Дар. Золото. Часть 4

Глава 35

1

Село справляло траур.

Почти всё мужское население ходило по улочкам навеселе, орало песни и слегка дралось, радуясь, что не оно одно оказалось большим любителем веселящих жидкостей. Благочестивый и почти святой Сифий, на которого настойчиво предлагалось равнять житие свое, оказался далеко не святым, а значит – гуляй рванина, нет в мире совершенства! Население женское пекло пироги, шушукалось с соседками, обсуждая пикантные подробности внезапной смерти настоятеля, и безоговорочно приходило к соглашению, что лучший мужик тот - кто под боком. От него хоть знаешь, чего ждать.

Рассказывать от том, как, заподозрив неладное, к обеду следующего дня селяне брали храм штурмом; как мы с Гаем не дошли до дома старосты, увидев, что именно он воодушевленно возглавляет таранные мероприятия; как я откровенно трусил, терзаясь мыслями, что в «келье» остались мои следы, и как Зараза возмущался моим неверием в его криминальные таланты - наверное, не стоит. Особенно, если учесть мою совесть, которая по части грызни даст десятикратную фору всем вессальским крысюкам. Так что не будем о грустном.

Авдей тоже был расстроен. Два дня ходил по дому грозовой тучей – еще бы, жизненная опора пошатнулась! Но Серафима не тыкала в больное место, лишь однажды мимоходом заметила, что вера в человека, совсем не одно и то же что вера в бога.

Сейчас он недовольно цокал на упряжную пару, которая катила телегу по дорожной хляби. Метель отшумела и унеслась на север, потянуло осенней оттепелью, и, боясь как бы колею совсем не развезло, нас с Гаем побыстрее спровадили дальше. Решили: лучше всего будет добраться до Болота. Город находится у истока Валары, там сплавляют лес вальщики, вот с ними на юг по реке, пока не появится возможность пересесть на какую-нибудь шаланду, что идет с грузом в Лирию.

С точной наукой картографией у меня всегда было взаимопонимание, поэтому согласился я сразу. Там, где Валара делает крутой изгиб и разливается на множество старых русел, стоит Листик, город, где давно и счастливо живут мои старшие сестры. Обе замужем, у мужей имения, и соответственно баронские титулы, и куча моих племянников разных возрастов. По детству помню, как приезжала эта шумная компания к отцу, поначалу частенько, затем все реже, а сколько раз они навещали родителя, пока я учился в Академии не знаю, мне не рассказали. Но ведь родственники! Может, что-то об отце узнали? О близняшках? Может, в листовке не всё сказано? Может, они ездили в столицу? Может, знают, как их вытащить из тюрьмы? Может, денег собрать надо?

Хотя, чего это я? Королю нужны не деньги, а чеканы, это и козе понятно. А у меня их нет. Значит, «все дороги ведут» в Болот, где есть почта - Машке письмо отправлю. Несколько кусочков металла за жизнь моих родных не та цена чтобы торговаться. Придется лэру Расу лезть в мой баул, паковать гномье серебро и пусть Алабар летит в Лирию. К Муфалиму. Так будет и быстрее, и надежнее. Правда, почтовый стриж может вернуться, ввиду отсутствия адресата в обозримом пространстве, но, тьфу-тьфу, будем надеяться, что две-три жизни в запасе у кошака остались. И не только у кошака.

2

Болот встретил нас мелкой моросью, дощатыми тротуарами и дразнящим запахом жареного мяса и пирожков. Возможно, даже с капустой. Сразу же захотелось выяснить: не ошибся ли? Тем более, что за пазухой, учуяв вкусное, показательно завозился пушистый прохвост. Пусть встречная забегаловка и выглядела несколько кособоко, но в ближайшей округе это, похоже, единственное место, где можно поесть.

