Глава 9

— Выходи, — сказали из коридора. Кто именно — видно не было. Темнота.

— С вещами? — попробовал, как звучит голос, Ставров. Вроде бы с речью получалось лучше, чем с мышлением. Голова была налита мутной болью — наверное, сказывались последствия вчерашних инъекций. Вчерашних ли?..

На его шутку не ответили. Шуток здесь явно не понимали.

Ставров с трудом поднялся с лежанки и вышел в коридор. Его пошатывало, как после двухнедельной голодовки.

— Иди за мной, — сказал человек, вызвавший Георгия в коридор, повернулся и куда-то пошел.

Ага, значит, это не СИЗО и не тюрьма. Там конвоир всегда держится позади арестованного. А тут почему-то не опасаются попытки к бегству.

— Слышь, друг, — хрипло сказал Ставров, влачась за своим провожатым. — Какое хоть сегодня число?

Тот опять не ответил. Интересно, когда кончится этот однообразный коридор без света и без каких-либо примет? И как в нем ориентируется конвоир, если нигде нет никаких знаков?

Словно читая мысли Ставрова, силуэт, шествовавший впереди, остановился, развернулся лицом к стене и провел по ней ладонью. В стене высветился матовый прямоугольник кнопочного пульта управления.

Человек нажал хитрую комбинацию кнопок, и стена разошлась, открывая проход в какую-то еще более темную, чем коридор, пещеру. Ага, понятно, это у них такой лифт…

— Входи, — бесцветным голосом сказал человек Ставрову.

Ставров послушно шагнул в «пещеру», и створки сомкнулись за ним. От непроницаемой тьмы кружилась голова, и когда лифт сработал, то Георгий не смог даже определить, то ли он движется вниз, то ли поднимается вверх. То же самое насчет пройденного расстояния. Сколько можно пролететь в лифте секунд за десять?

Три этажа? Шесть? Или десять?..

Лифт остановился, створки разошлись, и в кабину лифта хлынул ослепляющий поток света. Ставров невольно зажмурился и тут же почувствовал, как его берут под руки с двух сторон, чтобы вывести из лифта.

Глаза привыкли к свету, и Ставров рискнул открыть их. Он находился в просторном зале-кабинете. На стенах — медные бра, на полу — красные ковровые дорожки. Окна закрыты жалюзями по евростандарту, и вообще кабинет обставлен так, что в нем странно сочетаются ультрасовременные штучки типа подвижных скульптур и старинная роскошь, представленная дубовой мебелью, картинами в тяжелых рамах на стенах и камином.

В креслах за длинным письменным столом сидели двое, и одного из них Ставров узнал сразу. Это был его Заказчик. Представитель Ассоциации, черт бы ее побрал… Змей-искуситель, будь он трижды проклят!.. Второй был постарше и комплекцией посолиднее. Дышал он с присвистом — видно, страдал хронической астмой. Больше в кабинете никого не было видно, но каким-то шестым чувством Ставров угадывал, что его постоянно держат на мушке. Тот, кто воевал, знает, что такое чувство возникает там, где на тебя охотятся снайперы противника.

— Позвольте представить вас друг другу, — сказал Заказчик в пространство. — Ставров, Георгий Анатольевич… — Он махнул рукой в сторону Ставрова. — Присаживайтесь, Георгий Анатольевич. — Повернулся к своему спутнику. — А это — Тополь Артемьевич, один из членов руководства нашей Ассоциации.

Одышливый укоризненно качнул головой:

— Ну-ну, Вик, не выдавай раньше времени наших секретов!.. Садитесь, Георгий, только не делайте резких движений.

Он принялся молча рассматривать Ставрова. Георгий постарался светски поклониться и, морщась от боли во всем теле, опустился в свободное кресло, стоявшее на неестественном удалении от стола.

Боятся, подумал Ставров, они меня почему-то боятся. Значит, для меня это будет неприятный разговор…

— М-да, — наконец сказал Тополь Артемьевич, ни к кому особо не обращаясь. — Перестарались твои люди, Вик!.. Ты только посмотри, во что они превратили его лицо.

Заказчик смущенно покрутил головой.

— Ну во-первых, это не мои люди, — возразил он. — А во-вторых…

— Ладно, ладно, — грубовато оборвал его Тополь Артемьевич. — Расскажите-ка о себе, Георгий.

— Да пошли вы!.. — непринужденно сказал Ставров. — Вы наверняка и так про меня всё знаете! К тому же, я не люблю вспоминать прошлое…

— М-м? — лаконично удивился Тополь Артемьевич. — Что так?

