13-й демон Асмодея. Том 4

Глава 15

Утро началось с того, что я, крадучись из спальни Насти, проскользнул к себе. Родители сделали вид, что ничего не заметили, хотя я больше чем уверен, что они знали о нас. Ольга совершенно точно рассказала матери, что застукала нас в одной постели ещё в Аввакумово. К счастью, оказалось, что Давыдовы не ханжи. Конечно, вседозволенность не поощрялась, но и глаза на то, что сын ночью проскользнул в спальню к невесте, можно было закрыть.

— Денис, — в комнату вошла мать в дорожной одежде. — Как я уже говорила, я собираюсь поехать в ваше ужасное Аввакумово вместе с Настей. Тем более что это сейчас твой домен. Ты же не будешь возражать, если я проверю состояние дел?

— Нет, разумеется, — я покачал головой. — Вот насчёт этого я точно возражать не буду. Так, судя по всему, вы меня к воротам моей тюрьмы провожать не будете?

— Александр предоставил нам военный дирижабль, — мама замолчала, давая мне осознать, что называет императора просто по имени.

Ах да, Виктор Давыдов, будучи молодым и, скорее всего, привлекательным, умудрился соблазнить троюродную сестру тогда ещё цесаревича Александра. Или кем они приходятся друг другу? Нужно более подробно изучить семейное древо, и не надеяться на память Дениски, который всем этим особо не интересовался.

— Понятно. Вылет назначен на определённое время, потому что в качестве альтернативы — добираться на места поездом. Но, разве поездом не безопаснее? — я невольно нахмурился.

— Безопаснее, — кивнула мать. — Но Насте нужно быть на работе как можно быстрее, поэтому мы решили рискнуть. Почему-то ректор её университета и человек, ответственный за практику, не пошли на некоторые уступки, несмотря на повод, по которому она вчера отсутствовала на рабочем месте.

— Лучше бы никто из вас вообще не говорил об этом с её ректором, — вздохнул я. — Он её не слишком, хм, любит.

— Я так и поняла. Только мне пока непонятна причина. Ну ничего, думаю, в Аввакумово мы узнаем друг друга получше.

— И когда вы выезжаете? — я судорожно проверял свою сумку и вытаскивал вычищенный и выглаженный мундир, чтобы начать одеваться.

— Прямо сейчас, — мама улыбнулась и принялась натягивать на руки перчатки. — Мы ещё хотим заехать за Надеждой Степановной — матерью Анастасии. Вчера она согласилась составить мне компанию. Мы таким образом познакомимся поближе, всё-таки следующим летом станем одной семьёй.

— Только никому не говорите, что мама Насти — врач. Если кто-нибудь из вас проболтается, то не обессудь — проводить вечера, дни и, возможно, ночи ты будешь в одиночестве, — дал я ей вполне дельный совет.

— Но, если что-то случится…

— Если что-то случится, то клятва не даст ей бросить человека умирать. Но вот с проблемами, с которыми вполне может справиться фельдшер, пускай справляется фельдшер, — перебил я мать, не давая возразить. — Правда, если вам не хватает экстрима, то, пожалуйста. Поверь, пациенты чувствуют новенького и их страх, а эта несовершенная вселенная явно захочет поглумиться. И я свидетель тому, что за какой-то месяц новоприбывший врач сможет существенно повысить свою квалификацию в месте, подобном Аввакумово.

— Я скажу Надежде Степановне про твои предостережения, — кивнула мама, но, как мне показалось, не прислушалась к дельному совету.

— Так, постой. Следующим летом? — тут только до меня дошло, что сказала мать про свадьбу. Я бросил фонендоскоп в сумку и развернулся к ней. — Почему следующим летом? Я думал, что мы поженимся зимой. У меня начнутся каникулы, а у Насти как раз закончится стажировка…

— Денис, нет, — мать нахмурилась. — Никакой суеты. Если ты думаешь, что времени до следующего лета у нас много, то ты глубоко ошибаешься.

