Дар. Золото (СИ)

День семнадцатый

Какое счастье, что утром злобный горнист не дудел в свою дуду. Надо думать, чтобы ненароком не разбудить «высоких» гостей. Как я и предполагал, они остались в крепости ночевать. А хотите знать, почему они вдруг решили спать на жестких матрацах, есть приготовленную наемниками бурду, и даже зайти в душевые, где эти же наемники мылись часом раньше? А из-за Машки! То есть, конечно, не Машки, а свирепого и жуть какого кровожадного барса, который поселился в этих горах.

Как я понял, застращали их изрядно. Но справедливости ради надо сказать, что я бы тоже испугался. А я и испугался, когда первый раз увидел Машку в звериной ипостаси. Не знаю, пришло кому-нибудь из них в голову или нет, что барс… не местный, скажем так? Меня это мало волнует, сами понимаете. Но все же, где-то на самых дальних задворках сознания, маячил вопросец: неужели никто из пехотных так и не понял, что барс… не барс?

Спросил об этом у Машки.

— Ха, — ответил кот, — Конечно поняли. Практически все.

Он блеснул глазами.

— Видишь ли, Тишан, ты тут впервые, а есть и старожилы. Так вот, — продолжал он загадочно, — В этих горах живет дух. И дух этот воплощается. То в медведя, то в волка, то в барса. И вершит справедливость. Или помогает, если хороший человек в беду попал. Так что… Дух я. Понял?

— Маш, ты серьезно? — я был разочарован. Ну, какие духи, в самом деле. А он совершенно спокойно заявил:

— Конечно, серьезно. Серьезней некуда. Ты думаешь, почему никто за арбалетом не побежал? И с вышки никто не стрельнул? Так ведь Дух же! Сейчас его убьешь, а завтра тебе горы мстить начнут.

— О!.. — не выдержал я, — Выходит, ты под духа косил? Использовал суеверие неграмотных масс?

— Нет, — Машка улыбался, — Я и есть тот Дух!

Я помотал головой, уже ничего не понимая. А кот захихикал, и смилостивился:

— Тишан, я же иногда охочусь. И меня иногда видят. И я, иногда, помогаю некоторым особо упоротым, которые блуждают в этих горах. А еще у меня друган тут живет. Волк. А медведя я сам придумал. Вроде как, мне лично медведь помог. Так что, ловкость рук и никакого мошенства.

— Ну, ты… — я даже не знал, что испытывал больше: возмущение или восхищение.

— Тишан, — вздохнул Машка, — Как по-другому выжить в этом мире таким как я?

А я вспомнил Харта. Его обморок той ночью в кузне, когда я вышел извазюканный как… Да, как вчера. Стало тоскливо. В первый раз так тоскливо мне стало, когда я узнал о смерти нянюшки. Но тогда не было так обидно. А сейчас… Накатила какая-то злость. Бессильная ярость. На себя, от невозможности что-то изменить.

— Эй-эй, Тиш! Ты чего? — наверно Машка заметил мое состояние, и я взял себя в руки.

— Ничего. Я вспомнил, как напугал Харта. Он ждал меня возле кузни, а я тогда сильно испачкался в шлаке, да так и вышел к нему. А он решил, что это демон.

Машка непонимающе прищурился, а потом вдруг заржал:

— Так это ты был?!

— Да, пошел ты… — отвернулся я, но Машка хлопнул меня по плечу.

— Это жизнь, Тишан. Она со смертью в обнимку ходит. Просто живи и помни. И если можешь что-то изменить — меняй. А пустая злость или обида… они для слабых. Пошли на построение, а то Пончик скоро дырку в двери прогрызет от нетерпения.

Как и следовало ожидать, с утра в крепости царил полный бедлам.

Если вчера, все ходили, стараясь друг друга не трогать и ни с кем не цапаться, то сегодня присутствие высокопоставленных городских лиц и жандармов уже никого не волновало. Наемники на них просто не обращали внимания. Хаар по долгу службы и дворянского этикета еще пытался привлечь служивый люд к лакейским обязанностям для «дорогих гостей», но пехотные в крепости были не зелеными чайниками, а умудренными житейским опытом мужичками, и просто испарялись при появлении Хаара или офицеров.

Поэтому только хмурые жандармы разбирали печальное деревянное сооружение посреди двора. Поэтому Хаар лично метался по кладовой в поисках ткани, пригодной для заматывания покойников. Поэтому секретарь губернатора, прибежал утром к нам в комнату в состоянии близком к истерике, со слезами на глазах попросил у меня роспись на судебных протоколах, а затем, прихрамывая на обе ноги, помчался собирать своего начальника в обратный путь.

Но, наконец, сборы похоронного отряда закончились, и вскоре ворота крепости облегченно проскрипели, закрываясь за скорбной процессией, уводящей пятерых каторжников и уносящей с собой страшные итоги событий последних дней.

Я и Машка, и, разумеется, Пончик, полдня проторчали в кладовой, пытаясь найти то, без чего никак не обойтись на маршруте. Заодно и горное снаряжение подобрать. При условии, что оно вообще здесь есть.

Не нашли. Кроме веревки, ничего из снаряжения не нашли.

Зато Машка понабирал круп, специй и соли столько, словно собирался пересечь весь Хребет от Заячьего моря до Срединного. Я промолчал, но он сам снизошел до объяснений. Правда, ограничился только одним словом «предчувствие», продолжая запихивать припасы в найденный здесь же кожаный мешок.

Когда мы, словно нагруженные ослы, приперли все это добро к себе, в комнату постучал, а затем, не спрашивая разрешения, вошел Тамил.

У него на груди, прижавшись и распластав крылышки, сидел почтовый стриж. Наемник, ласково поглаживая огромной ладонью маленькую птичку, сказал:

— Тебе тут письмо, Тиш. Этот бедняга еле удрал от беркута.

Он протянул крохотную бумажку, свернутую в трубочку.

— Мне?