— Песня такая есть, — скривился Ставров, — не слышали?.. «Не вспоминайте былое — не вспомнится, забываются имена и лица… Всё быстрее мчится дней конница, разгоняется лет колесница!» — фальшиво пропел он, с трудом слыша себя, словно в ушах у него были ватные пробки. — И вообще, не собираюсь я разговаривать с вами, пока мне не скажут, что здесь происходит — раз… на кой черт вам понадобился весь этот цирк с убийством Звягинцева

— два… и какое сегодня число — три!..

Тополь Артемьевич и Заказчик переглянулись.

— Спокойно, Вик, спокойно, — посоветовал своему напарнику одышливый. — У нас еще всё впереди. К тому же, парень имеет право знать… хотя бы ответ на последний вопрос.

— С тех пор, как вас якобы арестовали в переулке возле милиции, прошло не более десяти часов, Георгий Анатольевич, — сказал Заказчик.

— Ни фига себе — «якобы»! — удивился Ставров. — По-вашему, подчиненные Звягинцева в казаки-разбойники играли, когда лупили меня по башке и по почкам?

— Я бы назвал этот эпизод, скорее, репетицией ареста, — сказал Заказчик. — Видите ли, Георгий Анатольевич, вам предоставлен уникальный в своем роде шанс избежать ареста и, соответственно, наказания за убийство офицера милиции… тем более тяжкое, что совершено оно было при исполнении покойным своих служебных обязанностей… Впрочем, пока вы находитесь у нас, никто из блюстителей порядка вас и пальцем не тронет, хотя, поверьте, они прекрасно осведомлены, где вас искать… И если вы… м-м… неразумно отказываетесь от нашего предложения, то мы просто-напросто отпускаем вас на все четыре стороны.

— Что ж, я давно понял, — процедил Ставров, — что от вас не следует ждать ничего хорошего. Но не думал, что вы способны на такой примитивный и грубый шантаж!..

— Обстоятельства вынуждают, Георгий Анатольевич, — как бы извиняясь, произнес Заказчик. — Впрочем, выбор в этой ситуации все-таки есть, и сделать его — ваше право.

— Как я могу что-то выбирать, если неизвестно, чего вы хотите от меня на этот раз? Хотя, если судить по масштабам последней репетиции, ваша Ассоциация работает по-крупному. Кого же вы взяли на мушку теперь? Президента? Или Генерального секретаря ООН?

— Ну, что вы, Георгий Анатольевич, — протянул Заказчик. — На таких личностей рука поднимается только у каких-нибудь самодеятельных фанатиков и политических экстремистов… Мы же люди скромные, и масштабы нашей деятельности никоим образом не распространяются на крупных политических деятелей. Нет, Георгий Анатольевич, нас интересуют обыкновенные люди — в принципе, такие же, как мы с вами… Вы никогда не задумывались, почему люди стремятся покарать предателей? И никогда не испытывали такого желания — выпустить в своего бывшего сослуживца длинную очередь, потому что он в решающий момент струсил и попытался перейти на сторону врага?

Ставров отвел взгляд в сторону. Заказчик наступил, что называется, на его больную мозоль. На той войне, где ему пришлось повоевать, не все из его товарищей проявляли мужество и стойкость. Дудаевцы шли на все, чтобы переманить на свою сторону российских военнослужащих, особенно владеющих современной военной техникой. И однажды Ставрову с его взводом немало крови попортил одинокий танк с российскими опознавательными знаками, молотивший фугасными снарядами прямой наводкой по зданию, где они держали оборону в течение трех суток. Только после того, как по приказу Ставрова танку перебили оба трака, он застыл неподвижной грудой. Экипаж пришлось выкуривать выстрелом из ранцевого огнемета в упор. Впрочем, оказалось, что экипаж представлен лишь механиком-водителем и стрелком-наводчиком. Оба были еще мальчишками, прослужившими месяцев семь, не больше. «Как же это вы, пацаны, своих-то, а? — удивился тогда Ставров. — Вы хоть думали, что творите, когда палили по нам из своей бандуры?»… От обстрела из танковой пушки во взводе Ставрова погибли трое и были ранены четверо. Выяснилось, что танкисты были окружены три дня назад боевиками и сдались им в плен после того, как поняли, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Чеченцы обещали отпустить их домой, но свое обещание не сдержали, а отправили в бой, пригрозив раздавить гусеницами их же танка, если они откажутся воевать против своих… Ставров привел плененных предателей в подвал, где лежали раненые, и спросил: «Как мы их накажем, ребята?». «Странный вопрос, командир», сказал, скрипя зубами от боли, Леша Мичиганов, прижимая к груди, как младенца, толстую от бинтов руку: осколком снаряда ему оторвало кисть. Из всех раненых он один мог говорить, потому что другие были без сознания. «Командир, — рухнул неожиданно на колени с отчаянным воплем механик-водитель, — не надо нас убивать! Простите нас! Мы все поняли!.. Дайте нам возможность исправиться!..». «Лейтенант, — сказал Мичиганов, побледнев не то от гнева, не то от большой потери крови, — если ты оставишь этих гадов в живых, я тебе никогда этого не прощу!»… Через полчаса танкистов поставили к стенке и расстреляли, предварительно заставив их написать домой родителям коротенькие записки, в которых предатели сообщали, что у них пока всё хорошо… Это, возможно, было справедливо тогда, но Ставров до сих пор просыпался в холодном поту, если ему снился экипаж того проклятого танка…

