Мое имя Спенсер. Маркус Спенсер.
Я — ученик старшей школы, и мне семнадцать лет.
Я конченный извращенец. Просто предупредил!
Хотя ладно, убедили…
Об этом не будем.
Или…
…хотя бы не сразу.
В сидении на последней парте есть свои плюсы. Ты всегда видишь весь класс, всегда в курсе всех событий, и можешь лучше всех спрятаться за спинами одноклассников, когда училка задает вопрос, на который ты не можешь найти ответ.
Но для меня есть еще одна вещь, из-за которой меня считают странным. Я частенько пялюсь вниз или в сторону… на пол или стены. В зависимости от того, куда светит солнце. Короче, я часто смотрю на мир Теней.
Можете считать меня конченным… и да — так оно и есть.
Я не спорю, что я просто шизофреник, решивший написать о себе книгу, чтобы выдать все за буйную фантазию… и да — я в курсе, что я персонаж книги, а не реальный человек.
Но в этом мире… в этом мире я — реален. Как и все другие двенадцать человек из моего класса, как и секси-училка. Вообще-то ее зовут мисс Флауэрс, если кого колышет, и да — она любит цветы (если кто не понял юмора — он не знает английского).
Что? Знаешь английский и тоже не понял юмора? Иди тоже на хер.
В общем, сижу я на последней парте, если кто забыл, и в данный момент пялюсь на сидящую прямо передо мной Эбигейл Уэбстер. Срань Господня! Если б вы видели ее бампер и капот, то поняли, почему я меняю ряд в зависимости от того, на каком сидит она.
Сегодня у Эбби красное нижнее белье. Я вижу ее стринги, когда она опирается на парту, чтобы заговорить с Корделией (ее подружка-лохушка). И знаете, что? Я бы всерьез рассмотрел сделку, где мне предложили бы отыметь Эбби, но затем отрезали бы мне пипиську.
Серьезно. Я бы подумал.
А вообще, я жалкий девственник-неудачник, но у меня еще все впереди, если все же я не спалюсь на своих глюках и не отправлюсь в белый дом (не тот, в котором живет Трамп).
— Мистер Спенсер, вы что-то интересное обнаружили на спине мисс Уэбстер?
— Скорее, у нее в трусах! — громко орнул Бруно, и полкласса просто выпало от его остроты, а его три гиены и вовсе чуть под парты не попадали, хотя над чем смеяться, нужно еще поискать.
— А Вы заткнитесь, мистер Морфи, — мисс Флауэрс была поистине божественна, когда злилась. — А иначе Вы останетесь после занятий с мистером Тэйтом — он тоже любит весельчаков.
И Бруно заткнулся.
Как и остальные.
Мисс Флауэрс могла поставить всех на место… ну или, если точнее, надавить учительским авторитетом и запугать.
— Мистер Спенсер, вопрос все еще остается открытым.
Я пожал плечами.
— Мистер Морфи ответил верно, мисс Флауэрс.
По классу бежит негромкий смешок, а Эбигейл слегка поворачивает ко мне голову. Я вижу ее смущенную улыбку.
— Мистер Спенсер, если Вы сейчас не будете смотреть на доску и слушать меня, то к мистеру Тэйту отправитесь Вы, а не мистер Морфи. И мисс Уэбстер там не будет.
— Резонно, — согласился я и демонстративно уставился на доску.
— Вот и умница. Продолжаем.
На доску я долго смотреть не мог — это утомительно. Можно попялиться на мисс Флаэурс, но не на доску с интегралами и логарифмами. Математика — это скучно. Когда-то она мне нравилась, но не теперь… я, конечно, с легкостью решаю все эти примеры и задачки… потому мне и скучно!
Я бегаю по классу глазами, разглядываю лежащие на полу тени от других учеников и снова не нахожу свою.
Вот же засранец…
Ищу по всему классу.
Для этого приходится слегка наклониться в бок, аки пикирующий истребитель. И вот она! То есть, он. И, хотя тень — она, но моя тень — это он! На все сто процентов!
И сейчас Он пробрался на вторую парту второго ряда, где сидела — Господи, дай памяти — Мария Кармен Перейра Карденас. Ее папа — нехилый такой горячий парень испанских кровей, заработавший такую кучу бабла, что самой Марии можно не работать еще лет четыреста. Именно потому к ней постоянно пытается подкатывать свои яйца Бруно… ну… не только потому. Дело еще и в том, что если у Марии Кармен и есть хоть какая-то соперница по красоте во всей этой чертовой школе — то она сидит прямо передо мной.
В общем, между Марией и Эбигейл так-то общего немного… у Марии нет такой жопы и таких доек, какими природа наградила Эбби, но зато она настолько изящна и грациозна, что между ними двумя я бы выбирал очень и очень долго.
