Пошла плотная работа. Яша присутствовал на всех операциях доктора Иремеева. Числился ассистентом и даже жалование ему положили. Подвижек пока не было. Знаки мельтешили и наползали друг на друга. Пытаться с ними работать было страшно. Слишком велика была вероятность что-нибудь испортить. Операционные сестрички считали юнца блажью хирурга и посмеивались. Кто-то даже пустил слух, что Яша внебрачный сын доктора. Зато с больными в палатах получалось на удивление неплохо. Яков научился дозировать свою силу и сейчас отрабатывал работу на дистанции. Главному хирургу пришлось даже создавать специальную комиссию. В полный рост встала проблема. Зачастую послеоперационные больные, мало того что стремительно выздоравливали, так еще и не имели операционных швов и шрамов. Теперь вместе с молодым Коэном ходила медсестра и санитар. Задачей их было фиксировать состояние больного до и после Яшиной работы.
Первый суматошный месяц подходил к концу. Яша втянулся в рабочий ритм. Даже появились редкие выходные дни. Они как правило совпадали с днями, когда не работал наставник. В училище мажику выделили крошечную комнату. Яша обустроил ее в соответствии со своими вкусами. Основой которых были аскетизм и минимализм. Получил на руки первое жалование и поразился огромной сумме. Столько денег он еще не держал в руках никогда. Теперь можно было осуществить две сокровенные мечты. Откладывать дела в долгий ящик он не любил и приступил к реализации первой. Пришлось сходить на квартиру к дядьке Трофиму. Тот сперва посмеялся робким намекам своего крестника, но потом вник в проблему и дал несколько ценных советов.
И вот утом Яша возвращался в училище. Настроение было приподнятым. Сегодня ночью он стал мужчиной. Специалист, которого посоветовал дядька Трофим оказался выше всяческих похвал. Отзывался этот профессионал на имя Глафира и стоил всех потраченных денег, до последней копеечки. Уходил юноша утром, умученная Глаша еще спала и оставив на столе оговоренную сумму, он в качестве благодарности щедро плеснул в ее знак своим светом. Это была ошибка, но счастливый Коэн еще не знал этого. Уже на подходе к училищу он увидел двоих унтеров, выбирающихся на улицу из заведения. Судя по форме это были пластуны, праздновавшие что-то всю ночь напролет. На ногах они стояли с трудом и должны были поддерживать друг друга. Когда Яша попал в их поле зрения, один из унтеров встрепенулся.
– Глянь Фома, чудо чудное. Жиденок в шинельке.
– Хде? – второй с трудом сфокусировал мутный взгляд и разразился длинной тирадой по поводу достоинств Яшиной матери. Молодой человек остановился словно налетел на столб. Посмотрел на ухмыляющихся бузотеров и пришел в бешенство. Не придумав ничего лучшего, он просто вырвал из знаков унтеров силу и забрал себе. Два тела мешками повалились на брусчатку. Подскочил начальник патруля от училища. Мазнул глазами по нашивкам на Яшиной шинели, на два пьяных тела и спокойно спросил.
– Что здесь случилось, господин лекарь?
– Два пьяных нижних чина лаялись на меня по всякому, – Яков уже пришел в себя и успокоился.
– Будете выдвигать обвинение против них?
– Не буду. Протрезвеют, самим стыдно будет.
– Ясно. – Патрульный повеселел, – а что это с ними?
– Ах да, – Яша наклонился над слабо копошащимися на земле телами и вернул забранное ранее, – через пару часов оклемаются…
– Ну что орлы? – Полковой батюшка с усмешкой смотрел на две чубатые головы. – Фома и Петро. Славно погуляли, вижу. Даже в "холодной" посидели. Чем вам пацан-лекарь не угодил?
– Так жиденок ведь, – Петро смотрел с вызовом, – много ли жидов на войне встречалось вам?
– Жиденок говоришь… – батюшка погрозил пальцем, – вы знак на его обшлаге видели?
