Звезда Судьбы

Глава 2 Клинки против Зла

Рассвет на равнине был теплым и туманным. Один за другим гасили факелы и светильники в селении Теринаса, окатывали водой и затаптывали ночные костры. Солдаты, отстоявшие на крепостных стенах ночную стражу, вернулись в свои бараки или разошлись по домам, чтобы на скорую руку позавтракать и отправиться ко сну. Другие заняли их место, поднимаясь по лестницам на дозорные посты, откуда открывался превосходный обзор на скопище каменных домишек и небольших крепостей на равнине… А также на пугающую пирамиду зиккурата на склоне горы.

Храм-пирамида сейчас выглядел несколько иначе, чем десять лет назад. Там, где прежде верхние уровни не соприкасались с горным склоном, теперь они были привязаны к нему густой сетью стен и укреплений. Никто не видел, как появилась эта странная конструкция восемь лет назад, во время недели гроз, столь сильных, что пришлось даже на время приостановить осаду. Когда же штурм возобновился и воины Теринаса прорвались на нижние уровни загадочной постройки, то оказалось, что верхние ее ярусы пронизаны туннелями, ведущими прямо в недра горы. Однако атакующих защитники зиккурата изгнали прочь со столь беспощадной яростью, неся при этом ужасающие потери, но продемонстрировав столь пугающее колдовство, что с тех пор больше никогда осаждающие не предпринимали попыток захватить эти странные укрепления. Несколько нападений на эти верхние стены все же было предпринято с течением лет, но это были лишь случайные вылазки, обернувшиеся полным крахом. Судя по ярости защитников верхних уровней зиккурата, Теринас догадался, что звезду держат где-то в храме, венчавшем пирамиду, — в точности как и утверждал один из нанятых им магов.

В Теринаскаде городская площадь стала местом сборищ для всех, как жителей деревень, так и наемников, которые нуждались в хорошей компании, чтобы провести время за болтовней и узнать свежие новости. Площадь была странной формы, ведь десять лет назад на ее месте находилась всего лишь тропинка, ведущая за пределы деревни к жилищу Теринаса. Но теперь здесь образовался центр города. Тут находились каменные скамьи и источники питьевой воды. Здесь же были и выложенные камнями ямы с вечно тлеющими углями, защищенные навесами от снега и дождя. На памяти селян огонь здесь никогда не прекращал гореть.

Кулла пробудили первые звуки нарождающегося утра. Он натянул сапоги и тунику, привычным движением нацепил меч и вышел из длинного дома-барака по протоптанной тропинке к купальне, расположенной чуть поодаль от центральной площади. Купальня отнюдь не представляла собой какое-либо изысканное строение: всего лишь два небольших помещения, возведенных вокруг природного теплого источника, — одна комната для женщин и другая для мужчин. В хорошую погоду, как сегодня, купание происходило под открытым небом; когда же лето заканчивалось и наступали холода, то на крышу натягивали длинное полотнище, а поверх укладывали промасленные шкуры.

Войдя внутрь, атлант прошел в мужское отделение купальни. Народу там было совсем немного ввиду раннего часа, — в большинстве своем наемники, отстоявшие ночной дозор да пара стариков, местных жителей, привычных вставать ни свет ни заря. Поприветствовав их всех, Кулл стянул с себя тунику и с наслаждением погрузился в теплую воду источника. Он как следует отскреб тело песком, затем окунулся с головой. Служитель купальни выдал ему глиняный горшочек с маслом, чтобы завершить купание. Запах у масла был слегка кисловатый, но очищало оно на славу; к тому же никаких иных средств у этих селян все равно не было. Наконец, Кулл еще раз окунулся в воду, чтобы смыть с себя остатки масла, вытерся насухо и вновь натянул тунику. Когда он вышел из купальни, солнце поднялось уже высоко и, судя по шуму, доносившемуся с центральной площади, город окончательно пробудился.

Вернувшись в барак, атлант натянул на себя кольчугу, причесал и заплел в воинскую косу свои длинные волосы. Мантис по-прежнему спал, и атлант не стал будить его; также спали и все прочие обитатели барака. Лишь один наемник сидел за столом, лениво ковыряя ложкой в миске с кашей.

— Он поздно вернулся ночью? — спросил Кулл, кивая на мирно спящего Мантиса.

Он и сам не мог понять, что побуждает его так покровительственно относиться к этому юнцу. Обычно мало кто вызывал у одиночки, каким всегда считал себя суровый сын Атлантиды, желание покровительствовать и заботиться о себе. Но все же Мантису, как видно, удалось затронуть какую-то струнку в суровом сердце островитянина.

— Да уж почти под утро, — отозвался наемник с кривой ухмылкой. — Я вроде слышал, как он вошел после трех ударов гонга.

