Дар. Золото (СИ)

День пятый

Утро для меня выдалось не ахти. Начать с того, что снились мне кошмары один другого страшнее, от которых я раза три просыпался в холодном поту. Разболелось порезанное запястье — я кое-как промыл рану отцовским снадобьем, сунутым мне в баул, и потому, когда в дверь постучали, я чуть было не схватился за кинжал, так и висевший на ремне — спал в одежде. Хорошо хоть грасту отцепил.

Кое-как доплелся к двери, открыл, увидел служанку, державшую выстиранную одежду, забрал, пробормотав «спасибо», и снова закрыл дверь. Как оказалось, не на ту нарвался. Я служанку имею в виду. Она настойчиво постучала снова, заулыбалась в проеме вновь открывшейся двери и заявила, что через полчаса меня ждут на завтрак. И подхватив юбку, стремительно удрала по коридору.

Ханур заинтересованно вылез из-под кровати, как только прозвучало волшебное слово «завтрак», и зевнул, показывая пасть полную острых желтоватых зубов. При виде загнутых внутрь клыков этого зверя, я тут же вспомнил Грая. Н-да, повезло так повезло…

Не буду рассказывать, как умылся и привел себя в порядок, как пришел в столовую вместе с настырным подопечным, как двое мальчишек блестя от восторга глазами, тискали ханура и, в конце-концов, он удрал от них под стол, а они успокоились только тогда, когда на них прикрикнула мать. Позавтракали все, даже зашипевшая на зверька толстая кошка, на которую он не обратил ни малейшего внимания.

При попытке расплатиться с купцом Рафилем за постой — как его зовут я, к своему стыду, узнал только за завтраком, его по имени позвала жена — он удивленно поднял брови, сказал, что я уже заплатил за всё, и очень щедро, что он рад знакомству со мной, и его дом для меня всегда открыт, и что он всегда готов стать опорой нужным людям короля, если возникнет в том насущная необходимость. Посоветовал заехать в Торговые ряды, к его другу Тамиру и прикупить все необходимое в путешествие и последующую работу в приграничном городке, а также обязательно нанять хотя бы одного охранника в Бойцовской Гильдии, где начальствует его хороший знакомый Рават. Мол, без охраны меня на тракте остановит любой патруль и заставит заплатить штраф в три раза превышающий оплату за полное сопровождение.

Собрав вещички и перемотав запястье свежим лоскутом порванной, для этих целей, рубахи, я выехал на отдохнувшем и вычищенном лошарике за ворота. Мне помахали ручками на прощанье, пожелали удачной дороги, и вместе с хануром на плече я поехал в Торговые ряды. Хорошими советами пренебрегать не стоит.

По дороге, решил зайти в обменную лавку, плюнув на предостережение серого эльфа, и в четвертой, где менялой был обычный человек, достал из кошеля три монеты на размен. Мрачного вида мужик, глянув на прилавок, без разговоров выложил десять монет, сгреб мое серебро, и только тогда посмотрел на меня вопросительно. Чего еще, мол, надо? А надо было хотя бы половину разменять на медь — не буду же я серебрушками за пару портянок рассчитываться. Меди оказалось много, и меняла со зверским выражением лица, достал из-под прилавка крепкий кожаный мешочек, сунул мне его в руки и буркнул «подарок от заведения», в его исполнении прозвучавшее как «чтоб ты подавился». На мой вопрос, чем его так достало это утро, он глянул на меня из-под бровей, сплюнул куда-то под стол, но все же произнес загадочную фразу: «Мутные достали». Я не стал настаивать на переводе. Вышел из лавки на улицу, где меня ждал хвостатый зверь, выполняя роль охраны для лошака, вполне довольного жизнью.

А вот в шумных и людных Торговых рядах я растерялся. Такого количества нужного и ненужного барахла я еще не видел. Проездив туда-сюда с полчаса, я не выдержал и спросил у первого попавшегося бродяжки, где найти Тамира. Бродяга противно захихикал, ткнул пальцем мне за спину, покосился на перевязь с оружием и, шмыгнув носом, растворился в толпе.

Просто надо было повернуться.

Над распахнутой настежь дверью небольшого заведения была приколочена доска с кривой надписью «У Тамира», а около двери на небольшом табурете с хитрым прищуром сидел, по-видимому, ее хозяин. Мои телодвижения он видел, и с интересом ждал продолжения. Ясное дело, я тут же сослался на Рафиля и буквально за руку был уведен внутрь.

