Дар. Золото (СИ)

День двенадцатый

Проснулся я от настороженной утренней тишины. Рассвет еле-еле заглядывал в нишу пещеры, и холод из расщелины крался к ногам.

Машки на подстилке не было. Плащ, которым я накрывал его ночью, был откинут. Не заметил я и ханура. Но Машкин баул был на месте. На месте была и туша кугуара, тонко намекая, что произошедшее ночью кошмарным сном не было. Было просто кошмаром.

Мои естественные потребности все-таки вынудили меня встать, и побрести на выход.

На выходе обнаружился Машка. Одетый и обутый. Он сидел на валуне, и задумчиво смотрел на показавшийся алый краешек солнца за черным ребристым силуэтом гор.

— Доброе утро, — сказал я.

А что еще я мог сказать?

— Это точно, — отозвался Машка, не отрываясь от созерцания горного восхода.

— Ты Пончика не видел? — спросил я, присаживаясь рядом на камень.

— Здесь где-то. Охотиться.

Парень выглядел не очень. Глаза ввалились, под ними организовались темные круги, скулы заострились. Он вообще казался резко похудевшим.

— Маш… Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Он насмешливо повернулся ко мне:

— А может, пожрем сначала?

Ну, слава Небу, раз хочет есть, значит не все потеряно.

Уминая остатки вчерашней подгоревшей каши из котелка, одновременно жадно отрывая кусочки вяленого мяса, Машка, разве что не мурчал от удовольствия. И даже присутствие дохлой кошки не портило ему аппетит, чего нельзя было сказать обо мне. Я давился сухарями и водой из баклажки.

— По большому счету, — жевал Машка, — мне бы тебя тут и порешить надо.

Он тщательно облизал ложку от остатков каши. А у меня изо рта выпал сухарь. Но Машка продолжал:

— Но ты ж все-таки меня не оставил раненым, даже вон плащ отдал, заботливый ты наш, — он говорил вроде насмешливо, но мне все равно было не по себе, — Так что с твоей ликвидацией я подожду. Пока.

Я не выдержал:

— Маш, завязывай пургу нести. Ты можешь объяснить все по-человечески?

— Не могу, — парень сложил кожаный плащ, подоткнул под себя и вальяжно развалился на подстилке, вытянув ноги, — По-человечески не могу. Я не человек, ты ж понимаешь.

— Не понимаю, — я и в самом деле не понимал. И уже начинал злиться, — Ничего я не понимаю. Давай рассказывай все, а то…

— Что?

— Маш, достал.

Парень вздохнул:

— Оборотень я. Чего непонятного?

Я внимательно осмотрел его и почесал макушку:

— Ну, я читал… сказки… Нельзя ли поподробнее и побыстрее, а то нам еще топать сегодня. Не забыл?

— Потопаем, никуда не денемся. И не сказки, а самая что ни на есть быль. Мало нас осталось, просто. Прячемся мы. На нас охоту ведут не хуже, чем на диких зверей, а то и посерьезнее, чем на них.

— Кто?

Он хмыкнул:

— Те, кто о нас знает. А о нас все менталисты знают. Метаморфы для них как кость в горле. Страшно им.

— Метаморфы?

— Ну, оборотни. Называй, как хочешь.

Я не удержался:

— И все барсы?

Машка удивился.

— Почему, все?

— Ну, ты же барс?

Машка смотрел на меня и молчал. Он, кажется, решал, стоит мне рассказывать что-то или нет. А я, и правда, только читал о них. В тех же самых «Мифах…». Даже на лекциях никто из преподавателей о них не говорил. Даже в качестве выдумки.

— Рождаемся мы людьми. Но каждый из нас, когда оборачивается впервые, получает магическую ипостась. С ней и живет дальше. В основном это очень крупные волки или собаки, реже медведи, как исключение рыси. Вес тела человека должен совпадать с весом зверя. Ну, плюс минус пара другая фунтов.

— А ты почему барс?

— Это у Хозяйки Судьбы спрашивай. Может потому, что возле нашего замка, в Россах, в тот день, когда я пытался обернуться, охотники убили семью барсов. И потом хвалились на каждом перекрестке. Я, наверное, та самая безусловная справедливость.

— А родители твои?

— Во многих знаниях многие печали.

Ой, не хочет говорить, и не надо.

— А с этим что будем делать? — я мотнул головой в сторону трупа.

— Вытаскивать, что ж еще.

— А тебе можно? В смысле ты же ранен?

Машка опять задумался на меня глядючи. Но все же ответил:

— После оборота все раны затягиваются. Если ранен в звериной ипостаси, надо обратно в человека. Если человеком, надо в зверя. Правда, это довольно тяжело. Особенно если долго не оборачивался. Тогда помогают некоторые травы. Их не просто найти, но все же можно.

— За золото?

— И за него тоже.

— Поэтому Пончик меня достал? Он заставил меня тебе в рану насыпать какую-то дрянь.

— Я понял уже. Умный он. Даже не представляю, кто был его первым хозяином.

Машка встал. За ним поднялся и я.

Мы ухватили за задние лапы то, что осталось от хищника и кое-как выволокли из пещеры. Пришлось переть его еще с четверть версты до обрыва. Умаялись, дальше некуда. На мой вопрос «зачем так далеко» мне фыркнули «я не нанимался каждую ночь от какого-нибудь блохастика отбиваться». Мол, с обрыва скинем, а там пусть зверье разбирается. Мы и так вчера на ночь требуху от тетерева просто выкинули, а надо было хотя бы закопать. У обрыва Машка споро снял шкуру с убиенного, от чего меня слегка замутило, но он только покосился на меня и ерничать не стал. Потом молча столкнул тушу с обрыва.

На обратном пути я услышал вопрос:

— Ты чем зверя завалил? — спросил Машка.

— Кинжалом, — удивился я, — А что?

— Да так. Просто коротковат он, чтобы до сердца кугуара достать.

— И?..

— И. Не знаю я, как это у тебя получилось, вот и спросил. Кстати, может, расскажешь, откуда у тебя гномий кинжал?

— Во многих знаниях… как там дальше?

Еще часа два у нас ушло, чтобы собрать шмотки, очистить шкуру и подсолить ее. Машка, правда, ныл, что соли мало взяли. Нет, я удивляюсь этой… этому коту! Еле жив остался, а ему хоть бы хны. О соли разглагольствует. Кстати, шкуру он с собой не взял. Заложил ее в уголочке и завалил камнями.

Так и собрались. Почти к полудню. Хорошо, что на небе тучки кучковались — не жарко. Хотя, что это я радуюсь — тучи они к дождю. Примета такая. Народная. Машка тоже на эту примету посмотрел, шмыгнул носом, но ничего не сказал. Значит, дождя не будет. Я так думаю.

А вот Пончик, пока мы собирались, и носа не казал. Зато когда уже вышли из пещеры на оперативный простор, он сусликом сидел на том валуне, на котором утром сидел Машка.

Дово-ольный!