Гай, слава Небесам, уже не шатался при каждом шаге. Время, проведенное у Серафимы, в уюте, тепле, с нормальной едой и лекарской заботой, даром не прошло, и дракончик воспрял духом. Всю дорогу в город он любопытственно вертел башкой, а в самом Болоте, стоило Авдею с нами распрощаться и пожелать счастливой дороги, прицепился ко мне с вопросом «а почему здесь дома такие черные»? А дома и впрямь были… как бы так поточнее… черными, да. Большие и маленькие срубы, крыши крытые дранкой и мазаные дегтем - всё потемневшее от времени, сырости и неприкаянности. Впечатление маявшейся вокруг тоски усиливалось серыми обложными тучами кружившими над городом с упорством коршуна-цыплятника.

Тем разительней был контраст с внутреннем антуражем трактира. Несмотря на непогоду, а может благодаря ей, за столами было многолюдно. Можно даже сказать тесно. И шумно. И светло. Крохотные оконца только назывались таковыми и вряд ли что-то освещали, но с потолка свисала на цепях конструкция в виде крестовины из двух длинных досок, на которых выстроились в ряд разного рода лампадки и свечи, щедро раздававшие свет.

Еле усмотрев свободный столик в углу - крохотный, чуть кривоватый - и пристроившись за ним на громоздких табуретах, мы тут же услышали:

— Вам пива или квасу? — возле нас уже стоял хитрого вида подросток-подавальщик, театрально перекинув через руку пережившее не одну стирку полотенце. И доверительно шепнул, — брага тоже имеется.

Уж не знаю что в его стоптанных ботинках так заинтересовало мою «боевую единицу», которая преспокойно выскользнула на пол и деловито их обнюхивала, но паренек этого не замечал.

— Квас, — вспомнил я коричневый напиток, распробованный мной в одной придорожной харчевне под Лирией, — и печёной картошки с мясом. Да! И пирожки тоже. Они у вас с чем?

Мой нос был абсолютно уверен, что картошка с мясом у них есть, а вот с чем пирожки мог и ошибиться.

— С яблоками, — не удивил меня разносчик и умотал выполнять заказ, ловко лавируя между столами.

— Гай, — начал я, решив, что более подходящего момента не представится и тянуть время дальше нет смысла. — Мы, наверно, сегодня где-нибудь в городе переночуем. Гостиницу найдем или постоялый двор. Должны же здесь быть такие. А завтра я тебя провожу. Дойдем до какого-нибудь лесочка, ты перекинешься и лети. Ага? Берегом. По сторонам света сориентируешься, я надеюсь? Я тебе серебро дам. Ты когда устанешь, спускайся и отдыхай. Ну, там, в трактир зайди, если сильно жрать… кушать захочешь. Лады? А еще лучше, набери харчей с собой. Точно! Так и поступим…

Разглагольствовал и старался на дракончика не смотреть, а то опять моя зубастая совесть проснется.

— Прогоняешь?

Я поднял глаза. Нет, не шутит.

— Вот отсюда поподробнее.

— Я иду с тобой. Я тут подумал, когда ты все свои дела в Лирии сделаешь, я прослежу, чтобы ты активировал пятое гнездо.

— Проследишь? Подожди, какая Лирия, какое гнездо? Разве не ты у эльфов пальцы растопыривал? О предательстве вещал, аки пророк?

— Если я тебя сейчас оставлю, это будет нечестно. Тишан, у тебя ведь что-то случилось.

Удивил, ничего не скажешь.

— Драконы здесь не при чем. Так что лети. Тебе надо возвращаться.

— Во-первых, я не долечу. Во вторых, от тебя третий день несет болью. И злостью.

Вот вам здрасьте. От меня еще чем-то несет. Куда смотрит Зараза? Это его обязанность блокировать всякие «запахи». Саботаж!

«Тебя разве что дубина заблокирует. По головушке. Чтобы думать начал. На фига ты сам в капкан лезешь? Нельзя тебе в Лирию!», — мой черный советчик проснулся. Я не собирался с ним спорить - что считаю нужным, то и делаю.

— Ты пытаешься это скрыть, — Гай смотрел с сочувствием, — иногда веселишься невпопад и это заметно.