Искусство торговли для меня недоступная территория, на которой совершенно спокойно обитают некоторые уникальные индивидуумы, которых можно с легкостью назвать гении своего дела.

Болтая без умолку о вчерашней жаре; о сегодняшнем ветре — при котором и в море никак не выйти; о знаменитой колюшке, которая подошла косяком к побережью; о соседской собаке, утащившей у мясника в продуктовых рядах здоровенный шмат, Тамир ненавязчиво выспросил у меня куда я еду, кто я такой и что хотел бы себе купить для дальнейшего житья-бытья.

Буквально через час я уже упаковывал все, что действительно понадобилось бы мне в дороге. Вещи нашлись быстро, соответствовали заявленному качеству, были просты и удобны и стоили приемлемую, для подобных изделий, цену. Как оказалось, Тамир бывал во многих укромных уголках Вессалии, ходил с обозами в Алар, на своей шкуре испытал северный холод Островов, а потому давал мне советы дельные, краткие, не испытывая мое терпение и не пачкаясь обманом или глупой похвальбой. Я был благодарен ему, а он был доволен внимательным и, конечно, платежеспособным мной.

Напоследок, он предложил мне небольшой закрывающийся короб с лямками, который можно было крепить к седлу. Для хвостатого непоседы. На вопрос о цене за подобную вещь, он как-то ссутулился и покачал головой:

— За короб мне денег не надо. Не мной куплено, не мне продавать. А отдать могу.

Я не стал давать упрашивать себя, а ханур согласился со мной, шустро юркнув в предложенные апартаменты.

Проезжая мимо продуктовых лавочек, и понимая, что надо хоть немного затариться съестным — не удержался. Кроме сыра, сушеного творога, сухарей, вяленого мяса и рыбы, я накупил орехов, цукатов, щербета, пастилы… Ну, да, я сластена. Тем более деньги у меня есть.

Следующим пунктом в моем плане на сегодняшний день была Бойцовская Гильдия.

Как оказалось этих гильдий в городе целых три. По количеству дорог, выходящих из Лирии. А так как мне надо было на восточную, туда я и поехал.

Перед отъездом из Академии я проторчал в картографическом отделе библиотеки два дня. Изучал дорогу. Я и раньше не упускал возможность посмотреть на карты, тем более, что хотелось поточнее узнать о находках рудных залежей, о рудниках и карьерах, о старинных раскопках и брошенных разработках. Как-никак у меня специфика дара такая. Но тут захотелось разузнать дорогу, чтобы не дай Небеса, не заблудиться в трех березах. А раз уж Балор разрешил копаться в книгохранилище сколько влезет, я и копался. Пока меня тот же Балор не выгнал праздновать выпускной бал.

Так вот о гильдии. Не заметить строение, в котором обиталась «восточная» гильдия было трудно. А причиной тому лошади. Или, если хотите, кони и лошади. Верховые. Ни одной запряженной в повозку или кибитку я не увидел. Мало того, почти на каждой с боков были привязаны небольшие мешки с поклажей и свернутые одеяла. Прямо, как на моем лошаке.

Еле отворив тяжеленную дверь, протяжно завизжавшую в петлях, я попал в полумрак большой комнаты, где стоял стол, за ним стул и железный шкаф, наверняка, сделанный на заказ. Вдоль стен расположились длинные лавки, в данный момент пустовавшие. В комнате вообще было пусто. Где все, стало ясно по громким выкрикам, раздававшимся во дворе. Подойдя к окну, я увидел бой. И по-другому как «потешный» назвать его было нельзя.

Пара бойцов, посередине двора, под улюлюканье зрителей танцевала с мечами в пыли. Они наскакивали друг на друга как петухи и щерились во весь рот, прекрасно понимая, что просто развлекают «публику». А чем еще заняться, если клиентов нет, сила хлещет через край, набить кому-нибудь морду хочется, но нельзя.

— И что тебе тут надо?

Я обернулся. В дверях стоял крупный, чуть заплывший жирком, дядька, а свободные штаны, рубашка и кожанка на нем делали его еще шире, чем он казался.

— Мне сопровождающий нужен.

Он осмотрел меня с ног до головы, скривился и спросил:

— Куда?

— В Тихий, — я решил говорить кратко и доходчиво, вдруг длинные предложения до него не дойдут. Хотя первое впечатление, говорят, обманчиво. В чем я убедился на собственном опыте, когда познакомился с Граем.

Он почесал макушку.

— И чего ты там забыл?

— Направили.

— А-а, маг, — в глазах появился интерес, — Огневик?