Короче, взвалили мы баулы на спины, обошли по широкой дуге скалу, в которой ночевали, поднялись на самый верх, и по серым камням, забираясь все выше и выше в гору, потопали дальше.

Шли мы около двух часов. Пологие выходы скал становились все круче. Слоистые серые сланцы постепенно сменялись более прочными кремнистыми, спрессованными в огромные толщи, сложенными разноцветными волнами — желто-охристыми, серыми, коричневыми, иногда розовыми и темно-красными. Скалы становились все выше и круче и через час мы уже шагали по каменистой ложбине, заполненной крупными и мелкими валунами, а местами и глыбами, отколовшимися вверху от жары и холода и скинутыми вниз проливными дождями. Ноги приходилось ставить аккуратно и жестко, чтобы не поскользнуться невзначай и не упасть на острые обломки. Серые тучи нависли над нами, но дождем пока не грозили. Впадина, по которой мы двигались, потихоньку сужалась, с обеих сторон подпирая наш путь почти отвесными каменными сбросами. А сверху, быстро заполняя всё пространство между скал, на нас наползал белый язык тумана.

Тихо обволакивая камни и валуны, скользя вдоль отвесных стен и клубясь, он укутывал собой всё пространство изложины, и вскоре мы словно оказались в белой густой вате. Протяни руку и не увидишь ладонь. Сапог уже не видно, Машкиной спины и подавно, и только дыхание словно разгоняет вокруг лица молочную пыль. Звуки стали глухими, шагов почти не слышно, ступаем на камни почти вслепую, только еле-еле шуршат под ногами камешки и тихо попискивает ханур, пристроившийся сверху, на моем бауле. Да слышен впереди тихий свист Машки.

Но как то неожиданно мы вдруг вынырнули из тумана под яркое солнце, на макушку небольшого плато. Перед нами, возникла пологая промоина, уходящая вниз, а внизу, сколько хватало взгляда, толпилась гряда скальных останцов, похожих на выставленные из земли пальцы — где большие, где маленькие, в огромных трещинах и сколах, местами покрытых мхом. Их верхушки ярко желтели на солнце, отбрасывая друг на друга резкие тени. За ними мягкой пушистой равниной тянулись облака, а в самом низу, под нами, проглядывая сквозь белое одеяло, зеленела узенькая полоска долины Арамзары.

Но нам нужно наверх.

Потрогав шершавый и горячий бок невысокой монолитной глыбины, слегка пошатнувшейся от моего прикосновения, я снова потащился за Машкой, уверенно ступившим на отшлифованный ливнями узенький перешеек, ведущий к островерхим кручам. Пройдя по гладкой узине затаив дыхание, мы вскоре пересекли жизнерадостный родник, вытекавший из-под камней и убегавший вниз крохотным водопадом. И, наконец, оказались у тех самых скал, которые я наметил еще в крепости. Встали перед усеянными многочисленными кварцевыми жилами вертикальными сбросами, на внушительной осыпи из мелкого щебня выветрелой породы.

Пришли.

— Оно? — спросил Машка.

Я кивнул. Сбросил с плеч баул, не заботясь о хануре, который не стал возмущаться, а просто соскочил на плоский камень. Достал пустую баклажку и поплелся обратно к родничку набрать воды. Машка, понаблюдав за мной, тоже скинул свою заплечную сумку, и начал раздеваться.

Мне жутко захотелось посмотреть, что сейчас будет, но я постеснялся. Так что, каким образом этот нехороший метаморф будет превращаться, я не смотрел. Уже возвращаясь с полной баклагой к оставленным вещам, я увидел пятнистую бело-серую кошку, которая уходила вверх по крутому склону, деловито шлепая мягкими лапами и мотая длиннющим пушистым хвостом. Ну, вольному воля. Зато ханур меня не бросил, пристроился в тенёчке и, по-видимому, уснул.

Что ж, пора приниматься за дело. Где-то тут я почуял золото. Начнем.

Настраиваемся, наблюдаем за еле-еле светящимися зеленоватыми нитями, снующими туда-сюда, и смотрим. Где что плохо лежит, да.

Через сброс, перед которым я стоял, нити проходили легко. Что-то цепляли, что-то обходили, завихрений было много, но ни одно не подходило по ощущениям к золоту. А что я хотел? Вот так сразу и показалось, так сразу и откликнулось? Кстати на счет откликнулось. Может позвать. Правда, круг действия моего зова несколько шагов, но ведь и пройтись можно.

Вот я и пошел. И шел я довольно долго. Но без особых результатов. Так подцепил небольшой отклик свинца. Теперь идем обратно. А если напрячься. Попытаться расширить круг, вдруг получиться? Чуть поднялся по осыпи и… получилось. Только не то, что хотел. Почувствовал пустоту. Локтей на пять выше. Ладно, идем туда. Поднимаемся. Там есть кварц, это точно. Это я уже проверил. А где есть кварц… правильно, там может быть и золото.

Но вы не поверите.

Я нашел старый вход в штрек!

Можете себе представить, здесь какому-то… не буду выражаться, приспичило начать что-то добывать. И он не поленился притащить на эту высоту деревянную крепь. И это все на своем горбу! Лошади здесь не пройдут. Хотя, зачем эта крепь тут нужна, не знаю — если правильно и потихоньку выполнить проходку обычным кайлом, можно и без крепи обойтись. Своды будут держать хорошо. Так. Что тут у нас? А у нас тут жила! Вот в этой самой старой штольне кварцевая жила. И она просто забита золотом! Только не здесь. А шагах в десяти дальше. Этого доморощенные горняки не увидели. Или увидели? Потому что взорвали скалу внутри штольни. Ее и завалило — не удивлюсь, если вместе с ними. Это ж надо быть такими идиотами. И что делать? Что делать, что делать… Завал разбирать. Может, как-нибудь пробьюсь дальше.

Где-то через четверть часа, моего «разбирания» камней я сделал, наконец, сквозной проем в который можно влезть. Ползком, разумеется, но больше мне и не надо. В общем, я кое-как протиснулся вглубь, на другую сторону завала, где оказалась ниша, такая маленькая, что я еле в ней помещался. Зато жилка, которая у входа только набирала силу, здесь разошлась во всей красе. Может, горняки слишком торопились? Увидели самородки и решили по-быстрому взорвать стенку? И не рассчитали? Сейчас можно только гадать. Но мне стоит сказать им спасибо. Без них я бы эту жилу не достал.

Как все это дело выглядит? Да, просто. Породу сечет кварцевая лента, в которой вместе с кварцем поблескивает желтый металл. Иногда наплывами, иногда веточками, иногда вся толщина этой немаленькой дайки заполнена золотым монолитом.

Я потрогал камень, спросил разрешения взять немного, на что получил безоговорочное согласие. Неуютно ему тут. И я его понимаю. Две жизни не упокоенные здесь лежат. Камень мне рассказал, что оба оболтуса, которые тут ковырялись, тут и остались. Под завалом. Давно это было.

Эх, глупость и жадность человеческая…

Но инструмента, чтобы наковырять немного золота у меня с собой не было, так что я на четвереньках протиснулся обратно, добрался к выходу, точнее входу, и задом спустился с крутого откоса, не глядя по сторонам.

