26

Что до Джима Грандфазера, я не хотел, чтобы он шел с нами. Я хотел, чтобы он вернулся к Анне. Но все мои аргументы скатывались с него как с гуся вода, и в конечном итоге он оказался за рулем.

Бун знал все о том, как изменять внешность, – вплоть до того, какая краска для волос лучше подойдет. Перед тем как покинуть резервацию, мы превратились в брюнетов. Я стал «Темным Дубом», он – «Полночным Черным Деревом». Джим слонялся под дверью ванной, размышляя вслух, не перекраситься ли ему в блондина. «Буду как певец Грег Олменн!»

В Бостон мы приехали около пяти вечера. Вторую половину дороги мы слушали бостонское радио, и Бун как с цепи сорвался. Он словно вернулся с необитаемого острова. Оказалось, что этот тип фанат «Мотаун». Он сидел посередине и обеими руками крутил настройки, выискивая ритм.

Иногда ему приходилось терпеть сводку новостей. С момента моей смерти обо мне в общем-то перестали говорить. «ЭООС» иногда еще всплывала в новостях: отмежевывалась от моих действий, прикрывала себе задницу. Это нормально, что еще им было делать? Зато Дебби, благослови ее боже, выступала по радио, указывая на дыры в версии ФБР, опровергая наличие у меня «террористических наклонностей». Плеши тоже вышел на охоту: посещал организации в Нью-Гэмпшире и, как всегда, подхалимничал и пресмыкался. А еще была обычная чепуха: демонстрации против апартеида в центре города, убийства, поджоги и какой-то грабитель-психопат, который крал из аптек отпускаемые по рецептам лекарства. Его фирменным оружием был тазер. Придя в себя после разряда тока, продавец видел вокруг опустошенные полки.

Прежде всего мне хотелось передать весточку Барту, поэтому я нацарапал записку и отдал ее Буну. Мы высадили его возле «Жемчужины» и заехали в проулок позади дома. Бун должен был попросить Хоа отдать записку Барту в следующий же раз, когда он зайдет, что (насколько я знаю Барта) случится в ближайшие двенадцать часов. Записка была довольно туманной. Хоа скорее всего ничего не поймет, зато Барту все будет ясно.

Пока мы ждали в проулке, глядя на вьетнамцев, которые приходили к задней двери «Жемчужины» за дешевым вареным рисом, возле мусорного бака неподалеку от нас остановился скутер. Углом глаза я увидел, как приехавший перегибается с сиденья, и решил, что он навешивает замок. Потом до меня донесся запах блевотины. Я оглянулся. Это был младший официант Хоа, который, согнувшись пополам, выворачивал внутренности в проулок.

Дольше я глядеть не стал, иначе он меня узнал бы. Съехав пониже на сиденье, я отвернулся.

– Слушай, Джим. Видишь того парня со скутером? Ты не мог бы посмотреть, есть ли у него сыпь.

– На нем же одежда, С. Т. А что с лицом – не разобрать.

Выходивший из задней двери Бун его заметил. Мальчишка медленно сползал со скутера, вид у него был больной и бледный. Бун заговорил с ним по-вьетнамски, потом перешел на английский. И лишь потом сел к нам в пикап.

– Болен, – сказал Бун, большего нам и не требовалось.

Значит, произошел еще один выброс. Кто-то снова и снова спускает эту дрянь. И ККЗ в Дорчестер-бей никак не мог отравить воду под общественной пристанью.

Мне очень, очень не хватало моих планов канализации. По ним я мог бы вычислить ККЗ возле пристани. У меня еще сохранилось несколько пробирок с тестом, и я мог бы проследить выброс и найти его источник.

Но я достаточно долго корпел над планами, чтобы сейчас выдвинуть сносную гипотезу. Если возле пристани действительно выходит органический хлор, источник его нужно искать на севере.

Мы проезжали мимо телефонной будки, когда я в энный раз вспомнил про Дольмечера. «Святой Грааль… Мой номер есть в телефонном справочнике». Однажды я этот номер уже искал и потому знал, что Дольмечер тоже живет на севере. Шаткое доказательство, но я и так собирался навестить этого идиота. Мы остановились у будки ровно настолько, чтобы я запомнил точный адрес, а после направились на другой берег реки.

Чтобы найти его дом, нам пришлось поплутать по довольно темным и тихим улочкам – перед таким искушением трудно устоять, ведь патронташ все еще был при мне, я же тащил его всю дорогу по лесам до резервации Синглтари и привез назад в Бостон. Сейчас я начал высматривать подходящий канализационный колодец.