Я не был удивлен. Я просто обалдел! Вот это да! Правда, чуть-чуть царапнули по душе мои недремлющие кошки, но я все равно был рад. Скрученная в трубочку бумажка, как только я ее взял в руки, развернулась в небольшой лист, обозначив, что запечатано магией. Интересно. Оказалось, от отца.

Пока я сидел за столом и читал, Машка копался в припасах, Пончик демонстративно уселся напротив Тамила и разглядывал птичку, а Тамил стоял, не обращая на него внимания, и грел в большой ладони маленького почтальона. Он, кажется, ждал, пока я закончу читать.

А меня письмо… огорошило. По башке. Не, барон в своем репертуаре, конечно! Так, между прочим, как ничего не значащее действо сообщил мне, что я стал полноправным его наследником. Включил он меня в ранг! А если я не хотел? У меня он спросил?

Да, вру я… Оно приятно, что тут скажешь. Но опять завозились те самые кошки, которые скребутся на душе, когда их не зовешь.

И еще. Это что же получается, барон Райен готовиться к… военным действиям? Столько поколений даже не думало о крепостной стене, а тут на тебе? Что он мне хотел сказать этим письмом? И что это за знахарь в нашем селе, который интересуется не врачеванием людей вассала короля, а его хозяйской деятельностью?

Тихо стоявший Тамил кашлянул, обращая на себя внимание, и я поднял голову:

— Спасибо, Тамил. Это из дома.

— Там все хорошо? — вежливо поинтересовался наемник.

— Да, в принципе…

Тут меня перебил Машка. Прекратив ковыряться в баулах, он встал:

— Ты чего мнешься, Тамил? Как девка перед конфетной лавкой. Я ж тебя не один год знаю, чего принес? Какие сплетни?

Тамил вздохнул, погладил стрижа и присел на краешек моей кровати.

— Тут дело-то такое, — он смотрел в пол, — Сдали вас маги. Хоть напоследок, но подгадили.

— Не понял, — напрягся Машка.

— Что золотишко вы нашли. Павда что ли?

Мы с Машкой переглянулись.

— Это кто такое сказал? — Машка подобрался, как перед прыжком.

— Да эти двое. Пока сидели в клети, попросили сторожевого передать своим родичам, что так, мол, и так, король прислал колдуна, который золото в этих горах нашел. А за то, что, мол, они узнали об этом, сыскари их и вздернут. Даже сказали, сколько их дворянская фамилия заплатит за эту весть. Пять золотых посулили.

— Сторожевой поверил? — коротко спросил Машка.

— Да, етить… поверил, конечно. Кто б не поверил?

— А ты?

— Ты меня знаешь, Маш. Я от золота никогда не отказывался, но его потерять не жалко — его снова добыть можно. А друзей уже не вернешь. Они дороже.

Я сел. Для меня смысл происходящего был понятен. Точнее, я понимал, что подставили воздушники нас по полной. Но, что это меняет?

Мы молчали.

— Я тебя понял, — наконец сказал Машка, задумчиво разглядывая стрижа у наемника на груди, — Я не забуду.

Тамил кивнул и пошел к двери. Но все же оглянулся:

— Так вы нашли что-нибудь, Маш?

Кот усмехнулся:

— Как ты думаешь, мы бы сюда вернулись?

Тамил снова кивнул и закрыл дверь за собой.

Машка стоял посредине комнаты в глубокой задумчивости. Я бы даже сказал в глубочайшей. Мои махания перед его носом ничего не дали, покашливания действия не возымели, и за дело кардинально взялся Пончик. Он взлетел серьезному кошаку на плечо и попросту укусил за ухо.

Э… Зато подействовало. И даже очень. Такого удивления в Машкиных глазах я еще не видел. Кругленькие такие глазки, серенькие.

— Тишан, — спокойно обратился ко мне Машка, — Что-то мне не нравятся наши проверяющие…

А я-то надеялся, что он сейчас возмущаться начнет. Но, нет. Он обратил на Пончика внимания не больше, чем на муху, надоедливо жужжащую под потолком. Похоже, игрушки закончились. И если до этого были игрушки, то тогда что начнется сейчас?

— Рассказывай, — я подошел к двери и закрыл ее на щеколду.

— Понимаешь Тиш, что-то тут…. Ладно, давай попробуем понять, что происходит, — он уселся на стул и, устраиваясь поудобнее, закинул ногу на ногу, — Эти, так называемые проверяющие, приехали вроде бы с обычной проверкой. Сам посуди, слабенькие вроде бы маги — лекарь и артефактор. Что они могут сделать воздушникам или огневикам? А тем более менталисту? Ничего. Значит, обычная проверка. Они и ведут себя с Фаркасом и с лэрами Тимлессами как обычные инспектора — цепляются к ерунде. Но, мы с тобой уже знаем, что они, самое малое, направлены контролировать поиски золота. И вот тут мне не дают покоя некоторые нестыковки.

— Например?

— Например, если им нужен ты, как ищейка золотого запаса королевства, то почему Салиб останавливает твое избиение в самый последний момент? Давай подумаем: вот привезли Харта — почему бы Салибу сразу не подойти и не осмотреть тело? И сразу сделать заявление, что его убил не ханур. Ладно. Будем считать, что он не ожидал подобного. Но он мог остановить всех, как только Фаркасовский прихвостень тебя ударил. Но нет, он ждал. Ждал, пока тебя начнут бить. Причем, как можно большее количество наемников.

— Маш, а я ведь не рассказывал тебе этого. Ты откуда…

— Я в душевых был. Уже в мыле стоял, когда забили в набат. Так что всё видел. Там же и в барса перекинулся. Так, не сбивай с мысли. Вопрос: зачем Салибу надо было, чтобы тебя избивало несколько человек?

— Ну… может на каторге людей мало?

— Ага, только он не мог знать, что ты их потом помилуешь.

— Но он сам предложил их пожалеть. Помнишь? Может быть, он хотел выявить самых злобных? И чем больше их будет, тем… не знаю…

— Чем больше, тем меньше… Больше. Меньше.

