Старейшина Теринас сидел в своем полутемном жилище вместе с Актором и еще несколькими своими приспешниками. Все они расположились за столом, попивая вино и разглядывая начертанную на пергаменте карту. Здесь же стояли миски с остывшей едой, на которую никто не обращал внимания.
Один из воинов Теринаса поигрывал ножом, — он сидел в кресле и раз за разом ронял кинжал острием вниз, так, чтобы тот вонзался в деревянную боковину. Кулл прекрасно понимал, что за чувства владеют сейчас этим человеком.
Завидев вновь вошедших, Теринас выпрямился в кресле и подался им навстречу. Наемники, сопровождавшие Кулла с Мантисом, поклонились и вышли наружу.
— Слушаю тебя, — обратился к атланту Теринас. — Прошу вас, садитесь оба.
Кулл так и сделал, и Мантис опустился рядом на лавку, тут же потянувшись, чтобы налить себе вина. Он, похоже, нервничал, и все вокруг замечали это. Куллу такое поведение не пришлось по душе: совсем иначе следует вести себя, когда пришел к командующему войском излагать свой план битвы.
— Вчера мы говорили с тобой о возможных военных стратегиях… — напомнил атлант Теринасу.
— Да, верно, — торопливо закивал тот.
— У моего друга Мантиса появился какой-то план. По крайней мере, так он мне сам сказал.
Теринас недоуменно покосился на юношу.
— У тебя и правда есть какой-то план, Мантис?
Молодой человек уставился в кубок, полный вина.
— Это не столько план, — поправил он, — сколько просто некая… возможность. — Он, наконец, заставил себя оторваться от созерцания бокала и встретился взглядом со старейшиной.
— Я не могу обещать тебе успех; но даже для того, чтобы просто начать действовать, вынужден просить тебя о помощи. Речь идет… о многих вещах разом, Теринас. И если я прав в своих предположениях, то я решу все твои затруднения… А возможно, и свои собственные.
Теринас нахмурился.
— Твои речи мне не ясны, — заявил он Мантису. — Прошу тебя, скажи напрямик, что ты задумал.
Юноша выпрямился в кресле, покосился на Кулла, затем обвел взглядом всех остальных присутствующих и уперся руками в столешницу.
— Мне кажется, я знаю, как отыскать оружие, способное уничтожить Тха-Бнара и его приспешников.
Теринас постарался сдержать овладевшее им возбуждение.
— Расскажи мне об этом подробнее. Я пошлю целый отряд на поиски этого оружия.
— Увы, но я и сам толком не знаю, где искать. Вот почему мне поначалу не хотелось делиться с тобой своими планами.
— Если есть хоть малейший шанс на успех, то это стоит затраченных усилий, — заверил Теринас Мантиса.
— Ты и впрямь уверен в этом? — переспросил тот, глядя в упор на старейшину. Похоже, в этом простом вопросе таилось куда больше скрытого смысла, чем можно было предположить, и речь шла не об обычных военных действиях против врага.
Теринас потянулся за вином и предложил Мантису наполнить его кубок. Тот согласился.
— Поведай мне все, что можешь, о своей тайне, — попросил старейшина. — Я хочу знать, чем рискую.
— Лично ты не рискуешь почти ничем, — возразил Мантис. — Разве что на время потеряешь двоих воинов… Точнее, троих: Кулла, меня самого и еще одного человека. Мы должны уехать отсюда, и я постараюсь обнаружить это… тайное оружие. Когда же мы отыщем его, то я вернусь, и ты получишь силу, способную уничтожить зиккурат.
— Ты вновь говоришь загадками, Мантис, — перебил его атлант. — Почему бы тебе не высказаться напрямую…
— Прошу тебя, — взмолился Мантис. — Сейчас я вынужден просить о том, чтобы вы уважали мое молчание.
Кулл и Теринас неохотно согласились на это.
— Поверьте, я не играю с вами в игры, — с горячностью заверил их юноша. — Хотя я еще очень молод, но я много странствовал и скитался по свету и многое узнал во время этих путешествий. В моем прошлом имеются тайны, на которые я желал бы отыскать ответ, и когда я сделаю это, то сумею помочь и вам также.
— Похоже, речь идет не только о сражении на мечах, — напряженным тоном предположил Теринас.
— О, да, военачальник, мечи тут вовсе ни при чем.
— Колдовство…
— К несчастью, да.
Теринас нахмурился.
— Я уже нанимал колдунов. Они ничем мне не помогли. Никакая магия не способна одолеть Тха-Бнара и его приспешников.