А потом вдруг вспомнил, что простой подход с этим токсином не срабатывает. Если тут то же самое, с чем мы столкнулись в Нейтике, вокруг дома Дольмечера концентрация будет нулевой, а вниз по течению – гораздо выше. Может, сумеем позже это проверить.

Джим высадил нас с Буном на разных углах, после где-то припарковался, и с разных сторон мы сошлись у дома Дольмечера. Свет внутри не горел, в таком районе, как этот, его не обязательно оставлять, уходя из дома. Роскошным его квартал не назовешь, но он был приятным, уютным и далеко от магистралей. Единственными преступниками здесь были мы сами.

Что и доказали, вломившись в дом через выбитое подвальное окно. Я загодя надел резиновые перчатки, остальные держали руки в карманах. Нам не хотелось зажигать весь свет, а луч большого фонаря, мечущегося по пустому дому, всегда кажется подозрительным, поэтому пришлось спотыкаться в свете моей ручки-фонарика.

В подвале мы нашли, что и ожидалось: большую военную игру на столе для пинг-понга. Вторжение в США осуществлялось через Канаду, и Дольмечер отлично справлялся, отражая атаки красных сволочей. У него даже имелась мастерская для склеивания моделей.

Мы поднялись наверх посмотреть на его коллекцию электронных игрушек и книг по военному делу. Джим заметил в ванной аварийную лампочку и пошел поглядеть, что там. Мы с Буном проверяли гостиную в стиле «Современная Классика от Дольмечера», заваленную пустыми коробками из-под пиццы и мятыми салфетками.

– Срань господня! – донесся из ванной шепот Джима. – Вы глазам своим не поверите!

Разумеется, мы бросились к нему. По пути я обо что-то споткнулся, что-то упало и раскатилось по полу: под ноги мне попался наполовину пустой мешок с углем для аквариума. Стоит ли говорить, что рыбок Дольмечер не держал?

Добравшись до ванной, мы оглядели комнатушку в коричневато-мрачном свете аварийки. Тут воняло. Первым мой взгляд выхватил полдюжины шприцов на подзеркальном столике. Потом – пузырьки, множество пузырьков с таблетками. Я начал читать наклейки. Антибиотики – все, какие только существуют. В ванной пахло хлором и смертью, на унитазе стояла до половины полная канистра отбеливателя, такая же пустая валялась в мусорной корзине. Благослови Господи мое сердце ученого, я наклонился и понюхал унитаз Дольмечера. Он вылил туда уйму отбеливателя. Это был безопасный, неорганический хлор, а не скверная ковалентная разновидность, которую мы искали. Он использовал его, чтобы дезинфицировать свой клозет.

Дольмечер был серьезно болен. Какая-то проблема с бактериями, проблема в кишечнике. Он знал, в чем она заключается, и отчаянно искал способ ее решить.

Возможно, и у меня такая же. Изучив запасы Дольмечера, я рассовал по карманам кое-какие таблетки.

Джим с Буном что-то бормотали, наклонившись над ванной.

– …или, может, крупная дробь, – говорил Бун.

– Не-а, девятимиллиметровый полуавтоматический, – возражал Джим.

– О чем это вы, ребята?.. – начал я, а потом вдруг заметил труп в ванне. Какой-то тип в костюме.

– Твой приятель о доме заботится, – сказал Джим. – Складывает тела в ванну, чтобы кровь стекала.

– И как я сразу не узнал запах? Это же путресцин.

– Путре – что?

– Путресцин. Химическое вещество, вырабатывающееся в разлагающихся телах.

Дольмечер уже заглянул в бумажник убитого, и теперь он валялся у него на груди. Поскольку я единственный был в перчатках, то мне выпало смотреть, что в нем. «Служба безопасности „Баско“».

– Меткий, однако, – заметил Джим.

У трупа было шесть дырок в груди – все на расстоянии трех дюймов друг от друга.

Мы с Буном достали из холодильника пиво, Джим налил себе ключевой воды из бутылки и мы устроились в гостиной. Пора пораскинуть мозгами.

– Знаете что-нибудь о квантовой механике, ребята? Скорее всего нет.

Они промолчали, а я продолжал размышлять вслух:

– Любая реакция, которая идет в одну сторону, может идти и в обратную.

– Ну и?

– О'кей. Для начала вот что нам известно. Тридцать лет назад «Баско» похоронила на северной стороне Спектэкл-айленда несколько огроменных трансформаторов. Завалила их мусором и забыла. Приблизительно в шестьдесят восьмом году руководство забеспокоилось, поскольку знало, что в этих трансформаторах токсины. Но ничего не могло поделать до недавнего времени – Эпохи Генной Инженерии. Они перекупили самых талантливых ученых Бостона и велели им изобрести бактерию, которая пожирала бы ПХБ.