А надо было!

Я поднял голову и увидел… Что на меня несется громадный козел!

Рога, витые, огромные! Голова опущена, глаза злые, кровожадные! Затопчет, на хрен!

Я еле успел отпрыгнуть в сторону. И заметил, что на холке у копытного хищника сидит Пончик. Вот интересно, что он там делает?

Козел домчался до узенького перешейка, по пути разметав, как нечего делать, наши вещички, и затормозил. Так, что копыта искры высекли! Я бы тоже высек искры — там обрыв как-никак. Но если он, козел, надеялся скинуть в обрыв ханура — то не на того напал. Маленький зверь держался стойко. Вцепившись зубами в шкуру.

Рогатое чудовище, развернулось, забило копытом и понеслось обратно. И только теперь я увидел барса. Он стоял, мотая хвостом из стороны в сторону, растопырив все четыре лапы и… ждал. Как защитник на воротах!

Эх, ставки делать не с кем. И не на что. Я бы поставил. На козла!

…м-да…

И продул бы вчистую…

Все оказалось просто. Прыжок на спину, и хребет сломан. Ну и, чтобы животина не мучилась, ей по-быстрому перекусили горло. Прыжок исполнял кот, вскрытие проводил ханур.

Жаль козла, конечно. Но эти двое как спелись, а?!

Я бочком-бочком пособирал свое барахлишко, разбросанное по щебню, и поглядывая в сторону двух клыкастых охотников, примостился на плоском камне, достав ржавую лопату. Молоток у меня есть, теперь мне нужно хоть немного привести в порядок еще один инструмент.

Ржавчина на металле это, в принципе тот же металл, только снова превращающийся в руду. Если из нее убрать все лишние составляющие, можно получить чистое вещество. Это в теории. Но на практике у меня получилась ерунда. Помогая железу освобождаться от примесей и лишних соединений и вливая в него тепло, я не учел, что железо не золото. Оно, освобождаясь, не восстанавливается и получается пористым. Этакая блестящая губка на плоскости лопаты. Разве что молотком постучать. Постучал. Нет. Пористый металл с цельным соединяться не хочет. А нагреть его до каления не в моих силах. Я не огневик. Короче говоря — задумка была хорошей, но не срослось. Кузня нужна. Там и поковыряться можно.

А Машка тем временем, уже разделывал тушу. Да, он обернулся, и я в очередной раз этого не увидел. И Небеса с ним. Как я понял, он умудрился притащить сюда в бауле дрова, оставшиеся со вчерашнего дня, и теперь готовил очаг для жарки мяса. Только вот на чем жарить? На плоском камне? Ню-ню… Хотя, может и получиться. И у меня заурчало в животе так, что даже ханур прискакал проверить, что тут происходит.

Я погладил Пончика против шерстки, ему это не понравилось, но выступать он не стал, видимо сделал вывод, что помощь мне не нужна и умотал к Машке. А я опять, не спеша, забрался по откосу к незаметной отсюда выработке, и, проделав уже пройденный путь, оказался в нише перед золотоносной жилой.

Надо сказать, что молотком долбить кварц занятие утомительное, если не сказать неблагодарное. Даже если есть гвозди и можно попробовать с их помощью. Словом, мне кое-как удалось наковырять несколько кусочков кварца с впаянным в них золотом. Маленькие осколки я подбирать не стал, но огрызки чуть больше мизинца собрал. Долго долбил уголок, полностью залитый золотом, в том месте, где жила образовала выступ в породе, и сумел отбить довольно приличный шмат, размером с маленький детский кулачок. Всего набралось около десятка самородков, и я, набивший с непривычки мозоли на всю ладонь, сунул молоток за пояс и подался на выход. Правда пришлось успокаивать и камень, и металл, что больше я забрать с собой просто не могу, уж не обессудьте. Но сказал, что люди должны сюда скоро прийти.

Словом, все мои передвижения туда-сюда, вымотали меня вконец, я решил, что выполнил задание Касандра Лорана более чем достойно, и со спокойной совестью могу возвращаться в Крепость. И меня уже не касается, чего там еще не хватает королю.

Это я себя так успокаивал.

И чувствовал, что все только начинается.

— Ну? — спросил Машка с набитым ртом.

Они вдвоем, наемник и ханур, сидели возле начавшего затухать костерка. На довольно большой и тонкой пластине кремнистого сланца лежали жареные кусочки несчастного козла, и Машка с удовольствием их жевал.

— Не могли кашу сварить? — проворчал я, — Котелок есть, крупа есть, вода рядом, не свезло что ли?

Машка поморгал, откашлялся и спросил:

— Э, вас, ваше высочество, какая муха на горе укусила?

— Не, ну, в самом деле! Мясо, оно конечно здорово, но зачем тащить припасы обратно, когда их можно здесь съесть?

Видимо Машке эта мысль в голову не приходила. Он пожал плечами, решил, что мы выяснили, какая это была муха, и снова спросил:

— Ну? Ты нашел?

— Да нашел. Куда я денусь, — я ухватил кусочек мяса, и присел рядом. Оно, кстати, мясо, я имею в виду, оказалось не соленым и не вкусным. И даже не совсем прожаренным. Но дареному жеребцу под хвост не заглядывают. Едим, что дали. А Машка заинтересованно сопел. Наконец он не выдержал:

— Покажешь, что ты там настучал? Даже здесь было слышно, как ты обо что-то долбился.

— Я ни обо что не долбился.

— Подумаешь.

— Вот и думай, когда говоришь.

— Обиделся что ли? Ну, извини. Такой вот я… э… невоспитанный.

Чья бы кошка мяукала.

Я начал неторопливо вынимать самородки из карманов и выкладывать их на пододвинутый к коленям небольшой валун. Пока выкладывал, на Машку не смотрел, хотел насладиться эффектом. Насладился. Да.

Машка сидел с совершенно непроницаемым и очень сумрачным лицом и внимательно разглядывал золотые куски.

— Маш, — позвал я его.

Парень посмотрел на меня и хмуро спросил:

— Ты что золото по карманам распихал?

Я удивился, а куда еще я должен был его «распихать»?

— И много там его? В горе.

— А что? — осторожно спросил я.

— Слышь, Тишан, а что ты в Крепости скажешь?

Я смотрел на него и не узнавал. Передо мной сидел не бесшабашный и веселый парень, а жесткий и сильный боец.

— Маш, что с тобой? — почему-то мне стало не по себе. Но, правда, ханур не делал никаких попыток меня защитить, так что на подкравшуюся паранойю я пока внимания обращать не буду.

— Так много или нет?

— Много, Маш. Я только на одну жилу наткнулся. А если хорошо поковыряться, там на несколько лет разработок хватит. Не знаю, сколько им надо, но свое золото теперь в Вессалии худо-бедно, но есть.

— Тишан, нельзя говорить про это золото.

Вот это номер!

— Почему? Я же не могу его не найти, ты же сам…

— Нельзя, Тишан. Сейчас нельзя. Нужно еще подождать.