Ладно, раз я начал о всех секси-девчонках нашего класса, то не могу не упомянуть Розалинд Холт. Несомненное третье место! Кстати, именно таковое она и заняла на конкурсе красоты. Секси-шоколадка! Она — латиноамериканка, и чертовски горячая штучка! За ночь с ней я тоже вполне мог бы дать на отсечение свой двадцать первый палец.
Как, наверное, и Джимми Уайт, белый по фамилии и совершенно противоположный по цвету кожи. Он не входит в шайку Морфи, и потому заслуживает мое уважение. Да он вообще молодец — хочет поступить в колледж, и потому учит абсолютно все предметы… и да — его оценки редко опускаются ниже чем на А-минус.
Ах да… Тень…
Короче, Он сейчас стоит по центру класса, прямо за спиной тени Марии (секси-испаночки)… и… массажирует ей спину. Вам, наверное, трудно понять… я объясню на пальцах — моя Тень живет своею жизнью в некоем ином мире. Представьте, что я сейчас встаю, иду к Мэри, встаю позади нее и начинаю делать ей массаж. А теперь представьте тени на полу.
Именно такими они сейчас и являются. Будто я там, хотя меня там вовсе и нет…
Странно? Наверное…
А еще более странно то, что тени, с которыми соприкасается моя Тень, тоже начинают отвечать. И вот сейчас… моя Тень делает массаж Мэри, а тень Мэри блаженно выгибает спину под его руками… она точно получает удовольствие!
Вот черт! Почему моя тень такая крутая по сравнению со мной?
— Эй, Рози! — шепчет Джимми (который Белый по фамилии) и бросает ей смятую бумажку. Рози (такая же «белая», как и Джимми) смотрит на нее с явным отвращением, но все же расправляет, читает приглашение Джимми в кино сегодня вечером (я замечаю, как моя Тень читает письмо, стоя за спиной тени Рози) и снова скатывает писанину в шарик.
— Что, Джимми, хочешь отыметь меня в мой черный зад? — у бедного Джимми аж шары на лоб через очки полезли. — Засунь это в свой!
И она бросила письмо обратно.
Гиены снова ржут.
— О, черт, она вновь его отшила! — орет Бруно. — Как же теперь будет жить наш мистер-я-знаю-на-пять?
— Закрой свой рот, Бруно, — очень тихо говорю я. Но достаточно громко, чтобы он услышал. Все замолкают почти сразу же. В том числе и Бруно. Он медленно поворачивается и смотрит на доску.
— Спасибо, чувак, — говорит Джимми и протягивает мне кулак. Я в него легонько ударяю. Все же… это мой единственный друг. И именно потому я прямо сейчас ненавижу свою Тень, ибо он мнет сиськи тени Роуз, и та… совсем не против.
И в своих ладонях я ощущаю приятное тепло.
***
Когда начинается перемена, ко мне разворачивается Эбигейл (ну, та, которая в красных стрингах).
Глубокий вырез ее кофточки вкупе с тяжелыми грудями создают нестерпимое желание опустить взгляд, но я держусь, как могу. Держусь, как настоящий мужчина, держусь…
О, черт, нет!
Она положила на мою парту свою руку, а затем сверху на нее — свою самую выдающуюся часть тела, которая стала выпирать через вырез еще больше!
— Ты же поможешь мне с контрольной, да? — я слышу, что она улыбается, но смотрю гораздо ниже ее губ. Черт! Это просто хренов гипноз! Почему Господь одарил таким лишь женщин?!
— Да, конечно, — отвечает мой рот, явно не посоветовавшись с мозгом.
— Спасибо, Маркус, я знала, что на тебя можно положиться.
И она исчезает, оставляя меня наедине со своими фантазиями…
***
Еще я не упомянул троих, что учатся в моем классе. Это Эдуар и Жеральдин Лефевр (брат с сестрой) и Анна Вишнякова — она вообще русская. Ее пахан сбежал с России, когда ему на хвост села налоговая. Но Обама (тогда еще он был у руля) дал ему убежище.
В общем, именно таким составом (я, двенадцать одноклассников и мисс Флауэрс) мы должны были ехать на какую-то экскурсию. Я, если честно, понятия не имел, какую, но сел так, чтобы видеть Мари и Эбби — благо, они сели на одну сторону, и я мог рассматривать обеих. Розалинд села рядом с Эбби, и потому я мог глазеть еще и на Роуз, да так, что Джимми бы не понял (он сел со мной, кстати).
Но еще до того, как я уселся на свое место, успел побрататься с Элом — этот чувак, сколько я его помню, всегда был с дредами, разноцветной вязаной шапочкой и с сигаретой в зубах.