Что ученые и сделали. Сварганили перерабатывающую хлор плазмиду и поместили ее в конкретную бактерию, известную как Echerichia coli. Такая живет в кишечнике у каждого из нас и помогает переваривать пищу. Полезная бактерия. Хорошо изученная бактерия, идеальная для таких целей. Ее все генные инженеры используют.

У них получилось. Как раз вовремя получилось. В остров врезалась старая баржа и разбила трансформаторы. Поэтому им пришлось срочно выпустить бактерию в гавань, не протестировав ее в лабораторных условиях, лишь бы убрать за собой свое дерьмо, пока ваш покорный слуга его не заметил. Сработало на славу. ПХБ исчезли.

Это – то, что мы знаем. Остальное – моя гипотеза. Как я и говорил, любую реакцию можно развернуть. Так вот, пока эти ребята пытались сконструировать плазмиду для превращения ковалентного хлора в ионный, они невольно задумались, а не возможно ли обратное: нельзя ли превращать ионный хлор, как тот, что в морской воде, в ковалентный, как в токсических отходах.

– Вот черт! – охнул Бун.

– А стоило им задуматься, они уже не могли выбросить эту мысль из головы. Ведь вся промышленность, и в первую очередь химическая, основана на одной реакции: процессе электролиза, то есть на превращении морской соли в ковалентный хлор. И делается это старым способом, требующим уйму электроэнергии. А ведь химическая промышленность уже несколько десятилетий катится в пропасть. Но если изготовить бактерию, которая достигла бы того же без электричества, только подумайте, каким подспорьем это стало бы для «Баско», «Боунера» и других старых, загнивающих корпораций. Внезапно все, что бы они ни захотели производить, становится в десять раз дешевле. В сравнении с этим положения об охране окружающей среды превращаются в пустой звук. Это принесло бы такую охрененную прибыль…

– Хорошо, зачем им эта бактерия, мы поняли, – прервал меня Джим. – Ты хочешь сказать, она у них уже есть?

– Есть. В обоих смыслах этого слова. Она им принадлежит, и они ею заразились. Кто-то облажался. Кто-то в «Биотроникс» не вовремя поковырял в носу или забыл вычистить грязь из-под ногтей, или еще что-нибудь, и их чудо-бактерия – та, которая превращает морскую воду в токсичный хлор, – попала не в тот бак.

– Но как она оказалась в канализации? – спросил Бун.

– Представь себе, что ты Плеши или Логлин. Ушлый тип. Ты кое-чему научился с тех пор, как в пятьдесят шестом открыто бросил на острове трансформаторы. На сей раз необходима ловкость. Когда будет время уничтожить этих пожирателей ПХБ на дне гавани, ты не выбросишь бактерии в бочках и не станешь выливать их в воду при свете дня. Зачем, если работу можно переложить на устаревшую бостонскую канализацию. Там уже полно E. coli. Ты спускаешь бактерии в туалет там, где их производишь, в Нейтике. Выбираешь вечер, когда собирается гроза. Как только канализация разольется, нечистоты пронесут твои бактерии двадцать миль под городом и выбросят в гавань через ККЗ в Дорчестер-бей – тот самый ККЗ, который, так уж вышло, находится совсем рядом со Спектэкл-айлендом. Большая часть бактерий умрет за недостатком ПХБ. Но кое-какие все-таки доберутся до огромной лужи ПХБ. Твой план великолепно удался. ПХБ исчезли. Тип из «ЭООС» остался с носом.

Потом вдруг уровень ковалентного хлора начинает расти. Ты перестал сбрасывать ПХБ, а он все равно растет. Это невозможно, бессмысленно. Но после нескольких простых проб один из твоих генных инженеров догадывается. Цистерна с пожирателями ПХБ была заражена очень небольшим числом бактерий, которые делают как раз обратное. Они попали в канализацию вместе с остальными. Поначалу ничего особенного не происходило. По сравнению с колонией пожирателей ПХБ их было совсем мало. Но через несколько недель эти вредные бактерии размножились. Они могут размножаться сколько угодно. У них неограниченный запас пищи – вся соль в семи морях.

Я отпил пива, дав им переварить услышанное.

– И всю соль можно превратить в органический хлор? – едва не подавился вопросом Бун.

– Давайте пока об этом не беспокоиться, – сказал я. Бун с Джимом нервно рассмеялись.

– Ну, как с ядерной войной, – утешил я. – К этой мысли мы же привыкли.

– А при чем тут тип в ванне? – спросил Джим.

– Идем дальше. Ты понимаешь, что крепко влип. Парень из «ЭООС» возвращается и обнаруживает, что уровень ПХБ растет, и даже прослеживает токсины до твоего ККЗ. Он пока не понимает, что происходит, но у тебя серьезные проблемы уже сейчас и ты не можешь рисковать. Ты пытаешься его убить.