Я помотал головой:

— Нет.

— А кто? Лекарь?

От же ж! Любопытный на мою голову.

— Нет, поисковик, — я ожидал продолжения расспросов, но была констатация.

— Ясно. Новая какая-то хрень, — и заорал, — Машка!!!

Если честно, я присел. Видимо мои нервы еще не пришли в себя после вчерашнего, поэтому рев, которым позвали какую-то Машку, меня чуть не сбил с ног. Ему бы полком командовать! А может уже и командует.

Через несколько, слегка подзатянувшихся, мгновений, в комнату осторожно заглянула физиономия. Она оглядела все углы, а затем и ее хозяин полностью нарисовался в пространстве. Мягко, осторожно.

В помещение таким способом вошел парень чуть выше и чуть старше меня. Прошел от входа внутрь и остановился напротив тучного командира.

Было в этом парне что-то странное.

— Звал? — негромко спросил он у дядечки.

Тот вздохнул:

— Ну, вот как ты зашел, а? Ну, кто так докладывается? Ну, сколько можно язык обивать?

Парень сделал вид, что эти вздохи не заметил и показал глазами в мою сторону.

— Клиент?

Начальство, выдохнуло, махнуло рукой и пошло к столу. Усевшись на покачнувшийся стул, оно достало откуда-то снизу бумагу с королевской печатью, перо и тушь, шлепнуло все это на стол, и сказало:

— Имя, куда направляешься, сколько дней в пути рассчитываешь находиться. Неучтенные дни оплачиваются в полторы ставки, ночи — в две. Ставка осьмушка серебра. Если охрана возвращается самостоятельно, оплата производиться в полставки день и ночь. Оформляем?

Я кивнул. А куда деваться? Пока он говорил, а я отвечал, парень меня рассматривал. Искоса. Вроде бы не интересуясь.

Быстро оформив договор, поставив подписи, и отдав половину причитающейся платы, я пожал дядечке протянутую для рукопожатия руку, удивляясь, как такой, чисто наемничий, жест перекочевал в обычную жизнь. После рукопожатия, начальство тяжело поднялось со стула и произнесло:

— Удачи, — давая понять, что задерживать нас более не намерено.

Но тут же снова село на жалобно заскуливший стул, таращась в сторону двери. Мы оглянулись.

В проеме, на полу, сидел мой ханур. Скромно. У косяка. С краешка. Он, скорее всего, был разбужен ревом дядечки и решил проявить инициативу. Посмотреть что тут, да как. Стоявший рядом со мной парень остался спокоен, только глаза чуть ли не в щелочки сомкнулись. И ладонь легла на рукоять меча.

Мне стало не по себе. А если они сейчас моего ханура тут убивать начнут? Я ж тогда не знаю, что сделаю! А собственно, что я сделаю-то?

Но ханур сторонкой-сторонкой подошел ко мне и чинно присел у ног.

Дядечка сглотнул и, не мигая, спросил:

— Твой?

— Ну… да, в общем. Со мной, — я не стал уточнять наши взаимоотношения.

У парня нервы оказались крепче, чем у дядечки, он улыбнулся и спросил:

— И как его зовут?

Мы с хануром посмотрели друг на друга. А действительно, как? И мне ничего другого в голову не пришло:

— Пончик, — я посмотрел на зверя. Он был не против.

Вот чего я меньше всего ожидал, так это сдавленного хрюканья сначала, а потом и вовсе обоюдного ржача, слегка смахивающего на истерику. Разве что по полу эти двое не валялись.

Когда они успокоились, парень, вытирая глаза, сказал:

— В жизни бы не подумал, что можно так назвать «стража».

Не знаю что там за «стража», но я обиделся:

— На себя посмотри.

Парень вскинулся и… улыбнулся:

— Машал Рас, — сказал он, протягивая мне руку, — Но, можешь называть меня Маша.

Восточные ворота Лирии достойны того, чтобы их увековечить в стихах. Но я не мастер стихосложения, потому опишу попроще.