Машка встал, заходил по комнате. А я продолжил свою мысль:

— Тем меньше злобных останется. Он их изолирует.

Он остановился. Посмотрел на меня задумчиво.

— Да. Он обязан их… изолировать. И даже судить. Устав крепости прямо предписывает разбираться на месте со всеми нарушениями. И дает неограниченные полномочия начальнику гарнизона.

— Вот и я говорю.

— Сколько человек позавчера попало в подвал?

— Восемь. Вместе с магами.

— А должно было быть девять.

— Должно? И кто девятый?

— Фаркас. У артефактора было три ошейника. Ошейника, Тиш! Для слабых магов хватило бы браслета. Наши господа проверяющие заранее знали, кого нужно, как ты говоришь «изолировать». А наемники просто до кучи.

— Значит, они заранее знали, что эти трое в сговоре?

— Скорее всего.

— Все равно непонятно. Не могли же они знать, что Син захочет убить Харта.

— Конечно, нет. Но помнишь, ты спрашивал, почему Тайная Стража мышей не ловит? Теперь увидел что ловит? Ещё как ловит! Они просто воспользовались моментом. Начали давить проверкой. Заставили магов психовать, торопиться и все такое. Любой начальник, имеет грешки. А уж за Сином их было-о. Но Фаркаса я убил. Оставались двое воздушников.

— Зачем такие сложности. Арестовали бы, да и дело с концом.

— За что?

— Ну…

— Магов не за что было арестовывать. Нужно было спровоцировать их на агрессивные действия. И не просто действия, а угрожающие жизни кого-то очень важного. И только потом — в клетку. А «важные» у нас как раз проверяющие. Вот Салиб и подставился, заранее зная, какой артефакт надо применить, чтобы они никого не убили, — Машка почесал за ухом, — Правда, конечная цель непонятна.

Я поежился, вспоминая как меня «уронили» во дворе, и как я «летал» в Хааровском кабинете. И как меня настойчиво пытался лечить Крисс. Я вспомнил, что всегда повторял отец:

— Если цель непонятна, нужно искать того, кому выгодно. Давай начнем с конца — с результатов. Они и покажут, какая была цель.

— Ладно. Что мы имеем на сегодняшний день? В гарнизоне по штату не хватает десятерых, и из них трех магов. Боевых магов. Почти треть списочного состава. Нет завхоза и повара. Твориться бардак. Что это значит?

— Ну, наверно, Крепость слабо защищена.

Машка внезапно остановился:

— Правильно! Если Крепость некому защищать, если специально уменьшают гарнизон, что из этого логически следует? — и я вдруг увидел, как его зрачки медленно стягиваются в вертикальную линию. Он тихо произнес, — А следует, Тишан, что готовится нападение.

Тут я вообще споткнулся:

— Ты хочешь сказать, что эти инспектора предатели?

Машка задумчиво молчал.

— Нет, — наконец ответил он, — Наоборот. Они очень преданы короне.

Я мало что понимал:

— Если так, то кто готовит нападение на Крепость, охраняющую границы государства?

— Тот, кто знает, что в крепости не хватает десятерых…

Я только слушал.

— …а знают, точнее узнают, те, кто скоро получит, или уже получил, трупы казненных родственников. Клан воздушных магов и род Тимлессов, — продолжал Машка, — И все бы ничего. Проглотили бы они и этот суд, и эту казнь. Поскорбели бы месяц-другой и начали делить наследство, тихо радуясь, что отхватили дармовой кусок. А через полгода вообще забыли об этой крепости…

— Но?

— Но появился один… фактор.

— Какой?

Машка вздохнул:

— Золото.

Я сидел и молчал.

Машка, покачиваясь на стуле и прикрыв глаза, казалось, разговаривал сам с собой:

— Что будет дальше? А дальше клан воздушников припрется сюда, под стены, и разнесет все здесь в хлам. Якобы в порыве праведного гнева. Погибнут все. Ну, может Хаар останется, как свидетель нападения на пограничную крепость. Потом король соберет небольшой полк, доблестно победит воздушных магов в честном бою и казнит всех, так сказать, по справедливости. Заодно избавится от неблагонадежных, кого выявит Тайная Стража. Точнее, кого она уже выявила. А земли и замки бунтовщиков король, как водится, заберет себе.

В моей душе царил полный раздрай:

— А если ты ошибаешься, Маш?

— Если бы. Я даже уверен, что отец и сын Тимлессы никому ничего о золоте не говорили. Это распустил слух кто-то из наших доблестных инспекторов. Что б уж наверняка. Чтоб заварушка получилась знатная.

— Но им-то зачем?

— Тиш, тебе знакомо такое слово — «приказ»? А вместе с «приказом» и солидное вознаграждение. Очень солидное. Может даже те самые земли и замки бунтовщиков.

— Но ведь люди погибнут! — я и верил, и не верил, — Глупо погибнут из-за… пустого места. В крепости, нет никакого золота.

— Есть.

— Маш, не тупи. То, что мы с тобой принесли, это капля в мо…

— Тиш, здесь есть намного больше. Намного, — перебил он меня, — Ты.

— Маш, не смешно.

Он опустил голову и тихо продолжил:

— Я не знаю, что ты такое, Тишан. Но ты странный и, судя по всему, очень ценный артефакт. За тебя и идет драка. За то, чтобы прибрать тебя к рукам, положат кучу людей. Не сомневайся, положат. И объявят твоему отцу, что тебя убили в этой мясорубке. Что будет дальше надо объяснять?

Мне пришлось сцепить зубы, чтобы спокойно ответить:

— Да, объясни. Я не понимаю.

— Тебя не убьют, — усмехнулся Машка, — Тебя переправят куда-нибудь в тихое место и будут… м-н… исследовать. А то, что ты бастард, означает, что официальных прав аристократа у тебя нет, хоть ты и считаешься дворянином. Ты очень удобная персона. И не простолюдин, за которого может спросить хозяин, и не аристократ, в случае убийства которого король обязан начать расследование. Ты между двух огней. Со всеми вытекающими.