Кулл кивнул. И впрямь поздновато. Чем же занимался Мантис всю ночь, и где он мог так вымотаться?

— Я уже таких видел и прежде, — пробормотал пожилой наемник.

В этих словах Куллу почудился какой-то упрек или скрытая насмешка, и он тут же нахмурился.

— О чем ты ведешь речь?

Тот продолжал ковыряться в миске с кашей.

— Глупые мальчишки, слишком много думают. Надеются, что найдут ответы на все вопросы и спасут мир.

— Это ты про Мантиса? Думаешь, он был занят именно этим?

Наемник ухмыльнулся.

— Да, или якшался с местными девицами.

Кулл усмехнулся, ощущая неожиданную досаду, которую, впрочем, постарался не показать. Подойдя ближе, он склонился над миской и понюхал кашу.

— Что они сюда кладут? — поинтересовался он.

— В кашу-то? Один Хотат ведает. На вкус — сущая мерзость.

Атлант поджал губы.

— Нет, все-таки, должно быть, дело не в каше.

— Ты о чем это? — солдат перестал есть и застыл, не донеся ложку до рта.

— Да я видал и прежде таких, как ты, вечно недовольных и осуждающих всех вокруг, — пояснил ему атлант. — Но я думал, это им в еду подсыпают что-то особенное. Выходит, ошибался…

Озадаченный, наемник уставился на атланта. Кулл с ухмылкой похлопал его по плечу и двинулся наружу.

На площади был установлен длинный стол для общего завтрака. Встав в очередь, Кулл получил миску и ложку. Прямо перед ним оказался пожилой воин с коротко подстриженной седеющей бородой. Когда он узнал атланта, то пожелал ему доброго утра и поинтересовался, как движется сражение в зиккурате: было ясно, что Кулл только что вернулся со своей смены.

— Прирезал пару ублюдков, — сказал ему атлант. — А в остальном все по-прежнему.

— Ничего, похоже, с места не движется. Да?

— Да, судя по всему, так и есть. А как у тебя дела, Соран?

Кулл был знаком с этим пожилым наемником с того самого дня, как прибыл сюда, и между ними мигом завязалось некое подобие дружбы, еще более окрепшей с течением времени. Соран немало повидал на своем веку; подобно самому Куллу и многим другим, здесь он был обычным наемником. На многие вещи они смотрели одинаково. Соран сражался во множестве битв. Он любил рассказывать о них ночами у дозорного костра, — о войнах, в которых сражался, о тех людях, рядом с которыми служил. У них даже нашлось немало общих знакомых, и они подолгу вспоминали те места, куда забрасывала их судьба.

Однако, Соран был не просто воином. Если бы судьба сложилась иначе, его жизнь могла бы быть совсем другой. У него были манеры благородного человека, возможно, даже поэта или философа. Хотя он запросто мог сразиться на мечах и одержать победу над худшими сорвиголовами в этом войске, но куда приятнее ему было сидеть и болтать у костра, рассказывая бесконечные истории или размышляя над тайнами жизни и смерти. Однако, в открытую с Сораном мало кто сходился. Он не скрывал, что предпочитает мужчин, а в этих краях это мало у кого вызывало добрые чувства. Кулл с первого же дня сумел дать Сорану понять, что никакое подобное сближение между ними невозможно, но Соран и не делал ни малейших поползновений, довольствуясь ролью друга и никогда не навязывая своего общества. К тому же, как он сам со смехом заявил атланту, он предпочитал мужчин помоложе и со светлыми волосами…

Пожилой воин наполнил миску кашей, взял кружку травяного настоя и отошел к скамье на краю площади. Кулл также получил свой завтрак и последовал за ним.

— Что-то ты нынче притихший, Соран, — заметил атлант.

Наемник не поднял головы, изучая что-то у себя под ногами.

— Я в печали сегодня.

— С чего же это?

И в тот же миг, когда Кулл задал этот вопрос, он словно заранее понял, каким будет ответ и пожалел, что спросил.

— Спорос, — просто промолвил наемник. — Его убили два дня назад.

Спорос… Возлюбленный Сорана, крепкий добродушный паренек и отличный воин…

— Сочувствую тебе, Соран.

Тот покачал головой.

— Я слишком часто был свидетелем того, как боги поражают смертью моих любимых и близких, чтобы тосковать о нем слишком долго. Ты считаешь, я бездушный человек, Кулл?

— Нет, ты просто трезво смотришь на вещи.

— Я лишь ощущаю усталость из-за того, что смерть никак не берет меня самого, — доверительно промолвил наемник, глотая ароматный травяной настой. — Разумеется, я не хочу умирать, если это принесет печаль кому-то из тех, кого я люблю, но и сам ненавижу печалиться, когда умирают те, кто мне так дорог… Они умирают, умирают и продолжают умирать. Неужто я проклят, атлант?