Представьте себе остатки крепостной стены шириной в пятнадцать и высотой в тридцать локтей, сложенных из огромных, неправильной формы, гранитных блоков, сквозь которые проходит дорога. Мощеная желтым ракушечником до стены, она сразу же за стеной становиться «дорогой королевской четырехполосной». Но интересна совсем не дорога, а петли в граните, которые когда-то держали огромные двустворчатые арочные ворота. Воротин уже нет, но до сих пор металл, из которого были для них отлиты петли, не потемнел, не покрылся ржавчиной. Мощные механизмы не скрипят, поворачиваясь от порывов сильно ветра, словно только что смазанные жиром, и уже не один смельчак, рискнувший залезть по отвесным гладким стенам до этих петель, свернул себе шею, срываясь с самого верха. Говорят, что они зачарованы древней магией, с которой нашим высшим магам даже не тягаться. Сами ворота, будучи разнесенными в мелкие щепки во время Великой войны, начавшейся за обладание жемчужиной Срединного моря — Лирией, оставили о себе только легенды. Но место, где они находились, до сих пор почитается как вещественное доказательство наследия предков. В академии нас кормили байками о том, что люди, защищая город от шакарцев, победили в той давней войне и отогнали дикие племена назад, туда, откуда они и пришли. И вернули границы Вессалии до Ульгара. Все бы ничего в этой саге о давно минувших днях, да вот только гранит на крепостной стене был оплавлен. Даже сейчас, среди разросшихся кустов сирени между блоками выветрелого камня, или наверху, куда до сих пор не добралась трава, виднеются черные потеки расплавленной породы. Неужели у Ульгара было такое оружие? Неужели шаманы пустыни в состоянии собрать такие силы, что расплавляют камень? Мне, так, верится слабо. Другая история, имеющая хождение у обывателей, не обремененных академическими знаниями, вещает о совсем уж запредельном — о драконах и их наездниках, спаливших когда-то «жемчужину» к бесовой матери, за какие-то прегрешения, оставив в назидание потомкам этот оплавленный кусочек былой славы.

Пока я глазел по сторонам, Маша тихо-мирно спал. Прямо в седле, хотя время уже подбиралось к шести часам пополудни. Я так понимаю, что все эти красоты и всякие там пейзажи раскинувшихся вокруг нас долин, блестевшая вдалеке лента реки, зелень лесов и проплешины поселений, все это он уже видел. Наверно, не один раз. Поэтому мне оставалось восторгаться про себя, изредка скармливая сидевшему на холке лошака Пончику орехи, которые я и сам грыз потихоньку.

Мы уже минули две переправы через рукава Валары — реки дающей жизнь этой благословенной Небом земле. В верховьях река расходилась на три русла, и мы как раз подъезжали к третьему, вдоль которого шла королевская дорога.

Повеяло прохладой, запахло рыбой, и вскоре невдалеке показался крутой берег излучины реки, сворачивающей к морю. Пришлось натянуть на себя куртку, достав ее из сумки не соскакивая с седла. На мою возню ханур внимания не обратил, зато чутко проснулся Маша.

— А, — зевнул он, — Скоро ужин.

Этот, с позволения сказать, наемник меня удивлял. Во-первых, он все время спал, просыпаясь только иногда, в некоторые особо ответственные моменты — например, такие как переправа. Во-вторых он все время что-то жевал. А обед, который мы купили в придорожной таверне, он умял быстрее Пончика, тоже получившего свою порцию. Хотя и я иногда залазил рукой в продуктовый мешок, выискивая что-нибудь вкусненькое. Кстати кормежка «сопровождения» в оплату самого «сопровождения» не входила, что меня откровенно радовало. Разорился бы!

Маша тоже полез за курткой. Как мне показалось, он был еще теплолюбивее, чем я. И вообще производил впечатление скорее изнеженное, чем боевое. А еще я заметил, что он всегда просыпался перед какой-нибудь корчмой — нюх у него на них, что ли? Не успел я об этом подумать, как впереди показалось вышеозначенное заведение.

Оказалось, что Машу в этом заведении знали. Знали все. И хозяин, и служанки, и даже повар. Встретили его, как родного — объятьями, игривыми улыбками, похлопыванием по плечам, и крепким рукопожатием. Из чего я сделал вывод, что владелец данной корчмы тоже наемник. Бывший, скорее всего. Хотя мне кажется, что их бывших не бывает.

Мы не успели ничего заказать, как нас буквально усадили за стол и сразу принесли еду, ни о чем не спрашивая. Я, понятно, старался запихнуть свое любопытство куда подальше, но оно распирало меня, и, видимо, опять «написалось на лбу».

— Федор меня знает, — подмигнул мне Машка, — я ему однажды помог. Ну… не однажды, а даже несколько раз. Так что… Вот.

К нам, с кружками чего-то пенного, уже спешил худой и жилистый мужичек. С наслаждением понюхав напиток, который нес, он тожественно поставил его на стол, и сел с нами.

