Гладиатор

Глава 19. Небо тоже плачет

Один из самых слабых приемов киношников и начинающих писателей — это использование дождя в те моменты, когда необходимо отобразить грустную атмосферу. Как ни странно, порою и в жизни дождь льет именно тогда, когда на душе творится сущий кошмар, и практически нет сил сдерживать слезы.

Именно об этом я думаю, стоя на кладбище, созданном такими же попаданцами, как и мы, ибо здешние люди своих друзей и родственников не хоронили — их сжигали. В лучшем случае.

А вот некто несколько лет назад выкупил на окраине гладиаторского участка кусок земли, снес тут все, огородил и превратил в кладбище. Мы дали сторожу несколько монет, чтобы он вырыл яму, и он справился с задачей довольно быстро, после чего исчез, а вернулся уже в дупель пьяный.

Я молча смотрю на Розалинд, темнокожую красотку, на коленях провожающую своего парня в мир иной. Ощущаю, как хлещет по мне дождь и не могу себя перебороть, чтобы не пялиться на своих одноклассниц. В частности, саму Рози и Эбби. Их намокшие одежды прилипли к телам и выделили все интересующие меня контуры. Не гнушался я и рассматривать Анну, Жеральдин и даже Корделию. Как оказалась, у них тоже фигуры были не самые худшие, чего раньше я никогда не замечал.

А вот Мария Кармен и мисс Флауэрс стали теми, кто на похороны не явился вообще. Марии якобы стало плохо, а вот мисс Флауэрс… она исчезла. Ей стало плохо после сегодняшнего боя и, по словам Корделии Престон, у нее было что-то вроде нервного срыва. Мисс Флауэрс сказала, что пойдет домой, и никто не обратил на это внимания, но теперь девчонки рассказали, что, вернувшись в свою общагу, ее они не застали.

Когда каждый произнес свою речь и бросил на крышку гроба по горстке земли, я медленно засеменил к себе домой, проваливаясь при каждом шаге в грязь. Дождь, кажется, усиливался, вместе с нами оплакивая Джимми.

Иногда я поглядываю на Рози, которую крепко прижимает к себе идущая рядом с ней Жеральдин. Теперь они обе потеряли по самому близкому из находящихся здесь людей.

— Как считаешь, мы вообще отсюда выберемся? — голос Бруно слегка опередил своего владельца, но спустя пару секунд он поравнялся со мной. Шел вперед, глядя себе под ноги. Весь мокрый от дождя и не совсем еще пришедший в себя, хотя лекари и восстановили нас практически полностью. — После каждого боя я верю в этом все меньше и меньше. А без Джимми… черт…

— Выберемся, — говорю я, даже в этом не сомневаясь. — Просто обязаны сделать это.

Бруно продолжает смотреть в землю.

— Я бы не смог сделать то, что…

— Не продолжай, — перебиваю его я. — Выхода больше не было.

— Я знаю. Если бы мы не убили их…

Я кошусь на него, когда он произносит «мы».

Но он не видит этого взгляда. Просто замолкает, так как не может говорить.

— Я не думал… никогда бы не подумал, что ты сможешь…

— Хватит ворошить это, Бруно. Иди домой к Карденас. Она ждет тебя.

— Слушай, — он машет головой и наконец поднимает на меня взгляд, — я знаю, что она тебе нарвилась. Знаю это. И я сопротивлялся как мог. Я знаю, что она за человек. Прекрасно это знаю. Но…

Он вдруг остановился и схватил меня за рукав. Развернул к себе и пристально уставился мне прямо в глаза.

— Я люблю ее, Маркус.

И я не могу сдержать удивление.

— Уже много лет. Но она постоянно отшивала меня — я был не ее уровня. Представляешь?!

Взгляд слегка бешеный.

— Меня все девки хотели! Я стал капитанам сборной по баскетболу, но все равно был ей не ровня! Денег не было, видишь ли… не хватило бы не нее.

Я внимательно слушаю его. Видимо, поделиться подобным с Крисом он попросту не мог.

— И я знал, что тебе она тоже нравится. И от этого бесился. Даже ненавидел тебя. Но… смысл был воспринимать тебя как конкурента, когда там, в школе?.. ну… ты понимаешь.

И я понимаю. Там я был ему не ровня.

— А тут… тут ты стал… королем.

Он чешет свое ухо, как-то натянуто улыбается.

