Зодиак

20

По возвращении домой меня ждала обычная чепуха, которая накапливается, пока ты в отъезде. Письма и сообщения. Найти подарок тетушке на день рождения. Подписать кипу бумаг, чтобы Таня могла продолжать «учебу» в «ЭООС». В нашем доме отключили телефон, поэтому пришлось всем садиться и выяснять, откуда взялись неоплаченные счета за междугородние разговоры трехмесячной давности. Посреди бурной дискуссии, кто в три утра семнадцать раз подряд звонил в Санта-Круз, Айк объявил, что от нас съезжает. Ему надоели проблемы с водопроводом, сказал он, и странные сообщения на автоответчике, и пока он был на работе, приехал Роскоммон и сорвал с балкона плакат кампании Мела Кинга. Ну и ладно. Все равно садовник из Айка был никудышный, и он вечно жаловался, когда я гонял мои игрушечные поезда после комендантского часа. Лесбиянки-плотники Тесс и Лори заявили, что кухня им больше нравится после того, как мы разобрали мусор и прибрались, так давайте не будем снова ее захламлять. Я напомнил, что перед отъездом в Буффало купил три новых бадминтонных волана, а теперь они исчезли. Называть нам себя «кооперативом» или «коммуной»? А как насчет просто «дома»? Кто соскреб тефлон с большой сковородки? Раз Тесс пропалывает огород, получит ли она больше помидоров? Чьи волосы забивают сток в душе: женские, потому что у них их больше, или мужские, потому что они у них больше выпадают? Можно ли сливать растопленный жир от бекона в раковину, если одновременно пускать горячую воду? Можно ли класть металлические крышки с бутылок в бак для перерабатываемого мусора? Не пора ли покупать новые дрова? Клен или сосну? Все согласны, что соседи истязают своих детей? Физически или только психологически? Является ли борная кислота в порошке от тараканов биоаккумулируемым токсином? Куда подевался велосипедный насос и можно ли взять его с собой в поездку? Чья очередь оттирать зеленую плесень между плитками в ванной?

Соседи пошли на крайние неудобства, сохранив для меня послание на автоответчике. Мне пришлось прослушать его трижды, потому что я не мог поверить своим ушам. Это был Дольмечер. Говорил он дружески. Хотел, чтобы я поехал с ним в Нью-Гэмпшир поиграть «на выживание» – поизображать в лесу десантников. Он пытается привлечь побольше людей из Бостона, пояснил он, а (только подумайте!) все, с кем он работает, ужасные «зануды».

В одном надо отдать ему должное, у него хватает духу тащиться туда каждый уик-энд и воевать с неотесанными вырожденцами из Нью-Гэмпшира. Стреляют они не настоящими пулями, но грязь и холод вполне реальны.

Его свински счастливый тон меня встревожил. Очевидно, «Проект Грааль» идет полным ходом. Под конец он напомнил мне о встрече с Логлином. Какого черта им от меня надо?

Проклятие, может, они наткнулись на что-то дельное? Неужели нашли способ очищать токсичные отходы? Если так, замечательно. Но почему-то эта мысль очень меня обеспокоила.

Или я себе одному отвожу роль героя? Может, в этом моя истинная проблема? Если Дольмечер и его улыбчивый накачанный босс нашли идеальный способ избавляться от токсинов, пока я, заросший и нечесаный, сидел посреди гавани в «Зодиаке», а с работы домой ездил на велосипеде, то кто я после этого? Устаревший и ненужный. Но пока «Биотроникс» разыгрывает передо мной драму «хороший коп – плохой коп». Пугает до чертиков меня и моих друзей, а потом, когда я догадываюсь, кто за этим стоит, расплывается в улыбках и приглашает на дружескую встречу.

Была еще уйма сообщений от Ребекки, которые не сохранились, но звучали они более-менее одинаково: я пытаюсь с тобой связаться, свинья, почему ты не перезваниваешь? В следующий же раз, когда буду в офисе, надо ей позвонить.

– Как поживает задетый воин?