— Здорова, братюня! — протянул он мне свой кулак, как любил делать Джимми, и я тут же по нему стукнул. — О, брат, я сегодня такой шпек себе закатал — закачаешься! Хошь курнуть?
— Эл! — раздается женский голос, и сигарета Эла самым таинственным образом исчезает изо рта. Хренов фокусник — еще он может, кстати, из жопы монетки доставать, когда не хватает мелочи, чтобы купить газировку…
— Я чист, мисс Флауэрс! Можешь меня обыскать, бэйба!
— Проходи, Спенсер!
И я прошел, слыша спиной сказанное шепотом: «Закачаешься, броу!»
Вот теперь я выбрал себе место для обзора, а потом пропустил к окну Джимми, которому тоже стукнул в кулак.
Бруно с дружками сели в самый зад автобуса. Я бы тоже сел туда, но оттуда не видно Эбби… и Марию… и — черт побери, прости, Джимми, — Роуз.
«Пристегните ремни, дамы и господа, — раздался через динамики автобуса голос Эла. — Автобус Желаний уже несет вас на крыльях любви!»
— Скорее, марихуаны, — говорит Морфи, но я его не слушаю — я смотрю за своей Тенью.
***
Не знаю, почему, но моя Тень вдруг резко побежала вперед. Да так быстро, что я даже испугался. И это чувство страха начало нарастать. Я тоже встал и пошел вперед по автобусу.
— Спенсер, сядь! — слышу я голос мисс Флауэрс, но остановиться не могу.
Я иду вперед, к лобовому стеклу.
— Оу, кому-то плохо, — говорит Эл, в его рту снова самокрутка. А прямо посреди дороги что-то… о нет — это человек. И человек этот — девушка. Она стоит прямо посередине дороги, а Эл даже и не думает сбавлять скорость.
— Эл, стой! — кричу я и несусь к Элу, но тут автобус трясет, словно мы наехали на нехилую такую кочку. Я падаю, но очень быстро поднимаюсь, бегу к Элу, даже не осознавая того, что за моей спиной весь класс издает самые разные удивленные охи и даже крики.
Я смотрю на девушку посреди дороги. Она стоит прямо перед автобусом. Всего в метре. И мы уже не едем… но и не стоим. Мы парим.
Мы, мать его, в воздухе!
— Да чтоб меня вантузом через зад и молнией по макушке, вот это дурь! — орет радостный Эл, а я зачарован неземной красотой беловолосой девушки. Ее рука вытянута по направлению к автобусу, а одежда напоминает эдакий косплей на девушку из «Мортал Комбат» в стиле «меньше одежды — больше оголенных участков». Прикрыты были лишь самые главные места… а вот все остальное…
У девушки был даже плащ-мантия, правда словно пропущенный через шредер. И этот плащ развевался по ветру, как и ее волосы.
Нетрудно было понять, что это она держит нас в воздухе.
— Что это за нахер?! — орет Бруно.
— Вот это меня вставило, чувак! — орет Эл.
И лишь я смотрю, как глаза девушки становятся ярко-алыми, и нас тут же поглощает яркое разноцветное сияние.
***
Когда сияние исчезает, остается лишь девушка. Колдунья, волшебница, чародейка, магесса… как угодно. Она стоит прямо перед автобусом, ветер стихает, и ее волосы падают на плечи, как и принимают вертикальное положение лоскуты ее плаща.
— Где мы?! — кричит по-испански Мэри.
— Иисус, Мария и Иосиф! — раздается голос шоколадки-Розалинд.
— Открой двери, Эл, — прошу я.
— Как скажешь, бро!
Он открывает, и я медленно выхожу на свет и приземляюсь на песок.
Озираюсь по кругу.
Догадаться, где мы, несложно.
Это Колизей. Как в Древнем Риме.
Или что-то вроде этого.
Все места забиты. Зрители громко кричат. Они рады.
Я не замечаю, как за моей спиной автобус покидают и все остальные.
— Где мы? — задаю я вопрос магессе, но она не понимает меня. Лишь ее взгляд… он куда более красноречив — я вижу… сострадание.
Взмах руки — и она исчезает.
Я быстро нахожу ее на трибунах — она подле старика в дорогих одеждах. Его место разительно отличается от прочих… оно особое.
Император?
И он хлопает в ладоши.
Где-то далеко, на другом конце арены, поднимаются тяжелые кованые врата, и на нас несется огромный, самый настоящий, размеров с наш хренов автобус… носорог.
Публика неистовствует.
И, наконец, под своими ногами я-таки вижу свою блудную Тень.
«Мы дома, Коготь», — слышу в голове Ее шепот.