— И я понял, что проиграл. А потом ты… черт… я взял верх. И она тут же… как последняя шлюха… переметнулась к более доминантному на тот момент самцу, и… я старался… я знаю, что она последняя б…

— Бруно, — он поднимает на меня взгляд, когда я прерываю его. — Ты боишься, что после сегодняшнего боя она перебежит снова ко мне?

Он смотрит на меня. Широко раскрыв глаза, ожидает моих дальнейших слов.

— Не волнуйся. Она, конечно, и правда та еще красотка… но можешь не беспокоиться. Она слишком много наговорила мне всего, чтобы я так просто снова подпустил ее к себе.

Кажется, он сейчас был счастлив, но тактично не показывал этого. Вернее, пытался не показывать.

— Сожалею о Джимми, — вдруг говорит он, сжимая мое плечо. — Я знаю, вы были лучшими друзьями… и он был классный парень… мне жаль, что я задирал его. Поверь, я себя ха это ненавижу.

— Я верю, — киваю я, а затем разворачиваюсь, чтобы продолжить идти домой. Все остальные уже давно ушли вперед, а дождь обратился самым настоящим ливнем.

— Маркус!

Я останавливаюсь, тяжело вздыхаю и разворачиваюсь. Бруно стоит в нескольких шагах от меня, не зная, куда деть руки.

— Спасибо тебе, — внезапно говорит он.

— За что?

Он пожимает плечами.

— Просто… спасибо.

Сглатываю. Делаю те самые шаги, что разделяю меня с Бруно и смотрю ему в глаза. Нас разделяет несколько сантиметров, а еще я немного ниже его.

— За что спасибо, твою мать? За то, что трахал почти целую неделю твою школьную любовь, пока ты мечтал убить меня, но боялся моей странной зверской мутации? Или за то, что убил тех детей, взяв на себя гнев всех наших одноклассниц, в глазах которых я и без того выглядел чудовищем? Кстати… за каждого убитого ребенка мне дали по очку прокачки. Знаешь об этом? Как за полноценного врага, сука. За это тоже ты говоришь мне спасибо?

Он снова опускает глаза.

— Тебе она нравится, что бы ты не говорил. Я видел, как ты на нее смотришь. Ты не смотришь так на Эбби. Так… как смотришь на Кармен. И то, как ты смотрел на меня… я знаю, что ты меня ненавидишь.

— Проницательно, — смотрю я на его мокрую голову.

— И ты мог снова отобрать ее у меня. Просто мог позволить тому парню убить меня. Но ты оттолкнул меня. Спас. Ты мог этого не делать. А если бы я умер… Кармен точно была бы снова твоей… мы оба это знаем.

Я отрицательно качаю головой.

— Я спас тебя лишь потому, что в одиночку вряд ли смогу дойти до конца и заработать деньги на свою свободу.

— Это не так.

— А еще я попросту не успел продумать этот момент. Вероятно, ты прав. Возможно, нужно было позволить тебя убить.

Он сглатывает.

— Почему ты говоришь это, если на самом деле так не думаешь? Ты же…

— Что? — я улыбаюсь. — Хороший парень?

Моя улыбка становится еще шире.

— Хороший парень стал бы мечтать о том, чтобы трахнуть возлюбленную своего лучшего друга? Или рассматривать девчонок на его похоронах? И даже сейчас… он мертв. Я должен грустить… скорбеть… но внутри меня пусто, понимаешь? Я думаю о том, как вернусь домой и как следует подрочу, а может и трахну свою рабыню. И кончу ей на лицо. В день смерти… своего лучшего, сука, друга.

Бруно смотрит на меня так, словно пытается понять, лгу я, или говорю правду.

— А знаешь, что самое ужасное, Бруно?

Я понимаю, что перестал моргать. Смотрю на него стеклянным взглядом, словно читаю некий текст внутри его головы.

— Самое ужасное, что там… на кладбище… у меня в голове пронеслось, что… возможно, даже и хорошо, что Джимми умер — теперь Розалинд свободна. Она расстроена, в печали… и, возможно, ей потребуется плечо, в которое она будет плакать по ночам. А раз мы оба скорбим…

— Зачем ты говоришь мне все это? — его взгляд больше не пытается меня прочесть. Он просто в эдаком шоке. Стоит и не верит, что слышит все это от меня.

