13-й демон Асмодея. Том 4

Глава 16

К концу недели меня посетила навязчивая идея: я хотел убить Мазгамона. Не просто отправить его обратно в Ад, а уничтожить без права на перерождение. Чтобы даже память об этом демоне исчезла на веки вечные!

Более того, я подозреваю, что мысли об убийстве Николая Довлатова прочно поселились в головах у каждого курсанта нашего курса. И то, что Мазгамон был всё ещё жив, объяснялось только тем, что мы никак не могли выбрать метод его умерщвления, наиболее болезненный и жестокий.

Самое смешное, как шепнул мне Валерка Малышев перед отбоем, Довлатов всегда был таким оленем, но после стажировки просто сам себя превзошёл. Я только что-то промычал в ответ. Ну, не говорить же молодому князю, что Довлатов одержим демоном-неудачником, и оттого все его нелепые выходки стали гипертрофированными. А вообще, Мазгамон и Довлатов, похоже, нашли друг друга. Вместе они составили весьма органичный симбиоз, куда там с Юрчиком.

Началось всё с того, что нам весьма непрозрачно напомнили, что учимся мы всё-таки в военной Академии, и после выпуска станем военными врачами. Последний год обучения подразумевал некоторые послабления, но совсем уж расслабиться нам не давали. Так, например, после защиты стажировки мы все вышли на улицу, где нам вручили мётлы и отправили приводить плац в порядок.

— Я не понимаю, какого хрена мы должны здесь что-то мести, — раздался рядом со мной раздражённый голос. — Мы же врачи.

— Ты — не врач, — очень тихо, чтобы только он меня услышал, прошипел я. — Мети плац, придурок. Чем быстрее управимся, тем для нас всех будет лучше.

— Нет, ты мне объясни, — пробурчал Мазгамон, вставая рядом и опираясь на метлу.

— Мы военные медики, что тебе непонятно? Или ты не видел, как в легионах траву красят? — прошептал я, отодвигая его с дороги.

— Да плевать я хотел на легионеров, — возмутился Мазгамон. — Я не…

— Довлатов! — к нам подошёл Белов. — Почему стоим?

— А почему я должен…

— Понятно, опять начинаешь. А я думал, что ты это уже перерос, — Белов покачал головой, а я заметил, как к нам начали подходить остальные курсанты, интенсивно подметая в нашу сторону. На Мазгамона косились, видимо, Довлатов действительно не в первый раз так чудил. — Курсант Довлатов! Для тебя отдельное задание! — рявкнул Белов и вытащил из кармана горсть шелухи от семечек. После чего бросил их себе под ноги и протянул Мазгамону лом. — А вот и твой инструмент, Довлатов. Приступай. Магию не применять, проверю, хуже будет.

— Чего? — Мазгамон смотрел на Белова и хлопал глазами. Потом перевёл взгляд на свою метлу, а затем на лом. — Вы издеваетесь?

— Довлатов, ещё раз ответишь в неуставной форме и познакомишься, наконец, с гауптвахтой, — ласково добавил командир. — Приступай. Взвод! Свободны! — заорал он, и мы тут же развернулись и направились в сторону каптёрки, чтобы сдать мётлы. К слову, метла Мазгамона осталась лежать на плацу, так что он вполне может воспользоваться ею, когда Белов отойдёт. Не будет же командир стоять над ним вечно. И это не магия, так что никакого наказания подобная находчивость за собой не повлечёт.

В казарме Малышев упал на свою кровать и заложил руки за голову. В помещении стояла тишина. Разговоры велись вяло, никто не рвался начинать беседу, способную втянуть всех курсантов.

— Ничего, мы все через это проходили, — спустя двадцать минут философски протянул Валера. — Лично мне всегда было интересно, почему Довлатов только к шестому курсу нарвался на лом, с его-то вечными залётами.

— Мы как-то засекали. Белов наблюдает ровно двадцать три минуты. Потом уходит, и можно взять метлу, подмести, отдать инструмент в каптёрку. Так что, через полчаса этот козёл вернётся. Хорошо ещё, из-за него нас всех не наказали, как обычно, — добавил Юрий Вяземский, лежащий, как и Малышев, на своей кровати, заложив руки за голову.