— Нет, Соран, нет. Ты просто живешь, как жили и твои друзья. Просто они ушли раньше тебя.

— Наверняка все не так просто, — пробормотал воин, не отрывая взгляда от миски.

Атлант похлопал его по плечу.

— Сейчас мы с тобой сидим здесь, набиваем животы, чтобы вскоре поскакать через равнину и вновь принять бой на стороне этих безумцев… Впрочем, не буду так жесток к ним, ведь они все же нас кормят… Но, в общем, буду помогать им сражаться с колдунами ради того, чтобы завладеть упавшей с неба звездой! Вот и все, Соран. Что здесь тебе кажется слишком сложным?

Воин медленно поднял голову и на лице его появилась печальная улыбка.

— Твои слова просты, но несут утешение. Воистину, в тебе я ощущаю мудрость, несвойственную обычным людям. Тебя ждет великая судьба, Кулл. Хотя, будь ты чуть моложе и светловолос…

— О, нет, только не это! — захохотал атлант.

— Неужели теперь с тобой я не смогу чувствовать себя в безопасности?

Вдоволь нахохотавшись, мужчины принялись за еду.

Мимо них по площади проходили наемники, женщины, дети, домашний скот. В стороне мелькнул Теринас в сопровождении своей свиты и о чем-то перемолвился со стражниками у стены, а затем удалился вновь. Завидев его, Кулл вспомнил о своем обещании придумать какой-нибудь способ, как одолеть защитников зиккурата.

Он уже хотел было заговорить об этом с Сораном, как вдруг странная фигура появилась на площади. Это был юноша лет всего лишь шестнадцати или семнадцати. У него не было меча, но на поясе висели пустые ножны; также не было у него ни кинжала, ни иного оружия. Он шел ссутулившись, от него несло запахом давно не мытого тела. Жирные волосы свисали длинными сосульками, изо рта текла струйка слюны. Время от времени он принимался взмахивать руками, когда вдруг оступался на пути. Приблизившись к столам, где был накрыт завтрак, чтобы поесть холодной каши, он уронил две деревянные миски прежде, чем смог, наконец, ухватить третью.

Женщина, заведовавшая кухней, была преисполнена ласки и сочувствия и положила юнцу щедрую порцию каши. Тот, однако, не взял в придачу ни травяной настойки, ни даже ложки для еды и двинулся прочь, неуверенно подпрыгивающей походкой к стоявшей поодаль скамье, где уселся и принялся по-звериному лакать прямо из миски. Большая часть каши расплескивалась по сторонам. Кое-что он собирал пальцами и тоже заталкивал в рот.

— Глядеть больно, — с печалью в голосе промолвил Соран.

— Ты об Уриме? — переспросил Кулл.

— А ты его знаешь?

— Только по имени. И что он стал таким, как сейчас, после раны, полученной в бою.

— Да, его ударили по голове, — пояснил Соран. — То ли дубинкой, то ли каким-то колдовским оружием. Он повредился в уме, но все же не погиб.

— Может, смерть была бы для него и лучшим выходом, — промолвил атлант.

— Этого мы не знаем наверняка. Возможно, сами боги ниспослали ему такое испытание.

— И все равно смерть была бы предпочтительнее, — возразил Кулл. — Куда лучше погибнуть, чем жить вот так, получеловеком, полуживотным.

— Нет, нет, не следует так говорить, — возразил Соран. — Наверняка во всем этом должен быть какой-то смысл.

Кулл покачал головой.

— Вероятно, именно это меня и восхищает в тебе, Соран. По крайней мере, это одна из причин.

Пожилой наемник вопросительно уставился на своего более юного собеседника, пытаясь дознаться до скрытого смысла его слов.

— Тебе пришлось испытать куда больше всяческих бед и потерь, чем мне, Соран, — пояснил атлант. — И все же это не ожесточило тебя. Ты по-прежнему веришь, что в мире есть некий смысл и порядок. Не так ли?

— О, да, я в это верю, Кулл, потому что верю, что виной всему ограниченность наших крохотных жизней. Мы видим лишь мельчайшую толику того, что следовало бы увидеть. Мы способны испытывать, изучать и познавать лишь досадную малую часть великого Целого, и все же в большинстве своем люди убеждены, что знают все на свете.

— Возможно, так оно и есть. Возможно, они и впрямь знают то, что следует знать, — предположил Кулл.