— А что мне делать, по-твоему?! — взорвался я. Будет тут какая-то рептилия в душу лезть. — Рыдать не переставая?! Что считаю нужным, то и делаю! Тебе-то что?

У соседних столиков на нас начали оглядываться. Пришлось брать себя в руки - еще не хватало чужого интереса моей персоне. Ну, и Гаевской до кучи.

— Отец у меня в тюрьме. И сестры. Из-за меня, — еле произнес, но почему-то стало легче, — в общем, лети Гай. Со мной опасно.

— Именно поэтому я остаюсь. Фросинья предсказала, что в Лирии тебе грозит опасность. Я уверен, тебе будет нужна помощь. И защита.

— Бли-ин! — опять не выдержал я, — ты себя в зеркало видел? На тебя даже замахиваться не надо, сам упадешь.

— Ну, хочешь, я тебе… как у вас… расписку дам? Что я по доброй воле с тобой пошел.

— И светлой памяти! — этот разговор начинал меня злить. — Гай, я тебе не нянька...

Наш содержательный диалог был прерван служкой, притащившем поднос со снедью. Он сгрузил жбан до краев полный кваса, умело расставил миски, стукнул кружками о столешницу и хитро спросил.

— Оплачивать сейчас будете?

— Потом! — гаркнул я, разозлившись окончательно. — Когда поем! А то вдруг ты мне кошатину притащил? Сдохшую три дня назад!

Паренек возмущенно расширил глаза, но за соседним столиком мой возглас услышали и засмеялись, и служка недовольно развернулся обратно, спиной показав всё, что он обо мне думает.

Мне было плевать на его спину, я схватил ложку, (вилок здесь, наверно, не держат!), и принялся запихивать в себя жаркое. Естественно, Пончик не дал о себе забыть, требовательно цапнул за ногу, пришлось сунуть под стол пирожок. Выяснять, какая в том пирожке начинка, резко расхотелось.

Когда в миске осталась половина, заметил, что Гай к еде не притронулся. Уставился на него с немым вопросом: особое приглашение нужно?

Воспитанный дракончик вдруг смущенно отвел глаза.

— Тишан, как ты это ешь?

— Ложкой, — я все еще злился, — мы в Вессалии, если кто-то забыл. Здесь не Серые Горы, здесь две трети населения светским манерам не обучены. Вилок в этом трактире не подают.

— Нет, я… а вдруг действительно… кошатина? Сдохшая.

Кусок выпал у меня изо рта.

— М-да… — миска была отставлена, — … и главное, я сам тебя у Доха выпросил.

Расскажи кому, что дракон, который по определению должен питаться чем угодно, окажется настолько впечатлительным и брезгливым - не поверит! Вывод напрашивался однозначный:

— …точно не долетишь, — махнул я рукой. — Хорошо, идем вместе. Но только попробуй…

— Обещаю выполнять всё, что скажешь, — быстро перебил он меня, и я понял - намучаюсь. Это же дракон!

Ладно, у меня Пончик есть, приставлю пушистого к чешуйчатому. Пусть воспитывает.

3

Почта в Болоте была. Почта была одна. И если первое впечатление о городе вызвало чувство из разряда: «помоги им Хозяйка, бо в нищете обретаются», то у здания Королевского Магического Почтамта оно изменилось на кардинально противоположное. Да, дома в центре, как и положено, были из кирпича, встречались солидные двухэтажные строения с торговыми лавками, лекарнями и цирюльнями. Но о приличном достатке жителей намекала очередь, что тянулась от входных дверей почтамта чуть ли не в два ряда за квартал по улице. А ведь идет дождь. Зонты и плащи разных расцветок, высокие сапоги, что у женщин, что у мужчин - словно люди, пришедшие сюда специально оделись понарядней, дабы похвастаться наличием дорогих вещей. Вещей, которые демонстративно не жалко, потому как есть ещё. Чинные разговоры дворянчиков из мелких сословий; быстрые лицемерно-добродетельные взгляды их жен и дочерей в сторону соперниц; томно-скромные тягучие взоры на потенциальных кавалеров, говорили о слегка подкрашенной городской скуке, где из развлечений только вот такие «постоялки», да, может быть, храм в воскресные и праздничные дни.