— Погоди, год только начался, — заметил Малышев. — Да, на нашем балу я слышал одну неприятную новость. Говорят, что наш курс отправят на передовую. Точнее, не на саму передовую, а в приграничный госпиталь. Да ещё и на заставы ездить будем в порядке очереди. Вроде там уже неопасно, дело к подписанию мирного договора идёт, а пороху мы должны слегка нюхнуть.

— Ну, — Вяземский сел на кровати, спустив ноги на пол, — если засчитают за боевой опыт, то почему бы и нет. Боевая выслуга высоко ценится, да и обязательный срок службы сильно сокращается.

— Да, я тоже об этом подумал, — сказал ещё один курсант, чьего имени я пока не знал, хотя во время защиты старался всех запоминать. — Главное, чтобы линия фронта за это время к нам не приблизилась, а то получится, что будем раненых защищать: в одной руке скальпель, в другой пистолет.

Он замолчал, и снова наступила тишина. Мне даже показалось, что кто-то из соседей засопел. Мысли текли вяло, заняться было особо нечем. Читать не хотелось, а прикасаться к справочникам я себя сегодня точно не заставлю. Но хотя у меня есть что изучать. Устав сам собой не прочитается, и Мазгамону не внушится.

— Давыдов, а ты что молчишь? — спросил меня Вяземский.

— А что я могу ответить? Если нас захотят в какую-нибудь дыру запихать, то спрашивать наше дозволение точно не будут, — я пожал плечами и посмотрел на часы, прошёл уже почти час, а Мазгамона всё ещё не было. Неужели Белов изменил своим привычкам и решил проучить Довлатова по полной?

— Да, уж тебе ли не знать, — протянул Малышев. — Но, с другой стороны, что тебе какая-то застава после Аввакумово?

Остальные курсанты начали подтягиваться, образуя полукруг. Они смотрели на меня с таким откровенным любопытством, что я даже слегка растерялся, а потом ляпнул первое, что в голову пришло:

— Да ладно Аввакумово, там ещё нормально, жить можно. А вот Петровка — это деревня в Аввакумовском кусту. Стоит на самой границе Мёртвой пустоши. Вот это да, мрак беспросветный. Но когда мы с его высочеством Дмитрием драпали с этой самой Мёртвой пустоши, а потом его ранили, и я в ужасе мчался в Аввакумов, — вот тогда было страшно. — Самое главное, я прекрасно понимал, если я его живым не довезу, то лучше бы мне вообще не родиться.

— Так значит, это правда, что ты полостную операцию цесаревичу делал, — выпалил граф Конев, глядя на меня с нескрываемым любопытством.

— А что мне ещё делать оставалось? — я развёл руками. — Благо, анестезиолог в больнице был. Он с Дмитрием приехал, да инфаркт схлопотал, когда нас на пустошь вывезли и там бросили. Мы думали, что селезёнка задета, поэтому сразу на стол Великого Князя закинули.

— М-да, молодец, — Конев похлопал меня по плечу. — Я бы, наверное, не смог. И опыта нет, да и такой пациент… — стоящие вокруг меня курсанты поёжились, а Малышев заявил:

— А ему что, шрам от твоей операции не понравился? Не слишком эстетичный? За что он тебе этот геморрой в виде этой самой пустоши подкинул?

— Вот кто бы знал, — сквозь зубы ответил я, отмечая, что смотрят на меня преимущественно сочувственно.

— Так что там с Петровкой? — раздался весёлый голос с боку, но тут дверь казармы распахнулась, и ввалился Мазгамон. Он услышал последнюю фразу и простонал:

— Ни слова про Петровку. Про эту жуткую, ужасную Петровку, в которой меня чуть жизни не лишили! — он поднял вверх палец и рухнул на свою кровать.

— Ты где так долго был? — спросил я, подходя ближе, пинком откидывая в сторону сапоги, которые стянул Мазгамон.