— Нет, ты не прав. Мы способны лишь воспринимать то, что случается лично с нами и судить о вещах, с которыми сталкиваемся напрямую. Ты когда-нибудь наблюдал за лягушками, атлант? Если положить лягушку на землю и хлопнуть рядом по земле рукой, то лягушка подпрыгнет. Это от удивления. И если ты стукнешь по земле второй раз, и третий, и четвертый, всякий раз лягушка будет удивляться в точности так же, как и в самый первый. У нее не появляется никакого опыта, она не может представить, что удары способны следовать один за другим.

— Стало быть, люди должны накапливать опыт? Ожидать нового удара?

— Возможно, так. А, возможно, и нет. Что, если ты будешь ожидать удара, а услышишь вместо этого музыку? Если ты ждешь удара, то и музыку воспримешь всего лишь как новый удар. И чья в том вина? Если ты вырос в окружении врагов, то будешь всех вокруг воспринимать как своих противников. Если ты использовал нож лишь для убийств, то как научить тебя резать им хлеб… или вырезать прекрасные произведения искусства из дерева?

— Но люди все же не лягушки.

— Совершенно верно, совершенно верно, — заверил собеседника Соран, — Но в таком случае зачем же заранее готовить себя к чему-то, что может никогда не произойти. Зачем гадать и строить предположения? Зачем пытаться заглянуть за доступный нам горизонт?

— Все это очень любопытно, — отозвался Кулл, которого на самом деле этот слишком уж ученый разговор начал порядком утомлять. — Но я не вижу в твоих словах особого смысла. Какое отношение все это имеет к Уриму? Я что, должен гадать, не является ли он чем-то иным, нежели выглядит? Какое отношение это имеет к тебе, ко мне или к осаде, которую Теринас ведет против логова колдунов Алого Солнца?

— Так значит, для тебя, атлант, все на свете должно иметь практическую ценность?

— А почему бы и нет?

— Ну, разумеется, тебе это известно не хуже, чем мне. Наш разум практичен. Даже наши мечты и грезы бывают обоснованы… Они должны быть таковыми, должны корениться в земле, иначе мы просто не станем удерживать их. Эти мечтания ведут нас к великим целям и свершениям. А ты, я так понимаю, спрашиваешь, какое отношение мои доводы имеют к реальной жизни? К тому, с чем мы столкнулись здесь? Тогда послушай меня внимательно. Все, к чему стремится Теринас, это предвидеть, предусмотреть и, возможно, предотвратить новый удар. В этих краях повсюду в самом воздухе ощущается затаенный страх. А разве ты и сам, атлант, не чувствуешь, что совсем рядом с нами гигантская рука, которая вот-вот ударит о землю?

Рассуждения Сорана прервало какое-то столпотворение на крепостных стенах. Солдаты размахивали руками и оживленно перекликались. Несколько человек поспешно спустились по лестнице и бросились через площадь по направлению к жилищу Теринаса. Люди на площади: наемники, женщины и дети, — вмиг прекратили все разговоры, отставили миски и кружки, не сводя взглядов с дозорных на стенах. Некоторые из них жестами что-то пытались объяснить находящимся внизу.

Кулл поднялся с места.

— Наемники приближаются, — произнес он вслух.

Соран также поднялся, исподволь наблюдая за атлантом, который, вмиг позабыв их недавний разговор, позабросил всякую философию и досужие рассуждения ради непосредственных нужд этого мгновения и устремился разузнать, что происходит.

Со временем Кулл вспомнит слова Сорана и будет долго размышлять над ними, крутить их в голове, пытаясь проникнуть в скрытый смысл. Но сейчас… сейчас он был еще слишком молод.

— Кто они такие? — спросил атлант у солдата, стоявшего у подножия стены.

— Северяне, — отозвался тот. — Пока мы больше ничего не можем сказать. Они будут здесь через час.

— И много их?

— Я бы сказал, вполне достаточно, чтобы на славу укрепить наше войско, если только Теринас согласится их принять.

— Лето уже на исходе, — напомнил наемнику Кулл. — Им понадобится крыша над головой и еда на зиму.

— Верно, верно. И к тому же они могут оказаться такими глупцами, что попытаются напасть на нас… Не сейчас, но зайдя с другой стороны. Тогда нам придется отражать их атаки, одновременно поддерживая осаду.

Почему-то эта мысль заставила Кулла воспрянуть духом, — он и сам не мог понять, почему мысль об убийстве, о сражениях и пролитой крови внезапно вызвала в нем такое почти звериное возбуждение. Сражаться… Сеять смерть… Он вовремя заставил себя успокоиться, вспомнил о безумной настойчивости Теринаса и ему показалось, что он вот-вот поймет нечто очень важное, имеющее отношение ко всему происходящему здесь, в этой обезумевшей степи…

— Наемники? — поинтересовался Соран, который пересек площадь и подошел ближе к ним.