— Просто хочу, чтобы ты понял, Морфи. Я не стану больше трахать Карденас не потому, что это будет некрасиво по отношению к тебе, нет. Возможно, если я захочу, то снова всажу ей, как раньше. Я не стану ее трахать… потому что не хочу собирать объедки с твоего стола. А вот ты не побрезговал.

И тут я получаю смачный удар в лицо. Не такой сильный, как у Алиме, но достаточный для того, чтобы я потерял равновесие и плюхнулся в грязь. Прямо на спину.

— Пошел ты жопу, Спенсер! — слышу крик Бруно. — Ты реально псих конченный! Да еще и урод моральный!

Кажется, слышу его удаляющиеся шаги, а сам продолжаю принимать грязевую ванную. Вставать не хочется. Да и сил, если честно, нет.

— Зачем ты наговорил ему все это? — вижу перед своим лицом ладонь. Крупную и сильную. Даже без голоса я бы понял, кто ее обладатель.

— Мастер?

— Хватайся.

Он поднимает меня ноги, когда я даю ему руку и, не веря своим глазам, смотрю на него. Огромного и величественного. Он смотрит на меня так, словно и жалеет, и… что-то еще.

— Ты наговорил ему… всякого.

— Правду, по большей части.

— Слишком уж преувеличенную и почерневшую.

Я пожимаю плечами.

— Я потерял сегодня друга, Мастер, — опускаю глаза, глядя на грязь. Ощущаю, как эта самая грязь стекает по моей спине. — Бруно… он неплохой парень. Но я почувствовал…

— Что он пытается затесаться к тебе в друзья?

Я поднимаю на него взгляд и вижу нечто, похожее, как и обычно, на улыбку.

— Я тебя понимаю, — кивает он. — Проще держать от себя людей подальше. Чтобы потом не грустить об их утрате.

— Вы и правда меня понимаете.

И тут он улыбается.

— Я жду тебя завтра. Рано утром. Прямо на рассвете.

И мое лицо расплывается в широкой улыбке.

— Ты был молодцом, — получаю хлопок по плечу, а затем лицезрею широкую спину Мастера, плавно удаляющуюся от меня в противоположную сторону. — На рассвете! — напоминает он, едва я отворачиваюсь, чтобы пойти домой.

***

Дома меня ожидает сюрприз.

— Мисс Флаэурс? — спрашиваю я, едва переступаю порог своего дома.

Она сидит на диване перед камином и греется. Вся ее одежда мокрая до нитки. Мокрая настолько, что повторяет каждый контур ее тела. И лишь теперь я вспоминаю, насколько она раньше казалась мне сексуальной.

Ее слипшиеся мокрые волосы, прилипшие к лицу, казались мокрыми даже не от дождя, а от слез, которые, бьюсь об заклад, имели место быть. Она плакала. Это точно.

Но, едва я произношу ее имя, как она вскакивает, словно провинившаяся ученица при виде учителя. Разворачивается и смотрит на меня. Ее трясет, и она готова разрыдаться. Обнимает себя за плечи то ли от холода, то ли от волнения, и продолжает смотреть на меня. Я слышу, как Боб закрывает за мной дверь.

— Вы мне диван намочили, — говорю я, снимая прямо на пороге свои сапоги, чтобы не нести в дом грязь. Туфли мисс Флауэрс тоже остались на пороге, но уже были очищены от грязи. Нина постаралась, я полагаю.

— Прости, Маркус, — она посмотрела на диван, воспринимая мои слова всерьез и, кажется, расстроилась еще сильнее, хотя дальше было уже попросту некуда. Потому я закатываю глаза.

— Я просто… пошутил. Это Вы простите, глупая шутка, — я иду к ней, хотя мечтаю избавиться от грязной одежды и нырнуть в ванну. — Как Вы узнали, где я живу?

— Джимми… сказал, — и ее губы дрожат. Затем она кривится, жмурится, и рот искривляется в гримасе боли и чудовищной скорби.

— Вот черт, — шепчу я, глядя в спину уходящего на второй этаж Боба. — Только не плачьте, мисс Флауэрс.

Я зачем-то иду к ней, вот только не знаю, зачем. Обнять ее? Похлопать по спине? Что?

— Спенсер, — она мотает головой и хмыкает, — те дети… они…

— Их бы бросили к животным, если бы я…

— Я знаю! — кричит она и бросается на меня. Крепко обнимает, прижимаясь ко мне всем телом. Щекой я чувствую ее мокрые волосы, а грудью — ее хрупкую, прильнувшую ко мне, не менее мокрую, фигуру. Ее руки обвивают мою шею, но не нежно, а крепко. Именно так, как делают люди, когда им очень больно.