К его чести, увидев ханура, вежливо сидящего на стуле напротив него, он только слегка вздрогнул и перевел вопросительный взгляд на Машку. Тот отмахнулся:

— Вот, знакомься, это Тиш. То есть Тишан Райен. Его… — он кивнул в сторону зверька, — …хозяин. А это Федор… тебя как по батюшке? — тот махнул рукой, — Тогда просто Федор.

Мне хозяин корчмы руку не подал, просто кивнул. А Машка, блеснув глазами, представил:

— А этого досточтенного зверя зовут Пончик.

Федор поперхнулся, откашлялся, и с укором посмотрел на Машку:

— Чего ж под руку то?

Зато хануру было начихать на все. Он не скрываясь, аккуратно зацепил когтем жареную рыбку с края блюда и отправился с ней под стол. А я с тоской смотрел на полную высокой пены емкость, стоящую передо мной.

— Давай, Тишан, за знакомство! — поднял свою кружку хозяин корчмы.

Я замялся. А эти двое с поднятыми кружками вопросительно уставились на меня. Как же я не люблю такие моменты!

— Я не могу, — еле выдавил из себя, — Меня вырубит, если выпью.

К моему удивлению, ни Федор, ни Машка не стали смеяться, и даже не удивились.

— Бывает, — покладисто сказал хозяин корчмы и спросил, — что совсем?

— Ну… глоток еще выдержу, а следующий уже не вспомню.

Федор встал, быстро прошагал на кухню, отделенную от основного помещения высокой стойкой, так, что было видно, что именно готовиться на небольшой печи, и вернулся с запотевшим кувшином.

— Пробуй, — поставил передо мной кувшин и пустую кружку.

Пить я хотел. Целый день в седле, орешки, все такое… Так что без разговоров налил в кружку черную, шипящую коричневыми пузырьками жидкость, и выпил. Ничего подобного я раньше не пил! Вкусный, кисло-сладкий напиток чуть горчил, лопался на языке мелкими взрывами, покалывал нёбо и проникал в нос. Захотелось чихнуть.

— Ну, как? — спросил Федор.

Я чихнул. Они рассмеялись.

— Значит, нормально. Квас это. Его в деревнях под Болотом делают. Я оттуда.

Я ждал, когда же меня срубит со стула? Не дождался, и с удовольствием стукнул кружку о кружки сидевших напротив мужчин.

После корчмы, мы сытые и довольные продолжали свой путь по дороге, тянувшейся вдоль пологого берега Валары, и уже третий час слушали всплески больших рыбин и шорохи камыша. Покрытие на дороге, за которое король требует налог, закончилось, и теперь это был самый обычный южный тракт.

Или в этих местах сборщиков налогов давно не было, или давно не было ревизоров. А может, были и те и другие, и к обоюдному согласию решили, что и дороги вроде как есть, и налоги вроде как уплачены. Давно спустились сумерки, темнота грозилась вот-вот нас накрыть, а сёл или хоть каких-то гостевых домов на тракте не наблюдалось.

После сытного перекуса, а для некоторых и перепива у Федора, мне откровенно хотелось спать. Зато Машка выспался днем и теперь, двигаясь рядом, совсем оборзел. Ему было скучно, и он пытался дернуть ханура, спокойно лежавшего на холке у лошарика, за хвост. Хвост все время ускользал, ханур начал злиться, а Машке это, по-видимому, нравилось. Кончилось тем, что ханур все-таки тяпнул его за палец, но наемник только рассмеялся, протягивая руку, чтобы погладить зверька.

Вдруг, зверя буквально сдуло с холки.

Я не увидел как, но в одно мгновение он оказался на земле, чуть впереди лошади наемника. Испуганная лошадь чуть не встала на дыбы, а ханур припал на четыре лапы и вздыбил шерсть на загривке. Он готовился к прыжку!

Точно так же я не успел заметить, как наемник скатился с седла, откуда-то выхватил нож, и присел, прикрывшись лошадью.

Я взглянул на зверя и обомлел — передо мной было существо, очень отдаленно похожее на милашку Пончика. Натянутый как струна, шерсть дыбом, уши вытянуты в линию и прижаты к голове, мощные когтистые лапы, жуткий оскал и удлинившиеся вдвое клыки, похожие на гадючьи.

Наемник выглядел не лучше. Глаза прищурены, вены на шее вздулись, пальцы на ноже словно приросли к металлу и, показалось, гибкое тело парня в боевую стойку просто перетекло. Он начал медленно двигаться в сторону, улучшая обзор. И ханур, прижимаясь к земле, пополз к человеку.