Кулл вздрогнул от неожиданности, но все же ответил:

— Да, будут здесь через час.

Соран прервал его размышления, и мимолетное ощущение ускользнуло. Рано или поздно атлант также вернется к этому, как и к словам, высказанным самим Сораном, но это случится не сейчас. Не сейчас…

Теперь же им оставалось лишь в напряжении ждать появления отряда наемников у ворот поселения.

Вождя наемников звали Остором. Это был смуглый гигант с темно-русыми волосами в тяжелой кольчуге, с таким количеством кинжалов и прочего вооружения, что этого хватило бы на трех бойцов; лицо его было изуродовано шрамами прошлых сражений.

Теринас, давно знакомый с этим наемником, вмиг приказал открыть ворота и впустил внутрь Остора с дюжиной его приспешников. Затем Теринас с Остором удалились в дом, дабы обсудить условия их возможного соглашения относительно найма всего отряда, а спутники Остора рассыпались по площади, привлекая к себе внимание всех собравшихся там.

Большинство среди них, как заметил Кулл, составляли пикты, и это вмиг насторожило его. Обычно эти островитяне, испокон веков враждовавшие с атлантами, никогда не забирались так далеко от родных мест. Впрочем, он тут же припомнил, что, кажется, слышал об этом отряде, который порой именовали Диким Отрядом. Куллу никогда не доводилось воевать с ними вместе или даже иметь их в противниках, но он был наслышан о звериной жестокости, с которой сражались эти дикари.

Сейчас, пока Теринас вел переговоры с вождем наемников, прочие пикты расхаживали повсюду с таким видом, словно они были истинными хозяевами этого города. Тут и там они вскорости принялись задирать хорошеньких женщин, сопровождая слова и похабные шутки грубыми жестами. Поначалу они еще опасались солдат на площади, но заметив, что жители селения не осмеливаются им противостоять, стали вести себя еще более дерзко, осыпая всех вокруг ругательствами, как делают всегда дикари, не привычные к иному обществу, кроме своего собственного, дабы самоутвердиться и почувствовать себя увереннее.

Стоя поодаль, Кулл молча наблюдал за происходящим, за тем, как пикты пытаются внушить страх всем вокруг. Столкновение было неминуемым, — как только эти ублюдки опознают в нем атланта… А Кулл был слишком заметным представителем своего племени, чтобы это могло остаться незамеченным. Он мог бы уйти прочь, но сейчас вся душа его жаждала жаркой схватки, алкала кровопролития, и ему совсем не хотелось бежать с поля боя еще до начала сражения.

Ощутив на себе подозрительный взгляд одного из пиктов, Кулл горделиво расправил плечи, готовясь к неизбежному.

Дикарь тем временем толкнул локтем в бок своего спутника, слишком уж занятого тем, что пытался прижать к ограде колодца хорошенькую селянку, которая испуганно пыталась отбиваться от этого натиска. Пикты взволнованно принялись переговариваться, то и дело косясь в сторону Кулла. По счастью, девушка воспользовалась этим, чтобы ускользнуть. Дикари, тем временем, развязной походкой направились в сторону атланта.

— Нет, ты взгляни, не обманывают ли меня глаза? — обратился к своему спутнику тот, что помоложе, с лицом, обильно украшенным татуировкой.

Оба пикта остановились в пяти шагах от Кулла, меряя его изучающе-презрительными взглядами. Атлант стоял не шевелясь, положив ладонь на рукоять меча и готовый в любой миг принять бой.

— Да, парень, ты не ошибся. Это и впрямь грязный вонючий атлант, — поддержал своего приятеля второй пикт с густой черной бородой.

Это было удивительно, ведь обычно у его соплеменников борода либо не росла вовсе, либо они сбривали жалкую растительность на подбородке, гордясь гладкостью своей кожи. Должно быть, этот воин был изуродован в сражении и отрастил бороду, чтобы скрыть старые шрамы…

— Верно, верно! — захохотал татуированный.

— Грязный дикарь атлант, это ты верно подметил, Ржавое Копье! Как его занесло так далеко от дома? — Он обратился напрямую к Куллу. — Небось, от страха сбежал, да, атлант? Понял, что скоро мы захватим ваши жалкие острова?!

Кулл по-прежнему хранил молчание, меряя противников взглядом ледяных серых глаз. Ему было любопытно, как далеко те намерены зайти, и как долго еще будут разогревать себя, сыпля оскорблениями и насмешками, прежде чем решатся перейти к делу.

— Ну что, трусливый дикарь! — принялся подначивать его чернобородый. — Раз уж ты такой трус, так и быть, мы отпустим тебя, беги дальше, беги быстрее, пока мы не передумали. Только отдай нам свой меч. Не годится дикарю носить такой славный клинок!