— А вот здесь ты ошибаешься, уверяю тебя. Но сейчас я не могу рассказать тебе всего, что знаю. Согласен ли ты с этим, Теринас? Послушай меня, ты и впрямь нанимал магов, но это были лишь шарлатаны, слабаки, гадатели… Нечто в этом роде. Они засыпали тебя лживыми обещаниями, чтобы выманить побольше денег. Но я говорю не о каких-то жалких чарах и видениях, я говорю о подлинной магии, той же самой, что использует против тебя Тха-Бнар… Это магия истинной мощи, и если я добьюсь успеха, то уничтожу жрецов.
— Тогда все наше войско поддержит тебя, — пообещал Теринас, — если только ты сможешь убедить меня в правоте своих слов.
— Войско мне ни к чему, Теринас. Я желаю только, чтобы со мной отправился атлант Кулл и еще один человек. То есть, разумеется, если Кулл пожелает поехать со мной и сопутствовать мне в поисках?
— Разумеется, ты можешь на меня рассчитывать, — заверил друга атлант.
— Тогда выбери третьего, кто поедет с вами, — предложил Теринас. — Возьми самого лучшего, самого крепкого воина, одного из моих телохранителей…
— Увы, но их сила будет мне бесполезна, — возразил Мантис, — хотя, разумеется, я отнюдь не ставлю под сомнение их боевые качества. Вместо этого, Теринас, я желал бы взять с собой этого недоумка Урима.
Теринас поднял брови.
— Да ты шутишь?!
— Нет, я не шучу. Твои воины непревзойденные мастера меча, но меч мне не понадобится там, куда я пойду, а Урим принесет куда больше пользы. Он был ранен и кажется безумным, но на самом деле он сохранил разум… И когда он использует его, то порой видит странные вещи. И хотя он говорит редко и бессвязно, но порой в его словах таится глубинный смысл. Вот почему я нуждаюсь в его помощи.
— Ты хочешь сказать, — уточнил Кулл, обращаясь к Мантису, — что Урим, получив рану в голову, каким-то образом изменился и теперь способен понимать то, что недоступно чувствам большинства людей?
— О, да, ты совершенно прав. Я говорил с ним… Кое-что смог разобрать из его бормотания.
Кулл припомнил их разговор с Сораном, состоявшийся совсем недавно.
«Наверняка во всем этом есть какой-то смысл.»
— Прости меня за прямоту, — обратился к Мантису Теринас, — но чем больше я слышу о твоем замысле, тем меньше и меньше я ему доверяю…
— В любом случае ты ничем не рискуешь, — усмехнулся Мантис. — Просто отпусти сегодня нас троих: меня, Кулла и Урима. У тебя останется еще много сотен воинов, ты даже не заметишь нашего отсутствия. А когда мы вернемся…
— И когда же это случится?
— Возможно, через неделю или через месяц, но наверняка не больше месяца.
— Тогда ступайте, — заявил Теринас. — Иди и делай что задумал, а тем временем я буду продолжать осаду и вести войну против колдунов.
Кулл обратился к нему:
— А кстати, я видел, что на площади твои люди были сильно огорчены видом изуродованного воина. Теперь они все собираются броситься в отчаянную атаку на зиккурат.
— Я поговорю с ними и попытаюсь успокоить людей, — пообещал Теринас. — Сейчас нам меньше всего нужно, чтобы в самоубийственном натиске полегла большая часть наших солдат.
Покинув жилище военачальника, Кулл обернулся к Мантису:
— Ты вел себя весьма странно. Надеюсь, ты хоть сам понимаешь, что ты задумал.
— Ты не обязан ехать со мной, если не хочешь, атлант, — обиделся юноша,
— Ну уж нет, — усмехнулся тот. — Должен же кто-то присматривать за тобой, юный глупец. От меня ты так просто не избавишься!
—, — негромко промолвил Мантис, — мне также остается лишь надеяться, что я понимаю, во что мы все ввязались.
Урим не желал сидеть близко к огню. Вот уже третий день они были в пути, и третий вечер подряд он располагался на ночь как можно дальше от горящего костра, разложенного Куллом и Мантисом, молча наблюдая за ними и пуская слюни подобно голодному щенку, пока двое наемников поджаривали мясо над огнем.
Мысли его блуждали. Когда солнечный свет гас над полями, постепенно переходившими в лесостепь, Урим склонял голову, прислушиваясь к перекличке вечерних птиц так внимательно, словно способен был понять их голоса. Порой он принимался почесываться, а затем пристально изучал свои пальцы и ладони. Бремя от времени посасывал ногти или пытался изловить жучков, кишащих на земле или в коре деревьев.
