Зодиак

28

У нашего Дольмечера – никакого представления об ответственности. Он нам нужен, черт бы его побрал! Никогда бы не подумал, что доведется такое сказать, но факт остается фактом. Он изобрел треклятые бактерии, выкормил их, вырастил, знал все про их жизненный цикл и что им нужно по части пищи, температуры и кислотности. Если его успокоить, расспросить, мы сумеем найти простой способ с ними расправиться. Но нет, ему понадобилось свалить в край охотников, чтобы поквитаться с Плеши. И чтобы его самого при этом грохнули.

Наш путь лежал на север. Был час ночи, пятница. Через пару часов мы разыскали штаб-квартиру «Игры на выживание», сравнительно новый сруб, притулившийся у края какого-то частного леса. Когда мы свернули на стоянку, свет наших фар прошелся по кабинам нескольких припаркованных машин, в основном семидесятых годов, и мы увидели, как внутри посмотреть на нас приподнимаются люди в бейсболках. Мы с Джимом тихонько развернули на земле пару спальников и улеглись. Бун поехал раздобыть какие-нибудь газеты и узнать, нельзя ли вычислить программу Плеши на следующие несколько дней.

Мне не спалось. Джим с полчаса делал вид, будто спит, потом пошел к платному телефону на стене сруба и позвонил Анне.

– Как у нее дела? – спросил я, когда он вернулся.

– Так и думал, что ты не спишь.

– Ну уж нет. От спальников Буна пахнет мазью «Бен-Гей» и сероводородом. Вот лежу и пытаюсь себе представить, в каких акциях нужно участвовать, чтобы заработать растяжение суставов и столкнуться с таким газом. Да, а еще жду последней сводки новостей от прямой кишки.

– У Анны все в порядке, – сказал Джим. – Сегодня ездила в Рочестер посмотреть обои.

– Ремонт в доме?

– Постепенно, сам понимаешь.

– Тогда спрошу, почему ты тут, а не там?

– Если бы я знал. Тут белый человек напортачил, да так, что хуже не придумаешь. Но однажды ты мне помог, и теперь я должен помочь тебе.

– Освобождаю тебя от обязательств.

– Ты тут ни при чем. Это внутреннее, оно во мне сидит. Я должен остаться с вами, иначе перестану себя уважать. А кроме того, черт, ну… весело с вами.

Незадолго до рассвета вернулся Бун – совершенно взвинченный. Он останавливался в каждом кафе в радиусе двадцати миль, пил огромными чашками кофе и собирал оставленные на стойках газеты.

– Плеши на Празднике Лесорубов, – объявил он. – К северу отсюда. Меньше часа езды.

– Сегодня там ночует?

– Кто, черт побери, знает? Такое в газетах не печатают.

– Будет там весь день?

– Только утром. Потом поедет в Нашуа. Осматривать какие-то хай-тек-фирмы. С твоим другом Логлином.

– Два сапога пара. – Я обеими руками ворошил его чертовы газеты. – Гад, ты что, комиксов не привез?

Бун был за то, чтобы двигать прямиком на Праздник Лесорубов, но Джим его отговорил, мол, в темноте мы мало что можем сделать. Мне показалось любопытным, что игроки потрудились приехать загодя и спят теперь в машинах – наверное, на тропу войны тут выходят с первым светом.

И точно, в пять утра на единственное место с табличкой «ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО» свернул огромный полноприводный джип. Высокий и черный, он был снабжен всем необходимым, чтобы преодолеть снежный буран или зону ядерного поражения. Из джипа вылез мужик – вопреки моим ожиданиям не худощавый ветеран Вьетнама с запавшими глазами, а более плотный тип постарше, скорее поколения Кореи. Я услышал, как люди в машинах вокруг нас зашевелились.

Мы с Джимом нагнали его, когда он отпирал три внушительных замка на входной двери сруба.

– Здравствуйте, – сказал он, решительно игнорируя меня, но очень заинтересовавшись Джимом. Впрочем, я так и знал, за этим и выманил Джима из теплого спальника.

– Здравствуйте, – ответили мы, а я добавил:

– Вы, ребята, тут рано встаете.

Поджав губы, он просиял. Есть люди, генетически предрасположенные к тому, чтобы подниматься в четыре утра и будить ближних. Обычно они становятся начальниками отряда бойскаутов или вожатыми в лагере.