Он потянулся к поясу, на котором у Кулла висел меч в простых потертых ножнах. Атлант мгновенно ощерился.

— Убери руки, пиктский ублюдок. Мой клинок не про тебя. Если ты и увидишь его, то в тот миг, когда он отведает твоей крови. Только боюсь, что после этого ты уже не увидишь вообще ничего.

— Ба! — захохотал глумливо татуированный.

— Наш дикарь умеет говорить! Ты посмотри, Ржавое Копье, чему выучились эти варвары, они теперь уже болтают совсем как люди!

Кулл заставил себя успокоиться. Едва ли Теринас будет благодарен одному из своих наемников, если тот затеет свару с приезжим отрядом. Как бы все ни обернулось у них, но стычка обозлит наемников Остора и может нарушить планы военачальника. Как бы Кулл ни относился лично к Теринасу и осаде, которую тот ведет, но покуда Теринас платил ему деньги, следовало поддерживать в войске порядок.

— Вы заявились сюда, — размеренным голосом произнес он, обращаясь к пиктам, — и ведете сюда так, словно купили весь город. Но это неправда. Вы всего лишь болтаете здесь без дела и ждете, пока ваш хозяин не вернется и пинками не загонит вас обратно в седла. Так что помните, что здесь вы просто гости. Вы гости, а не свиньи. Так что не мните, будто у вас есть право вести себя подобно свиньям, как вы привыкли на своих паршивых островах.

— Заткнись! — завопил бородач. — Заткнись, или я…

— Нет, вы определенно свиньи. Впрочем, от пиктов вряд ли кто и ждет чего-то иного.

— Заткнись! — поддержал своего приятеля татуированный, угрожающе хватаясь за меч.

Но Кулл по-прежнему стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и лишь в глазах его появился недобрый блеск.

— Только посмей обнажить клинок, — ровным тоном произнес он, — и твоему приятелю долго придется отскребать твои кишки с земли.

— Таких оскорблений я не потерплю ни от кого, и уж тем паче от какого-то грязного дикаря атланта. Возьми оружие и сражайся!

— Подумай, у тебя еще время уйти прочь, — предупредил его Кулл. — Еще не поздно.

— А я сказал, мы будем драться!

Вся площадь притихла, и люди устремили взоры на двоих поединщиков. Бородач отступил, предоставляя право действовать первым своему татуированному приятелю… Похоже, он был больше горазд на угрозы и оскорбления, но отнюдь не жаждал сразиться с этим рослым мускулистым атлантом. Похоже, он был слишком наслышан о воинских способностях этого племени. Кулл внезапно вспомнил, что у обитателей одного из островов атлантского архипелага есть обычай вырезать кресты, дабы пометить взятых в плен врагов, которых затем по какой-то причине пришлось отпустить. Вот, должно быть, что за унизительные метки скрывает пикт под густой бородой…

И все же атлант не шевелился.

— Ну же, давай, обнажи свой клинок, — подначивал его татуированный. — Я хочу видеть, какое оружие скоро станет моим. Надеюсь, этот меч достоин того, чтобы получить, наконец, хорошего хозяина! Защищайся или я проткну тебя как рыбу на вертеле!

Переходя от слов к делу, пикт начал извлекать оружие из ножен, — и в тот же миг другой клинок, взметнувшись, словно стальная змея, устремился к нему, остановившись на волоске от паха и замер там в неподвижности.

Кулл по-прежнему невозмутимо наблюдал за происходящим. Озадаченный, татуированный пикт обернулся и уперся взглядом в жесткое, словно высеченное из гранита, лицо Сорана.

— Прекрати эти штучки, дикарь, — велел ему Соран. — Если не хочешь свести счеты с жизнью. В отличие от меня, атлант щадить тебя не станет. Не доводи дело до того, чтобы он обнажил клинок.

— Соран! — прорычал пикт; пот струйками стекал у него по щекам. — Ах ты, старый извращенец! Еще жив? И похоже, нашел себе нового любовничка?

— Ты слышал, что я сказал? Заткнись и убирайся прочь, пока еще жив…

Татуированный широко ухмыльнулся.

— Нет, правда, я не ожидал увидеть тебя в живых, старый ублюдок. У нас на островах таких, как ты, сажают голой задницей на муравейник… — Выпрямившись, он убрал руку с клинка. — Да, твои вкусы еще больше изменились к худшему с тех пор, как мы встречались в последний раз. Раньше ты хотя бы предпочитал мужчин, но теперь, судя по всему, имеешь дело лишь с животными, — он кивнул на атланта.