Вечером за ужином Кулл то и дело косился на Урима. Глотнув еще вина, он спросил у Ман-тиса:
— Может, хоть теперь ты скажешь мне, наконец, зачем потащил с собою этого безумца?
Мантис ничего не ответил, словно пропустив слова атланта мимо ушей.
— Ладно, — тот сменил тактику. — Может, ты хотя бы скажешь мне тогда, что именно мы ищем?
— Ты говоришь так, словно в чем-то меня подозреваешь.
— Но как я могу тебе доверять, если я согласился тебе помочь, а ты даже не желаешь поделиться со мной своими тайнами?
— Я попросил Теринаса уважать мое молчание, и он…
— Но я не Теринас. Мы с тобой, Мантис, провели вместе немало времени, мы путешествовали и сражались бок о бок. Я достаточно доверяю тебе, чтобы согласиться на это безумное предприятие, и я верю, что ты не пытаешься завести меня в какую-то ловушку или что-то в этом роде. Но порою я все же гадаю, вполне ли ты сознаешь, что ты задумал. Подумай вот о чем: чем больше тайн ты хранишь от меня, тем медленнее будет моя реакция в тот момент, когда тебе будет нужна моя помощь. И в любом случае я хочу знать правду. Так уж я устроен. Лучше тебе привести убедительные доводы, что такая скрытность необходима. Иначе я просто не поеду с тобой дальше. Я жду объяснений с того самого мига, как мы сели в седло. Мантис глубоко вздохнул.
— Ты совершенно прав, Кулл. Если уж я не могу доверять тебе, то кому же мне тогда вообще верить?
— Я не напрашивался на похвалу с твоей стороны, мне просто нужно знать, зачем мы здесь и что собираемся делать дальше.
— Твои стремления вполне понятны.
— Ты хоть сам знаешь, куда мы направляемся, Мантис?
— Очень смутно. Мне известно, что нам следует держать путь на запад. В двух или трех днях пути отсюда лежит болото. То, что я ищу, находится где-то там.
— Что? Что именно мы ищем?
— Не что, а кого. Моего отца.
— Твоего отца?! — Кулл нахмурился. Он выпрямился, пытаясь разглядеть выражение лица Мантиса в цвете лагерного костра. — Но ты же говорил, что твой отец погиб.
— Нет, это неправда.
— Проклятье, ты сам утверждал…
— Я просто говорил, что его больше со мной нет. Разумеется, все это лишь словесные увертки, но я думал в ту пору, что так будет проще. Но теперь я прошу прощения за свой обман. И все же я не знал тогда, могу ли я доверять тебе… И следует ли мне вообще доверяться кому бы то ни было.
— Твой отец живет на болоте? Но почему? Он что, какой-то преступник? Что он…?
— Кулл, — Мантис обернулся к атланту. На лице его была гримаса страдания. — Мой отец — колдун.
Долгое время они не произносили ни звука, слушая, как шипит жир, падающий с жарящегося мяса на угли костра.
— Колдун? — осторожно переспросил, наконец, Кулл.
— Да. Ты и правда… хочешь узнать всю мою историю?
— Если ты желаешь мне ее поведать.
— Историю моего незаконного рождения? То, как была изнасилована моя мать? Как я рос, ощущая на себе это проклятие?
— Если ты желаешь поведать мне это, Мантис, — спокойным тоном повторил атлант. Эти простые слова, во многом объяснявшую ауру отчуждения, всегда окутывавшую Мантиса, вызвали у Кулла сочувствие. Он и сам когда-то ощущал себя изгоем, вынужденным бежать с родных островов, и теперь мог понять те чувства, что владели душой его юного спутника.
— О, да, я хотел бы рассказать обо всем. Истина сжигает меня изнутри. Я должен поделиться… хоть с кем-нибудь. Возможно, тебе многое станет яснее, мой друг. Возможно, ты лучше поймешь меня самого. Ты очень мудр для обычного наемника, атлант, ты много странствовал и много знаешь.
— Возможно, в моей душе также скрывается боль, Мантис, — негромко произнес Кулл, сам поражаясь тому, каким близким другом внезапно для него сделался этот юноша… Настолько, что и сам атлант, всегда очень скрытный и замкнутый, сейчас был готов поделиться с ним самыми сокровенными своими тайнами, — тем, чего он не рассказывал никому на свете.