На нас поглядывали косо, но с интересом. Сначала, конечно, наша скромная одежка и моя двухнедельная небритость, вызвали легкое презрение, но когда мне надоела падающая сверху мокрая крупа, и я уплотнил воздух, подвесив воздушный купол над нашими головами, даже дородные матроны проявили оценивающее любопытство. К гадалке не ходи, у них есть дочки на выданье, а также племянницы, внучки, правнучки, соседки, и возможно, молодые вдовушки. Вопрос "если у города есть средства, то почему бы не обустроить еще одну почтовую контору" отпал сам – здесь, в очереди в такое престижное и дорогое место, (а кому по карману оплатить работу мага-почтальона?), разыгрывались драмы и комедии, заключались сделки и пари, решались судьбы, а может быть и жизнь.

Наш черед подошел через полтора часа, когда мы, зайдя внутрь нелепо-помпезного здания, еще немного посидели на лавочке, и, наконец, оказались у приемной стойки.

— Чем могу быть полезен? — почтовый клерк-маг дежурно растянул губы в улыбке, но от его эмоций так шибануло раздражённым: «как же вы мне надоели!», что даже Гай почувствовал его настроение и с опаской отодвинулся за мою спину. Пончик, кстати, тоже умерил любопытство и нос из куртки высовывать не стал. Н-да. Защитнички.

— А что, кроме почтовых, вы предоставляете услуги какого-то иного характера? — усмехнулся я.

Вообще-то, я думал, что пошутил. Но это я так думал. Он же схватил колокольчик, истерично звякнувший в его ладони, и в следующее мгновение из соседнего помещения выскочил жандарм. Не вру! Настоящий жандарм, при форме и всё такое. А ведь на Болотовских улицах я до сего момента не видел ни одного. И даже порадовался этому. Как говорится, рано радовался.

— Кто такие? — с ходу предъявил претензию представитель порядка, скользнув глазами по нашему потрепанному виду. Выражение непреклонного недоверия на его физиономии явно репетировалась не один раз. — Документы!

При виде человека в форме меня рефлекторно потянуло удрать. Вот кто знал, что клерк окажется настолько нервным?

Но самое обидное другое - начиная с побега из Тихинской крепости и заканчивая прогулкой по респектабельной Россе, Хозяйка милостиво оберегала меня и моих друзей от служителей порядка. А ведь ситуации были куда серьезней и страшней. И нате вам, приплыли! В каком-то заштатном городишке столкнуться с представителем закона лоб в лоб. И по самому наиглупейшему поводу!

Понятное дело, «документов» у нас не было. Но именно это провинциальное «у» выдернуло меня из панического ступора: если я сейчас не отправлю Машке письмо, второго раза может не случиться. Кстати, о Машке. Как бы на моем месте поступил князь Рас?

Борюсь с дрожью в коленях, мысленно прошу Гая смотреть в пол и изображать слугу, и делаю такое высокомерное лицо, на какое только способен.

— Любезный, — обращаюсь к жандарму, — прежде всего позвольте проявить уважение к присутствующим здесь господам, — (небрежный кивок в сторону сидящих на лавочке и затаивших дыхание в предвкушении неординарных событий), — не хотелось бы испытывать их терпение и занимать их время из-за подобных мелочей, — (господа были не прочь, чтобы их и «испытали», и «заняли», но после моих слов поспешили состроить деловые физии), — и отправить мое послание адресату. И только потом удовлетворить ваше похвальное служебное рвение.

Я сам устал от произнесенной речи, но теперь в ступор впал жандарм.