— Как это где? Выполнял отдельное поручение этого садиста! И я тебе клянусь, я лично прослежу, чтобы в Аду ему самый огромный котёл был выделен, — Мазгамон приложил руку ко лбу. — Но ничего, Белов минут через двадцать ушёл, и я применил хитрость, я собрал эту проклятую шелуху руками.

— Ты что сделал? — я смотрел на него, не зная, как вообще на это реагировать. — Обалдеть, — и я медленно провёл рукой по лицу. — Я с тебя просто дурею.

— Ну а что, мне до ночи с этим ломом нужно было ковыряться? — Мазгамон посмотрел на меня возмущённо. — Я потом минут двадцать руки отмывал, между прочим.

— Угу, всё отлично, — я похлопал его по плечу и направился к своей кровати. Мне нужно было как можно лучше вызубрить Устав, пока мы с этим козлом не влетели куда-нибудь всем взводом.

И я как в воду глядел! Весь день накануне дежурства Мазгамона я долго и упорно вбивал в его башку прописные истины. И всё равно он умудрился уснуть! Он уснул, мать его, хотя Белов всегда проверял пост в одно и то же время, в три пятнадцать ночи! Всегда! Многие специально чары будильника ставили на три часа, чтобы успеть проснуться, если задремали, и принять надлежащий вид.

Этой ночью мы все проснулись от рёва Белова. А потом мы строились, потом отжимались, потом Мазгамон опять что-то накосячил, и мы снова отжимались. К пяти утра абсолютно у всего курса и родилась эта навязчивая идея — убить этого придурка максимально жестоко. Потому что пока мы отжимались, представляя себе, что с ним сделаем, Белов орал на стоявшего перед ним Мазгамона, который не отжимался вместе с нами!

Утром мы все поднялись невыспавшиеся и злые. Взгляды, которые бросали на Довлатова, не предвещали ему ничего хорошего.

— Коленька, ты сегодня был просто в ударе! — язвительно сказал ему Малышев, когда мы шли на наш первый урок сексопатологии.

— Да что я такого сделал? — взвился демон. — Я всё равно не сумел бы вас защитить, если бы произошло нападение.

— В твою задачу не входило нас спасать, а предупредить об опасности как нас, так и офицеров, — ласково проговорил Вяземский, подходя к нему с другой стороны.

— Как предупредить? — буркнул Мазгамон. — Когда Белов вошёл, какой-то купол опустился, и я не мог призвать дар.

— Вербально, Коленька. Как показала практика, кричать ты можешь очень громко, — и Вяземский так улыбнулся, что демон спрятался за меня. Я только вздохнул и выволок его у себя из-за спины.

— Не бойся. Тебя будут убивать на заставе, чтобы на происки врага списать, — сказал я, подходя к кабинету. Вот кого-кого, а Велиала я не горел желанием видеть вообще никогда.

— Вот спасибо, умеешь ты утешить, — пробурчал Мазгамон.

— Всегда пожалуйста, — мы пропустили всех и остались в коридоре одни. До начала занятия оставалось ещё семь минут, и мы вполне могли поговорить наедине. Очень тихо, разумеется. — Мазгамон, ты что, не мог как следует перетрясти память этого Довлатова? — зашипел я ему на ухо. — Какого хрена ты творишь?

— Я тщательно пересмотрел его память, Фурсамион, он всегда так себя вёл, — зашептал в ответ демон. — И кстати, если ты ещё не знаешь, но именно Николай Довлатов написал тебе какую-то гадость в дневнике. Денис, оказывается, в увольнительной прямо у него из-под носа весьма раскованную вдовушку увёл.

— О как, — я даже опешил. — А мне почему-то казалось, что Дениска праведником и девственником был.

— Ага, держи карман шире. Ты сам говорил, что это военная Академия! Здесь нет праведников и девственников. Ни одного! Ну, разве только на младших курсах. И вообще, мне кажется, что за мной следят. Что в этой Академии полно демонов, — заявил Мазгамон.

— Мазгамон, мы с тобой демоны, а другой посторонней демонической ауры я не ощущаю, — процедил я.