Однако природная осторожность и сдержанность взяла верх. Поднявшись, он принялся проверять, хорошо ли прожарилось мясо. Занимаясь этими будничными делами, он показывал своему спутнику, что предлагает на сегодня завершить тягостный для обоих разговор. Возможно, позже они еще вернутся к нему, но сейчас едва ли стоило продолжать терзать себе душу. Куда проще было найти убежище в повседневных заботах и простых радостях походной жизни.
Несколько долгих мгновений Мантис пристально наблюдал за атлантом.
— Возможно, ты и прав, — пробормотал он наконец и принялся помогать другу резать мясо. Вокруг уже сгустилась ночь. Чуть поодаль, положив голову на камень, заснул Урим. Стало холоднее и, подбросив дров в костер, Мантис с Куллом завернулись в теплые накидки. Лишь теперь юноша нашел в себе достаточно сил, чтобы поведать атланту свою историю. Как он стал тем… кем он стал. Историю жизни, не похожей на жизнь других людей…
— Так стало быть, ты не видел своего отца лет с четырех или с пяти?
— Верно, — негромко отозвался Мантис. Словно для того, чтобы иметь возможность взять себя в руки после рассказанной им истории, он поднялся и подбросил еще немного сучьев в умирающее пламя, посмотрел, как разрастается костер и принюхался к дыму. Затем, обернувшись, Мантис взглянул на спящего безумца.
Урим мирно посапывал во сне. Пока Мантис наблюдал за ним, Кулл пристально вглядывался в лицо юноши и заметил на нем странное выражение. Была ли то грусть или зависть? Недоверие или сомнение? Он не смог бы сказать наверняка.
Выражение было мимолетным и вскоре исчезло, так же быстро, как меняется рисунок теней на стене, отброшенных пламенем очага. Юноша обернулся к атланту.
— Как я уже сказал, моя мать не занималась моим воспитанием, потому что ей это было не под силу. Племя усыновило меня, но несмотря на то, что люди старались относиться ко мне терпимо, для них я всегда оставался чужаком. Отец мой, который все глубже погружался в изучение колдовских наук, постепенно стал вызывать у жителей деревни страх и неприязнь, и однажды он навсегда покинул селение. Он больше не вернулся, и тогда люди обернулись против матери и казнили ее за совершенное преступление: за то, что она влюбилась в этого странного человека. Они боялись убить ее, пока он был там, но я сбежал на следующую ночь после того, как исчез отец и стал искать его. Вот почему я бродяжничал столько лет, встречался с разными магами, колдунами, обучился владению мечом и сделался наемником. Но сколько бы я ни пытался забыть о прошлом, мне так и не удалось отделаться от него. Возможно, теперь мне удастся с какой-то пользой применить свое наследие.
— Так стало быть, тебя ведут просто… грезы? Мечты?
— Да, грезы… Ты можешь называть их так, если хочешь. Но скорее, мне кажется, что это видения… Ответ на годы поисков, которые я вел наяву и во сне. И я сын колдуна. Мой отец был не вполне человеком, хотя на вид и не отличался от остальных людей, так что я тоже наделен магическими силами, хотя и с трудом владею ими. Я никогда не могу рассчитывать на эти свои способности и все же ощущаю, как они делаются все более сильными по мере того, как я становлюсь старше. Это правда, Кулл, я колдун и сын колдуна. Все, чего мне не достает, это возможности обучиться магическому искусству и применить его. Я словно мальчишка, наделенный дарованием художника, которому в руки еще не дали кисть или перо…
Кулл помолчал.
— Я верю тебе, Мантис, — промолвил он, наконец.
Эти слова показались юноше странными.
— А с какой стати ты мог бы мне не поверить? — Он присел на поваленное дерево.
— Я хочу сказать, что верю тебе, — поправился атлант. — Точнее, верю в тебя.
С теплой дружеской улыбкой Кулл протянул руку Мантису. Тот растерянно заморгал, словно пытаясь смахнуть с ресниц непрошеные слезы. Как видно, юноша, немало настрадавшийся за свою недолгую жизнь, не привык к такому искреннему и теплому отношению, и сейчас доверие старшего друга тронуло его до глубины души. Несколько мгновений он разглядывал крепкую ладонь атланта, словно видел величайшее сокровище в своей жизни, а затем крепко стиснул ее обеими руками в немом благодарном рукопожатии.
Некоторое время спустя они расположились у костра, завернувшись в одеяло. Какое-то время Кулл прислушивался к звукам ночного леса, к прерывистому дыханию Мантиса, но думал он сейчас совсем о другом. Во тьме он поискал глазами Урима, свернувшегося под покрывалом, словно в коконе. Какие же тайны таит в себе этот раненый безумец? У них у всех были свои секреты. Это был мир, полный тайн, мир темных болот и колдунов, мечей и странных звуков, храмов и воинов… И все они скрывали какие-то тайны.
