После надрывых воплей утренней побудки, построения и завтракая, как и обещал Машка, мы приводили в порядок шкуру горного льва. Точнее, кошак приводил, а я и остальная свободная братия, нас окружившая, сидели и наблюдали. И восхищались размерами зверя, и сетовали, что шкура исполосована, спрашивали меня, как это я умудрился, я пожимал плечами, а Машка уже пятый раз рассказывал, как я прыгнул хищнику на спину и вонзил… нож. Ага, обыкновенный нож. Вот посмотрите, видите дырку между лопаток? Во-от! То-то же. Ему не верили, но он упорно отнекивался от своего участия в убийстве животного, поэтому в конце-концов, на меня стали поглядывать уважительно. Ну, почти.
Пончик с нами не пошел. Он отлеживался в комнатёнке, и я был этому рад.
Кстати, после обеда отлеживался не только он. Я и Машка тоже устроили себе выходной с лежанием в горизонтальном положении и ленивым плеванием в потолок. Иногда очень хочется не двигаться вообще. Ну, бывает, знаете ли.
А вечером, я увидел Харта.
Парнишка не появился на ужин.
Когда я зашел в кладовую, отдать молоток и гвозди, заодно поблагодарить за плащ, он старательно отворачивался. Но я все равно заметил синяк. Большой синяк. Почти на всю скулу. Не долго думая, взял его за плечо и повернул к себе.
— Что случилось?
Он испуганно замотал головой:
— Это я упал.
— Ну, да, поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся… а тут на тебе, да?
Мальчишка опустил голову, скрывая слезы, и снова замотал головой.
— Рассказывай, — я присел на стул рядом с ним. Интересно, у какого муд… гада руки чесались?
— Все хорошо, господин… — прошептал Харт, опуская глаза, — скоро все пройдет.
— Это его Фаркас избил!
Я вздрогнул. В проеме дверей, скрестив руки на груди, стоял повар. Почему то я не услышал, как он спускался в кладовую.
— За что?
То, что повар был здесь, меня не удивило. Но то, что он прямо и без обиняков обвинил аристократа, меня немного покоробило.
— К нам проверка приехала, — ответил мне повар. Хоть убей, не могу вспомнить, как его зовут, — Двоих видел? Они облазили всю Крепость и сказали, что у нас нет комнаты для больных.
Повар сплюнул прямо на пол коридора, но я промолчал.
— А раз нет комнаты, нет и… этих… снадобий. Фаркас дал ему бумажку, где написано все, что нужно. Сказал этому огольцу сделать.
Повар замолчал, а я ждал продолжения. Терпеливо ждал. Потому что он сжимал и разжимал кулаки.
— Я так понимаю, Харт не сделал? — не выдержал я.
— А как? Он же никогда не видел этих… снадобий. Он даже читать нормально не умеет.
Я понял. «Бытовик» не может сделать то, что не видел, не держал в руках, или не пробовал на язык. Это у них такая особенность. Но вот что странно. Почему Син заставил деревенского мальчишку делать то, что тот однозначно не сможет? Об этом и спросил:
— Харт, а разве лэр Син не знал, что ты не сумеешь это выполнить?
Паренек совсем тихо ответил:
— Я не знал, что на этой бумажке. Я ее взял. Думал, там простое что-то.
— Он ко мне пришел, чтобы я прочитал, — сказал подпирающий дверной косяк повар, — Я ему и сказал, чтобы вернул бумажку. Но Фаркас взбесился и избил пацана. Вот так вот, ваше благородие.
— У нас здесь есть лекарь. Я сейчас его приведу, — поднялся я.
— Нет! Не надо! — запричитал паренек, но вдруг резко согнулся пополам и упал.
Мы с поваром ошарашено посмотрели друг на друга, и подскочили к Харту. Он был без сознания.
— Не поднимать его и не трогать! — заорал я на мужика, и побежал наверх, перескакивая по лестнице через две ступеньки.
Саня Крисс вытирал тряпкой, найденной на одной из полок, мокрое от пота лицо, потом так же тщательно вытер ладони, сложил тряпку, и положил ее на место. Харта мы уложили на топчан. Мальчик спал. Он дышал ровно и спокойно, а повар хмуро сидел рядом с ним и все поправлял и поправлял старенькое одеяло, которым укрыли его подопечного.
— Когда проснется, — сказал Крисс, — Напоите его сладким отваром мать-и-мачехи. Найдете?
Повар кивнул. А мы вдвоем вышли в коридор и поднялись по каменной лестнице на плац. Уже здесь лекарь меня спросил:
— Кто его так?
Он ни о чем не спрашивал там, в кладовой. Просто делал свое дело. Когда он осматривал паренька, его ладони светились. Совсем чуть-чуть, но я ни разу не видел, чтобы у кого-то из моих знакомых было такое свечение. Даже у Финны, когда она «лечила» особо замызганный кустик. Крисс, пока работал, молчал. И как я понял, ему было тяжело. Меня это удивило, но я оставил свое удивление при себе. А сейчас он решил спросить о причине такого состояния мальчика. У меня. Нашел у кого. И я попытался отвертеться:
— А какая разница. Парнишка ведь простолюдин.
Крисс остановился.
— В таком случае, зачем ты меня позвал, Тишан Райен? — насмешка была неприкрытая, — Не все ли равно, когда бы он сдох? Сегодня или через неделю?
— Сдох?
Крисс кивнул:
— Разрыв селезенки. Четыре ребра сломаны. Они смяли легкое, но не пробили. Поэтому он еще мог дышать. Сотрясение мозга… Так кто его избил?
И все-таки я решил не отвечать прямо.
— Видишь ли, Харт «бытовой» маг…
Брови Крисса поползли вверх, но он меня не перебивал.
— …еще и воздушник…
А теперь он недоверчиво прищурился.
— …он здесь работает и получает четыре серебрушки в месяц. Убирает, кашеварит. Вместо кладовщика присматривает за хозяйством.
Лекарь молчал.
— Но он не умеет читать, а ему дали твой список снадобий, который он не…
Меня перебили:
— Я понял.
Небо над Крепостью уже алело закатом, и было так тихо, что слышались песни лягушек у ручья внизу. Саня Крисс посмотрел на небо, на горы и вздохнул:
— Красиво тут. И воздух такой чистый. Не то, что в Лирии. А ты ведь из Крысок, Тишан?
Я замер. Но постарался взять себя в руки и ответить спокойно:
— Да, я оттуда. Вы читали мое личное дело?
Крисс усмехнулся:
— Уже на «вы»?
— Извините, лэр, мою прежнюю бестактность. Больше подобного не повториться. Благодарю вас за то, что нашли время и силы для лечения слуги. Мне этот мальчик нравиться, не буду скрывать, и поэтому я у вас в долгу. Как только сочтете нужным, я всегда к вашим услугам. А сейчас прошу меня извинить, я еще не пришел в себя после маршрута и хотел бы отдохнуть. Спокойной ночи, лэр Крисс.
Меня не кусала никакая муха. Просто устал. Развернулся и пошел спать.