Пробрало меня так, что я чуть не вывалился из седла!

Внезапно зверь коротко зашипел. Потом еще раз. Наемник остановился. Ханур зашипел громче, злее, дернул хвостом. Машка фыркнул. Но положения не поменял. Ханур остановился и, внезапно, затрещал, запищал, перемешивая и треск, и писк. Возмущенно, громко. Но наемник расслабился и сунул нож в сапог — а я-то гадал, откуда он его взял. Успокоился и ханур. Он отряхнулся по-собачьи, пару раз лизнул себя и, демонстративно медленно подойдя к лошарику, снова запрыгнул на холку.

Машка, точно так же, с независимым видом вскочил в седло, и осведомился:

— Чё, едем?

Тут уж не выдержал я!

— Какого крысиного х… вы творите?!!

Ханур дернул ухом, но даже не повернулся. А Машка вдруг задумчиво спросил:

— Слушай, а ты ему точно хозяин?

Пережитый тихий ужас, который я испытал, не позволил мне за здорово живешь сдать позиции:

— Или вы, уважаемый Машал Рас, объясняете, что здесь происходит…

— Или что? — с интересом спросил наемник.

— Я расторгну контракт.

— Сам добираться будешь?

— Нет, на лошаке.

— По контракту я обязан тебя проводить до Тихого.

— Напишу отказную — тебе это на руку.

— На руку я предпочитаю золотишко.

— Обойдешься

— Как скажешь.

Я остановился. А действительно, кто такой для меня Машал Рас? Наемник. Я совершенно не обязан отвечать на его вопросы, как и он не обязан отвечать на мои. Он должен меня сопровождать, вот пусть и сопровождает. Угрозы моей жизни не было, значит, остальное — мелочи. На этом и закончим.

Толкнул пятками лошарика, заставляя его продолжить путь.

Мое раздражение сложно было не заметить, и Машка ко мне не лез. А вот ханур повел себя странно. Он внезапно повернулся ко мне, быстро влез на мое плечо, и лизнул мне щеку. Я дернулся от неожиданности, но зверек опустил голову и буквально повис на плече. Это что вообще такое?! Пришлось погладить его по мягкой шерстке.

Он тут же спустился на луку седла, нырнул в короб, и затих.

Ничего, я им обоим это вспомню.

Кстати, я совершенно забыл, что вообще-то уже ночь.

Оглянувшись вокруг, заметил небольшую поляну недалеко от берега, чуть в стороне дороги. И деревья заслоняют ее, и искупаться можно, и воды набрать, и костерок запалить. Сушняка там должно быть навалом. Я повернул лошака в сторону поляны и уже съезжал с дороги, как услышал:

— Уважаемый лэр, если вы не сочтете за труд послушать недостойного вас обычного наемника, то он бы предложил проехать чуть-чуть дальше, а не останавливаться на этой поляне. За версту есть небольшое село, где нам могут предложить теплую постель и ужин.

Я обернулся. Машка улыбался вовсю.

— А раньше ты где был? — буркнул я.

— А раньше, уважаемый лэр, вы изволили на кого-то обижаться, и потому ваш покорный слуга не осмеливался мешать оному занятию.

Нет, я все понимаю, но когда спихивают с больной головы на здоровую…

— Позволь напомнить тебе Машал, что именно ты спровоцировал агрессию ханура. И именно ты наплевал на безопасность своего клиента, когда зверь пытался на тебя кинуться. Именно ты «изволил» уйти от ответа на прямо поставленный вопрос. И то, что ты сейчас еще здесь, а не уматываешь обратно в Лирию, объясняется не моей наглостью, а твоей. Поэтому будь добр, прекрати паясничать. И если ты знаешь, что можно заночевать где-то получше, так и скажи. Я приму твое предложение. Я хоть и дворянин по статусу, но, вроде, не дурак.

В темноте я видел, как Машка снова улыбнулся.

— Все-все, — сказал он, — больше не буду. Едем. В том селе есть у меня знакомая. Она нас приютит, — и хитро подмигнул.

А я задумался. Машка увидел, куда я свернул. Ладно, допустим, он знает эту дорогу как свои пять пальцев. Он точно смотрел мне в лицо, когда упражнялся в красноречии. Тоже не вопрос, он реагировал на голос. Но подмигнуть в темноте можно только тогда, когда тебе все равно — ночь или день, и темнота тебе не помеха. Или ты знаешь, что собеседник тебя видит. Интересно.