Ребекка любит бросаться эпитетами: Гранола Джеймс Бонд, Задетый Воин.

– Ты о чем?

– О гордости, С. Т. О твоей гордости. Когда мы в прошлый раз разговаривали…

– Ах да. История с исчезающими ПХБ. Ага, еще немного саднит. Но я отлично провел время в Буффало. – Я ввел ее в курс дела.

– За кампанией Плеши следил?

– Да, кстати. «Баско» покупает «Боунер». Крупное слияние, сама понимаешь. Ходят слухи о передаче акций своим же.

– Давай обсудим. Так как насчет статьи? Ты же обещал.

Поэтому мы договорились о встрече. Относительно статьи я все еще сомневался. Возможно, будет забавно – в духе стрельбы по уткам в бочке. Но, впрочем, я то и дело палю в какого-нибудь известного политикана. Несколько на удивление видных местных деятелей уже обращались ко мне с просьбой написать для их программы что-нибудь о проблеме опасных отходов. Но если у меня войдет в привычку ругать Подхалима в альтернативной прессе, они начнут меня сторониться.

В мое отсутствие кто-то положил мне на стол вырезки из газет про болвана Смирноффа. Бойскауты-террористы собрались на свою первую сходку и пригласили всю местную прессу, один-два журналиста даже приехали. Смирнофф выступил с заявлением, довольно путаным (как я, впрочем, и ожидал), в котором то поливал «ЭООС» грязью за излишнюю консервативность, то рукоплескал нашим методам «прямого действия». В одной из вырезок имелась фотография, на которой я разглядел фрагмент бороды скаута, с обожанием смотревшего на Смирноффа, и почти готов был утверждать, что это Уэймен, тот тип из наших, который переключился на заднюю передачу посреди автострады. Некоторое время я пытался с ним связаться, но со своей старой квартиры он съехал, и никто не знал, где он обретается.

– Он скрывается, – объяснил его бывший сосед, – потому что у него на хвосте ФБР.

– Эка невидаль, – сказал я, разобидев этого еще не арестованного конспиратора.

Остаток дня я провел за написанием писем и пресс-релизов, в которых разоблачал таких, как Смирнофф и его кумир Бун, и объяснял (очень короткими фразами), в чем разница между ними и нами. После я все стер из компьютера. Эти тексты никогда не увидят свет, потому что мы не говорим о таких, как Смирнофф, мы их игнорируем.

В первую неделю по возвращении я бил баклуши. Никаких крупных акций на горизонте, никаких появлений в суде, никаких приконченных машин. Я сварганил чертову прорву папье-маше и добавил к моей железной дороге новую гору. Я продал еще парочку своих акций «Масс Анальной» и купил антикварный локомотив. Мы с Бартоломью, Дебби, Тесс и Лори сыграли несколько сотен партий в бадминтон после работы.

Но всерьез пришлось браться за дело, когда Эсмеральда прислала мне копию фотографии из «Бостон глоуб» за 13 июля 1956 года, со второй страницы раздела «Бизнес». Изображен на ней был Олвин Плеши в бытность свою пронырливым юным инженером главного предприятия «Баско» на Щелочной улице. Я узнал силуэт здания: это был их большой электролизный завод. Речь – о том самом химическом процессе, который погубил Ниагару. На заводе производили уйму всяких химикатов, поэтому требовалась уйма электроэнергии. Иными словами, мощное оборудование, причем в большом количестве. Огромные трансформаторы. Множество трансформаторов, каждый размером с гараж на две машины.

«НОВОЕ ОБОРУДОВАНИЕ ДЛЯ «БАСКО». Главный инженер Олвин Плеши наблюдает за установкой нового оборудования на заводе «Баско» в Эверетт. Оборудование будет использовано для производства промышленных и сельскохозяйственных химикатов».

«Которые будут распылены надо всем Вьетнамом», – мысленно добавил я. Заголовок заголовком, но меня больше привлекла фотография. Нужно быть последним идиотом, чтобы не понимать, что тут речь не просто об «оборудовании». Тут речь о колоссальных трансформаторах. Их опускали сквозь отверстия в крыше.