А заодно переходишь к плану Б. Ты с самого начала знал, что однажды твое преступление может обнаружиться. Но ты к этому приготовился. Вот почему ты вообще использовал канализацию. Выбираешь одного из своих сотрудников, про которого всем известно, что он усердный работник, настоящий фанатик, и подмешиваешь ему в еду немного бактерий. Они поселяются у него в кишечнике. Всякий раз, когда он срет и спускает воду, в гавань отправляется новая порция. Поэтому, если бактерии когда-нибудь проследят до твоей компании, ты просто скажешь: «Ну, наш сотрудник переборщил от энтузиазма и нарушил исключительно жесткие меры предосторожности, которые мы ввели. В результате он заразился и всякий раз, когда пользовался туалетом, выпускал в океан очередные бактерии».

– И тем временем бактерии превращают соль в пище того сотрудника…

– В токсичные отходы. Прямо у него в кишечнике. У него начинается хлоракне, и он сразу понимает, что к чему. Он отравлен изнутри. Как и все те, кто ел омаров или рыбу из зараженных зон гавани. Или круглых идиотов, кто нахлебался воды возле ККЗ, а после ее проглотил, – вроде меня. У них у всех хлоракне, отравление органическим хлором.

– Тайм-аут, – сказал Бун. – Я не химик, но кое-что знаю. Чтобы превратить соль в органический хлор, нужна энергия, верно?

– Ага.

– Так откуда же ее получают эти бактерии? Я про вредные говорю.

– Это просто гипотеза, – объяснил я. – Все вещества, какие оказались у меня в пробах, были полицикличными. Предположим, наша бактерия способна отделить хлор от ПХБ без высокой температуры и дополнительных реагентов, что необходимо в промышленных условиях. А если она сумеет синтезировать углеродные кольца и присоединить к ним хлор из морской воды, то может без затрат энергии получить какой-нибудь полезный, но токсичный химикат. Вот что я видел у ККЗ – всевозможные полицикличные хлорсодержащие вещества.

Но предположим, ты – Логлин, тип, заправляющий паскудной фирмой с бактериями. Тебе не удалось избавиться от эколога. Он сбежал и позвонил кому мог. Опасная для тебя информация просочилась и неудержимо распространяется. Ее уже не замнешь. Твой единственный выход – погубить его репутацию. Нужно запятнать его. А как сегодня можно запятнать лучше всего? Обвинив в терроризме. Поэтому ты взрываешь его дом и распускаешь слух, будто там изготовляли бомбы. Закладываешь мину на яхту Плеши, крадешь машину эколога, оставляешь ее возле яхт-клуба и говоришь, что он пытался совершить покушение на Большого Папочку. Даже если эколог выживет, ему уже никто не поверит.

Теперь, предположим, ты зараженный сотрудник, фанатик, которому подсунули с едой бактерии, – Дольмечер. Ты – не дурак и в точности знаешь, что происходит, потому что давно беспокоился. Ты рассказываешь начальству, что заразился, а тебе говорят: «Сиди дома, Дольмечер, мы пришлем антибиотики». И действительно присылают. Только вот их антибиотики не помогают. И день за днем компания ведет себя как ни в чем не бывало и держит рот на замке, умалчивая, какая огромная опасность грозит населению. Ты понимаешь, что тебя подставили. Тебе посылают плацебо. Тебя бросили умирать. И если они готовы на такое, то, вероятно, готовы и просто тебя убить. Тебя охватывает паранойя, ты вооружаешься. Приезжает какой-то тип из компании – один бог знает, зачем, – и что-то идет наперекосяк: он совершает ошибку и тебе угрожает, и секунду спустя в нем уже шесть пуль. А ты рвешь когти. Сваливаешь из дома. Берешь с собой одну из многочисленных пушек, любимый тазер и совершаешь налеты на аптеки, крадешь с полок антибиотики в промышленных масштабах.

– И что ты делаешь потом? – спросил Джим, хотя, судя по тону, уже догадался.

– А это, друзья мои, вопрос на сто тысяч долларов, и я не настолько хороший сыщик, чтобы предсказать ответ.

– Твой тип помешан на насилии, – внес свою лепту Бун. Я согласился и рассказал им про игры на выживание.

– В Нью-Гэмпшире, да? – протянул Джим. – Подкрадываются и стреляют в людей? А тебе не приходило в голову, что как раз сейчас в Нью-Гэмпшире Плеши проводит избирательную кампанию.

Мы застыли как громом пораженные.

– Пора трогаться по пустынному шоссе, – резюмировал Бун. – Путь неблизкий.

Загрузка...