Кулл заснул наконец, нимало не успокоенный…
— Чем-то эти болота кажутся мне знакомыми, — объявил Мантис на следующее утро, когда они вновь двинулись на запад в розоватых лучах рассветного солнца.
— Каким образом это возможно, Мантис? — поинтересовался Кулл. — Ты уже бывал здесь прежде?
— Нет, это все было в моих снах. У меня такое чувство, словно я… дома… Или вернулся в какое-то знакомое место, но где все странным образом изменилось.
Урим скакал между ними и, косясь на него, атлант вспомнил о том вопросе, который задал накануне Мантису и о чем оба они позабыли во время дальнейшего разговора: этот вопрос касался присутствия рядом с ними несчастного безумца. Сейчас Куллу не хотелось вновь говорить об этом, и он не стал ни о чем спрашивать своего спутника, но все же в душе продолжал терзаться сомнениями.
Болота, окружавшие их, были сырыми, серыми и казались почти одушевленными, столь густой была здесь влажность и тени, и висящие щупальца зелени с ветвей и искривленных корней. Повсюду так густо рос мох, что деревья словно задыхались в затхлом воздухе. Где-то поодаль слышался какой-то свист и плеск, — это вскиды- вались какие-то испуганные зверьки, остающиеся невидимыми. Солнце проглядывало лишь изредка сквозь плотный покров облаков, бросая отблески на влажный мох или зеленую поросль на искривленных деревьях.
Копыта лошадей утопали в жидкой грязи тропинки. Кулл пытался держать свою лошадь поближе к середине дороги. Он старался постоянно держаться начеку, ибо знал, что болотам неведома пощада, и здесь достаточно одной-единственной ошибки, чтобы погибнуть без всякого шанса на спасение. Любая оплошность могла стать смертным приговором и для лошади, и для всадника. Трясина никогда не выпускала своих жертв.
Несмотря на несомненную разницу в опыте и возрасте, Кулл с удивлением для себя самого обнаружил, что послушно следует по пятам за Мантисом, словно признавая его главенство в этом походе. Тот вел в поводу лошадь Урима, и атлант следовал за ними. Это озадачивало и раздражало его. Однако, внутреннее чутье редко обманывало атланта, и если сейчас он был готов смириться с тем, чтобы лидерство взял на себя другой человек, — ну что ж, значит, так тому и быть.
И вновь мыслями Кулл вернулся к Уриму и его непонятному присутствию здесь, с ними, — и в тот самый миг, когда атлант подумал о нем, безумец приподнялся в седле, с потрясенным видом озираясь по сторонам. Серебристые нити слюны свисали у него с подбородка и пятнали одежду; в глазах Урима Кулл узрел нечто похожее на панический ужас, охватывающий животное, которое чувствует близкую опасность.
Атлант покосился на Мантиса. Тот не смотрел на безумца, какова бы ни была опасность, всполошившая Урима, Мантис ничего не подозревал об этом. Еще мгновение спустя страхи сумасшедшего полностью оправдались, — и Кулл перестал гадать, с какой стати они взяли с собой эту обузу.
Ибо Урим внезапно тоненько взвизгнул, и тогда Мантис рывком обернулся к нему, затем метнул взгляд на Кулла и, наконец, натянул поводья лошади. Атлант тотчас последовал его примеру.
— Взгляни, — Мантис ткнул куда-то вперед своим мечом. Твари напали на них прежде, чем Кулл успел толком разглядеть, что там движется среди теней, — такими ловкими они были, такими подвижными и не имели ничего общего с привычным людям миром. Это были истинные порождения проклятого болота.
Лапа с желтыми когтями нанесла молниеносный удар; конь под атлантом отчаянно заржал и загарцевал на месте, и воину пришлось с силой натянуть поводья, чтобы успокоить своего скакуна и не позволить ему сбросить всадника наземь.
Болотные твари — гули, ожившие мертвецы… кем бы они ни были, — лишь отчасти напоминали своими очертаниями людей. Из-под слоя грязи, слизи и болотной жижи проглядывала обнаженная белая плоть. Все члены их были уродливо искривлены, и лапы заканчивались острыми когтями, а на головах красовались острые рога.