— Довольно, Боевой Топор. Я могу убить тебя прямо сейчас или отойду в сторону и позволю Куллу самому завершить это дело. В любом случае, ты проиграл. Твои шуточки зашли слишком далеко, и пора тебе заткнуться и попридержать язык, пока не вернется Остор. Ты понял меня?

Боевой Топор, которому отнюдь не по душе было признавать свое поражение, не произнес ни слова.

— Вижу, ты правильно понял меня, — промолвил Соран. Очень медленно он отвел свой клинок в сторону.

Миновало несколько томительных мгновений.

Сейчас Боевому Топору очень хотелось отпрыгнуть назад, обнажить меч и прирезать сперва этого старика, а затем и ненавистного атланта, — но он сдержался. Роковое мгновение миновало. Все внезапно обернулись в другую сторону и теперь уже стало ясно, что драка так и не состоится, ибо по дорожке на площадь возвращались Теринас с Остором.

Они также видели, что произошло в их отсутствие, но не сказали об этом ни слова. Подобные вещи нередко происходили между будущими врагами, а порой и между будущими друзьями. По выражениям их лиц Кулл сделал вывод, что переговоры не принесли успеха. Либо Теринас не смог достаточно заплатить Остору, либо то, что Остор мог предложить Теринасу, не удовлетворило деревенского старейшину. В любом случае то, как быстро они вернулись из жилища Теринаса, служило доказательством бесплодности их переговоров.

Остор запрыгнул в седло и велел своим спутникам последовать его примеру. Никаких особых прощаний между двумя командующими не было: Остор просто отдал приказ своим людям и вместе с ними выехал за ворота. Через пару минут облако пыли поднялось вслед скачущим галопом лошадям, и войско наемников стремительно поскакало прочь и скрылось за горизонтом.

Теринас вместе со своими советниками вернулся в дом. Кулл безучастно посмотрел на землю, на то самое место, где сейчас, если бы события пошли чуть по-другому, мог бы лежать труп Боевого Топора. Невозмутимо, но с ноткой печали, он бросил Сорану:

— Да, вот поэтому я и восхищаюсь тобой…

Затем он улыбнулся и направился к своему бараку.

Но в то же время Кулл понимал, что необходимо срочно что-то предпринять: в воздухе росло напряжение и ощущение безумия становилось все более сильным…

Мантис уже проснулся, но по-прежнему валялся на своей лежанке, закинув руки за голову и пялясь в потолок. Атлант устроился рядом на своей койке, задумчиво прикусив губу, а затем обратился к приятелю:

— Друг мой, если это правда, и тебе известен какой-то способ поскорее завершить это сражение, чтобы я мог двинуться дальше своей дорогой, я был бы признателен, если бы посвятил меня в свои планы.

К его вящему удивлению, Мантис вдруг произнес:

— Ладно, я готов это сделать.

Перекатившись на бок, Кулл приподнялся на локте.

— Что?

— Я готов помочь.

— Ты готов помочь? Хотел бы я знать, о чем ты ведешь речь…

— Я размышлял над этим всю прошлую ночь, — каким-то замогильным голосом произнес Мантис. — Я это сделаю. Мы закончим осаду.

— Мантис…

Юноша уселся на койке и принялся натягивать сапоги. Затем взглянул Куллу прямо в глаза и промолвил:

— Дай мне сперва искупаться и перекусить, договорились? Затем вместе мы пойдем к Теринасу.

И не дав атланту возможности больше задать никаких вопросов, этот странный юноша поднялся и вышел из барака наружу.

Но пока Мантис завтракал в укромном уголке, где порой любил прятаться от назойливой толпы, заполнявшей центральные улицы и площадь, на крепостных стенах возникла новая суета. Лошадь появилась вдалеке… Нет, целых три всадника. Нет, два всадника, поддерживавшие третьего с обеих сторон.

— Известите Теринаса! — закричал стражник.

— Там случилось что-то скверное.

Военачальник тут же прибыл вместе со свитой, в тот самый миг, когда отворились ворота, чтобы принять всадников. И солдаты, и обитатели селения собрались там, глядя на происходящее с болью и яростью и ругаясь вполголоса; но всадники лишь молча и без лишних эмоций сняли с седла своего товарища и уложили на землю.

— Принесите вина! — крикнул один из них зевакам.

Мальчишки-конюхи увели прочь лошадей, чтобы выходить, а затем напоить и вычистить их. Тем временем один из всадников опустился на корточки рядом с несчастным раненым, тряпицей вытирая мокрое от пота лицо. Другой же подошел к Теринасу, отдал ему честь и промолвил в ответ на незаданный вопрос:

— Он толком ничего не смог нам сказать, господин. Он был ранен во время боя и его бросили, сочтя мертвым. Он только бормочет что-то странное. Насколько мы смогли уловить, его пытали Тха-Бнар и прочие колдуны.

