я применил — от внезапной, острой потери.
— Дурак… — прошептал я, проводя пальцами по пушистому боку. — Зачем? В этом не было необходимости…
Тело было ещё тёплым. Казалось, что Варвар вот-вот откроет глаза и, как всегда, недовольно отстранится от меня.
Мои пальцы скользили по всклокоченной шерсти, и я машинально гладил кота. Подушечки пальцев вдруг наткнулись на что-то странное, спрятанное в густом мехе за его порванным ухом.
Это был не просто шрам, а рана. Аккуратная, круглая, размером с маленькую монету. Края её были гладкими, затвердевшими, будто застарелый рубец, но в центре — глубокая, уходящая внутрь дыра. Как от… стрелы. Или, точнее, от арбалетного болта.
Странно. Рана выглядела смертельной. Такую не смог бы пережить даже самый живучий зверь. И она не заросла до конца.
Что это значит?
Очаг, всё ещё пульсирующий, вдруг дрогнул. От него отделился тонкий, почти невидимый ручеёк энергии и потянулся к Варвару. Окутал его тельце мягким сиянием, заструился в ту самую смертельную рану.
Я замер, не веря своим глазам.
Застывшее тельце под моей ладонью шевельнулось. Потом кот издал тихий, хриплый вздох. Ещё один. Рёбра под шкурой ритмично поднялись и опустились.
Варвар дёрнул лапой, потянулся, будто пробуждаясь от долгого сна, и медленно открыл свои жёлтые, чуть затуманенные глаза. Он посмотрел прямо на меня, и в его взгляде не было ни боли, ни страха. Было лишь привычное недовольство и… что-то новое.
Кот недоверчиво взглянул на мою руку, а я продолжил гладить его. Варвар позволил, на сей раз ни отстраняясь, ни шипя, как делал раньше. Потом он с некоторым усилием, поднялся, обошёл меня вокруг и потёрся бочком о мои ноги.
А затем и вовсе замурлыкал.
Это мурлыканье было тихим, хрипловатым, будто неуверенным — как у того, кто давно забыл, как это делается.
И в этот миг всё встало на свои места.
Когда-то, после начала блокады поместья, кот был убит стрелой дружинника Муратова или Карцевой. А Очаг не позволил ему уйти. Он втянул в себя его маленькую, яростную душу и вернул её обратно в израненное тело. Дал ему вторую жизнь. И с тех пор они оказались связаны.
Очаг подпитывал кота, поддерживал в нём жизнь, а Варвар, в свою очередь, охранял его и подкармливал добытыми крысами.
Вот почему он всегда был здесь. Вот почему отдал сейчас всё без остатка.
Я медленно протянул руку. Варвар, после секундного раздумья, ткнулся мокрым носом в мои пальцы, а затем позволил взять себя на руки. Он оказался тяжёлым и горячим. Его хриплое мурлыканье вибрировало у меня в груди.
— Идём, герой, — тихо сказал я, поворачиваясь к выходу из Чертога. — Ты заслужил самую большую миску сметаны в мире. И, кажется, нам с тобой нужно чаще общаться.
Он урчал в ответ, устроившись поудобнее на моих руках.
В эту минуту в стенах усадьбы, пронизанных чувством войны, стало чуточку теплее.
Когда я зашёл в столовую, навстречу мне выскочила баба Маша. Она собиралась что-то сказать, но, увидев у меня на руках мурлыкающего Варвара, потеряла дар речи.
— Кот помог спасти Очаг, — сказал я, опуская его на пол. — Будь добра, накорми его, пожалуйста.
— Кот? Помог спасти Очаг? — неверяще переспросила Бабуля.
— Потом расскажу. И, возможно, тебе тоже предстоит кое-что мне рассказать, — задумчиво добавил я. — Увидимся позже.
— Володенька, куда ты? А завтрак?
— Сложи с собой, пожалуйста. Мне нужно ехать.
— Куда это с утра пораньше? — уперев руки в боки, поинтересовалась баба Маша.