Село, куда мы, наконец, доехали, тонуло во мраке, выставив под звезды ветки огромных яблонь и черешен. Безветренная тишина окутывала маленькие подворья таких же небольших домов, дребезжали сверчки и, еле слышно, тошнило жаб на дальнем пруду. Машка пробрался к оконцу крайнего домика и поскребся в стекло.

Через четверть часа, молодая симпатичная хозяйка, уже стелила нам в большой кладовке на пустующие лавки пахнувшие соломой чистые тюфяки, и откровенно стреляла кругленькими глазками в Машку. А я тихо завидовал, понимая теперь, почему именно его мне навязали в качестве охраны. У него тут недвусмысленный интерес и нахоженная дорога.

Пончика сладко спавшего в коробе я пристроил на «своей» лавке в кладовой, когда женщина вышла. Пусть спит, раз выдался случай.

На дворе Машка завел свою лошадь и моего лошарика в сарайчик у дома, обоим кинул по охапке сена, стогом сохнувшего в углу, притащил от колодца ведро с водой, взял щетку и принялся чистить вверенное ему копытное. Я решил, что не стоит обижать лошака, и взяв еще одно деревянное ведро, тоже занялся приведением в порядок моего личного лопоухого имущества, благо он в отличие от Машкиной лошадки, с удовольствием подставлял бока.

Я так увлекся, что не заметил, как Машка перестал скрести лошадиный круп и наблюдает за мной. Почувствовал что-то очень похожее на ментальное прикосновение любопытства. Просто интерес. Но я устал, слегка побаливало раненое запястье, мне хотелось завалиться на тюфячок в кладовке, и какие-то ментальные заморочки меня не интересовали. Тем более, что ставить психические блоки учат сразу, как только попадаешь в академию. Блоки эти, конечно слабенькие, взломать их при желании не составит труда, но любопытствующих они остановят. Поэтому решил не обращать внимания, и Машка все-таки не удержался:

— Слушай, Тиш, — позвал он, — вот смотрю я на тебя, и чего думаю.

Уже интересно. Но я на него не обращал внимания. Принципиально.

— Вроде бы ты лэр. А ведешь себя как…

Он не мог подобрать слова. Еще интереснее. Я решил ему помочь.

— Простолюдин?

Машка замялся, а я ответил на невысказанный вопрос:

— Ты не первый, кто так считает, — жесткая щетка уже добралась до упитанного лошаркиного бока, — Мне, все равно, если честно.

— Почему?

— Потому.

Он что, ждал продолжения что ли? Нашел сказочника!

— Ты странный.

— Это я тоже слышал.

Машка побулькал в ведре щеткой, смывая с нее пыль, снова с силой прошелся по спине лошади, вычищая уже глубокую грязь.

— Ладно, — он вздохнул, — Ты наверно очень мало знаешь о «стражах». То, как ты себя ведешь с хануром… э…м…

Он повторяется.

— Я часто себя веду «как-то не так». Болен наверно. Неизлечимо.

Машка фыркнул:

— Я и смотрю, — он помолчал, собираясь с мыслями, — Хануры живут только в Орлиных горах. И только в одном месте. На склонах горы Нарак. В переводе с дарайского — «врата Бездны».

Я кивнул. Что-то похожее я слышал. Или читал. И даже знал где эта гора находиться.

— В ее предгорья очень трудно попасть. Не говоря о том, чтобы подойти к вершине. Я, по крайней мере, не знаю никого, кто бы туда пошел и вернулся. Вершина все время дымит. Когда больше, когда меньше. Может, поэтому ее так называют. Хотя на первый взгляд ничего там страшного нет. Ну, дымит, ну, воздух тяжелый. Но это на первый взгляд. Там скалы. А единственно возможный путь наверх охраняют хануры. Именно охраняют! Как засадники какие-то, — рассказывая, Машка почему-то начал злиться, — И самое дикое то, что убивают. Не ранят, не отгоняют, а тупо режут. У них же клыки выдвигаются, как у змей! И когти вытягиваются. Границу их владений перешел? Всё! «Прощайте скалистые горы». Будто там золота семь телег. И главное, никто не знает, где в очередной раз пройдет эта гребаная граница!

— Ты там был? — мне было жутко интересно.

Машка плюхнул щетку в ведро, взял сухую тряпку и начал вытирать коняшку.

— Был, — мрачно подтвердил он, — Но я хорошо бегаю. И прыгаю.

Я поверил. И ждал продолжения.