Элегантно (надеюсь) щелкаю пальцами, этаким способом напоминая клерку о его обязанностях подавать бумагу, и когда тот растерянно хлопая ресницами выполняет «требование», начинаю неспешно черкать лист. И лихорадочно соображать, что делать дальше.

«Плясать».

Перо чуть не падает из рук, в голове тут же возникает словесная конструкция о вессальских крысах и крысюках, а черный умник продолжает язвить.

«Смертельный номер! Юморист-экспериментатор! Только сегодня и только у нас! Спешите видеть! Кассы расположены в отделениях жандармерии под красочной афишей «Королевский розыск». Билеты дорого».

Как-нибудь при случае попрошу Гая эту черную язву расплавить. В пар!

«Шуток не понимаешь?»

Да пошел ты! Ничего дельного посоветовать не можешь, только кого-нибудь убить или прирезать.

«Я посоветовал», — Зараза, кажется, обиделся. А на что, собственно? Я над ним в критических ситуациях не издеваюсь. Я в критических ситуациях… знаю! Знаю что делать!

Прав Зараза, надо устроить цирк! Дописываю неровными буквами последние строчки, и сворачиваю листок в трубочку, не прикасаясь к нему. Еле заметным движением пальцев отправляю в полет, и письмо зависает в воздухе перед носом клерка. Тонкая, ярко-голубая светящаяся лента возникает из ниоткуда, несколько раз «обкручивает» бумажку, завязывается в «бант» и, под восторженные взгляды двух совсем молоденьких девиц, сидящих на краю лавки, разлетается фейерверком разноцветных бабочек. Совсем растерявшийся почтальон осторожно забирает предмет, и торопливо ставит на него магическую печать.

— Принято! — традиционно оповещает он. Смотрит адрес, вскидывает брови, несколько мгновений вспоминает (а где эта Сурья?) и удивленным шепотом озвучивает цену, — два злотника.

С лавки раздается дружный вздох.

Клерк-маг, видимо понимает, что брякнул что-то из ряда вон, не верит собственной памяти, и начинает копаться в бумагах. Проверяет: а правильно ли он озвучил стоимость перелета почтовой птички в дальнюю Сурью? Но поднимает на меня глаза и тем же страшным шепотом подтверждает:

— Да, два… — и смущенно добавляет, — или пятьдесят серебра.

Ешкины коты-ы! А ведь золота у меня нет. В моем бауле только то, что я получил за работу от драконов. И самое неприятное: серебрухи эти, как говорится, «прошлогодние», чеканки правления Кассина, дедушки нашего свет Калина Первого. Стоило представить картинку где я отсчитываю монеты, вывалив их из кошеля на прилавок, как тщательно выстраиваемый образ загадочного аристократа летит к хвостам собачьим.

Тихо выдыхаю и… отчетливо понимаю - не время сомневаться в себе. Не время сомневаться в собственной силе. Или бояться. Или думать, что чего-то не знаешь, не помнишь, не сможешь. Время пользоваться тем что получил по крови и тем что взял сам. Иначе, на фига всё это было нужно?

Достаю две монеты и кладу на стойку.

— Но… — начинает клерк, когда видит, что кроме серебряной пары ничего другого не появляется. Сомнение проступает на его лице со скоростью мокрого пятна на салфетке. — Лэр, но это же серебро!

Я смотрю ему в глаза.

— А так?

Я не трогаю монеты руками. Я даже не двигаюсь. Я вообще стою в шаге от прилавка. И улыбаюсь. Легкое свечение касается кусочков металла, они начинают менять цвет, блеск, форму. Становятся больше, ярче, и вот уже два новеньких кругляша сияют мягкой желтизной.

Кажется, на лавке затаили дыхание. Даже жандарм вытянул шею, стараясь получше рассмотреть происходящее.

— Выезжая из дома, совсем не предполагал, что возникнет необходимость в ваших услугах, — сообщаю как-бы между прочим, — захватил с собой только мелочь. Но, надеюсь, мои академические наработки по изменению качественного состава металлов, вы, как профессионал, оцените по достоинству? Кстати, вы какой факультет заканчивали? Мы с вами не на параллельных потоках учились?