– Интересуетесь «Игрой на выживание»?

– Один мой друг, Дольмечер, мне про нее рассказывал.

– Дольмечер! Ух ты! Да он сущий дьявол! Странно, что тут нет его машины.

Он провел нас в сруб, зажег свет и включил керосиновый обогреватель. Потом запустил кофеварку. Я уловил ироничный взгляд Джима. М-да, наш новый знакомый из тех, кто кофеварку заряжает с вечера, чтобы утром только щелкнуть клавишей. Прирожденный лидер.

– А Дольмечер хорошо играет? – спросил Джим. Мужик рассмеялся.

– Поверьте, мистер, если бы мы выдавали черные пояса, у него был бы, ну, не знаю, пятый или шестой дан. Однажды он ох как меня одурачил! – Мужик смерил Джима взглядом и кивнул. – Хотя вам, возможно, больше повезет.

– Ага, – согласился Джим. – За пятнадцать лет работы ремонтником стиральных машин я отточил навыки.

Мужик сердечно хохотнул, сочтя это дружеской шуткой.

– В подобных играх уже участвовали?

– Только охотился с луком, – сказал Джим, что стало для меня новостью – я-то думал, он ходит на дичь со своей разукрашенной винтовкой.

– Ну, тут много общего. Нужно подобраться близко, потому что оружие у нас ближнего боя. А это значит, надо быть ловким и хитрым. Как Дольмечер.

Я подавил стон. Похоже, Дольмечер здесь считается Эйнштейном.

– Я думал, вы огнестрельным оружием пользуетесь, – сказал Джим.

– Ручным. И только на углекислом газе. Поэтому радиус эффективного действия у него невелик. Вот, посмотрите.

Он открыл шкаф, полный массивных пистолетов. Показал, как вставляется баллончик с углекислым газом и патроны: мягкий резиновый шарик с красной краской.

– Стоит ему в тебя попасть, плюх! Ты помечен. Видите? Никакого насилия. Это стратегическая игра. Вот почему Дольмечер в ней так хорош. Он талантливый стратег.

Мы сказали мужику, что еще к нему вернемся. На стоянке Буна окружала кучка восхищенных игроков, а он объяснял, как одолеть в рукопашной добермана-пинчера, при этом его не поранив.

– Приятно знать, что ты возвращаешься к прежнему себе, – сказал я, когда мы наконец утащили его назад в пикап.

– Эти парни сущие троглодиты, – отозвался Бун. – У них на все один ответ: винтовка побольше.

– Может, нам стоит основать школу ненасильственного терроризма?

– Броское название. Но без насилия нет и террора.

– Ты говоришь, как те парни, Бун. В жизни есть много больше, чем стрельба. Думаю, можно сеять ужас, лишь предъявляя людям их грешки.

– Да что с тобой? Ты в католической семье вырос? На грехи сейчас всем плевать. Думаешь, глав корпораций волнует проблема греха?

– Ну, они отравили людей, нарушили закон. И стоит предъявить это журналистам, они занервничают.

– Только потому, что это вредно для бизнеса. Виноватыми-то они себя не считают.

К тому времени Джим уже вывел пикап на трассу. Обратив лицо серебряного индейца на север, он вдавил педаль газа.

– А как насчет Плеши? – не унимался Бун. – Ты думаешь, он чувствует себя виноватым? Ты думаешь, он боится? Черта с два!

– Он тоже человек, Бун. Готов поспорить, он в штаны наложил от страха. Он же развязал катастрофу.

– Ага, и у него налицо все симптомы человека, парализованного страхом, – сказал Бун, шурша одной из газет. – Давай посмотрим. Десять часов: участие в состязании по метанию топора. Десять тридцать: старший судья конкурса по катанию стволов. Да уж, просто трясется от ужаса.

– А что, по-твоему, ему делать, бежать в Бостон и прятаться? Подумай, Бун, он не дурак. Он знает, что послал решать проблему подчиненных. Вроде Логлина. Проклятие! Интересно, что же замышляет Логлин? Задача Плеши показываться на людях и выглядеть храбрым. Но если кто-то бросит ему вызов перед телекамерами…

Мы с Буном бодались еще четверть мили, пока Джим не занервничал и не начал на нас оглядываться.

– Вы чокнутые, ребята, – сказал он. – Вас сцапают. Или пристрелят.