— Я понял! Ты на мне с Настей решила отыграться за то, что сделала Ольга!

— Ты преувеличиваешь, — поморщилась мама. — Такое событие не терпит суеты. Обычно свадьбы планируются годами. Но такая подготовка будет для нас непростительной роскошью. Мы решили, что свадьба состоится летом, после твоего выпуска. Мы не знаем, куда ты попадёшь на распределение, и чтобы ты поехал к месту обязательной двухгодичной службы уже с женой, мы и устроим свадьбу до неё. Иначе торжества перенеслись бы на осень.

Она поставила точку в этом разговоре, направившись к двери. Я же поплёлся за ней. Никогда не понимал этой странной мании всё усложнять. В холле нас уже ждали отец и Настя.

— Тебя отвезёт Семён, — ответил отец на мой невысказанный вопрос. — Я же провожу наших прекрасных женщин. Время, Маша, — и он улыбнулся жене.

Неожиданно с громким хлопком передо мной появилась Мурмура. Она издала какой-то странный звук и бросилась прямо на Настю. Я ринулся за ней, чтобы предотвратить странное нападение на мою невесту, но курица резко затормозила у ног девушки и, расправив крылья, которые стали, как мне показалось, слишком большими для её тельца, заключила Настю в свои объятия. Это было так неожиданно, что мы все замолчали, рассматривая это чудо дивное: проявление нежности и каких-то ещё чувств помимо злобы, от моего фамильяра к другому человеку. Исчезла Мурмура также внезапно, как и появилась.

— Мне кажется, ты ей понравилась, — неуверенно проговорил я, подходя к Насте, и, не стесняясь родителей, поцеловал её. Потом обнял отца и мать, и даже не заметил, как остался в холле один. Ну что же, пора и мне собираться, чтобы денщик отца Семён отвёз меня уже в Академию.

Было очень странно возвращаться туда, откуда началась моя жизнь в этом мире. Забрав сумку из машины и махнув Семёну, я направился к открытым воротам, добровольно сдаваясь в это подобие тюрьмы, из которой смогу выйти только в редкие увольнительные. Ну и на зимние каникулы, последние перед выпуском.

— Денис! — я обернулся очень вовремя, потому что на меня налетел Мазгамон в облике Николая Довлатова. — Как хорошо, что я тебя встретил!

— Мы бы и так встретились в Академии, что ты истеришь? — процедил я, пытаясь оторвать от себя вцепившегося в меня демона.

— Ты не понимаешь, — зашептал он мне на ухо. — Я видел Алевтину Тихоновну Кольцову. И она, похоже, знает, что я сейчас занимаю именно это тело. Она настроена весьма решительно, между прочим! Она в меня стреляла! Патронами, начинёнными кладбищенской пылью и солью. Я чуть из тела не вылетел! Как же я вовремя в своё время несколько якорей и привязок сделал. А так бы всё, не было бы больше Мазгамона. Не хочу умирать, я ещё слишком молод! И вообще, почему она именно меня обвиняет в том, что контракт был аннулирован? Я-то здесь при чём?

— Потому что тебя обвинять безопасно, Мазгамончик. Ну что ты сможешь ей противопоставить? Поэтому тебя прибить будет легко, заодно душу отвести, — я втолкнул его во двор Академии, где на плацу уже собрались учащиеся. Ворота за нами захлопнулись, видимо, мы были последними.

Я посмотрел на часы, нет, мы не опоздали. Поискав взглядом Малышева, я направился к нему, волоча за собой возмущённо пыхтевшего Мазгамона. Перед каждым курсантом стояли сумки или чемоданы, из чего я сделал вывод, что сначала перед нами толкнут приветственную речь, а потом мы уже пройдём в казармы.

Встав в строй рядом с Валерой, я пожал протянутую руку молодого князя.

— Твоё предложение на балу произвело эффект, — прошептал он, усмехнувшись.