Честно говоря, я сам был в шоке от сделанного. А главное, всё получилось пугающе легко. Конечно, я бы мог изменить монетки еще в руке, или даже в бауле, но мне был нужен эффект. Сейчас, когда жандарм таращит зенки на золото, очень удобный момент убраться отсюда. По-эльфийски, не прощаясь.

Но внезапно, почтовый маг показывает, что на лекциях в Академии он преподавателей слушал, а не пикантные картинки под партой разглядывал. И эти преподаватели умело вбили в его голову разницу между «возможным» и «невозможным», и то, что он увидел сейчас относится к категории «немыслимо».

— …и…и-иллюзия?

Он не уверен, и это хорошо. Он дает мне повод оскорбиться, значит, оскорбляемся на всю катушку. Иначе мне еще и подделку казначейской чеканки присобачат.

Я все так же стою в шаге от прилавка и ничего не делаю руками. Но теперь я не улыбаюсь.

Стылый порыв ветра белесой дымкой взвивается в воздух и вихрится по углам. Приемная стойка стремительно покрывается инеем, начинает обрастать льдом - игольчатым, ослепительно белым, искрящимся. Лед потрескивает, хрустит, разрастается в стороны, сползает вниз на паркетные доски, сплошным языком взбирается вверх по стенам, по мебели, смыкается у люстры на потолке. Морозный воздух перехватывает дыхание, заставляет ежиться. Сидящие на лавке обхватывают себя руками в попытке согреться. Боязливо переглядываются, неуверенно смотрят на входную дверь, а ледяные кристаллы всё растут и растут, со стен, с пола, с потолка. Становится тесно от торчащих отовсюду кусков льда. Одно движение и порежешься об острые грани - твердые, всё удлиняющиеся, преломляющие свет в разноцветную радугу, звенящие, опасные. Вытягиваю их ещё больше, меняю вещество, и вот уже синим отливает на остриях прозрачных кинжалов гномья сталь…

У клерка в глазах паника. Чувствую, вот-вот и сорвется в крик. А я сорвусь в магическое бессилие, и меня отсюда вынесут. Прямиком в здание с решетками на окнах.

Срочно сворачиваемся!

— Это тоже иллюзия, по-вашему? — холода в моем голосе едва ли меньше, чем вокруг.

Он вздрагивает, мотает головой так быстро, словно боится, что опоздает, и я ему не поверю. И всех тут заморожу. Или порежу.

Ну да, с морозом получился перебор. Обратный процесс занял втрое меньше времени - сам подмерз.

— Надеюсь, я достаточно доходчиво объяснил разницу между плебеем и высокородным?

Надменность хлещет через край, а у самого зубы стучат. От собственного могущества! Только сейчас дошло, чего устроил. И страшно стало - не передать! Это ж какая ответственность на мою голову свалилась?! Это вам не ручками туда-сюда махать! Не готовые заклинания почитывать! Вы вот так с ходу, без подготовки, без единого движения, без накопителей сможете сотворить подобное!

Гордо поднимаю голову, киваю примороженным на лавке, и разворачиваюсь на выход.

И упираюсь носом в портрет. На входной двери висит выполненный в гравюрной технике портрет меня единственного и неповторимого с красной надписью «Королевский розыск». Так вот на что намекал Зараза! Нет, все-таки надо поставить Хозяйке свечку. За то, что бриться в эти дни мне было сначала некогда, а потом просто лень. И надо, надо иногда доверять собственной … э… интуиции.