Сам факт, что в 1956 году «Баско» купила новое оборудование, меня не интересовал. Важнее было другое: чтобы освободить место для новых трансформаторов, надо избавиться от старых. А они, вероятно, были полны ПХБ, то есть там скопились сотни тысяч галлонов отравы. У «Баско» годами были проблемы с ПХБ, но не в таких масштабах.

Плеши спрятал где-то озеро токсичных отходов и сумел тридцать лет его замалчивать. Интересно, вспоминает ли он о нем по ночам? И что скажут акционеры, когда я о нем сообщу, пошлю им копии этой фотографии?

Предположим, люди «Баско» просто затопили трансформаторы где-то в гавани. Или закопали на каком-нибудь своем участке. Рано или поздно они обязательно протекут, и тогда начнется ад кромешный. На это может уйти много лет – скажем, тридцать. Но рано или поздно такое случится.

И в «Баско» про это знают. Руководство молчит, дергается. Возможно, настолько, чтобы послать наблюдать за тем местом головорезов на «сигарете».

Все это – чистой воды домыслы. Но они объясняли омара. К сожалению, они не объясняли исчезновения ПХБ.

Я снова посмотрел на фотографию. Плеши растянул губы в широкой, сияющей улыбке, после пятидесятых годов таких уже не увидишь. Готов поспорить, двадцать лет спустя, читая про рисовое масло в Кусо, он не улыбался.

Зато много улыбок было в «Биотроникс», во всяком случае, в первые десять минут. Логлин даже машину за мной прислал. Сказал, что чувствовал бы себя ужасно, если бы меня с моим велосипедом сбила по дороге машина. То ли он был чертовски бестактным, то ли давал мне понять, как много обо мне знает.

А значит, и мне пора узнать побольше о Логлине, и на то у меня было несколько способов. Но большинству придется подождать до конца встречи, поэтому я в сравнительном неведении катил в роскошном лимузине к хай-тек-офисному зданию у реки недалеко от Гарварда. Даже недалеко от того места, где я жил. Я поднялся на верхний этаж и «Биотроникс» нашел без труда – по запаху. Тут пользовались растворителями – в основном для очистки и стерилизации посуды. Этиловый и метиловый спирт. Какой-то дезинфектант с ароматической отдушкой, чтобы запах был повнушительнее. Душок хлорной кислоты, вероятно, для серьезной чистки. Сладкость ацетона. Тут не было ничего необычного, стандартный лабораторный букет. Неудивительно, что они сидят на последнем этаже: они поставили вытяжки для сбора токсичных паров, которые выпускают прямо в атмосферу через шахты вентиляции на крыше.

Логлин встретил меня у дверей и лапищу выбросил вперед наподобие немецкого Юнкерса «Штука», сдавил мне руку пожатием учителя физкультуры, осияв улыбкой ведущего телешоу. И перебивая лабораторные запахи, в нос мне ударило вонью знакомого одеколона.

Но в настоящий момент наплечной кобуры на нем не было. И такой одеколон можно купить в любом претенциозном магазине. Или, если у тебя есть доступ к газовому хроматографу, самому синтезировать его за сотую долю магазинной стоимости. Поэтому лучше расслабиться и не хвататься за параноидальные догадки. Крутые мужики и крутые пушки – не обязательно пара. Я незаметно вытер руку о джинсы и последовал за ним мимо улыбчивых секретарш, веселого лаборанта, толкавшего перед собой тележку с пробирками и колбами, мрачного техника, чинившего ксерокс, здоровых и бодрых старших менеджеров и так далее и тому подобное. От пребывания в офисе у меня всегда мурашки по коже. Слишком много доброго веселья. Слишком много тонкой шерсти, кондиционированного воздуха, посредственного кофе, флюоресцентных ламп, губной помады, запаха нового ковролина и треклятых отксеренных комиксов по стенам. Мне хотелось крикнуть: «Картинка Гарри Ларсона на двери еще не делает вас интересными людьми!» Но где-то в задних помещениях прячется лаборатория, и это оправдывало все остальное.