— Чего?

— Как события будут развиваться.

— Какие?

— О, Хозяйка разума! С кем я связался. Дитё оно и есть дитё!

Вот тут я обиделся окончательно.

— Знаешь умник, я не заставлял тебя с собой связываться. Если я, по-твоему, «дитё», что ты со мной нянчишься? Как ты там хотел? Порешить, кажется? Ну, так и вперед. Никого вокруг нет, с обрыва скинешь и все проблемы.

— Все-все. Я не прав. Извини, — Машка примиряюще поднял руки, — И заметь, я второй раз, за последние четверть часа, перед тобой извиняюсь. Доволен?

— Нет.

— Ладно, объясню. Я, если честно, надеялся, что ты ничего не найдешь. Не перебивай. Очень надеялся. Но вот ты не просто нашел, а ого-го, сколько нашел. Не перебивай! Так вот. Как только ты скажешь об этом Витору, он пошлет депешу в Лирию. Что будет дальше, не догадываешься? А дальше тебя отзовут из крепости. Не перебивай!! И хорошо, если пихнут куда-нибудь еще. А если нет? Если они посчитают, что ты уже выполнил свою жизненную миссию? Ты же ничего не знаешь. Если ты будешь молчать и делать вид, что ищешь золото изо всех сил, у тебя будет возможность выведать о планах на твою персону. Только возможность, но она будет. А если расскажешь, даже возможности у тебя не появится.

Что я мог на это сказать? Да, ничего, в сущности. Прав был Машка или нет, время покажет. Мне не хотелось верить в такой тупой расклад, но если подобные мысли есть у наемника, почему их не может быть у… другого наемника?

— Ладно. Я понял. Но ответь мне, Маша, тебе-то что с того?

— Нет, ты редкостный… — он запнулся, а я подумал — может всерьез обидеться? Но он все же продолжил, — Тишан, неужели ты не понимаешь, что теперь мне от тебя деваться некуда? Мне тебя или прикончить надо, чего я совсем не хочу, или следовать за тобой везде, всегда и так далее.

До меня дошло.

— Ты боишься, что я кому-нибудь расскажу?! Так что ли?

— А ты можешь и не рассказывать, — усмехнулся наемник, — у нас для этих целей ментальная магия есть. Не забыл?

Я забыл. Я о многом забыл в этих горах. Здесь простор и свобода. И нет никого, кто бы действовал на мозги своими этикетами и нравоучениями, правилами и знатностью, богатством или родством. Все это не стоит здесь ровным счетом ничего.

— Маш, давай собираться. Нам спуститься еще надо. Или мы тут ночевать будем?

Парень кивнул, соглашаясь, и мы по-быстрому собрали вещички. Он, правда, кроме баула, взвалил на плечи и козла, но на мой удивленный взгляд пожал плечами «не пропадать же добру», и я в очередной раз поразился силе и выносливости этого… человека.

Выбрались из узкой каменистой изложины мы уже в темноте, и я облегченно выдохнул: не нужно теперь всматриваться под ноги. Звезды светили большие и яркие, но даже днем здесь одно неловкое движение и вывих обеспечен. А сейчас и подавно.

— Тишан, — тихо позвал меня Машка.

— Чего, — мы хоть и спускались, а не поднимались, но разговаривать мне не хотелось.

— Ты что, видишь в темноте?

Я в растерянности остановился. И что теперь делать?

— Видишь, — Машка улыбался.

Вот и накрылась медным тазом моя тайна. А парень стоял с дохлым козлом на плечах и насмешливо меня рассматривал:

— Я еще вчера заметил, когда ты в пещеру зашел и в темноте ни разу ни на что не наткнулся. А там камни в земле торчат.

Я молчал.

— Что, и у нашего великого мага свои тайны есть? Да? Это ведь врожденная способность? Ты ведь ничего такого не употреблял, я бы любое снадобье почуял. Так что, Тишан?

Я выдохнул и буркнул:

— Ну, вижу. Чего докопался?

Парень тихо засмеялся. Весело ему, видите ли.

— Не боись! — он хлопнул меня по плечу, — Я не скажу никому.

— Да, ладно?! — взбрыкнул я, — А как же господа менталисты?!

Ясное дело, я понимал, что теперь мы связаны тайнами. Но, вот только они же не равнозначны. Или все-таки «равно»? Машка тоже о чем-то таком подумал, а потому озвучил мысль как нельзя более точно:

— Все, Тиш! Мы теперь повязаны одной веревочкой. Так что, если меня поймают на опыты, то ты тоже этой участи не избежишь. Но я-то от ментальной магии защищаться умею. А ты?

От такого заявления я даже… передумал обижаться:

— Как? — и дышать перестал. На всякий случай.

Этот кот опять хохотнул, и затопал дальше по плоским шершавым камням.

— Ты никогда не думал, почему в Вессалии, и не только в ней, за употребление галлюциногенных и им подобных снадобий полагается смертная казнь?

— Это очень вредно для здоровья? — я старался не отставать от него, и шел, почти, касаясь его спины. Баула, то есть. Говорил Машка тихо, прямо как мурлыкал, словно чего-то опасаясь. Хотя, кто тут нас может услышать?

— Ага, — фыркнул он, — К этому дерьму люди быстро привыкают. Становятся зависимы. Для имеющих власть, зависимые люди — просто подарок. Почему бы не сделать всех нас пускающими слюни от этих травок, а значит послушными, и на все готовыми? Вино же разрешают, а к нему привыкают так же быстро. Не догадываешься, почему вдруг такое суровое наказание? А для контрабандистов еще строже. Если употребление обычному человеку могут и простить пару раз, то этих без разговоров вешают. С чего бы?

— Не знаю…

— А то, что после употребления дряни человек ментально непробиваем. Его можно лупить ментальными ударами хоть до посинения, но никакой реакции не будет. Не знаю почему, но эта дурь ставит очень прочный блок на воздействие.

— И сколько по времени…

— Пока не выйдет из человека совсем. У каждого по-разному. В среднем месяц.

— Но если менталист не сможет воздействовать на человека, он же поймет, что…

— Поймет. Но ничего доказать не сможет. И слава Небесам, в Вессалии еще не придуман закон, по которому слово менталиста уже само по себе доказательство.

— А если месяц пройдет…

— А если еще раз принять?

— Но тогда зависимость…

— А ты себе представь картину, как маг-менталист два, а то и три, месяца ходит по пятам за кем-нибудь?

На мой спине резко затрещал пончик. Потом слегка укусил меня за ухо, и спрыгнул под ноги. Я чуть не споткнулся об него, но он, похоже, этого и добивался. Машка тоже резко остановился, аккуратно и быстро скинул тушу с плеч, затем баул, и присел на корточки. Я поспешил сделать то же самое.

Мы сидели не двигаясь. Я честно старался хоть что-нибудь услышать или увидеть, но не получалось. Пончик тоже лежал рядом со мной, прижавшись к камню, и даже я его еле различал на сером валуне. Машка бесшумно повернулся ко мне и шепотом сказал:

— В нашей пещере люди. Сколько не знаю, но много. И они не шумят.