Пялясь мертвенно-белыми глазами в пустоту, они надвигались медленно, но верно, — и вот уже два монстра набросились на лошадь атланта. Третий, спрыгнувший с висячих лохмотьев мха, упал прямо на Мантиса и стащил юношу наземь. Тот с отчаянными воплями принялся отбиваться и вскоре смог избавиться от нападавшего.
Лошадь атланта с испуганным ржанием попятилась, когда первая тварь ударила ее по морде когтями. Выругавшись, Кулл нагнулся вперед и ударил клинком. Меч, вспыхнув на солнце, поразил тварь прямо в шею, и грязная уродливая голова отлетела прочь. Кривые лапы вслепую забили воздух, а обезглавленное тело, попятившись, рухнуло навзничь. Направив лошадь вперед, атлант заставил ее копытами сбить монстра с дороги прямо в трясину.
Он вновь выругался, осознав, что из раны твари не вытекло ни капли крови.
Второй монстр оказался куда более осторожным, чем его незадачливый собрат. Он приближался, низко пригибаясь, очень медленно, — но намерения его, несомненно, были столь же кровожадными. Вновь скакун атланта попятился и, внезапно развернувшись, пустился в галоп, когда порождение болота накинулось на него. С отчаянным воплем Кулл наклонился вбок и спрыгнул с седла. Где-то поблизости, не переставая, визжал Урим, которого также нападающие сбросили наземь. Теперь он лежал ничком в грязи, лишь время от времени приподнимая голову, чтобы вновь закричать, глядя, как приближается к нему болотная тварь. Он пытался отползти подальше, но лишь еще глубже зарылся в болотную жижу.
Кулл бросился к безумцу, проклиная грязь, цеплявшуюся за сапоги, которая изрядно замедляла движение. Но меч был его третьей рукой, а порождения трясины не представляли собой особой угрозы, если только человеку удавалось избежать их острых когтей.
Кулл бросился вперед. Тварь развернулась, размахивая в воздухе лапами. Меч зацепил ее. Когтистая кисть, полуотрубленная, повисла на запястье, скрепленная с ним лишь полоской кожи. Однако, тварь по-прежнему ползла вперед, словно и не ощущая боли, с каждым движением разбрызгивая вокруг себя грязную жижу. Кулл встретил монстра с мечом в руке и безмозглая тварь пронзила себя сама, напоровшись на острие клинка ключицей. Атлант налег посильнее, с яростью дернул клинок вверх, вкладывая в этот удар всю свою силу, затем вырвал лезвие наружу.
Тварь пошатнулась, потеряла равновесие, рухнула назад. Атлант вновь нанес удар, отсекая голову, и монстр, наконец, повалился в дурно пахнущую зеленоватую жижу, и вскоре целиком погрузился в трясину… Причем конечности его до последнего мгновения продолжали судорожно подергиваться. Вскоре на мутной поверхности остались лишь бурые пузыри, да виднелись сквозь грязь белесые пятна тонущей плоти.
Едва отдышавшись, Кулл обернулся к Уриму и обнаружил, что тот в безопасности, и Мантис уже ухаживает за пареньком, утирая ему грязь с лица. За спиной у Урима под крепкой корявой ивой, пустившей корни глубоко в болото, лежал разрубленный на две половины болотный монстр, — причем пальцы твари все еще шевелились. Мантис тоже неплохо владел клинком.
Кровь еще стучала в висках у атланта, когда он вытер свой меч и, вложив его в ножны, обратился к приятелю:
— Как ты полагаешь, Мантис, они еще появятся?
Тот поднял голову.
— Понятия не имею.
— Тут этих тварей может быть полным-полно. Они, вероятно, таятся где-нибудь поблизости и следят за нами.
— Не сомневаюсь в этом.
— Тогда скажи, что нам…
— Да не знаю я! — в ярости закричал тот.
Кулл, выведенный из себя, рявкнул.
— Будь ты неладен, Мантис, это ведь твое болото!
— Неправда, это не мое болото!
— Так что же ты тогда…
Внезапно атлант осекся. В задумчивости он уставился на Мантиса, читая в его глазах ярость и жажду крови, так похожие на его собственные.
Лишь сейчас Кулл осознал, откуда пришел к нему этот гнев.
— Я помню это ощущение… ненависти, — проронил он более спокойным тоном.
— Да, и я тоже.
Атлант нахмурился.
— То же самое было, когда мы сражались с этими ожившими трупами в зиккурате.
— Точно, как я сразу не догадался? Так все и было. Это не обычный бой. В воздухе всегда ощущение злобы, ненависти, и это заставляет нас чувствовать то же самое…
Атлант приблизился к Мантису с Уримом.
— Он в порядке?