— На войну, — улыбнулся я. — Но не беспокойся, она не продлится долго…
Под поместьем рода Плаховых
Вечером того же дня
Каждый новый выстрел батареи тяжёлых гаубиц с глухим грохотом отдавался в груди и заставлял содрогаться землю под ногами. Солнце садилось справа, косые лучи мешали обзору. Никита, стоя на холме, щурился, следя за полётом снарядов.
От орудийных стволов валил едкий белый дым, вокруг стоял запах пороха, раскалённого металла и земли. Это был запах войны, чистый, без примесей.
Впереди, в полутора километрах от места, где стоял Добрынин, творился ад. Над усадьбой Плаховых не было магического купола — лишь купол из чёрного дыма да зарево пожаров.
Владимир не обманул — впрочем, как и всегда. Плаховы зря подумали, что с помощью связи между Очагами смогут причинить роду Градовых вред. Вместо этого они причинили вред самим себе. Даже если их Очаг уцелел, то потерял всякие силы, и теперь усадьба осталась беззащитной.
Следующий залп лёг точно в центр парадного двора, где метались фигурки людей.
— Есть накрытие! — крикнул наводчик, отрываясь от бинокля. — Давайте туда же, ещё раз!
Никита позволил себе холодную улыбку. Работали ребята чисто. Артиллерия Градовых била метко и эффективно. Ещё недавно эти два слова — «артиллерия Градовых» казались молодому воеводе глупостью. Теперь он видел, что Владимир не зря решил создать технороту.
Как ни странно, против магического рода она отлично себя показала.
Внезапно ворота поместья распахнулись. Оттуда, ведомая отчаянной яростью или приказом обезумевшего барона, хлынула дружина Плаховых. Лёгкая конница, вооружённая саблями, под знаменем со скрещёнными молниями. Они ринулись вперёд, надеясь, видимо, на быструю и внезапную контратаку, пока орудия перезаряжаются.
Следом за ними из поместья выбежала одна… нет, две роты арбалетчиков. Они разделились, наверняка собираясь атаковать с флангов.
— Глупцы, — пробурчал Никита. — Неужели захотелось умереть героями?
— Воевода, какой приказ? — обратился к нему парень. Один из добровольцев, которого Добрынин назначил своим адъютантом.
— Действуем по плану, — ответил он. — Трубите.
— Есть! — адъютант поднёс к губам бронзовый рожок.
Условный сигнал разнёсся над округой. Его подхватили с флангов, и дружина приготовилась.
Когда конница Плаховых подъехала ближе, из заранее подготовленных окопов, ударили пулемёты. Сухой дробный треск зазвучал, будто беспощадный марш смерти.
Пули косили атакующих, как траву. Люди падали, не успев понять, откуда бьют. Знамя рухнуло в грязь.
Атака захлебнулась, смешалась. И тогда в дело вступили боевые артефакты. Слева, с пригорка, ударил лучемёт — синий поток энергии прошёлся по остаткам строя, оставляя за собой обугленные, дымящиеся трупы. Справа заработала магическая бомбарда — ледяной снаряд рванул в воздухе над вражескими арбалетчиками, накрыв их роем ледяных лезвий.
Это была не битва, а избиение. Дружина Плаховых была рассеяна, раздроблена и почти полностью уничтожена за считанные минуты. Горстка уцелевших, бросив оружие, побежала обратно к поместью, под прикрытие дымящихся развалин. Они даже не пытались забрать раненых, которых было в избытке.
Никита наблюдал за этим с холодной, профессиональной отстранённостью. Жаль было павших — они были солдатами, выполнявшими приказ. Но война не знала жалости. Он отдал команду прекратить пулемётный огонь — патроны всё же стоило беречь.
Добрынин повернулся к артиллеристам, поднял руку и резко опустил. Лейтенант кивнул и прокричал:
— Заряжай!
Артиллерия продолжала свою методичную работу, долбя по усадьбе, превращая её в руины.
Именно в этот момент к командному пункту подъехал Владимир. Его появление не сопровождалось ни шумом, ни криками. Он просто возник, как из воздуха, его лицо было спокойным и непроницаемым. Лишь глаза, холодные и будто всевидящие, медленно скользили по полю боя, впитывая каждую деталь.
Никита выпрямился, отдавая честь.