— И что? — я постарался спросить как можно тише.

— Они ждут. Если я правильно понял, они расставили смотрящих, и мимо нам точно не пройти.

— Откуда они о нас узнали?

Машка пожал плечами.

— Не о нас. Они поняли, что в пещеру кто-то должен вернуться. Я же оставил там шкуру.

— И что делать?

Машка снова прислушался, и, кажется, даже принюхался:

— Нужно к ним идти.

— Как! — я опешил. И уже подумал, что Машка каким-то образом дал знак этим друзьям. Мало ли, вдруг он все мне врёт, и у него тут дружки… Н-да, паранойя, она такая.

— Громко. Будто мы не знаем, что они нас ждут.

— Зачем? Не лучше ли подождать до утра? А там, обойдем их как-нибудь, а?

— Тишан, мы все трое видим в темноте. А они, наверняка нет. Это нам на руку. А еще у нас есть Пончик. Нужно выяснить, чего им надо, и что они вообще тут делают. Согласен?

Я не был согласен. Я вообще, чего-то там выяснять не хотел, но деваться-то некуда. Ночью или утром нас все равно встретят. Мимо нам никак не пройти. И я кивнул.

— Тогда дай разрешение Пончику, — еще тише шепнул Машка.

— Какое? — не понял я.

— На убийство по своему усмотрению.

Вот об этом я как-то не подумал. Что-то боязно мне. Прямо совсем боязно. За него. Вдруг у него получиться, а это ведь люди. Не звери.

— Может не надо?

Машка зашипел. Да так яростно, что я отшатнулся и чуть не сел на задницу.

— Ты что же думаешь, они с тобой о новинках вессальской моды будут беседовать?

Да все я понимаю…

Я погладил зверька, мысленно извинился и вслух сказал «делай, что сочтешь правильным». И ханур тут же исчез в темноте. Машка медленно встал, шумно одел баул, взвалил на плечи козлиную тушу и, громко топая, зашагал вниз. Я за ним.

Некоторое время мы двигались спокойно. Я уже устал бояться и ждать нервного окрика «стой, кто идет». Никого нигде не было. Может они, эти двое умников, ошиблись? Но стоило нам спуститься по обходной тропке со скалы, в которой была наша пещера, как сзади раздалось ехидное:

— Ну, надо же! Даже ужин с собой притащили. Молодцы.

Машка сделал вид, что вздрогнул, резко повернулся и «естественно» уронил тушу. Ну, а я вида не делал, я по-настоящему вздрогнул.

За нами стояли двое парней самого разухабистого вида. В руках у них были луки, на луках тетива была натянута, и стрелы были вложены. Расклад сто к… нулю. Не в нашу пользу, разумеется.

— Ну-у, неумеха, подбирай давай мясо, — скомандовал один из них, — Топайте внутрь.

И недвусмысленно направил лук на нас. Ага, на обоих сразу.

Что интересно, я совсем не боялся. Ну, вот не верилось мне, что можно просто так взять и застрелить человека. А как же бой на мечах, имя и слово дворянина, благородное правило один на один?

Так. Меня, кажется, опять понесло. Это я о драке в Лирии забыл. Зато вот сейчас мне и напомнили.

Короче, протиснулись мы со своими баулами внутрь пещерной ниши, и предстала перед нами картина маслом. Точнее мы предстали картиной маслом для пятерых мужчин, неопределенного возраста, неопределенного сословного положения, зато точно определенного занятия, судя по коротким мечам и ножам, довольно приличного качества, расположившимся вокруг горевшего костерка. Ну, мне так… ощутилось, по крайней мере. Одежда на всех этих друзьях была разной, но крепкой и добротной, а значит, насколько я понял, мужички не бедствовали, и смешным разбоем не занимались. Тогда вопрос, а чем занимались? И я тут же получил ответ:

— Кого я вижу?! — вдруг радостно заорал один из них. Надо сказать, самый э… как бы так выразиться… новый. На нем были новенькие сапоги, новые кожаные штаны, куртка, поддевка, и даже ножны меча были новые. Что в ножнах, я пока не определил, — Самал! Какими судьбами! Вижу ты в добром здравии. Даже к нашему столу тура принес. Не забываешь старых друзей. Ребятки, ну-ка ручки ему свяжите, а то я этого доброго молодца знаю. И второму заодно.

Это он по поводу Машки разорялся. Правда, последняя фраза, как вы догадались, была адресована мне.

Пещера хоть и была просторной, но сейчас казалась тесной. Считай, вместе с нами девятеро. Многовато. Разместиться, конечно, можно, и даже разлечься вокруг очага, в котором от обилия сухих дровишек весело трещал костерок, давая хороший жар и свет.

Пока нас вязали, я рассмотрел остальных.

Ну, что сказать? Я бы не стал с ними связываться ни при каких обстоятельствах, на за какие коврижки и ништяки. Они смотрели на нас как на ту козлиную тушу. Двое из них тут же начали её разделывать и нарезать куски. И что меня удивило, для жарки они использовали свои ножи. Странно, что оружие не берегут. Или у них еще есть? И вроде бы все мужички были очень разными, и по возрасту и по обличию, но показались мне чем-то неуловимо одинаковыми.

Тем временем разговорчивый Машкин «друг» подошел к нашим баулам и пнул один из них ногой:

— Это что? — спросил он у Машки.

Тот пожал плечами, даже не пытаясь как то помешать пареньку, вязавшему ему сзади руки. Кстати тому самому лучнику, что привел нас в пещеру. Паренек, сразу же вытащил из Машкиного сапога нож и кинул его под ноги главарю. Так же он поступил и с моим кинжалом, который успешно «спрятался».

— Знаешь, Самал, — «новенький» брезгливо отпихнул ногой наше оружие, — на твоем месте я бы разговаривал. И с почтением. Проживешь подольше. Так что в сумках?

Машка улыбнулся и снова промолчал. А я не понимал, какого он молчит? Зачем дразнить? Главарь спокойно подошел к нему и без замаха ударил кулаком сначала в лицо, потом в живот. Машка согнулся:

— Что Камор, — отплевывая кровь с разбитых губ, через несколько мгновений спросил Машка, продолжая улыбаться, — Побоялся подойти, когда руки были развязаны?

— Заговорил, ты смотри. Вот что значит сила слова. Ну, так что в баулах?

— Все-таки странный ты, Камор. Возьми да посмотри.

Камор не стал больше его бить, повернулся и дал знак одному из сидящих. Посмотри мол. А сам отошел к костру, где лежало свернутое одеяло, и уселся.

Все молча наблюдали, как из Машкиной сумки появляются и откидываются на землю его вещи, шерстяная подстилка, деревянная миска, которую я ему навязал, мешочки с крупой, мешочки с травами… Травы тут же были перекинуты главарю, но тот, понюхав их, скривился и кинул в общую кучу Машкиного барахла. Вскоре сумка была пуста. Для достоверности контрабандист ею потряс. Ничего не выпало. Теперь он взялся за мой баул, и я, с каким-то, нездоровым, интересом, ждал, что сейчас будет.