— Ты не демон, — засопел он. — И вообще, ты должен меня защищать, и я всячески тебе в этом помогаю.

Я долго на него смотрел, потом покачал головой и вошёл в класс. Велиал уже был здесь. Он сидел за преподавательским столом и что-то читал. Почувствовав меня, он оторвал взгляд от книги и широко улыбнулся, я же поплёлся к своему месту. Хоть бы нас поскорее уже в тот приграничный госпиталь отправили, что ли. Туда Велиал точно не потащится, и я хоть немного от него отдохну, потому что чем-то задним чую, здесь он мне спокойно жить не даст.

Я занял место в первом ряду, единственное свободное напротив нашего нового приглашённого преподавателя, сразу встретившись с Велиалом взглядом. Он перестал улыбаться, внимательно на меня посмотрев, после чего поднялся на ноги и обошёл преподавательский стол, прислонившись к нему бёдрами и сложив руки на груди.

— Да подвинься ты, — прошипел мне на ухо Мазгамон, вытаскивая, как прилежный ученик, тетрадь и ручку. Я подобным даже заморачиваться не стал. Не понимаю, что Велиал может поведать такого, чего бы я не знал после нескольких лет совместного проживания с Пхилу.

— Ты серьёзно? — я удивлённо посмотрел, как демон раскрывает тетрадь и усердно выводит на первой странице тему сегодняшнего занятия.

— А что такого? — посмотрел он на меня кристально честными глазами. — Не всем удаётся послушать лекцию от самого Падшего, — прошептал он.

— Было бы там, что слушать. Алевтина Тихоновна не даст соврать, — громче, чем следовало, проговорил я, улыбнувшись падшему архангелу.

— И так, если все в сборе, то, пожалуй, приступим, — мягким, вкрадчивым голосом проговорил Велиал, обводя пристальным взглядом тут же притихших курсантов. Он взмахнул рукой, и на доске позади него начали сами собой появляться слова и какие-то схемы. — Сегодня у нас вводное занятие, на котором я расскажу, чем вообще занимаются врачи-сексопатологи. Дальше наши занятия станут куда интереснее.

Я не заметил, как начал проваливаться в дремоту. Голос Велиала действовал успокаивающе, я бы даже сказал, умиротворяюще. Я не следил за тем, о чём он говорит, что чертит и показывает на доске, краем сознания цепляясь за отдельно взятые слова.

— Курсант Давыдов! — я встрепенулся и поднялся на ноги. — Ага, Давыдов, значит, — прищурился он, делая какую-то пометку в своём блокноте. — Повторите нам, какие три концепции сексопатологии известны на сегодняшний день, и какая из них, на ваш взгляд, имеет место быть, для решения проблем сексологических больных?

— Эм, — я обвёл взглядом аудиторию, отмечая затуманенные взгляды курсантов. Каждый из них чуть ли не с благоговением смотрел на нашего нового преподавателя. Ага, всё-таки мне не показалось, и Падший использовал лёгкие чары, которые заставляли слушать его, открыв рот. — Позёр, — прошептал я. На демонов подобное не действовало, поэтому Мазгамон, как и я, сидел, насупившись, разглядывая совершенно неразборчивые каракули в своей тетради.

— Возможно, — также тихо ответил Велиал, но я прекрасно его расслышал. — Но гораздо приятнее работать с заинтересованной публикой, тебе ли этого не знать, Фурсамион. Так вы ответите на мой вопрос? — уже громко спросил он.

— Монодисциплинарная, мультидисциплинарная и междисциплинарная, — ответил я, стараясь не заработать косоглазие, глядя в тетрадь Мазгамона, чтобы не нарваться на какой-нибудь наряд. Он лично наказать нас не мог, но передать замечания Белову — запросто. — И никакая из них не может являться истиной для лечения вышеуказанных проблем. И я совершенно не понимаю, для чего нам нужна эта бесполезная информация.

— Садитесь, курсант Давыдов, — сделал какой-то странный акцент на моей фамилии Велиал, так и не ответив на мой вопрос.