— Ваше благородие! Дружина Плаховых только что провела попытку наступления. Атака отбита, враги полностью разгромлены. Продолжаем обстрел.
Владимир кивнул, его взгляд упёрся в дымящуюся усадьбу.
— Они пока что не решили сдаться? — невозмутимо спросил он.
— Никак нет, ваше благородие, — доложил воевода. — Время от времени пытаются бить в ответ боевыми артефактами.
Градов медленно повернул голову, и его взгляд встретился со взглядом Никиты. В этих глазах не было ни гнева, ни раздражения — лишь холодная, безжалостная решимость.
— Тогда усильте огонь. Через полчаса идём на штурм. По возможности оставлять противников в живых, но если будут сопротивляться — никакой пощады.
— Есть! — ответил Добрынин, и его сердце учащённо забилось от предвкушения.
После стольких унижений, что испытал род Градовых, после стольких сокрушительных поражений… Теперь они сами наносили поражение врагам!
В этот миг Никита не сомневался, что и альянс они разобьют с такой же решительностью.
Он повернулся к адъютанту, отдавая распоряжения. Земля содрогнулась под новым, ураганным огнём. Казалось, сами небеса обрушились на головы защитников усадьбы.
А Владимир так и остался стоять на месте. Неподвижный, как скала. Он молча смотрел, как рвутся снаряды и рушатся здания.
В его взгляде не было торжества. Лишь холодное, безразличное ожидание неизбежного конца.
Усадьба барона Плахова
В то же время
— Ваше благородие, мы должны сдаться.
— И что, ты думаешь, Градов нас пощадит⁈ — в истерике выкрикнул барон Плахов.
Но его воевода стоял на своём:
— Дружина разбита, господин. У нас нет шансов победить, и чем дольше мы тянем, тем менее милосерден будет враг.
Арсений Витальевич схватился за голову. От очередных взрывов всё вокруг затряслось, и с потолка посыпалась штукатурка.
— Усадьба почти разрушена, — неумолимо продолжал воевода. — Не уверен, что мы сможем остановить пожар. Но пока шанс есть. Ваше благородие…
— Где моя жена? — простонал в ответ Плахов.
— Мы не знаем. Радуйтесь, что она решила отправиться в город.
'Как будто знала, что нас атакуют, — подумал про себя барон. — Хотя почему как будто⁈ Она наверняка поехала к Муратову. И предполагала, что ритуал может пойти не по плану.
А я знал! Знал, что Градов наверняка был к этому готов! Но эта сука меня не послушала…'
Снова прозвучали взрывы. Бункер, в котором сидел Арсений, затрясся так сильно, что барон едва не упал со стула.
С лестницы раздался быстрый звук шагов, и в комнату влетел бледный солдат с рукой на перевязи.
— Ваше благородие! Воевода! Они идут на штурм.
— Вот и всё, — мрачно проговорил воевода. — Последний шанс, Арсений Витальевич. Если не сдадимся сейчас, они перебьют всех нас.
Плахов спрятал лицо в дрожащих ладонях и тяжело, прерывисто вздохнул.
— Хорошо, — глухо сказал он. — Выйдете к ним и скажите, что мы сдаёмся.
— Так точно, — не скрывая презрения в голосе, ответил воевода.
Когда он вышел, Арсений остался в комнате один.
Всё потеряно. Всё. Очаг уничтожен — или, по крайней мере, ослаб настолько, что восстановить его будет слишком сложно и дорого. Дом разрушен. Дружина разбита… А о том, что потребует Градов в качестве контрибуции, Плахов не хотел даже думать.
Его взгляд зацепился за лежащий на столе кинжал. Облизнув пересохшие губы, Арсений стиснул холодную рукоять. Его пальцы вдруг перестали дрожать.
Кивнув сам себе, барон Плахов закатал рукав и прижал лезвие к запястью.
На лестнице опять раздались шаги. Барон стиснул зубы.
«Давай же! Ну! Лучше так, чем снова унижаться перед…»
— Арсений Витальевич! — Владимир Градов вошёл в бункер. — Вы собирались нас покинуть? Не выйдет. Сначала надо кое-что обсудить…