Почтамт мы покинули «возмущенно» и быстро, и теперь удирали по доскам деревянных тротуаров с чрезвычайно целеустремленным видом. Куда? На запад! Именно западная часть города, самая старая, была построена на Валаре. Вернее, Валарке, как называли реку в этой местности, что в переводе с древнеэльфийского означало – стервозная. Здесь, в истоках, главная вессальская река только набирала мощь, взбрыкивая необъезженной кобылицей на многочисленных порогах, и петляя из стороны в сторону, как испуганный заяц. Это оказалось очень удобным для знаменитого сплава леса из северных болотовских лесов, и я надеялся пристать к какой-нибудь ватаге, припозднившейся по времени или достаточно жадной, чтобы продолжать заниматься опасным ремеслом даже с приходом осенних заморозков, когда на воде уже плавает ледяная шуга.

— А куда мы идем? — Гай двигался за мной строго сзади. Видимо, его тоже впечатлило представление на почте.

— К сплавщикам. На берегу должны быть постоялые дворы и гостинные дома. Там найдем с кем плыть дальше, заодно поедим и заночуем. А если повезет, сегодня из города свалим. Так что молись своим богам, пусть подкинут удачу.

— У нас с тобой одни боги, — пробурчал дракончик.

— Тогда никаких проблем, выпрашиваем подаяние вместе.

Удачу я помянул не зря. Народ в этой местности, как я понял, особой добродетельностью не отличается, многие поднялись на незаконном пушном помысле, торфяных разработках, и том же лесосплаве. Жалости к чужакам здесь никто не испытывает, и если ты слабак, твое место в лучшем случае где-нибудь в лесочке, под елочкой, на глубине в пару локтей. А то и заморачиваться не будут, оставят твою бездыханную тушку зверью в подношение. Нравы здесь суровые, северные, а жандармерия это так, для прикрытия.

И для таких как я, неприкаянных.

4

— Королева грустит.

Калин Первый поморщился. Жена давно перестала будоражить кровь, для этого были другие специалистки, но настроение первой ларэссы государства частенько отражалось на обслуге дворца. Поломойки начинали усердно тереть и без того сверкающие полы и вертеться под ногами, на кухне обязательно что-то подгорало, и вонь перегретого масла неслась по коридорам. Талант у нее что ли всем вокруг жизнь портить?

В этот поздний вечер малый кабинет короля был наполнен витавшим в воздухе напряжением. Надежда провести его с бокалом вина у разожженного камина и хорошим собеседником не оправдалась. Перед самым обедом Калина пригласили в переговорную, где островной идиот, Кальд Третий, предъявил «Ультиматум». Через час, весь собравшийся в просторном зале заседаний генералитет не знал, куда прятаться от взгляда короля, но на лицах читалось облегчение. Еще бы, перед глазами этих умников замаячила перспектива избежать драки. И ведь никто из них даже не сомневается, что требование северянина будет выполнено! Да, будет. Но не так, как все хотят.

Секретарь сидел свободно развалившись в уютном кресле, что позволял себе довольно часто, если никого постороннего рядом не наблюдалось. Но бледное, ничем не примечательное лицо сегодня было на удивление бесстрастно. Танто, казалось, не замечал легкого венценосного раздражения и вновь высказался:

— Она каким-то образом узнала, что эльфята покончили с собой.

На этот раз король раздражение скрывать не стал.

— Обыкновенным образом! Касим ей пожаловался. Но мне интересно, кто сказал ему? Повешу поганца, если узнаю, — вино было отставлено на изящный шахматный столик. — Теперь сын меня избегает. Обходит десятой дорогой, а за завтраком словно воды в рот набрал. Зато Алевтина спокойна. Иногда мне хочется поменять детей местами, у Касима слишком мягкий характер, — Калин помолчал. — Но сейчас не до него.

— Это да, — согласился секретарь, — одна Сурья чего стоит.

— Сурья! Если уж начистоту, нам повезло: «вольные граждане» взбрыкнули как нельзя кстати. Просто подарок сделали! Город закрыт, эльфы наткнутся на сопротивление, а мне это не будет стоить и медьки. А когда островитяне все-таки возьмут город, то висеть на столбах будут «вольные», а не мои солдаты. Солдаты мне пригодятся здесь.

— Вы считаете, что Кальд в состоянии добраться до Лирии? — Танто был серьезен.