— Что вы имеете в виду? — хрипло осведомился Георгий у Заказчика. — Неужели вы решили моими руками уничтожить всех ветеранов чеченской кампании?

Заказчик и одышливый опять переглянулись.

— Я думаю, Вик, хватит ходить вокруг да около, — сказал Тополь Артемьевич «Тихонову-Штирлицу». — Пора разговоривать с ним более предметно… Видите ли, Георгий, — обратился он к Ставрову, — наша Ассоциация ведет тайный сбор очень важной информации. Естественно, что для выполнения этой задачи у нее, как и у любой другой разведывательной организации, имеются агенты, которые действуют подчас автономно… так сказать, в отрыве от основных сил. Но при этом неизбежно возникает проблема верности агента по отношению к своей организации и… своей стране. И эта проблема имеет тем большее значение, чем важнее становится добываемая информация. Ведь, если кто-то из наших разведчиков перешел на сторону врага… если таковой имеется… или, по каким-либо иным причинам, решил снабжать своих заведомо ложной информацией, то вред, который он нанесет, будет намного превышать ущерб от непосредственных действий противника против нас…

Вот почему уничтожение агентов-предателей и тех, кто не справляется с возложенной на него миссией, не только носит характер справедливого возмездия за измену, но и имеет оперативно-стратегическое значение, а потому должно рассматриваться как боевая задача…

Возможно, вы уже догадались, что вас используют не в качестве обычного киллера, говорил дальше Тополь Артемьевич, то и дело смешно присвистывая горлом, чтобы преодолеть астматическую одышку. Те задания, которые вы выполняли по нашей просьбе, были направлены, помимо достижение чисто практических результатов, на испытание и оценку ваших способностей для исполнения особых функций, о которых я вам говорил выше. И теперь я хотел бы поставить вас в известность, что вы заслужили высокой оценки, и именно вам мы хотели бы поручить осуществление акций по физическому устранению тех своих агентов, которые, так или иначе, предали наши интересы и тем самым нанесли ущерб миллионам, а возможно — и миллиардам человек… Да-да, я не оговорился, дорогой Георгий, речь идет о сведениях, которые бесценны не только для России, но и для всего человечества…

— Я вас понял, — перебил его Ставров. — Вы, наверное, представляете службу внешней разведки? И вы хотите отправить меня за рубеж, чтобы я убирал там перебежчиков и предателей?.. Помнится, что-то в этом роде я уже читал в газетах, когда вас рассекретили!.. Но я вам никак не подхожу: языков не знаю, и вообще ни разу за заграницей не был. Какой, к черту, из меня джеймс бонд?!..

— Вы меня разочаровываете, Георгий Анатольевич, — корректно улыбнулся тот, кого Тополь Артемьевич называл Виком. — Боюсь, и Тополя Артемьевича тоже… Неужели, по-вашему, разведка может вестись только против других государств?

— Но не против своей же страны! — с иронией воскликнул Ставров.

— А вот это уже горячйе, как говорят в детской игре…

— Но какой смысл шпионить против самих себя? — удивленно спросил Георгий.

— Смысл есть, — покачал утвердительно головой Заказчик. — И очень большой, если учесть, что операции, которые проводит наша Ассоциация, имеют не пространственный характер, а временной. Как выражаются ученые — темпоральный…

У Ставрова вмиг пересохло горло:

— Вы хотите сказать, что пользуетесь Машиной Времени?!..

Позабыв обо всем, он вскочил на ноги. Ярко-красное пятнышко тут же заплясало на его груди, и Ставров понял, что кто-то за стенами кабинета поймал его в перекрестие лазерного прицела.