— По-моему, да. Просто перепугался.
— Ну что ж, он прав, что боится.
Мантис покосился на атланта.
— Да, он прав. — Взгляд его сделался каким-то странно-задумчивым.
Кулл отвернулся, обнажил клинок, заметил на нем еще несколько пятен грязи, тщательно вытер клинок об сапог, а затем вновь бросил его в ножны.
Перепуганные лошади убежали не слишком далеко, и атланту не составило большого труда привести обратно их с Уримом скакунов. Вновь усевшись в седло, они проехали еще немного вперед, пока не оказались на поляне, которая находилась на небольшой возвышенности. Здесь болотная жижа вновь уступила место твердой сухой земле, а болотные растения-уродцы сменились обычным редколесьем. Мантис предложил сделать привал и первым спешился, подавая пример своим спутникам. Затем, к удивлению Кулла, он принялся собирать сухие палки и сучья и вскоре набрал их достаточно для небольшого костра.
— Мантис, что ты задумал?
— Я хочу вернуться, — пояснил тот атланту.
— Ты побудешь пока с Уримом?
— Ничего не понимаю. Что у тебя на уме, парень?
— Прошу тебя, последи за ним, пока я не вернусь.
— Но зачем? Куда ты собрался?
— Назад, на болота. Это ненадолго.
— И хочешь оставить меня с тремя лошадьми и этим… с Уримом?
— Говорю же… я скоро вернусь. — Затем, словно догадавшись, что может тревожить атланта, он поспешил успокоить его: — Даже если они следят за нами, то все равно не решатся напасть, потому что у нас есть мечи, и мы уже убили трех этих тварей.
— Неужто ты думаешь, что я боюсь остаться один против этих монстров? — Кулл с презрением сплюнул.
Мальчишка и впрямь воображает о себе слишком много. На болоте он убил всего одну тварь, тогда как Кулл сразил сразу двух, а теперь он ведет себя как защитник и покровитель, без которого все будут трястись от страха, как малые дети…
— Если я и беспокоился, то только за тебя, парень. Какого демона тебя несет обратно в это болото?
— Возможно, я сумею отыскать там защиту получше, чем обычные мечи.
— Защиту?
— Хватит спорить, Кулл. Лучше последи, чтобы с Уримом ничего не случилось.
Не дожидаясь ответа, юноша развернулся и двинулся прочь, сойдя с тропы, по которой они сюда прибыли.
С недовольной гримасой Кулл подошел к Уриму. Паренек спокойно сидел на земле, а заметив приближающегося атланта, поднял на него глаза, полные боли и страха. Кулл пристально взглянул ему в лицо, чувствуя, что в этом взгляде таится что-то еще… В точности как когда Урим ощутил приближение болотных тварей, которые следили за ними и, наконец, решились напасть.
— Что там такое? — негромко спросил Кулл у безумца, глядя тому прямо в глаза.
Но сумасшедший лишь пускал слюну и тоненько хныкал, а потом затих. Не в силах больше сдерживаться, ибо эти отвратительные места действовали ему на нервы, атлант с силой потряс безумца за плечо.
— Ну же, Урим?! Говори, в чем дело! Что ты чуешь? Да скажи же ты, наконец!..
Разумеется, никакого ответа он не получил.
Вдалеке, там, где тени смешивались с тусклым солнечным светом, что-то тяжелое плюхнулось в воду и отголоски эха разнеслись далеко в воздухе, пропитанном ядовитыми испарениями. Однако, Мантиса не было ни видно, ни слышно. Неизвестно, с какой целью он отправился на болота, но теперь казалось, что трясина поглотила его.
Однако юноша сдержал слово, и вскоре вернулся, бережно неся что-то в ладонях, сомкнутых лодочкой.
Тем временем Кулл успел расстегнуть седельные сумки и жевал вяленое мясо вместе с какими-то ягодами, которые успел собрать поутру. Он предложил перекусить и Уриму, но недоумок словно бы и не заметил, что перед ним лежит еда, а продолжал неподвижно сидеть на краю болота, глядя на летающих повсюду стрекоз. Завидев Мантиса, приближающегося из-за деревьев, Кулл торопливо прожевал остатки мяса, вытер руки об тунику, поднялся и двинулся тому навстречу.
— Что это у тебя?
Мантис загадочно усмехнулся, по-прежнему прижимая руки к груди.
— Найди мне камень, — попросил он. — Лучше плоский… И, по возможности, тонкий.
Оглядевшись по сторонам, Кулл обнаружил требуемое и вручил камень Мантису.