У меня всякой всячины было больше. Одна только веревка вызвала интерес, гвозди тем более, а молоток так вообще — всеобщее оживление.

— Мне вот интересно, что ты этим молотком долбить собрался? Кстати как там тебя величают? — спросил главарь.

Я посмотрел на Машку, и, судя по каменному выражению его лица, понял, что не стоит называть себя.

— Рич.

— Ага. Ну, Рич, так Рич. Ты молотком гвозди собрался в горах забивать? — он так искренне и по-доброму улыбался, что казался мне прямо родным братом. Хорошо, что у меня братьев не было. А то бы перепутал, — Ты тоже в молчанку играть вздумал?

Я не вздумал. Мне было нас… кхм… плевать.

— Да, гвозди забивать.

Я их развеселил.

— А веревка? Уж не повеситься ли? — и главарь начал мне объяснять — Видишь ли, Рич. Когда приличные люди идут в горы и собираются заниматься скалолазанием, они берут молоточек поменьше, веревочку покрепче и подлиннее, а вместо гвоздей прочные металлические пластиночки с дырочками. И металлические крючочки для этих пластиночек. Понимаешь? А то, что у тебя — называется «набор самоубийцы». Кстати, что ты вместе с этим жиганом в горах делаешь? Ты, вроде, приличный парень, судя по виду.

— Камор, — позвал его подельник, перетряхивавший мой баул, — Смотри!

Я не стал запихивать золото в карманы, из-за ехидного замечания Машки. Я их завернул в платок. И сейчас этот платок лежал развязанный возле костерка, и на нем тускло блестели самородки, играя бликами огня.

— Ё-о! — раздался всеобщий выдох.

Сгустившуюся тишину можно было черпать ложкой. Как кисель. Даже огонь, казалось, затих. Даже запах начавшего подгорать мяса никого не взбодрил. Они все словно застыли.

Камор медленно повернулся ко мне:

— Так вот для чего ты нужен! А я голову ломаю, зачем ты такой лисе, как Самал? А тут золотишком попахивает. И где же ты его накопал?

Ответа на этот вопрос с алчным блеском в глазах ждали все находившиеся здесь бандюганы. Мне даже смешно стало. Я, вообще, сейчас удивлялся сам себе. Как я испугался кугуара, и настолько мне были безразличны эти, с позволения сказать, люди. А ведь они гораздо опаснее, и их много…

— А оно тебе надо? — я постарался спросить как можно наглее. Получилось не очень, и Камор рассмеялся.

— Это тебе надо, дорогой. Иначе тебе жизнь покажется очень длинной. Мы от тебя мелкие кусочки будем отрезать и на вот этих углях жарить. А ты будешь смотреть. Что, может сейчас и начнем?

А кто ему помешает сделать то же самое после того, как я расскажу, где нашел золото? Да никто. Вот только он не знает того, что знаю я.

Пока я размышлял, Камор завязал самородки в мой же платок и сунул теперь уже в свои карманы. Кто там говорил, что нельзя золото в карманах носить? Еще как можно!

— Да! Чуть не забыл! — Камор смотрел на меня насмешливо, — Если ты думаешь соврать, то скажу, что у тебя не получиться. Я могу проверить, о чем ты действительно думаешь. И тебе будет больно. Головушка сильно заболит. Понимаешь, Рич?

Так. Еще один ментальный маг на мою голову. Только почему здесь?

— Не понимаешь, что я делаю в этих горах? Ну, куда тебе. Ты же у нас дворянин? Да. А я нет. И когда я был мальчишкой, мозгов у меня хватило не трепаться о своей способности направо и налево. Это уже потом я о вашем Тайном кодексе узнал. И порадовался за себя любимого. Ну, так как, дорогой Рич?

— Конечно, расскажу, — я улыбнулся, — И даже покажу, если попросишь.

А про себя подумал, мне бы только на воздух выйти, и Машку вытащить. Я бы обрушение здесь устроил. Потому как разозлился очень. Меня просто распирало. Еще и вспомнил заклинание, которое нашел в одном учебнике. У воздушников учебник утащил, по-тихому. Они там воздух как-то сгущали и передвигали предметы. Я тогда не понял ничего, просто повторил механически слова заклинания и штукатурка с потолка посыпалась. Прямо в читальном зале. Хорошо, через пять столов девчонка-воздушница сидела. Умненькой оказалась. Она захихикала, ручкой махнула, и обсыпавшаяся штукатурка сама собой собралась в мусорное ведро. Я был ей жутко благодарен, а она стрельнула глазками и снова уткнулась в книгу. Повезло еще, что смотритель спал. А то бы влетело мне. Так вот, заклинание я помню, желание у меня сейчас о-очень большое, мотивация еще больше, и камушкам я шепну пару слов. Так что…

— Рич, — проникновенно позвал главарь, — Каверзу строишь? Забудь. Ты теперь рядом со мной будешь. До последнего своего вздоха.

И противно захихикал. Само-собой, его поддержала остальная ватага. Вожак же, ё-мое.

Пока он со мной упражнялся в красноречии, двое парней у очага уже пожарили первую партию мяса. По воздуху потек вкусный аромат, и я почувствовал зверский аппетит. Шутка сказать, мы ведь еще засветло всего лишь перекусили, и я был голоден. И Машка, наверняка тоже. Но он молчит. Даже не даст знать, что задумал. Я не сомневался, что ему по силам их всех здесь разметать. Но паренек, который нас сюда сопровождал и связывал, сидел с луком напротив нас в нескольких шагах. И тетиву не снял, и стрелу не убрал. Любая провокация, и кого-то из нас двоих точно уже не будет. А то, что это буду не я, сомневаться не приходилось. Машка теперь для них расходный материал — только мешает.

Один из контрабандистов подошел к нашим мешкам, взял одеяла и кинул нам. Заботливый, смотри-ка. Кое-как, ногами, мы их развернули и сели. И только сейчас я понял насколько устал. Стоило опуститься на толстую шерстяную ткань, как у меня глаза начали слипаться.

— Спи, — одними губами прошептал Машка.

Ничего себе! Спи. Я так все просплю! Но сил не было. Я боком повалился на одеяло, устроился поудобнее, если можно устроиться удобно со связанными сзади руками, и стоило голове коснуться теплой шерсти как я провалился в сон. Странно, но мне никто не мешал.

И сны мне не снились.

Проснулся я от того, что кто-то тихо теребил веревку на моих руках. Пончик! Лапочка ты наша…

Я, стараясь не двигаться, приоткрыл глаза. В пещере костер горел еле-еле, но света было достаточно. Не для меня. Для архаровца, сменившего лучника. У этого был арбалет. Н-да, еще прекраснее.

Веревка ослабла, и мои ладони были освобождены. Только они онемели, и надо было подождать, пока восстановится кровоток и утихнет сильное покалывание в пальцах.

Машка лежал, чуть поодаль от меня, с закрытыми глазами и, кажется, спал. Но как я понял, Пончик развязал его первым.