— Это была тщательно запланированная моей сестрой спонтанность, конечно, это было эффектно. А вообще, мы с Настей уже были помолвлены, — еле слышно ответил я, внимательно глядя, как на плац выходят, судя по всему, наставники во главе с генералом Скворцовым — командиром нашей Академии. Мне его ещё во время бала у княгини Гнедовой мельком показали. Ну, как показали, отец сказал, что генерал Скворцов поздоровался с ним вполне дружелюбно, похоже, непреднамеренное убийство варана прошло всё-таки без каких-либо последствий.

— Ты не говорил мне, что помолвлен, — Валера прищурился, посмотрев на меня.

— Не было времени. Я с Настей как раз в Аввакумово познакомился, — отвечая, я не сводил взгляда с отцов-командиров.

— А вы когда так сдружиться успели? — кивнул он на нахохлившегося Мазгамона. — Он же на всю казарму орал, когда тебя в карцер засунули, что убьёт при первой же возможности.

— Да вот, совместная реанимация сближает, — процедил я сквозь зубы, поворачиваясь к Мазгамону. Что-то не припомню конфликта между Денисом и Довлатовым. А этот придурок мог бы и сообщить, чтобы не вызывать никаких подозрений. — Давай послушаем, что нам Скворцов скажет.

Малышев на этот раз согласно кивнул, и мы уставились на начальство, немного расслабившись после команды «Вольно». Скворцов вышел вперёд и начал говорить. В общем и целом его речь мало отличалась от речи всех других генералов. Но кое-какая специфика всё же присутствовала. Например, я узнал, что сейчас наш курс пройдёт в казарму, разберёт вещи, а потом мы дружным строем направимся в большую экзаменационную аудиторию, чтобы подтвердить прохождение стажировки. Оказывается, это подтверждение необходимо для получения диплома.

Я сначала вяло удивился, как наставники вообще узнают о том, как проходила наша стажировка, ведь никаких дневников мы не писали, никаких отчётов не составляли и никаких сильно приукрашенных записей, заверенных печатями, не привозили.

Вообще, странно как-то. Не могла Адская канцелярия так напортачить, чтобы свою бюрократию куда-то забыть внедрить. Но оказалось, что всё было просто: наши значки фиксировали каждое действие медицинского характера, которое мы выполняли. И наставники имели доступ к этим данным во время нашего обучения. Они открывали историю, изучали её, а потом просили повторить любой навык, освоенный курсантом на стажировке.

Собственно, ничего особенного. Я только философски пожал плечами. На меня в этом проклятом Аввакумово столько прилетело, что, подозреваю, наставникам будет проблематично выбрать что-то одно для защиты.

Когда генерал наговорился, нас строем повели в казарму. Командиром нашего курса был поручик Белов Александр Васильевич. То, что он поручик — было видно по погонам, а имя я узнал, когда к нему кто-то из офицеров обратился.

Белов проводил нас до казармы, сказал, что у нас пятнадцать минут, и вышел, оставив курсантов одних. Надо же, какой деликатный.

Я быстро подошёл к своей кровати, разложил вещи и подошёл к стене, где уже висело расписание дежурств. Моя очередь быть дневальным наступала через две недели. А вот Мазгамон, точнее, Николай Довлатов, уже через три дня должен был заступить на дежурство. Надеюсь, у него хватит ума посмотреть, как это делает тот же Малышев, да почитать устав. Хотя я же о Мазгамоне говорю. Надо, похоже, мне заранее всё разузнать и подготовиться, чтобы он нас под монастырь не подвёл. Ему-то что, он демон, оставит тело бедолаги Довлатова и уйдёт домой через очередной аварийный выход, а страдать мне придётся.

— Денис, — Мазгамон подошёл ко мне бледный и дрожащий. — Я боюсь.

— Чего? — я покосился на него, пробегая глазами первые страницы Устава.