— Я уже не бастард.

Машка вскинулся:

— Да, ладно?! Это ты сейчас из письма узнал? Поздравляю… барон… — он смешно фыркнул, — Только, по большому счету, это не имеет никакого значения.

— Почему?

— Потому что титул это всего лишь испачканный тушью пергамент, который легко сжигается, теряется и всё такое. Потому что золото всего лишь металл, который сам по себе ничего не стоит. Потому что земельный надел нельзя сунуть в карман и унести. Цену имеешь только ты сам, твой опыт, твои знания, твой разум. Это невозможно отнять. Даже твоя смерть не отнимет у тебя знания и опыт. Ты можешь всё это просто отдать, но только добровольно. Никто не заставит тебя, если ты этого не захочешь. В этом сила.

Все правильно, подумал я.

Что изменилось в моей жизни, когда я узнал, что стал бароном. Да, ничего. И отец это прекрасно понимает. Поэтому в его письме обошлось без «фанфар», «поздравлений» и «ковровых дорожек». Сделал он это не для меня. А для тех, кто «не понимает». Это им нужно. Это они играют в такие игрушки. И… это у них есть власть. Жаль.

— И что мне теперь делать? — мне было неприятно и… страшно.

Машка удивился:

— Я не понял. Почему только тебе? Ты, типа, в моих услугах больше не нуждаешься? — он склонил голову набок, рассматривая меня как какую-то экзотическую зверюшку, — А, может быть, я от тебя тоже кое-что хочу получить?

— Тебе парочку месторождений подарить?! — не выдержал я, — Или сразу пойти удавиться? Какая разница у кого я буду подопытным: у тебя или у Тайной Стражи?!

Машка встал, подошел ко мне, хлопнул по плечу и заявил:

— Нет, барон! Золота мне не надо. У рода Расов его навалом. И серебра тоже. Мы не зря два века в гномьих горах околачивались.

— Тогда что же тебе от меня надо, древний ты наш?

Машка фыркнул:

— Места под солнцем. Всего лишь.

— Ну-ну… После того, что ты тут наговорил.

— Тебе клятву верности принести? Я могу.

Сказано было серьезно. Уж это я могу почувствовать и без магии. Даже Пончик соскочил с кровати и недоверчиво понюхал Машкины сапоги.

— Машка, пошутили и хватит.

— А я не шучу, — ответил оборотень с такой… ответственностью, что я как-то даже растерялся.

И прежде чем я успел что-то сказать, парень встал передо мной на одно колено, вытащил из ножен свой меч, воткнул его вертикально в пол и взялся за рукоять обеими руками:

— Я урожденный Машал Рас, рода Расов из горного клана Волков, — начал он формулу присяги, — Призываю всех давших мне силу и кровь и ушедших за край в свидетели…

Что-то было не так. Я однажды видел, как приносил присягу мастер Руш. Моему отцу. Как-никак, а барон доверил ему жизнь своих детей. Это было давно, и я плохо помню. Но Машка явно делал что-то не то.

— …признаю урожденного Тишана Райена равным мне по крови, и даю над собой право равного…

Я попятился. Это были не стандартные слова вассальной клятвы! Это было что-то совсем… Изначальное! Он что творит?!

— …и отдаю ему слово верности. Знаю, нет за него ни платы, ни ответа — ни на войне, ни на пиру, ни в забвении. Ни слава, ни золото, ни смерть слову моему не указ. Дар, прими.

Машкин меч окутал слабый синеватый туман, который тихо растаял в пространстве, повеяв на нас еле осязаемым теплом.

Я стоял в полном оцепенении и не мог произнести ни слова! Как вообще это прикажете понимать?! Он что, признает меня кровным? Что это за клятва, и какого демона здесь происходит?! Зачем?

А Машка легко поднялся с колена, затолкал меч в ножны и, показывая безупречное великосветское воспитание, поинтересовался:

— Ты жрать не хочешь? А то, уже обед.

Ну, что сказать. Мы втроем пошли в столовую. Голод не тетка, а двигатель цивилизации.

В столовой мы подсели к Тамилу, взяв у дежурного кашевара по полной миске слегка подгоревшей перловки. При нашем появлении разговоры примолкли, но вскоре пехотные, как ни в чем ни бывало, делали вид, что им глубоко на нас с высокой колокольни… Очень усердно делали вид. И если не знать о слухах, загулявших по крепости, то на косые взгляды можно было бы не обращать внимания. А так, я и Машка делали «морду кирпичом» — якобы ничего не видим, не слышим, не знаем. Только Пончику действительно было всё… да, по тому самому барабану.

Начальство, то есть дворяне, в столовой не присутствовало. Я так думаю, что оно решило не рисковать, и теперь принимало пищу отдельно. То есть в кабинете начальника гарнизона. Как там на счет бабы, которая с воза, и коню от этого… далее по тексту.

Словом, обедали мы, никуда не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой. Если и было мне неуютно под перекрестными косыми взглядами наемников, на счету у каждого из которых, как минимум, одна война, то я изо всех сил старался этого не показать.

Дежурный кашевар, разнося по столам кружки с компотом из диких груш, остановился возле нас и, обращаясь к Машке, обронил:

— Там, вас, это… к Хаару зовут, как пожрёте. Лекаришко бегал, вас искал. Уж не знаю, чего им надо. Понял, что ли?

Машка кивнул:

— Понял, Вась. Спасибо.

Упомянутый Вась хмыкнул «спасибо на хлеб не намажешь» и пошел дальше.

Тамил, сидя напротив нас, угрюмо ковырялся в каше, и Машка взяв кусок хлеба, невзначай толкнул его миску. Наемник поднял глаза, а парень, не глядя на него, тихо проговорил:

— Сваливай, если можешь. Сегодня.

Тамил зыркнул по сторонам, допил компот и поднялся из-за стола. На нас он не смотрел. Отнес посуду на кухню и вышел.