Она оказалась не слишком большой. Там имелся газовый хроматограф, довольно дешевенький, и кое-какие аналитические приборы, а у стены – самый странный прибор из всех и назывался он Дольмечер.

Держа в руках компьютерную распечатку, Дольмечер сосредоточенно шевелил губами.

– С. Т.! – крикнул он, чуточку громче, чем следовало бы, и спазматически заморгал, когда его контактные линзы попытались перестроиться. – Жаль, что ты не приехал в воскресенье.

– Застрял в Буффало. А ты убил кого-нибудь?

– Да! Всадил пулю прямо за ухо одному резервисту. С тридцати ярдов. Господи, как же он сконфузился.

– Понятно. Так ты тут работаешь?

– Отчасти.

– Ну и где анализатор ДНК? Где емкости для разведения бактерий? Где растущий без света табак?

– Мы же в Кембридже, – сказал Логлин и сумел разразиться на удивление добродушным гортанным смехом.

– Ага. И люди вроде меня испортили жизнь людям вроде вас.

– Господи, С. Т., – почти заскулил Дольмечер, – вы, ребята, честное слово, ставите нам палки в колеса. Мы едва-едва офисы здесь получили.

– Я тут ни при чем, – парировал я. – Гены вне моей компетенции.

Много лет назад другая группа «паникеров» пробила пару законов, осложнивших жизнь генным инженерам в Кембридже.

– Сейчас, возможно, да, С. Т., – вмешался Логлин, – но скоро это изменится.

– Да, мне уже достаточно намекали.

На секунду маска любезности сползла, и Логлин дернул головой в сторону двери. Наверное, хотел показать, что мы уходим. Дольмечер автоматически двинулся следом.

– А где остальное? – спросил я, чтобы убить время, пока мы шли по коридору.

– К сожалению, в настоящий момент у нас нет единого помещения, – отозвался Логлин. – Из-за всяких постановлений по охране окружающей среды различные отделы «Биотроникс» разбросаны по всему предместью. Здесь только штаб-квартира. И, как вы видели, скромная аналитическая лаборатория.

– Только маленькие молекулы?

– Только маленькие молекулы, – согласился Логлин, а потом вдруг повернулся, пригвоздив меня свирепым взглядом через плечо. – Принцип Сэнгеймона.

Я ушам своим не поверил. Все это время он водил меня за нос, а я даже не догадывался. Он прямо-таки умолял съездить ему по физиономии, лишь бы пустить в ход все свои нескоординированные, заработанные на «Наутилусе» мышцы. А после вызвать адвокатов.

Он привел меня в конференц-зал, где я сел спиной к окну. Логлин закрыл дверь, и Дольмечер сиротливо затоптался у порога.

– Знаете, Логлин, вы самый приятный малый из всех, кто смертельно меня ненавидел, – сказал я.

Он рассмеялся – беззаботным смехом человека с чистой совестью.

– Сомневаюсь.

Дольмечер только вертел головой, как зритель на теннисном матче. Я же старался подавить реакцию «беги-или-дерись»: попил их воды (разумеется, природной, родниковой) и медленно дышал, стараясь, чтобы голосовые связки расслабились. Интересно, это Логлин убил Попрошайку или те два придурка, Клейнхоффер с Дитрихом? Или все трое?

– Ну, начинаем презентацию? – попытался отвлечь нас Дольмечер.

– Дети есть, Логлин? – спросил я.

– Думаю, вам это покажется интересным, – сказал Логлин.

– Может, расскажем ему про секретность? – вклинился Дольмечер.

– Эти исследования не публиковались, – пояснил Логлин. – Во избежание конкуренции.

– Конкурируете с полицией?

– Со всеми прочими фирмами в нашей области. Разумеется, когда покинете это здание, можете рассказывать, что пожелаете, мы все будем отрицать. Вы добьетесь лишь того, что дадите незначительное преимущество нашим конкурентам.

– Ладно, – сказал я. – Давайте покончим с этой ерундой. Мы все занятые люди. Вы, ребята, работаете над созданием какой-то трансгенной бактерии, которая решила бы проблему органического хлора.