— Этого подтверждения практики, — зашептал демон. — Я проштудировал память Довлатова и понял, что у него есть, конечно, какие-то знания, в противном случае его клятва не была бы принята, и эта пьяная змея, вечно что-то лакающая в чаши, не появилась бы. Но практически он ничего не делал! Умудрился пройти практику, ни разу даже шов не наложив. Ему всегда удавалось переложить дело на кого-то другого, на опытную медсестру, например. Но в истории всё равно значится: первичная обработка резаной раны с наложением швов. Что мне делать?

— Не паниковать раньше времени, — я пожал плечами, убирая Устав во внутренний карман. — Знание теории — это уже полдела. Так, время, идём.

Я с трудом подавил желание схватить его за шиворот и потащить за собой. С него станется заблудиться. А я сам не слишком знаю, куда идти, мне Малышева из виду нельзя терять.

Мы поднялись на второй этаж. Во время моих блужданий по Академии я тогда выше первого этажа не поднимался, поэтому действительно не представлял, куда идти. К счастью, Малышев, не затыкающийся ни на секунду, уверенно вёл нас в нужном направлении.

— … и матушка, Бац! — рявкнул Валера так, что я вздрогнул, а Мазгамон подпрыгнул. Ну, я-то о такой особенности Малышева ещё при первой нашей встрече узнал, так что почти не испугался, а вот Мазгамончику придётся привыкать. — И утащила княгиню Гнедову, шепча, чтобы та прекратила уже позориться. А то тот парень, которого она домогалась, уже готов был дар призвать, или же дар был готов вырваться, а это, как ни крути, гораздо хуже и разрушительнее.

Я не выдержал и хохотнул. Что-то Велиалу не везёт с местными женщинами, он постоянно умудряется на тех нарываться, от которых все просто воют. И если учитывать Кольцу и Гнедову, воют практически все слои местного общества.

— Я бы тоже посмеялся, если бы не знал, что, в конце концов, кто-то обязательно будет страдать, — пробурчал Мазгамон. — И, судя по весьма нездоровой тенденции, страдать буду я.

— Если напоминать ему об этом не будешь, то и не пострадаешь, — ответил я демону перекрёстка, расслышав его бубнёж, и практически сразу зашёл в огромный зал вслед за Малышевым.

Столы, за которыми расположились курсанты, потерялись в огромном помещении. По-моему, здесь кто-то основательно поработал с пространством, потому что снаружи здание Академии не производило впечатление огромного. Но если в классных комнатах хоть какая-то мера соблюдалась, то здесь этой меры попросту не было.

Пришли мы как раз вовремя. Как только мы расположились за столами по одному, и в зал вбежали ещё трое почти опоздавших курсантов, вошла комиссия преподавателей, и огромная двустворчатая дверь с оглушительным грохотом закрылась.

Защита практики в виде проверки полученных навыков началась сразу же. Курсантов вызывали по алфавиту. Навыки просили продемонстрировать самые разные. А учебные манекены выглядели до такой степени натурально, что мне на мгновение стало не по себе.

— Давыдов! — я с трудом оторвал взгляд от манекена, изображающего роды. Только бы меня не заставили ещё раз подобное пережить. Всё что угодно, только не это! Хотя Сильфия я тоже не готов в себе проносить ещё раз. Но этого вроде бы не должно было быть зафиксировано в истории моей стажировки. Вот только я же сам тогда промывал себе рану, поэтому, возможно, что-то и было отображено.

Стараясь выглядеть максимально невозмутимо, я подошёл к столу. Сидящий в центре командир госпиталя навёл небольшой приборчик на мой значок, и я вздрогнул, увидев, как тот на мгновение стал объёмным, вспыхнул ярким зелёным светом, и на экране прибора начали появляться непонятные символы. Получается, что каждая манипуляция была зашифрована, и если бы кто-то посторонний увидел эту информацию, то ни черта не понял бы без расшифровки.