Наш сторож не спал, что плохо, но и на нас не смотрел, что хорошо. Огонь горел, давая свет, что плохо, но это успокаивает бандюка, что хорошо. Все они, кроме одного спали, что хорошо, а вот то, что мой кинжал валяется у самых ног сторожа плохо — не достать даже в прыжке. Что делать?

А дальше думать было некогда.

Самый дальний от нас спящий вдруг захрипел и через пару мгновений затих. Мужик с арбалетом вскинулся посмотреть что там, повернул голову, и тут же схватился за глаз, из которого торчал дротик. Он с шумом повалился на землю, рефлекторно разряжая арбалет. Арбалетный болт свистнул и гулко ударил в каменный свод, обрушивая кучу мелких осколков. Я привстал. Рядом со мной маленькая серая тень метнулась к следующему контрабандисту, который уже испуганно поднимал голову. И соображал он быстро:

— Шухе-ер! — что было сил заорал он, подскакивая с земли, но ханур уже висел на его шее.

Машка вскочил на ноги и длинным прыжком оказался рядом с лучником, который после крика мгновенно открыл глаза и потянулся за оружием. Но наемник наступил ему на руку, одновременно выхватывая его же короткий меч. Послышался противный булькающий звук, и парень уже дергался с перерезанным горлом. Чуть поодаль рухнул на пол кричавший. Но главарь и еще двое его подельников уже вскочили с вынутыми мечами и встали в оборону.

Камор все понял мгновенно. Сложно не понять, если рядом двое колотятся возле тебя в смертной агонии, третий лежит с металлом в башке, а четвертый глотает собственную кровь, уткнувшись мордой в камень. И на тебя, на пружинистых лапах, крадется яростно скалящий клыки зверь!

Машка снова кинул дротик, но промахнулся. Бандит, уклонившийся от острого металла, в ловкости Машке не уступал. Он тут же бросился к нему. Ханур, недолго думая, в два прыжка оказался на руке другого контрабандиста, сжимавшего меч, и рванул клыками запястье. Мужик вскрикнул, а ханур, не давая опомниться, гибко нырнул ему за спину и перескочил на шею, вцепившись в нее как клещ. Тот завертелся на месте, пытаясь скинуть зверька.

А вот Камал оказался свободным. И как вы думаете, что он сделал? Угадайте с… одного раза.

Главарь резким кувырком подлетел ко мне. Свалил с ног подножкой, заставляя опуститься на колени и буквально садясь на меня, приставил нож к щеке. Вот что я такой невезучий?!

— Самал, стой! — заорал главарь, — Дружка побереги!

Машка отскочил от противника, парируя прямой выпад, но тут же получил скользящий обратный удар в челюсть рукоятью меча. И рухнул. А рядом с нами, хрипя, осел на пол контрабандист, пытаясь пальцами соединить разорванное горло.

— Останови зверя! — располосовал мне щеку Камор.

Но Пончик уже метнулся в темноту, явно намереваясь напасть на того кто ударил Машку. Главарь занервничал, а другой бандит тяжело дыша заозирался по сторонам. Хотя, шиш он теперь увидит ханура — костерок то гаснет.

Мне было больно. И обидно до поросячьего визга! Я сам себе уже казался… свиньей, да! Машку из-за меня сейчас убьют, а я тут… сижу. Как курица, которой вот-вот голову оттяпают, а она квохчет.

Где этот гребаный кинжал?!

И я почувствовал ответ. Ага! Ну-ка иди сюда, умник! Я позвал… даже не позвал, а приказал клинку вложиться мне в руку. А мне плевать! Как хочет, так пусть и вкладывается! И когда ощутил рукоять на ладони, не думал ни мгновения. Вывернулся из-под главаря и, падая на спину, снизу заехал ему клинком под ребра.

Вереди, с диким воплем переходящим в противный захлебывающийся визг, упал навзничь последний бандит.

А на меня навалилась туша главаря. Оказывается человек очень тяжелое существо. Особенно когда умирает и падает прямо на тебя. Сложно удержать падающее тело, и потому мы грохнулись на землю оба.

Кое-как, с отвращением спихивая с себя труп, я выбрался из-под тела, отползая на четвереньках подальше. Оглядел пещеру, остро завонявшую кровью, и меня вывернуло. Потом еще раз… и еще…

Полоскало меня долго. Пока желудок, наконец, не решил, что баста. У него ничего не осталось.

Машка лежал без сознания, с искалеченным лицом, а Пончик, ходил между трупов и зачем-то обнюхивал каждого. Проверял, кто еще жив, что ли?

Я присел возле Машки.

Он лежал на спине, сложив руки на груди, и в очередной раз пытался сдохнуть. Меня все еще мутило, и глядя, во что превратилось Машкино лицо, и вовсе подмывало блевануть еще раз. Вскоре наемник застонал, и открыл глаза. Пончик озабоченно посвистывал рядом, поднимаясь, как суслик, на задние лапы.

— Ма-аш, — позвал я парня.

— А, — не то ответил, не то застонал он.

— Может, ты перекинешься? А то у тебя лицо…

Машка растянул порванные губы в улыбке:

— У….тея…оже…ицо!

Я чуть не плакал:

— Маш, того порошка больше нет, давай сам оборачивайся. Ну, пожалуйста-а-а…

— … аоги… ими…

— Что?

Пончик схватил меня за куртку и, упираясь всеми четырьмя, потащил к Машкиным сапогам. Я понял, что их надо снять, а заодно и раздеть парня. Кое-как справился и с обувкой, и с одежкой, еле-еле вытянул шмотки из-под вялого Машкиного тела и на четвереньках отполз в сторону.

Сначала не происходило ничего. Затем пространство вокруг парня слегка замерцало, подернулось розовой марью, тело парня беззвучно вытянулось, изменилось и из искристого тумана появились лапы, хвост, спина и, наконец, голова. Легкий запах озона, и снежный барс лежит брюхом кверху, блаженно расставив лапы в разные стороны и зажмурив глаза. Не, ну не гад? Он еще и кайфует! Правда, на скуле у него виден темный кровавый след. Но и кровь уже исчезает.

Эх, везет. А мне шрам обеспечен. Я потрогал свою щеку. Пальцы окрасились красным, но кровь, уже не текла. Надо перевязать, наверно. Или хотя бы обработать.

Все так же на четвереньках, добрался к своим вещичкам, беспорядочно закинутым в баул, поковырялся там, а Пончик уже тащил в зубах Машкин мешочек с травами. Оно конечно, спасибо, только я знать не знаю, что с ними делать. Нашел в своем бауле отцовское снадобье и смазал рану. Защипало так, что я подскочил, а ханур возмущенно затрещал. Это он что, меня еще и воспитывать будет? Не хватало.

Наконец, я вспомнил о кинжале. Опять я его оставил в трупе. Надо забрать.