– Трезубец какой-то, и там еще змея вроде была…
– Мажик это был, лекарь-мажик. Кроткий юноша, аки ангел. Мог вас идиотов там на камнях и положить, никто бы ему слова не сказал. А он даже жалобы подавать не стал. – Поп отхлебнул чая из огромной кружки, – а что до матери его, померла она. Пацанчик-то сирота, отца он не знал и тут такие слова про маму от пьяного ухаря. Он между прочим три года на местного мироеда горбатился, за хлеб и воду. Силы свои мажеские сам в себе открыл. Ну что молчим, знатоки рода человеческого? Стыдно? А он еще и силы немалой, Трофима вылечил. Тот теперь на фронт просится. Пацана крестником зовет. Позвать Трофима? Головами мотаете, правильно. Урядник с вами рассусоливать не будет. В общем будет вам епитимья от меня. Надо за пареньком присмотреть издаля. Он ведь деревенский, порядков городских не знает, влипнет куда-нибудь… Все ясно?
– Отче, а чего такая забота ему? Он же, как ни крути, не нашей веры? – Петро немного осмелел.
– Сила в нем великая. А нашей веры, не нашей, то не суть! – Батюшка встал и наставил грозно палец, – Сила она от бога. А бог один. А уж как ты до него докричался, да что использовал, Тору ли, распятие или коврик для намаза, то не важно! А пацан не просто с Богом говорит, он с ним под ручку ходит. Ясно?
Время было и Яша двинулся реализовывать вторую свою мечту. По дороге зашел в городскую синагогу, подивился богатому убранству. Взял бумажную кипу и помолился как положено. На душе посветлело и сила взбурлила внутри. Возле синагоги ибнаружилась и нужная ему лавка. Купил правильную, шестиклинную черную кипу и пятикнижие. Продавец сам едва не прослезился, глядя как молоденький офицер целует каждый том и бережно укладывает в свой мешок.
В своей комнате он достал все пять томов и разложил их на столе. И поразился снова. На каждом горел знак. "Бет" на книге "Берешит", "шин" на "Шмот", "вав" на "Ва-йикра" снова "бет" на томе "Бе-мидбар" и наконец "далет" на "Дварим". Все это было неспроста, но теперь Яша был ученый, не стал сходу вливать свет и открыл первую, "Бытие". И чуть не упал, отшатнувшись. Весь текст был испещрен знаками, они покрывали страницу и проступали откуда-то изнутри. Так вот значит, что имели ввиду каббалисты, когда искали "сод", тайный смысл Торы. Как же они бедные обходились, не видя знаков. Яша посочувствовал старым талмудистам и огромным усилием воли удержался от того, что бы начать читать знаки. Сейчас было достаточно и уровня "пшат". А там посмотрим. Тем не менее все эти знаки выглядели очень знакомо. Где-то он уже видел подобную мешанину. Молодой мажик порылся в памяти и понял. Ну конечно, в операционной. Но тогда, тогда получается, что страницы книги просто суть слои. И надо научиться видеть нужный слой и отгородиться от ненужных. Вот и прорыв, которого так долго ждал наставник.
До глубокой ночи Яша тренировался. Учился видеть лишь страницу и абстрагироваться от всего остального. Все оказалось не слишком сложно. Он даже мог теперь вовсе отключать видение знаков. Едва дотерпев до утра, Коэн помчался в госпиталь. Доктор Иремеев, увидя сияющую Яшину физиономию лишь спросил "Прорыв"? И увидев ответный кивок повлек мажика в операционную. Операция предстояла несложная, вульгарная аппендэктомия. И шла поначалу как обычно. В какой то момент, когда Яша понял, что обычного мельтешения знаков больше нет, он кашлянул. Доктор подвинулся, давая ему место и произошло то, что персонал позже называл не иначе чем чудом.
Мажик протянул свои затянутые в хирургические перчатки руки к операционному полю. Под его ладонями часто замигали серебристые вспышки. Ткани срастались и затягивались прямо на глазах. Слой за слоем. Последним затянулся эпидермис. Яша шагнул назад и едва не упал. Сестрички усадили его на стул, в углу операционной, а сами снова уставились на живот больного. Там не было ни шрама, ни шва, ни какого либо другого следа от проведенной операции. Тут наконец хирург обратил внимание на перекошенного юношу. Тот скособочился на стуле и готов был вот вот сползти на пол.
– Так девочки! – Громкий голос Иремеева вывел сестричек из ступора, – стакан горячего чая, быстро! И сахара побольше. Потратился паренек без привычки.
Яша с хлюпанием всосал в себя половину стакана обжигающего чая и поднял глаза на наставника. В них читался вопрос. Тот в ответ лишь показал большой палец. Юноша расслабился и принялся неторопливо допивать свой чай.