А я тоскливо подумал: может и нам «свалить» куда-нибудь? Сегодня. И как только мы покинули местный общепит и вышли во двор, я Машку так и спросил. С ответом кошачий авантюрист не задержался:

— Свалим. Но надо сходить к Витору. А там война план покажет.

Мои душевные кошки в очередной раз недвусмысленно заявили, что план этот мне не понравиться. Как и всё остальное.

Честно сказать, мне не очень хотелось смотреть на план, который покажет война, тем более, что воздушные маги ничем не отличались от огневых — такая же спесь. Хороших знакомых среди них у меня не было никогда, как и среди остальных магических сословий. Разве что лекари относилось ко мне вполне лояльно, но впрочем, они относились лояльно ко всем, по причине врожденного дружелюбия. Правда, это дружелюбие не мешало знахарской братии отсылать своих врагов на тот свет, лишая их жизненной силы не с помощью огня или ветра, а путем отнятия оной непосредственно голыми руками. Вот и вся разница.

— Пожар? — неуверенный вопрос прозвучал в десяти шагах от нас.

Мы с Машкой одновременно повернулись в ту сторону, где трое пехотных пристально высматривали что-то на холме. В направлении старых развалин.

Там, над холмом, все выше и выше поднималось странное желтое сияние.

— Пожар!!! — послышались крики уже со всех сторон. Хотя какой пожар? Зарево, да. Но никак не…

Кузня!

Забыв обо всем и плюнув на то, что обо мне подумают, я сорвался с места. Лишь бы успеть! Нужно во что бы то ни стало успеть. Добежать, пока еще можно что-то понять.

Я понесся по двору к подъемной клети, а за мной длинными затяжными прыжками как белка-летяга скакал ханур.

Вскочив на доски подъемника, я изо всех сил закрутил лебедку, и Машка, успев на ходу запрыгнуть ко мне, тоже вцепился в воротило. Мы вдвоем раскачивая под собой клеть, взлетели на крепостную стену. Визгливо заскрипели шестеренки поворотного механизма, и клеть тут же начала спускаться со стены. Не дождавшись пока платформа стукнется о землю, я спрыгнул с досок и помчался по тропе к развалинам. Машка и Пончик бежали сзади, но сейчас это интересовало меня меньше всего. Сейчас мне нужна была только одна вещь. Печь! И когда полукруглое строение показалось за развалинами старой мастерской, я споткнулся. Если бы не Машка, ухвативший меня за куртку, точно проехал бы носом по земле. Это строение сияло! И сияние шло изнутри. Расширяясь в разные стороны, сияние набирало мощь, и яркий золотой свет уже начинал опасно слепить глаза.

Машка попытался меня остановить, но я дернулся из его захвата так, что чуть не опрокинул, и он выпустил меня, побежав следом.

Не обращая внимания на слепящее зарево, я подлетел к двери. Сходу, даже не думая, провернул замок — он жалобно всхлипнул и развалился, а я, со всей дури, ногой долбанул дверь.

То, что я увидел за дверью, невозможно представить себе даже во сне!

Печь пылала! Но совсем не обычным пламенем. Черный гладкий песчаник сам излучал свет! У его поверхности метались оранжевые и желтые сполохи. Они расходились вширь и светлели, превращаясь в ослепительные белые лепестки. Купаясь в огне и свете, печь как большое черное яйцо жила и дышала, пульсируя в такт неведомому сердцу. Она изменилась. Уже не было колошников и мехов вокруг нее, уже расплавились в холодном пекле горны и наковальни, уже пространство переливалось пустотой и смешивалось с немым восторгом вновь родившегося… существа!

— Уходи!!! — раздался сзади дикий крик Машки.

Я оглянулся. Наемник стоял в проеме дверей, прикрывая лицо. Одежда на нем дымилась. Пончик у него под ногами верещал от бессилия — он не мог зайти в эту дверь за мной. А я стоял посреди праздника огня и света целым, и мне было… здорово!

Я посмотрел магическим зрением, и дыхание перехватило — над печью переливался изумрудными вихрями столб концентрированной энергии. Тонкие зеленые нити сливались в ручьи, в потоки и уходили вверх мощной рекой, расплескивая силу во все стороны. Не жалея.

Это что же такое я сотворил?!

Мне хотелось взлететь, и я знал, что смогу. Сейчас я все смогу!

От двери послышались крики.

Улыбаясь, я повернулся на голоса и увидел людей. Они стояли с перекошенными от ужаса лицами и пятились от жара. Их место занимали другие — смотрели, отшатывались, исчезали… Мелькнули растерянные и потрясенные лица магов. Они тоже прибежали? Ха, еще бы! Тут этих потоков дармовых, хоть поварешкой черпай!

Но вскоре свет начал гаснуть. Зеленые ручейки притихли, но не прекратили собираться в один поток, а просто потекли размеренно, словно вернулись на свое законное место. Словно убрали камень, лежавший у них на пути.

Жар спадал.

А в самой кузне не осталось ничего, кроме печи и магического вихря, пульсирующего над ней.

Мой клинок исчез. Вместо него на поясе чернел сгусток тьмы. Твердый и смертоносный.

— Здравствуй, Дох!

— Здравствуй, Ригата.

— Наверно, ты, как всегда, знаешь, что случилось?

— Конечно.

— Тогда, ответь на мой вопрос: что это было?

— Случайность.

Молчание.

— Во второй раз?!

— И, тем не менее, это случайность.

— И что делать!

— Ничего.

— Ничего?

Молчание.

— Двести лет, Дох. Двести лет! Алабару почти двести лет. И он один! Младших нет! И ты говоришь ничего?!

— Да. Никто ничего не будет делать.

— Я выйду на Совет. Меня все поймут.

— И этим ты помешаешь той самой случайности. Ей нельзя мешать. Свою вину мы не искупили.

— А когда?! Когда мы ее искупим? Когда нас не станет?

— Возможно.

— Ты… Ты понимаешь, что ты говоришь?!