– Совершенно верно, – закивал Дольмечер.

– Думаю, вы купили немного времени на суперкомпьютере «Крей» или чем-то подобном, просчитали уравнения квантовой механики, выработали приблизительное численное решение гамильтонова цикла, отыскали какое-то переходное состояние между ковалентным и ионным хлором и сообразили, как ввести электрон в атом хлора, чтобы он снова стал ионным. Нашли реакцию, которую может производить какой-нибудь геном… Как вы его обозвали?

– Плазмида, – сказал Логлин.

– Плазмиду, которую можно поместить в бактерию, и та будет воспроизводиться в неограниченных количествах. А сейчас вы хотите получить одобрение экспертов, чтобы использовать эту штуку для очистки токсичных отходов. Превратить весь ковалентный хлор назад в морскую соль.

– Ух ты! – вырвалось (и не впервые) у Дольмечера.

– Вам нужна работа, С. Т.? – спросил Логлин.

– Не помешала бы. Надо покупать новый компьютер.

– Какая жалость.

– Ага. Мафия послала какого-то умника его разбить.

Ради разнообразия Логлин не нашелся что сказать. Он несколько опешил или, может, разозлился. Вероятно, думает, что наделал пару-тройку глупостей.

– Тебе следует взять один из новых, – говорил тем временем Дольмечер. – С 386-м процессором. Самое крутое, что есть на свете.

– Сволочи. Вы уже это проделали, да?

Логлин глянул на наручный «ролекс».

– Дайте посмотрю. Две недели, три дня и приблизительно четыре часа назад. Неужели вам так долго понадобилось, чтобы догадаться?

– Взяли свою волшебную бактерию и сбросили ее в гавань. Она сожрала все ПХБ. Превратила их в соль.

Логлин пожал плечами. Брови у него заползли под самые волосы – в область полной невинности.

– Вы против?

– Еще как! Сколько прошло с тех пор, как Дольмечер сварганил вам эту бактерию? Месяц, два? Когда я разговаривал с ним в яхт-клубе, он еще не закончил. Он сказал, что только работает над Святым Граалем.

– Вроде того.

– Да ладно тебе, С. Т., остынь.

– Сколько вы ее тестировали, прежде чем выпустить в окружающую среду?

Логлин опять пожал плечами.

– Нужды не было.

– Думаю, «ФАООС» будет другого мнения.

– Не считайте меня идиотом, они же тряпки.

– Увы, тут я с вами согласен, – фыркнул я. – Но вы хотя бы на минуту задумались о возможной опасности?

Он усмехнулся. Тут он меня поймал.

– О какой опасности? Бактерия поедает хлорсодержащие вещества, С. Т. Это ее пища. Когда она съест все, когда гавань будет совершенно очищена от токсинов, она умрет с голоду. Конец бактерии.

– Ага, усек. Если я попытаюсь раздобыть доказательства, эти самые бактерии, чтобы разоблачить вашу компанию, то ничегошеньки не найду.

– Не так уж плохо, верно? Потому что трансгенные бактерии в окружающей среде нам не нужны.

– И ПХБ тоже, – напомнил мне Дольмечер. Логлин за спиной Дольмечера гаденько ухмыльнулся.

– Так вы, ребята, остановили загрязнение, да? – опередил его я.

– Да, остановили. В гавани больше не осталось ПХБ. И бактерий тоже. Никаких улик, которые могли бы повредить компании. Единственный, кто тут сел в лужу, это вы, С. Т.

Дольмечер вдруг перешел на гадости:

– Да, С. Т., тебя оттрахали.

– Везде, кроме постели, – добавил Логлин.

– Логлин, приятель, – сказал я, – я и не думал, что у нас такая драчка.

Став вдруг в боксерскую стойку, он поводил перед собой кулаками и нанес внушительный хук в пустоту.

– Бой окончен. Нокдаун в первом раунде. Вы когда-нибудь боксировали, С. Т.?