— Я считаю, что мне придется подавлять бунт. Наше нападение на Острова не состоялось, но рвать на себе волосы я не собираюсь. Есть множество других способов прийти к цели.

— Например, заложники.

— Танто, я слышу в твоем голосе недовольство?

— Ваше Величество, я просто озвучил ваши мысли! — чуть поклонился секретарь.

Король фыркнул:

— Если бы не знал, что магических способностей у тебя и на сош нет, решил бы, что ты действительно умеешь читать мысли, — мимолетное пренебрежение мага-профессионала к бесталанному компаньону милостиво перешло в рассуждения. — На месте эльфа, я бы тоже воспользовался ситуацией и пошел на захват Заводья и Сурьи. Оба города ключи к северному побережью, и нам их сейчас не удержать. Так что пусть берёт, пусть тратит силы на «вольных» граждан. На что-то большее у него не хватит ни ресурсов, ни времени. Но северо-запад придется отдать. Стратегическое отступление, скажем так. Вот по поводу этой «отдачи» может разразиться бунт. Тамошние князьки будут недовольны. И бес с ними, повесим парочку, остальные успокоятся! Одного я не понимаю. Ну, захватил ты корабли; ну, уничтожил команды, на подготовку которых уходит не один год; ну, повел себя как последний флибустьер. Но заявить, что возвращать ничего не намерен, и тут же потребовать наследников обратно? Не понимаю…

— Видимо, Верховный Кунг таким способом дает понять, что это только начало.

— И он всерьез считает, что три эльфийских детеныша стоят больше, чем два боевых корабля?

— Видимо, он считает, что два боевых корабля стоят меньше, чем две гномьи печати.

От камина шло приятное тепло. Сине-алые огненные сполохи радостно скакали по березовым поленьям.

— Знаешь, Танто… а ведь за все время моего правления, с самого его начала, ни один эльф, будь то островитянин или горный из Лисса, не был убит или ранен, или как-то пострадал на вессальской земле. Ни один, — король отстраненно смотрел на огонь. — В конце-концов, можно было отдать чеканы, вернуть детей, а уже потом устраивать разборки мирового масштаба. Что это, эльфийское высокомерие? Ничем не оправданная вера в собственную исключительность? Или… просто глупость?

Горящие поленья потрескивали, разбрасывая в стороны крохотные раскаленные угольки.

— Всему на свете есть цена. За моих убитых подданных, за северное побережье и две гномьи печати Кальд Третий Раэн, Верховный Кунг Северных Островов, заплатил сущей безделицей: жизнями троих детей.

— Вы сделаете заявление, что дети мертвы?

— Я сделаю заявление, что они покончили с собой. Но не пару дней назад, а после этого дурацкого «Ультиматума». Поняли, что два куска серебра намного дороже их жизней, а значит, у меня совершенно нет причин их возвращать. Пусть Кальд сам тащит вину за их смерть. Доказать, что смерть произошла раньше, никто не сможет, а то, что это было именно самоубийство в доказательствах не нуждается - там всё прекрасно видно.

— Смею напомнить, что в заложниках у островитян находятся наши офицеры.

— А что они из себя представляют без команд и без кораблей? Я уверен, их сейчас держат там, где полно синей меди, а все они маги. Ты не хуже меня знаешь, что через две недели от этих офицеров останутся существа пускающие слюни и гадящие под себя! Какой резон их возвращать?

Танто смотрел в пол. Это было настолько непривычно, что Калин озадачился:

— Никогда бы не подумал, что ты станешь кого-то жалеть.

Секретарь поднял голову.

— Жалеть? — он вдруг улыбнулся. — О, нет, Ваше Величество! Кроме времени, которое так быстро утекает, мне жалеть нечего.

— Что тебе время? — насмешка казалась доброй. — Секретари в этом мире непреходящи. Они были, есть и будут.

— Вы как всегда правы Ваше Величество, — Танто продолжал улыбаться, но теперь перед королем сидел шут. — Я вечен.