– Но в самом крайнем случае он вспотеет, – сказал я.

– Готов в это поверить, – отозвался Бун.

– И мы могли бы предать дело огласке.

Мне вспомнилась последняя операция в Нью-Гэмпшире – несколько лет назад в Сибруке, где строили ядерную электростанцию. Мы даже на стройку не сумели проникнуть, нас арестовали. Кое-кого избили. Но в новости мы попали. И реактор так и стоит незаконченный, а ведь десять лет прошло.

– Нужно подобраться совсем близко, – говорил тем временем Джим. – Спецслужбы, сами понимаете.

– Они там уши развесили, – возразил Бун. – Чего им бояться? Какая-то мелкая сошка вроде Плеши, никто даже имени его не помнит, кампания в самом начале. Состязание по метанию топора в глухом захолустье. Черт, если бы я устраивал на него покушение, сам бы это место выбрал.

Машину Дольмечера мы нашли без труда. Состязание устраивали в одном из мелких заповедников (множество таких «оазисов дикой природы» размером с почтовую марку разбросано по всему Нью-Гэмпширу), и путей подхода к нему было не так уж много. Мы знали, что Дольмечер не бросит машину на видном месте или там, где парковка запрещена. Он поведет себя как законопослушный массачусетсец, а после растворится среди деревьев. Именно так он и поступил. Машину мы засекли на площадке для пикников возле шоссе, недалеко от начала прогулочной дорожки по заповеднику.

– Умно, – похвалил Джим. – Отсюда его никто не ждет.

Я заглянул в окно, но ничего особенного не увидел. Никаких патронташей или открытых тюбиков камуфляжной краски. Только высовывающийся из-под сиденья аптечный пузырек. К своей безумной миссии Дольмечер подошел на удивление здраво и деловито.

Может, бактерии воздействуют на голову? В средствах массовой информации целую неделю шла дискуссия о том, не повредили ли токсические отходы мой головной мозг, превратив меня в слюнявого террориста. Я ничего особенного за собой не замечал и истерического беспокойства не испытывал, но Дольмечер получил много большую дозу, да и вообще был менее стабильным. Он вел себя скорее как психопат, о которых пишут в газетах: спокойный, методичный, незаметный.

Джим возился с чем-то в пикапе, а Бун напряженно за ним наблюдал. Вернувшись, я встал на подножку и заглянул внутрь. Оказывается, Джим извлек из-под сиденья один из своих самодельных луков.

– Эта модель в стиле нез-персэ, – объяснял он. – Видишь, концы усилены мембраной, которую добывают из рога барана. Они брали от диких чубуков, а мне пришлось от домашних овец.

– Что, черт побери, ты собираешься с ним делать, Джим?

– А ты, черт побери, что собираешься делать, когда найдешь Дольмечера, С. Т.? Ты что, забыл? Твоя пушка на дне озера.

– Я все равно не собирался в него стрелять.

– Ты просто нечто, С. Т., тебе это говорили? Как по-твоему, зачем мы сюда приехали? Насколько я понял, мы ищем психа с пушкой.

– Только потому, что нам нужны его знания. А если ты нашпигуешь его стрелами, мы их не получим.

– Ты меня недооцениваешь, С. Т.

Из-под сиденья Джим вытащил связку стрел. Древки у них были прямыми, оперение самым обычным, только вот наконечники отсутствовали.

– Рыболовные стрелы, – сказал Бун.

Кивнув, Джим протянул мне одну. На конце имелся короткий, загнутый назад шип, а за ним, на расстоянии приблизительно трех дюймов перпендикулярно к древку была привязана короткая дощечка-перекладина.

– Она не позволяет стреле пройти рыбу насквозь, а шип не дает ей выпасть. Так вот, охотничья стрела с серьезным наконечником убивает, перерезая множество кровяных сосудов. Животное истекает кровью. А эта в крупном животном только застрянет, причиняя ему неудобство.

Наверное, вид у меня был все еще скептический.

– Послушай, тот тип сказал, что у Дольмечера черный пояс в этой игре. Если ты думаешь, что он позволит подобраться к себе достаточно близко и вырвать из рук пистолет, ты совсем спятил.

– Ладно. Но если за нами погонятся спецслужбы, выбросишь все в кусты.

– Само собой. Черт, лук вообще для покушения не годится. Он же как пистолет с краской.