— Да. И если ты выйдешь на Совет, я отстраню тебя от наблюдения. Ты давала присягу. Как воин. И ты этого захотела сама. Так что соответствуй.

Не буду рассказывать, как мы возвращались в Крепость. Мы, это я, Машка и Пончик.

Одежда на Машке слегка пованивала дымом, ханур подпалил усы и уши, а я хотел стать маленьким и невидимым. Совсем маленьким и совсем невидимым.

Короче говоря, в кузне побывали все, кроме дозорных на башнях, на воротах и тех, кто был в карауле. Судя по взглядам, бросаемым на меня окружающими, пехотные ничего не поняли. Ну, светилась печка, ну, поплавилось все внутри, ну, я целым остался — так маг, он и есть маг. А вот огневики почему-то поглядывали странно. И лэр Отар Салиб щурился так, словно у него в роду были даже не аларцы, а сколлы, всю жизнь смотрящие на белый лёд. Только Крисс бесцеремонно общупал меня и, не найдя никаких повреждений, отстал.

В кабинете Хаара было душно. Наверно от скопившегося там народа. Шутка ли, двое огневиков, двое проверяющих, сам Хаар и мы втроем. Третий Пончик у меня на плече. И все стояли. Ну, кроме Пончика и Хаара. Эти сидели. Один у меня на плече, другой на стуле, вытирая платочком вспотевший лоб.

— Демон тебя задери, Тишан! — Хаар не сдерживался, — Что ты устроил в кузнице? Чем она тебе помешала!

Вот что значит не маг. Остальные молчали. Что было в развалинах, они видели прекрасно. Только что там действительно произошло, я так и не понял.

— Это кузня, а не кузница, — машинально поправил я начальника гарнизона.

— Да, мне хоть швейная мастерская! Почему там ничего не осталось? Где теперь ремонтировать оружие и все остальное?

— Ну, новое оборудование прикупите… — а что еще я мог предложить?

Маги переглянулись, а Хаар вскочил:

— На какие шиши?! Может у тебя занять?

Тут заговорил Джар. Один из огневиков.

— А что, собственно, мы пристали к парню? Насколько я видел, он побежал, хоть и первым, но вместе со всеми. Он, как я понял, сам не знал, что происходит в кузне. Не так ли?

Все смотрели на меня. А я почувствовал вопрос с подвохом. Если признаюсь, что знал, надо объяснять почему, если скажу, что не знал…

— Я не знал. Побежал… у меня там… заначка была. Серебро.

Н-да…

Мне никто не поверил, но сделали вид, что поверили все. Очень интересно. Ладно, подождем развития событий.

И оно, развитие, долго ждать себя не заставило.

— Так, Тишан. Вы, с Машалом собирались на маршрут, не сегодня-завтра? — Хаар опять сел за стол, — Давайте уматывайте. Прямо сейчас. Только покажешь мне, куда вы решили пойти.

— Э… Я бы попросил повременить с выходом, — вдруг встрял Салиб, обращаясь к Хаару — Они, я полагаю, не готовы.

Начинается, подумал я. А Машка тут же ехидно поинтересовался:

— Чего это вам в голову пришло? — он бесцеремонно рассматривал атрефактора, опешившего от такой наглости, — Мы все уже подготовили. Так что, прямо сейчас и пойдем.

Я его понимаю. Салиба понимаю. Он считает Машку обычным наемником. Они все так считают. Вон как брезгливо физии отсвечивают.

— Насколько я понял, — холод в словах Салиба можно было потрогать, — Старший по работе среди вас Тишан Райен, а не вы, Машал. Но даже в этом случае, решение он не принимает. Не по ранговому статусу.

Ох, как же они мне надоели.

— По статусу, — я решил, что с меня хватит этих высокородных заморочек, — Я внесен в ранг, как законный наследник барона Эльгара Райена.

Так что, господа, ешьте развешанную на ушах лапшу сами, не подавитесь. Это я про себя подумал. И в установившейся тишине продолжил вслух.

— Маршрут я вам сейчас нарисую, лэр Хаар.

— Вы зря торопитесь, — вдруг сказал, молчавший все время Салт. Второй огневик, — В ночь не стоит уходить. Если я правильно понимаю, здесь уже и барсы завелись.

Машка поморщился. Даже мне стало обидно — он же не блоха, чтобы где-то заводиться.

— Так может вообще никуда не ходить? — Машка улыбался все так же нагло.

Но почему-то оба огневика напряглись. Хоть они и сдерживали себя, но я почувствовал ментальный всплеск. Надежда, смешанная со злорадством. Вот так номер! Что происходит? Что-то такое, что даже доблестные инспектора-проверяющие не знают?

— Видите, барон Райен, — с усмешкой сказал Салиб, — Пожалуй, вам действительно не стоит уходить в ночь, раз уж тут началась такая забота о вашем здравии.

Это был намек. Серьезный намек.

— Хорошо. Мы выйдем завтра, с утра, — сказал я.

Пусть они сами разбираются, кто тут из них что. Я решительно подошел к двери, замечая, что Машка следует за мной, но спиной к ним старается не поворачиваться, и мы вышли, наконец, из этого душного кабинета. Когда спустились во двор, уже наползали сумерки. В горах темнеет быстро. Машка внимательно оглядел пространство вокруг, прошелся взглядом над стенами, над холмами и тихо произнес:

— Птицы, молчат, — он прислушался, — Скоро с башен сигнал будет. Самое большее через час. Надо же, как они торопятся. Быстро собираемся и валим отсюда.

Мне собраться, что некоторым плюнуть. Машке тоже. Тем более, что мы с утра практически всё собрали. Правда, пришлось повозиться с картой, чтобы пристроить ее в вещмешок. И услышать недовольное шипение кота, который заявил, что я придурок, и что эта тряпка ломаной сотейки не стоит в рыночный день, чтобы вот так с ней нянькаться. Само собой, я промолчал.