Не зная, что делать, я решаю тоже ее немного приобнять, хотя мне и было чудовищно неловко. Я совсем слегка кладу руки ей чуть ниже лопаток, и она тут же отстраняется и отбегает на три шага, чуть было не попав ногой в камин.

— Прости, я… я сама не своя. Не знаю, что на меня нашло, я… — она мотает головой. — Я хотела пойти домой, но… но я просто… не могу, Маркус! Понимаешь? Не могу там находиться!

Я сглатываю.

— Там все… все там напоминает мне… наводит на мысли…

Кажется, она и правда начинает сдавать. Она теребит свои мокрые волосы, переминается с одной ноги на другую, не знает, куда деть взгляд.

— Вам предлагали сухую одежду, ужин и горячую ванну? — спокойно спрашиваю я. Она недолго думает, затем кивает.

— Тогда почему Вы?..

— Это… как-то… неуместно. Разве нет? — она смотрит мне прямо в глаза. Между нами где-то десять лет разницы. Но сейчас она совершенно не кажется мне более умудренной опытом, более мудрой и умной наставницей. Именно сейчас она кажется мне чудовищно тупой.

— Уместно заработать пневмонию?

Она неуверенно, стоя с раскрытым ртом, пожимает плечами. Снова обнимает себя за плечи.

— Нина! — кричу я, и она тут же сбегает со второго этажа.

— Да, господин?

— Чистую одежду нашей гостье, горячую ванну и горячий ужин.

— Слушаюсь, господин.

— И еще, — останавливаю я Нину, которая уже почти подошла к лестнице, — приготовь четвертую спальню. Сегодня она ночует здесь. С этого момента будешь исполнять ее прихоти, как и мои, хорошо?

— Конечно, господин.

И теперь она поднимается наверх, чтобы начать выполнять мои поручения.

— Маркус, это…

— Все нормально, мисс Флауэрс, — я позволяю себе немного улыбнуться, чтобы дать ей понять, что все хорошо.

— Тогда, — она сглатывает, — просто Элеонор. Никакой я теперь тебе не учитель.

Это точно, — думаю я, — учитель у меня теперь другой.

***

После того, как Нина в ванне вымыла меня мочалкой, я направился в свою спальню, опоясанный полотенцем. Шел, задумавшись, и потому чуть не подпрыгнул, когда встретился взглядом с мисс Флауэрс.

Она сидела на кровати, тоже закрытая полотенцем (но повыше, чем я), и с мокрыми волосами, обрамлявшие изумительные белые плечи. Но если внизу, на первом этаже, ее волосы были мокрыми от дождя, то теперь эта самая мокрота была иного характера… теперь она была чистой.

— Вот черт! Извините! — я хотел было покинуть спальню мисс Флауэрс, в которую, как мне показалось, забрел задумавшись, как внезапно осознал, что вовсе не ошибся. — Э… мисс Флауэрс…

…это не ваша спальня, — хотел закончить я, но не успел.

— Элеонор, — поправляет она. — Пожалуйста, ничего не подумай.

— А что тут можно подумать? — я хмурюсь. Начинает казаться, что полотенце не в полной мере меня скрывает. Становится как-то…

— Я взрослая женщина, Маркус. И понимаю, что каждый чертов день здесь может стать последним. Я только и делаю, что рыдаю в подушку все то время, что мы находимся здесь. Я думала повешаться и утопиться, но не смогла себя заставить…

— Мисс Флаурс…

— Элеонор! — она вскакивает с кровати так резко, что ее полотенце чуть было не спадает, но каким-то чудом удерживается на месте. — Какого хрена я должна соблюдать правила и делать вид, что я такая, какой не являюсь?

От слова «хрена» меня чуть было в пот не бросает. Такой мисс Флауэрс я еще не видел никогда.

— Ты с самого первого дня делал то, что хотел. А я всю жизнь держу свои желания и мысли за семью замками. Больше не намерена, — она смотрит на меня такими большими глазами, что мне даже становится немного страшно. — Я в своем уме, Маркус. И осознаю, что ты несовершеннолетний и, знаешь, что?

— Что?

— Срать я на это теперь хотела. Мне плохо. И мне это нужно.

И тут полотенце падает.

Не само — мисс Флауэрс помогает ему в этом, после чего она предстает предо мной во всей своей красе.