— Да, это подойдет…
Присев на корточки рядом с собранными ранее сучьями, юноша выложил свою ношу на плоскую поверхность камня.
Кулл внимательно наблюдал за действиями Мантиса. Оказалось, тот принес какие-то корешки и листья, — вот и все. Они показались ему незнакомыми, но все же это были просто листья и корешки. Мантис разжег костер, затем заози-рался в поисках чего-то еще. Он подобрал небольшой камушек и принялся растирать свою добычу, а затем поднял плоский камень над огнем, чтобы высушить раздавленную массу.
— Это завтрак или обед? — полюбопытствовал атлант.
Не поднимая глаз, Мантис отозвался:
— Магия.
Кулл поджал губы.
— Ну да, я так и думал…
Урим застонал. Встревожившись, атлант обернулся к нему. Паренек сидел в той же позе, что и прежде, что-то бормоча себе под нос и разглядывая болотную воду, где, должно быть, заметил лягушку или какую-нибудь змею. Сквозь спутанную листву деревьев проглянуло солнце, на миг окружив голову паренька ослепительно-белым ореолом. Оглушительно жужжали насекомые… Кулл вновь перевел взгляд на Мантиса. Тот что-то соскребал с плоского камня, и теперь рядом с ним оказалась уже небольшая горстка серовато-бурого порошка.
Действовал юноша очень быстро и уверенно, словно выполнял привычные заученные движения, и ему не раз приходилось толочь в порошок какие-то неведомые травы…
— Солнце уже высоко, — коротко заметил ат-
лант, глядя, как понемногу увеличивается горка порошка рядом с Мантисом. Тот кивнул.
— Скоро мы тронемся в путь.
— А ты не хочешь рассказать, что за магией ты занимаешься?
Юноша покончил с последними листьями и корешками.
— Надеюсь, она нам поможет против этих болотных тварей.
Поднявшись, он размял ноги, чихнул и вытер нос двумя пальцами, а затем снял с пояса небольшой кожаный кошель и аккуратно сгреб сухой порошок внутрь. Наконец, он завязал кошель шнурком и вновь повесил его на пояс.
— Эта магия может помочь нам против болотных тварей, вот и все, — повторил он, с улыбкой глядя на Кулла.
Затем он выбросил в болото оба камня; звук, с которым они ушли под воду, встревожил Урима, который вскочил с места и направился к воинам.
— Ну что ж, кажется, все готовы трогаться в путь, — заметил Мантис.
Кулл кивнул, оборачиваясь к безумцу.
— Садись в седло, Урим.
Но парнишка тупо стоял на месте, пялясь куда-то в сторону болот.
— Нет, только не это, — пробормотал себе под нос атлант, и рука его привычно легла на меч.
Мантис покосился на него, затем пристально взглянул на Урима, — и внезапно у того за спиной глубоко в лесу заметил какую-то движущуюся белую тень.
— Еще один! Еще! — внезапно завопил Урим. Он бросился к атланту, оступился в грязи, рухнул и поднялся на четвереньки, не переставая кричать: — Еще один! Не позволяйте им больше мучить меня! Не позволяйте им больше мучить меня в большом доме! Только не в большом доме!
Атлант обнажил меч, жестом велев Уриму встать у него за спиной и держаться поближе к лошадям. Безумец, как ни странно, повиновался и, трясясь от страха, отбежал прочь, наблюдая подобно Куллу и Мантису, за приближением нового порождения болот.
Прошло довольно много времени, прежде чем несуразная высокая, перепачканная в грязи фигура приблизилась из-за завесы колышущегося тумана. Хлюпающие шаги по грязи отмечали путь монстра.
Мантис с Куллом оглянулись по сторонам, чтобы убедиться, не ожидается ли нападения с другой стороны. Встретившись взглядом с атлантом, Мантис заметил ярость в его взоре и увидел, как рука его судорожно сжимает оружие.
Затем он посмотрел на приближающегося чужака. Как ни странно, тот протягивал вперед руки в знакомом и привычном людям жесте миролюбия.
Растянув завязки кожаного кошеля, который он не столь давно прицепил к поясу, Мантис взял в правую руку немного серого порошка, затем он сделал пару шагов вперед, бросив Куллу через плечо:
— Позволь, я с ним поговорю.
— Мантис, какого демона!..
— Нет, дай мне с ним поговорить. Доверься мне. — Он сделал еще шаг вперед навстречу болотной твари.
Кулл не спускал руки с меча. У него за спиной Урим по-прежнему бормотал:
— Не надо… не надо… Не давайте им больше мучить меня…