Даже Пончик проникся серьезностью момента. Оттащил свою подстилку, под которой он прятал какие-то веточки и корешки, и, подскочив к Машке, запищал, оглядываясь на свое добро.

— Ну, ты… Я тебе что, тягловая сила? — возмутился парень, — У тебя хозяин есть, вот пусть и тащит.

Но любопытство взяло верх, и он все-таки подошел к сокровищу зверька, хмыкнул, взяв в руки, и сунул в свой заветный кожаный мешочек.

А через миг тревожно затрубил горнист на башне.

И через несколько ударов сердца забили набат над воротами. Послышался топот ног по лестнице над нами, во дворе раздались крики, сильный порыв ветра ударил в окно, но тут же снова установилась хрупкая тишина, изредка нарушаемая хлопаньем дверей и короткими командами караульных.

Не сговариваясь, мы похватали баулы, и рванули к двери. Но тут же кто-то забарабанил в дверь.

Я посмотрел на Машку. Наемник уже держал в руке вынутый из ножен меч, и, взглянув на меня, кивнул.

Быстро отодвинув задвижку и отскочив, я тоже выхватил грасту.

Дверь резко распахнулась от пинка, и в проем шагнул Салиб.

Атрефактор был одет по-походному, с баулом за плечами и мечем в руке. Правой. В левой была какая-то странная штуковина, похожая на заостренный карандаш, и я бы не стал проверять, что это такое на самом деле. Крисс, с вещмешком на спине, маячил за ним и тоже держал в руке короткий меч. Какие они, однако, любители холодного оружия. Что артефактор, вроде худенький и тщедушный, что целитель, ага, жизнеспасатель. Аристократы, уши крысиные!

— Собрался, я смотрю? — Салиб внимательно меня оглядел, — Пошли.

И развернулся. В полной уверенности, что я… «пойду». Кстати, он только меня одного «пригласил», или как?

— Далеко ли? — раздался ехидный вопрос Машки. Он уже встал так, что загородил мне выход. А заодно и прикрыл, как я понял. На всякий пожарный.

Салиб резко оглянулся. В глазах было искреннее удивление, а Машка с усмешкой пояснил:

— Не соблаговолит ли многоуважаемый… лэр, объяснить нам, убогим, конечную точку предложенного пешего маршрута?

Наверное, Крисс увидел в лице артефактора что-то такое, что заставило его быстро встать между Салибом и наемником. И повернуться к последнему спиной!

— Отар, я говорил. Они пойдут только вместе.

Но Салиб все равно угрожающе шагнул к Машке, причем, сильнее сжал вовсе не меч, а этот свой «карандаш».

— Подождите! — я понял, что если не вмешаюсь, будет плохо. Возможно, очень плохо. Поэтому потребовал, — Лэр Салиб. Объяснитесь.

Вместо него, быстро повернувшись, ответил Крисс:

— Тишан, вам угрожает опасность. Серьезная. Вы должны пойти с нами, если хотите выжить.

— А кто вы такие? — я начал злиться. Мало ли какой х… м… пугать тут начнет! — Никто из нас, насколько я помню, вам ничего не должен. Так что идите куда шли. У нас своя дорога.

Внезапно, громыхнуло так, что стены крепости затряслись. В окне мелкими осколками разлетелось стекло. В проход коридора, с оглушающим треском проломав стену со двора, полетели камни вместе с пылью, и мы рефлекторно пригнулись. Откуда-то снаружи послышалась ругань, крик боли и резко завоняло гарью.

Салиб весь подобрался и рявкнул:

— Хватит! Или вы идете — демон с вами, оба — или я обоих положу. Считаю до трех. Раз!

Артефакт у него в руке опасно загорелся оранжевым светом.

Мы с Машкой переглянулись и одновременно шагнули к выходу. И только тут я увидел, что Пончик прижался к полу у ног Салиба. Он ощерил клыки и неотрывно следил за левой рукой мага. Причем, он практически слился с серыми досками, и я заметил его только потому, что он сам на меня смотрел. И в голове тут же возник образ порванной в кровь руки, а следом за ним… вопрос? Ханур «спрашивал» разрешение на атаку? Он и так умеет?!

Нет, Пончик! Нет.

А со двора вдруг послышался тихий, но постепенно нарастающий гул. Так гудит ветер, внезапно выпущенный на свободу и начавший хлестать все подряд — деревья, камни, небо… Уши заложило от смертельного, исчезающего в пространстве, крика, и тут же всхлипнула, взвизгнула и завыла ему панихиду пурга за стеной. Холодом дунуло со двора в изуродованные проемы коридора, и стены моментально покрылись изморозью. Заходили ходуном перекрытия, осыпая цементную пыль, грозя вот-вот обвалиться.

Нет, Пончик. Надо сначала отсюда выйти.

Внезапно, из воющего бурана, в пролом, оставшийся от входных дверей, вбежали четверо. Все пехотные. Все в снегу. Все с мечами и ножами. Один даже с круглым щитом — со стены что ли? Дышат тяжело, лица посечены, в мелких кровавых порезах. Доспешные куртки и штаны тоже изрезаны, словно по ним прошлась сотня метательных ножей. За ними следом в пролом ворвался бешеный порыв ветра и снега, запутавшись возле ног.

Увидев нас, они мгновенно ощетинились сталью, и все вместе опасно шагнули вперед.

— А ну, отошли от него! — угрожающе прокашлял один.

От кого отойти я не понял, но и Салиб, и Крисс, и Машка одновременно закрыли меня собой, встав рядом.

— По-хорошему прошу, вашблагородь, — говоривший сделал навстречу еще один шаг, — Вы нам без надобности, а вот из-за щенка мы тут подыхать не хотим. Ну?! Отошли, я сказал!!!

Они не боялись офицеров. Ни капли. Они их в рваньё не ставили. В горевших дикой яростью глазах страха не было. Вообще. И они не стали ждать пока маги что-то там сообразят. Они кинулись все сразу. Обучено. Слаженно. Не мешая друг другу, и стараясь обойти нас с разных сторон.