– Не-а. Предпочитаю убивать беззащитных зверушек.

Дольмечер прокашлялся с таким звуком, будто галька гремела в консервной банке.

– Мы надеялись привлечь тебя на нашу сторону.

– Мы не совсем то собирались сказать, Дольмечер, – одернул его Логлин. – Мы собирались сказать: «Смотрите, мы уже заодно».

– Ты и мы, – подхватил Дольмечер.

– Слушай, Растяпа, ты брал своего босса поиграть на выживание? – спросил я. – Могу подбросить тебе парочку пуль «дум-дум».

– Глупая игра, – отрезал Логлин.

Вид у Дольмечера сделался обиженный.

– Вся амуниция твоего босса на дне гавани, – сказал я. – В его хромированном пистолете.

– У меня есть новый, – отозвался Логлин. – Еще больше. Чтобы защищаться от террористов.

– Как сын поживает? – спросил я. – Фэн «Пойзен Бойзен». Много времени проводит на «Наутилусе»?

– Кристофер еще не созрел для скоординированной программы бодибилдинга, – несколько напрягся Логлин.

– Это уж точно. Мы с ним немного поболтали. Там, у большой горы мусора в гавани, где он торчит со своей компашкой из «Лиги успеха юных» [4]. Сколько ему? Четырнадцать? Пятнадцать?

– Семнадцать.

– Ах вот как? Ну, он производит впечатление. Хорошо бросается бутылками из-под пива.

– Спасибо.

– О какой карьере подумывает? Поджигателя?

Логлин надвинулся на меня – мелкими, шаркающими шажками боксера. Я не шевельнулся. Гораздо труднее съездить по физиономии, когда она находится на уровне твоей талии.

– Подумайте об адвокатах, Логлин, – предложил я.

Он подумал и остановился.

– Давайте заканчивать, – сказал я, – потому что мы оба готовы убить друг друга. Вам нужно, чтобы я, известный эко-скандалист Сэнгеймон Тейлор, заявил, дескать, эта ваша жрущая ПХБ бактерия полезная штука. Что ее следует сразу пустить в оборот.

– И все это истинная правда, – подал голос Дольмечер.

– Еще до того, как использовать ее, вы сообразили, что я могу вам подгадить. Вы узнали от Кристофера, что я был на Спектэкл-айленде, и испугались, что я могу обнаружить старые трансформаторы «Баско», из которых вытекают ПХБ.

– Продолжайте.

– Один закопан под северной оконечностью острова. Именно его случайно разломала во время урагана «Элисон» старая баржа, и целое озеро ПХБ вылилось в гавань. Вы испугались, что я обо всем догадаюсь. Ну, правду сказать, такого не случилось. Как вы сами заметили, иногда я туго соображаю. Но вы попытались нагнать на меня страху, застопорить мое расследование, чтобы при помощи бактерии уничтожить улики прежде, чем я до них доберусь.

– А ведь получилось.

– Отлично получилось. Вопрос только в том, действительно ли бактерия съела все ПХБ? А как насчет того, что находится глубоко под старой баржей? Что, если там остался целый трансформатор? Или колония бактерий там еще пожирает ПХБ, и я могу взять пробы и предъявить их журналистам? Вы все равно нервничаете. Вы хотите, чтобы я с вас слез, поэтому пытаетесь перетянуть на свою сторону.

– Но почему нам не быть заодно? – совершенно искренно удивился Дольмечер. – В гавани не осталось хлорсодержащих веществ, С. Т. Разве ты не этого хотел?

– Принцип Сэнгеймона, – ответил я. – Все дело в вашей плазмиде. Вы переиначили очень большую молекулу. Вы не знаете, чего от нее ждать. Мой ответ «нет».

Логлин не потрудился меня провожать. Дольмечер потащился за мной, расписывая свои игры на выживание, пока я силовым приемом не впечатал его в стену. Он наградил меня пустым, но одновременно проницательным взглядом, и, спускаясь в лифте, я думал о том, что сам Дольмечер всего лишь большая сложная молекула, и от него тоже не знаешь, чего ждать.