На этот раз клинок не сопротивлялся. Я вытащил его легко. Но только…

Лезвие было черным. Как тьма. Без единого отблеска. Свет пропадал в нем. Серебряная вязь фиолетово горела, словно плавая внутри черного тумана. Кинжал был доволен. А то, что человек оказался магом, его вообще привело в восторг. Но этого ему мало…

Я сидел, положив кровожадный артефакт перед собой, и думал. Думал, что мне теперь с ним делать? Зачем мне этот кинжал? Он что же только убивать умеет и хочет. И все? Знаете, есть куча качественной стали, в том числе магической, которая убивает не хуже. Особенно в умелых руках, да. И без претензий на лидерство. Почему такая сложная конструкция у этого клинка? Почему его создатели дали ему способность к мимикрии и наделили зачатками разума. Только для убийства? А стоит оно того?

И кинжал удивленно ответил, что «он ключ». К чему? Я «должен знать». Я? Да. А еще он может удлиняться. Магически. Превращается в луч. Которому нет преград. Но для этого… нужна кровь. «Человеческая. Лучше мага». Я не понял, это он меня на что сейчас подбить пытается? Соблазнитель, хренов. Все, хватит. Лирика закончилась, пожалуйте в ножны и на пояс. Разберемся по ходу.

Тяжелая звериная голова, муркнув над ухом, опустилась на плечо, и я чуть не подпрыгнул. Уши ваши крысиные!

Правду говорят, любопытнее кошки зверя нет.

Пока Машка обшаривал карманы у трупов, я приводил в порядок свой баул. Да, Машка перекинулся снова заявив, что от запаха крови в звериной шкуре он дуреет. Ханур ужинал остатками жареного мяса. В общем, каждый занимался своим делом.

Через четверть часа наемник уселся рядом со мной, протянул мой платок с самородками и несколько серебряных монет.

— Твоя доля.

— Не надо, — я отпихнул монеты.

— Ой, какие мы щепетильные, — он, кстати, не побрезговал вместе с Пончиком поужинать. А вот в меня ничего не лезло. Кроме воды. Я уже побулькивал, от того количества жидкости, которую в себя влил, — Бери, давай! — он все-таки сунул мне монеты в сумку.

— Так бери или давай? — хмыкнул я.

Машка отвечать не стал, вместо этого задумчиво произнес:

— Я думаю, надо сваливать отсюда. Что-то мне не хочется здесь ночевать.

Я был с ним полностью согласен. Но…

— А с этими, что делать будем? — показал кивком головы на окружающий нас «пейзаж».

— Ничего.

— Ничего?

— Зверьё их похоронит, — равнодушно сказал Машка, — Даже если унести их отсюда, крови натекло столько, что еще месяца два здесь невозможно будет дышать от вони. А может и больше.

И вдруг мы услышали стон.

Нас обоих как подкинуло. Мы оба вскочили на ноги и похватали ножи. Даже ханур вздрогнул и вытянулся в сторону звука. Это что ж нам так везет сегодня?!

А звук донесся откуда-то из самого дальнего угла пещеры. Там кто-то есть? Но как же ханур ничего не почуял?

Мы крадучись подобрались к темному углу и увидели большой сверток из шкур. Он лежал так, что его трудно было заметить. Переглянувшись друг с другом, мы оба присели возле свертка, а Пончик сунул мордочку между нами.

Я осторожно, левой рукой начал разворачивать шкуры и… развернул.

На нас мутным взглядом смотрел человек. Девушка. Руки и ноги связаны, но не веревками, а лентами. Рот завязан тоже. Девушка не была человеком. Крысиные-же-ш-вы-хвосты-ы… Шакарка.

И что делать?

Машка разрезал повязку у нее на лице:

— Привет, — сказал он.

Девушка смотрела на него со страхом и молчала.

А я не мог не удивиться. Я никогда раньше не видел шакарцев. На картинках да, но вот так, вживую…

Шакарцы необычный народ. Они вроде люди как люди, но у них странная кожа. Она пятнистая. Обычного светло-коричневого цвета, такого как у аларцев. Но на теле есть более темный пятнистый рисунок. И сама кожа какая-то ячеистая, словно змеиная. Их и называют поэтому «змеиный народ». Глаза, в основном, желтого цвета, но говорят, бывают и зеленого и даже голубого.

Девушка смотрела на нас испуганно. Из одежды на ней были только короткие кожаны трусы и такая же безрукавка. Ни обувки, ни штанов или куртки на ней не было, и это в горах, где летом даже заморозки бывают.

— Ты меня понимаешь, — снова попытался найти контакт Машка.

— Пить, — еле слышно прошептала она.

Я тут же встал, пошел к своему баулу, но в моей баклажке было пусто. Пришлось копаться в сумках у бандитов. Когда нашел воду, тут же подошел к нашей находке. Девушка боязливо протянула худую руку, взяла баклажку и захлебываясь, стала пить.

— Вот сволочи, — ругнулся Машка, — Даже воды не давали. Накачали дрянью и дело с концом.

— А кто она?

— Как кто? Товар.

Я не понял:

— В смысле?

— В прямом. А я-то голову ломаю, почему их столько в горы подалось? Семь человек! Для обычной контрабанды и троих много, а тут вон оно что, — парень задумался.

Я смотрел на него, ничего не понимая. Девушка напившись, смотрела на него, и тоже ничего не понимала. Пончик на него не смотрел, но и он ничего не понимал. Мы все ничего не понимали.

— Так, — обратился он к девушке, которая прижала к себе пустую баклажку, — Ты ходить умеешь?

Н-да… Более глупого вопроса я от него не ожидал. Но она, видимо, не посчитала вопрос глупым.

— Ходить? — переспросила девушка, — Ноги ходят. Да.

Акцент был. Точнее был только он один. Если она еще и по-вессальски через раз понимает, то вообще зашибись!

— Тогда вставай, и идем. Надо отсюда уходить, — продолжал Машка.

— Ходить?

— Да.

Как ни странно она его поняла. Попыталась встать, и с третьего раза у нее все-таки получилось. Не без помощи Машки.

И мы пошли. Через побоище, которое тут было час назад. А как себя поведет девушка, чуть не задохнувшаяся в шкурах, увидев семь трупов и лужи крови? Правильно, она упадет в обморок. На этот раз цензурных слов у Машки не нашлось. А у меня вообще слов не было. Что мы с ней делать-то будем?

Девушка лежала на земле, а Машка удивленно рассматривал внезапно свалившееся нам на голову недоразумение:

— Во, свезло, так свезло!

«Ирония» — самое мягкое определение того, что сквозило в его словах. Но развивать эту тему он не стал. Подошел к телу бывшего арбалетчика, перевернул, осмотрел и начал стаскивать с него шмотье. В результате у Машки на руках оказались приличного вида штаны, поддевка, куртка и сапоги. Правда, на счет сапог я не был бы так уверен. У девушки нога маленькая.

Короче, привели мы эту чувствительную особу в чувство, то есть привел Пончик, как обычно укусив за ухо. Заставили одеться, и чуть ли не пинками выгнали её упирающуюся из пещеры на свежий воздух, заодно прихватив чей-то баул и весь сагайдак с арбалетом.

И всем полегчало. Мне так точно.