Но не успели. Странный оранжевый всплеск пространства, противный высокий писк, громкий хлопок — и всех четверых в один миг разрезало надвое! Как струной, твердой и тонкой. На пол рухнули восемь кусков человеческих тел, раскидывая внутренности, разбрызгивая кровь, обрывки кожи и тряпок. Не помог даже щит.

Салиб с остервенением откинул в сторону жуткий артефакт и повернулся к нам:

— Демонстрация понравилась? — в глазах бешенство, — У меня ещё есть.

И, перешагнув через трупы, подбежал к бреши в стене.

Я проглотил подкативший к горлу комок, краем глаза увидел, как из окна в комнату с воем ворвался снежный вихрь, и рванул вместе с Машкой за артефактором, слыша как Крисс ругается сзади.

Не знаю, почему эти четверо на нас напали и что нас ожидает во дворе, но стены крепости уже стонали и трещали под напором ураганного ветра. И оставаться здесь в любом случае было опасно. Нужно куда-нибудь подальше отсюда. По коридору заметались крохотные воронки, стремительно начавшие поднимать пыль, увеличиваться всё больше, подхватывать стулья, столы, старые койки. Мебель в них разлеталась деревянными ошметками, снова собиралась в смерчи, скачущие внутри помещений, и закручивались в смертоносном танце.

— На-ам!.. пробежа-ать!.. дво-ор!!! — орал Салиб, присев на корточки у пролома и пытаясь перекричать рев бури, — …ни-и-из!..подва-ал! Где ка-амеры!..хо-од!

Я схватил Пончика за шкирку и, расстегнув куртку, сунул пискнувшего зверька за пазуху. Иначе он мгновенно улетит в «дальние дали», как только высунет нос из-за стены. Понятливый зверек тут же притих и вцепился в мою рубашку когтями. И, кажется, зубами. Я прикинул расстояние до входа в подвал. Шагов тридцать. Если на четвереньках, то можно «добежать». Или доползти. Взяв поправку на ветер, ага. И всё это тогда, когда в белой воющей мгле дальше собственной руки ничего не видно. Так что, заматываем лицо шарфом, поднимаем воротник кожаной куртки и вперед.

Н-да, Пончику за пазухой придется туго. Особенно, если я упаду на живот.

Когда я посмотрел на Машку, понял, что парень решает тот же насущный, в данный момент, вопрос: как не улететь и не впечататься в стену. Судя по тому, что он уже примеривался на четвереньках рвануть через двор, сквозь визжащие снежные иглы — решение он принял. Офицеры, плюнув на аристократизм и посовав мечи в ножны, тоже опустились на четыре кости.

Кинулись мы в бурю одновременно.

На меня тут же обрушился снежный шквал — вмиг облепило мокрым снегом, холодом сдавило дыхание, в одежду врезались ледяные иглы… Не помню как я передвигался подобным способом в детстве, но сейчас я точно переплюнул сам себя. Стараясь не обращать внимания на удары острых кусочков льда, закрывая глаза, я изо всех сил налегал на ветер и, сбивая колени и локти, двигался к входу в подвал.

Несмотря на вой ветра, со стороны ворот послышались крики. Нас увидели. И буря, кажется, начала бить еще жестче.

Мне оставалось всего несколько шагов к спасительному проему — двери здесь тоже были сорваны — как новый колючий порыв ветра поволок меня назад, в самую круговерть, заставив лечь и попытаться скрюченными пальцами вцепиться в ледяные булыжники двора. Еще чуть-чуть и я покачусь кувырком.

Вдруг я почувствовал, как кто-то жестко ухватил меня за ворот куртки и с силой швырнул к стене. Я влетел в дверной проем, чудом не вляпавшись в покрытый снегом столб, и та же рука подняла меня на ноги. Не церемонясь пихнула в спину, придав такое ускорение, что я по короткому проходу почти долетел до спуска. И если бы меня там не поймали, пересчитал бы собственными боками все ступеньки. А они ведь каменные, уши крысиные!

Но передохнуть мне не дали, снова толкнули и я, еле успевая перебирать ногами, буквально спрыгнул в кладовую. А потом, таким же способом, оказался на уровень ниже. У распахнутой настежь решетки крепостных казематов.

Здесь на нас обрушилась… тишина.

В ушах еще гудел дикий свист взбесившегося снега и льда, но здесь уже было тихо, темно и сухо.

Буря, слава Небесам, осталась наверху.

Пончик тут же бесшумно выбрался из-под куртки и по штанине спустился на пол, сливаясь с темнотой.

Мы остановились, тяжело дыша и стряхивая налипший на одежду мокрый снег. Куртки и штаны у всех были сильно изрезаны, на наших лицах алели кровавые царапины, но вещмешки оказались целыми. Присмотревшись, я понял, что они были зачарованы от повреждений слабым заклинанием, которое вот-вот истощится. С внезапной ненавистью к провидению подумал, что даже сейчас бытовая магия простого неграмотного мальчишки, Харта, нам помогает. А заслуживаем ли мы этого? Сильные, здоровые и как-бы грамотные.

С недоумением заметил, как Салиб нащупывает, поднимает с пола и пытается зажечь кресалом два факела, видимо припасенных здесь заранее. Но вспомнил, что они с Криссом не видят в темноте, и мысленно обругал себя. Не нужно показывать удивление, сказал себе, и раскрывать все карты. И без того господа проверяющие слишком много знают.

Пока Салиб возился, я старался отдохнуть. Прискорбно сознавать, но устал я за несколько минут, как… еще никогда в жизни не уставал. Да разве за несколько минут? Весь день только и делал, что бегал. И вчера тоже. Вот закончится вся эта бодяга, начну бегать по утрам, подтягиваться на перекладине, фехтовать и… ну, вы поняли. Здоровый образ жизни.

— Идем прямо. К последней камере, — Салиб, наконец, зажег факелы и сунул один Криссу, — Саня, идешь последним. За этими двоими.

Машка криво усмехнулся, но промолчал.