Наставники что-то просматривали быстро, видимо, большинство кодов были им знакомы, но на некоторых моментах останавливали поток информации и искали соответствующие коды в специальном справочнике. Хм, я даже смог услышать перешёптывания по поводу инородного тела в уретре. Как они, интересно, смогли закодировать эту мерзость.

Наконец, поток иссяк, и командир Академии поднял глаза, оглядывая меня с ног до головы. После чего протянул руку и взял ведомость. Переглянувшись с остальными преподавателями, он поставил размашистую подпись и протянул бланк мне.

— Свободен, — коротко сказал Скворцов, сделал отметку в журнале и тихо обратился к сидящему рядом с ним Белову. — Следующего давай.

— А, — я попытался жестом указать на манекены, но на меня так посмотрели, что я быстренько заткнулся и сел на своё место.

Вокруг меня поднялся гул. Почти все курсанты, перегнувшись через столы, принялись обсуждать вполголоса меня, время от времени бросая в мою сторону заинтересованные взгляды.

— Тихо! — Белов хлопнул ладонью по столу, и сразу же воцарилась тишина. — Довлатов!

Мимо меня прошёл бледный как мел Мазгамон. Он очень не хотел возвращаться в Ад, но ему придётся это сделать, если сейчас не сможет защититься.

— Хм, — глубокомысленно произнёс Скворцов, разглядывая очень короткий перечень навыков Довлатова. — Ну, хорошо. Курсант Довлатов, продемонстрируйте нам сердечно-лёгочную реанимацию, — он махнул рукой, и вперёд выехал манекен для демонстрации навыков реанимации.

— Я знаю, как это делать! — Мазгамон так заорал, что Скворцов отпрянул и чуть не упал со стула, а Белов рефлекторно потянул руку к сабле.

Но Мазгамон их реакцию не видел, потому что ломанулся к манекену, опрокинув по дороге стул. Он упал на колени перед лежащим на полу телом, на мгновение закрыл глаза, видимо, вспоминая, что и в какой последовательности делал я, а потом принялся проводить реанимационные мероприятия. Особенно хорошо у него получалось искусственное дыхание делать. Грудь его пациента так вздымалась, словно он в лёгкие максимальный объём воздуха пытался вдохнуть.

— Так, хватит, — Скворцов расписался в ведомости и потянулся за журналом. Но Мазгамона было уже не остановить.

— Довлатов! — рявкнул Белов, и Мазгамон подскочил на месте, а Александр Васильевич тем временем продолжал более спокойно: — Достаточно. Забери свою ведомость и садись на место.

Мазгамон подбежал к нему, выхватил из рук заветный листок и сел на место. Ну что же, можно его только поздравить. За дальнейшей защитой я не следил. И так понятно, что валить курсантов на последнем курсе никто не собирался. Когда последний сел на своё место, Скворцов поднялся и обвёл нас внимательным взглядом.

— Поздравляю. Вы все прошли стажировку и чему-то научились, — при этом он задержал взгляд на мне, а затем продолжил: — А сейчас я хочу сообщить, что с этого года в нашей Академии будет преподаваться ещё один предмет. Новый, и в какой-то мере интересный и полезный. Это сексуальная патология, не включающая подраздел психиатрии — сексуальные девиации. И я хочу представить вам нашего преподавателя этой дисциплины. Он вольнонаёмный врач-сексопатолог.

Дверь распахнулась, и в зал вошёл молодой темноволосый мужчина. Подойдя к преподавательскому столу, он пожал Скворцову руку, а потом повернулся к нам и радостно произнёс:

— Велиалов Сергей Валентинович.

Его взгляд остановился на мне, а затем скользнул дальше на Мазгамона.

— Ой, мамочки, — услышал я у себя за спиной, по колебанию воздуха чувствуя, как Мазгамон попытался сползти под стол.

Мой взгляд встретился со взглядом Падшего, и он мне едва заметно подмигнул, широко улыбаясь при этом. М-да, похоже, это будет незабываемый учебный год.