В жестком взгляде Теринаса появилась лишь тень, намекавшая на ярость, владевшую им внутри.

— Есть ли хоть какой-то шанс, что он выживет?

— Никакого.

Теринас подошел к раненому, подождав, пока одна из женщин передаст раненому флягу с вином. Раненый закашлялся, когда жидкость потекла ему в горло, но все же питье слегка оживило его. Он даже попытался сесть, но ему это не удалось. От усилия на лице и теле открылись свежие раны, заметные сквозь прорехи в одежде, и из них начала сочиться кровь. Раненый неловко повалился набок и выпрямиться ему помог один из всадников.

Мантис оказался здесь же поблизости, молча наблюдая за происходящим. Завидев его, Кулл подошел ближе.

Склонившись над несчастным воином, Тери-нас заботливо спросил его:

— Это Тха-Бнар сделал с тобой такое, парень?

— Да, господин, они… Они пытали меня. Но я ничего не сказал.

— Отдыхай. Мы отнесем тебя внутрь, и женщины выходят тебя.

— Мой господин, я им ничего не сказал. Но звезда… пожирает нашу боль и страх… Тха-Бнар владеет звездой, но и та в свою очередь владеет им. Он безумен, он…

— Отдыхай. Успокойся. Женщины тебе помогут.

Несчастный раненый в изнеможении рухнул наземь, и кровь оросила землю. Поднявшись на ноги, Теринас приказал солдатам соорудить носилки и перенести этого человека в его собственный дом, где тот сможет отдохнуть и набраться сил. Но едва лишь наемники принялись связывать между собою щиты, чтобы сделать носилки, как раненый содрогнулся в последний раз, широко раскрыл глаза и рот, словно в ужасе перед неким зрелищем, явившимся ему одному, а потом глаза его закатились, и он обмяк, упав замертво.

В толпе женщины принялись плакать и заторопились развести детей по домам.

Теринас долго стоял над трупом, молча глядя на него. Затем он обернулся к Актору. Воины не обменялись ни единым словом, но в глазах их вспыхнул гнев. Бок о бок они двинулись в дом Теринаса.

— Колдуны не делали ничего подобного уже очень, очень давно, — со страхом произнес один из всадников, указывая на странный знак, выжженный на лбу у мертвеца.

Кулл обернулся, ощутив за спиной чье-то присутствие. Это оказался Соран.

— Это правда, — прошептал тот. — Какое-то время назад колдуны нередко возвращали нам искалеченные трупы, помечая их меткой Алого Солнца, словно чтобы дать предупреждение. Порой они сбрасывали их со стен, а один раз отправили подобно стае птиц по воздуху, и тела рухнули прямо посреди равнины. Это было ужасно…

Кулл сглотнул. Его терзали дурные предчувствия.

— А теперь, похоже, все началось по новой, — негромко произнес он. — Одно дело — погибнуть в бою, даже ради безумной цели, но эти бессмысленные пытки…

Солдаты тем временем подняли безжизненное тело однорукого воина. Многие из них не скрывали своего страха и ярости. Похоже, для многих горячих голов увиденное оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Один из селян вскинул руки, призывая толпу прислушаться к его словам. Понемногу все прочие воины собрались вокруг него.

— Как долго станем мы мириться с этой мерзостью? — завопил мужчина. — Взгляните… Взгляните на вашего погибшего собрата! А сколько еще человек умрет в этот день? А сколько подвергнутся пыткам этих бездушных безумцев? Давайте же покончим с этим раз и навсегда! Давайте сделаем наше войско таким сильным, что оно будет неподвластно никакому колдовству, и устремимся на штурм пирамиды в единой, всесокрушающей атаке!

Тут же поднялся хор восторженных голосов. Оратор продолжал разглагольствовать, призывая всех к кровопролитию, и все больше народу собиралось вокруг него. Развернувшись, Кулл, Мантис и Соран двинулись прочь.

Кулл обратился к Мантису:

— Если у тебя есть какой-то план, хоть что-нибудь… то лучше бы нам поговорить об этом с Теринасом прямо сейчас.

— Верно, — кивнул тот. — Ты совершенно прав.

Он двинулся дальше, погруженный в свои мысли, а Кулл ненадолго задержался рядом с Сораном.

— Я расскажу тебе, как только узнаю что-то новое, — пообещал приятелю атлант. — Но нельзя же позволить этим безумцам совершить самоубийство, пойдя на приступ.

— Разумеется, нет, — поддержал его Соран. — Желаю вам с Мантисом удачи.

Кулл похлопал наемника по плечу, а затем поторопился через площадь, чтобы догнать Магь тиса и вместе с ним явиться в жилище Теринаса.