— Потому их и называют «стражи Нарака», — парень успокоился так же быстро, как и разозлился, — Их очень трудно убить. А если «страж» обученный, то… совсем трудно. Как их ловят и потом обучают, не знаю. Но обученный ханур это… круто, в общем. Если ему хозяин скажет убить — убьет. Ребенка, женщину, без разницы. Даже собрата убьет. Хозяину предан, до того, что скажи «сдохни» — сдохнет. Хозяину прощает все. Если хозяин отдаст его кому-нибудь — будет служить. Но, говорят, если хозяин погибнет или еще что-то, ханур запросто может убить человека, которому его передали. Каким-то способом они узнают, что настоящего хозяина уже нет. Правда, иногда признают нового. Но, как я слышал, такое еще большая редкость. Поэтому «стражей» не дарят.

Я вспомнил мага на гостинном дворе, назвавшего меня вором. Вот ведь, гад! Выходит он пытался меня развести на то, чтобы я ему сам отдал ханура. Но тогда почему зверь удрал от него?

— А может «страж» убежать от хозяина?

Машка даже обиделся:

— Ты думаешь, я тебе соврал? Не убегают они, — и тут же остановился, бросив вытирать лошадь, — Так твой Пончик удрал?!

— Получается, что так, — я задумался. Скорее всего, дараец не был ему хозяином.

— От кого?

— От мага.

Машка присвистнул. Я собрал скребки, прополоскал их в ведре, вытер мокрой тряпкой нос моего транспортного средства, и уже взял ведро.

— А как он к тебе попал?

Я пожал плечами:

— Прибежал, — не рассказывать же ему, что Пончик почувствовал кинжал. А может быть, кинжал сам его позвал.

— Вот так взял и прибежал?

— Да. И укусил, паразит, — вспомнив, я не мог не улыбнуться.

Я уже открывал дверь сарая, как Машка схватил меня за рукав:

— Укусил?

— Да. Как и тебя. Я его пытался отпихнуть от сумки.

Машка вцепился в меня как клещ. Даже больно стало.

— Расскажи, — не то попросил, не то потребовал он.

— Машка, больно! — он опомнился и тут же убрал руку, — Что рассказывать? Удрал он от мага. Ночью. Я так понимаю, что маг ему хозяином не был, я видел след от ошейника. Как Пончик от него сбежал, понятия не имею. А утром, маг его увидел. Дараец, между прочим. Обозвал меня, вором, скотина! Талдычил, чтобы я ему ханура из-рук в руки передал, и я его послал. Сказал, что зверю не хозяин. Шел бы он. Он и пошел. Запыхтел, правда. Но мне его пыхтение, как шишу припарки. Тебя еще что-то интересует?

Пока я говорил, Машка смотрел на меня как на новый веник. Его удивление было видно и без всякой магии.

— Ты сказал, что зверю не хозяин? — он даже рот открыл.

— Сказал.

— Так и сказал?

— Да ты достал! — не выдержал я, — Что тебя так зацепило?!

— Понимаешь. Ты сказал слова, которыми хозяин отпускает «стража». Когда ханур не может сражаться, или смертельно ранен, его так отпускают. Надо произнести «я тебе не хозяин». Тогда ханур уходит или умирает свободным. Зачем это нужно — не знаю. Но, — он посмотрел на меня, — получается, ты его отпустил.

— Ну и что? Пусть будет свободным. Разница в чем?

— В том, что теперь по земле Вессалии шляется вольный «страж»! Самостоятельный!!

— И?

Парень посмотрел на меня как на придурка, но вдруг хохотнул:

— Ну, мне-то бояться нечего, я с тобой.

К тому, что на меня часто смотрят, как на придурка я привык. Но не привык, когда всякие наемники нагло игнорируют мои вопросы, а свои задают. Я поставил ведро на землю.

— А не расскажешь ли ты мне, Маша, почему этот самостоятельный «вольный страж» пытался на тебя напасть? — он растерялся и даже заморгал, — А еще меня очень интересует, как ты в темноте определил, куда я поехал? На поляну, припоминаешь? Только вот не надо придумывать чушь, хорошо?

Я даже вздрогнул от короткого всплеска паники ударившей его, и ментальным откатом доставшего меня. Было такое чувство, что Машка не знал, что делать.

Все. Устал я. Плюнув на ведро, я пнул хлипкую дверь сарая и потащился в дом, на низеньком крыльце которого стояла смущенная хозяйка. Прошел в кладовку, скинул обувь, разделся, сложил и сунул одежду под подушку, перемотал запястье чистым лоскутом и завалился спать.