— Слушай, — наклонился ко мне Мазгамон. — Тебе не кажется, что здесь пахнет серой?

— Нет, — поморщился я. — Тебе что, заняться нечем? Хватит уже себя накручивать. Кто в здравом уме по доброй воле попрётся на тринадцатую землю? Велиал и ты — явное доказательство, что это место открыто только для психически нездоровых ангелов и демонов.

— Господа, я вам не мешаю? — тихо осведомился Велиал, глядя при этом на Мазгамона.

— Нет, что вы. Просто курсанту Довлатову везде демоны мерещатся, — ответил я вместо своего страдающего манией преследования соседа.

— А я уж и не думал, что вы заметите, — усмехнулся Падший и щёлкнул пальцами. Я посмотрел на стрелку часов, висевших над доской. Она застыла на месте, повинуясь влиянию силы архангела. Все курсанты замерли в самых разнообразных позах, кроме нас с Мазгамоном и ещё парочки, имён которых я не запомнил, занимающих дальние парты. — Пошли вон! — рявкнул Велиал, и теперь уже до меня донёсся запах не только серы, но и самой Преисподней.

Приказа самого Падшего ни один из обычных демонов не мог ослушаться. Помещение класса тут же заполнил чёрный дым, устремившийся наружу в открытое окно. Велиал покачал головой и в очередной раз щёлкнул пальцами. Раздалось несколько хлопков и явственно запахло гарью откуда-то с улицы.

— Демоны легиона, — простонал Мазгамон, откидываясь на спинку стула и хватаясь за голову. — Я же говорил тебе, Фурсамион! А ты мне не верил!

— Я не чувствовал их ауру, — проговорил я, теперь уже всматриваясь в лицо каждому курсанту.

— Потому что каждый из них выше тебя по уровню, — отряхнул руки Велиал. — Мурмур повысил ставки. Что же ты ему сделал такого страшно непоправимого, что он решил проигнорировать приказ самого Повелителя? — он с интересом посмотрел на Мазгамона, раскачивающегося на стуле.

— Сбил его корону, которую кто-то из бабок Петровки утащил в качестве сувенира, — тихо ответил Мазгамон. — Но я случайно! Там некогда было разбираться, за что хватать герцога, чтобы утащить его домой.

— Ну ты и придурок, — теперь уже я схватился за голову. — Ты сейчас серьёзно? Мазгамончик, ты вообще в курсе, что в его короне была запечатана треть его силы?

— Как любопытно, — улыбнулся Велиал. — Выбью вам увольнительную и отправимся в Петровку. Нужно заполучить обратно реликвию Адской канцелярии.

— Ни за что! Ноги моей не будет в этом месте, — замахал руками Мазгамон. — Хоть убивайте. Я лучше приму смерть от вашей руки, чем моя нога ещё раз ступит на эту землю.

— Тогда возвращаемся домой? — сейчас улыбка Падшего больше напоминала оскал.

— Петровка так Петровка, чего угрожать-то, — пробубнил демон перекрёстка. — Что вам вообще нужно от меня и зачем вы здесь?

— Я же сказал, мне поручено тебя охранять, — пожал плечами Велиал. — Тем более что мне действительно нравится находиться на этой земле. Я только сейчас в полной мере осознал, что здесь нет ангелов, и вряд ли кто-то из пернатой братии сюда когда-нибудь явится.

— А я тут при чём? — хмуро поинтересовался я, садясь на своё место, отмечая, что часы вновь начали свой ход.

— С тобой интересно, Фурсамион, — усмехнулся Велиал и внимательно посмотрел на неудачников, тела которых занимали легионеры Мурмура. Они выглядели слегка дезориентировано, но не более того, значит, их телами пользовались от силы сутки. — И так, на чём мы остановились? — продолжил вещать Велиал. — Вот вы, двое, представьтесь…

— Он точно садист, знает же, что они ничего не помнят, — пробурчал Мазгамон себе под нос, а я вновь закрыл глаза, начиная серьёзно думать над тем, как бы безболезненнее для себя отправить этих двоих от себя подальше. Например, обратно в Ад.