— Сядьте, Георгий, — проговорил Тополь Артемьевич. — Я же предупреждали вас не делать резких движений. — Ставров послушно опустился в кресло. — Машина Времени — это чересчур громко и примитивно сказано… На самом деле то, чем мы пользуемся, называется по-другому, но сути дела, а именно — возможности перемещения во времени, это название, конечно же, не меняет…

— И на сколько же лет вы забрасываете в прошлое своих людей? — осведомился Ставров. Почему-то только этот вопрос сейчас пришел ему в голову, как будто ответ на него имел какое-то значение.

— К сожалению, чисто по техническим причинам мы лишены возможности выбирать или изменять срок перемещения, — ответил Тополь Артемьевич. — Я сейчас не буду забивать вам голову ненужными подробностями, скажу только, что это, ни много, ни мало, пятьдесят лет… Но почему вы полагаете, что речь идет о разведке прошлого?

— В свое время я зачитывался фантастикой, — сказал Ставров. — А большинство путешествий во времени в книжках совершалась в прошлое.

— На практике же мы пока лишены этой возможности, — сказал Тополь Артемьевич. — Трансгрессировать можно лишь по оси координат со знаком «плюс»… то есть, в будущее, дорогой мой Георгий, только в будущее.

— И только на пятьдесят лет? — спросил недоверчиво Ставров.

— Именно так.

— Сколько времени я имею на размышления?

Тополь Артемьевич взглянул на свои наручные часы.

— Десять минут вам достаточно?

— А почему так мало? — обиделся Ставров.

— Те люди из милиции, которые караулят вас снаружи, устали, и им давно пора обедать, — с невозмутимым видом ответствовал Тополь Артемьевич. — Да и условий у нас нет, чтобы держать вас здесь слишком долго…

— Все равно, — не согласился Ставров, — такие вопросы за десять минут не решаются!.. Я должен как следует взвесить все «за» и «против».

— Ну, а сколько времени, по-вашему, мы должны вам предоставить? — резко спросил Заказчик.

— Ну хотя бы… — Ставров возвел глаза к потолку, словно проделывая сложные мысленные расчеты. — Ну хотя бы минут пятнадцать!

— Странно, — сказал Тополь Артемьевич Заказчику, — почему вы мне ничего не сказали о том, что наш герой обладает свойством шутить в самый неподходящий момент? Это могло бы резко изменить мое мнение о нем…

— Тополь Артемьевич, я думаю, что за четверть часа мы с вами вполне успеем выпить по чашке чая, — сказал Заказчик. И перевел ироничный взгляд на Ставрова:

— Думайте на здоровье, Георгий Анатольевич!

Они поднялись из кресел и направились к выходу из комнаты. Никаких предостережений от них не последовало, но и без этого надо было быть самоубийцей, чтобы пытаться выбраться из мягкого плюшевого кресла: на груди Ставрова сразу неподвижно замерла красная метка, и Георгий предполагал, что его затылок тоже не остался без внимания снайперов.

— Да, кстати, — сказал своим собеседникам в спину Ставров. — А как насчет тех аргументов, которые можно было бы привести в пользу вашего предложения? Другими словами, чту я буду иметь, если приму его?..

Заказчик раздвинул губы в вежливой улыбке.

— А вы сами подумайте, — посоветовал он. — Вы же человек умный, почти интеллигентный…

И они ушли.

Ничего не оставалось делать, кроме как приступить к мыслительной деятельности.

Хотя о чем можно думать, когда голова твоя уже лежит на плахе, и гнусно ухмыляющийся палач занес над ней острый, как бритва, топор?.. А еще точнее — не только над твоей буйной головушкой, но и над головами близких тебе людей?..

… Господи, мне же нельзя просто так взять и пропасть из жизни двух самых дорогих для меня существ! Ну ладно — моя жизнь уже искалечена, сначала — войной, потом — вот этими ловкими господами… Но Ольга с Капкой-то тут при чем? За что они должны мучиться? И неужели ты допустишь это?!.. Нет-нет, мне обязательно надо к ним вернуться!.. Что для этого надо сделать? Надо согласиться на предложение этих двух заправил с дипломатическими манерами. И я соглашусь!..

Сделаю всё, что смогу, только бы вернуться. Если они мне не наврали, то, может быть, смогут вернуть меня домой в тот день, когда я должен был вернуться до шести часов?.. Остается надеяться на это, что же еще мне остается? Уж, конечно, не арест и не суд — и дело даже не в том, что мне «светит» большой срок, если не «вышка», просто Ольга с Капкой не смогут без меня… Нет, они, конечно, не пропадут без меня, но… но им будет так плохо!.. Им уже сейчас, наверное, плохо, пока я сижу тут, в этом мягком пыточном кресле. Всю ночь, наверное, не спали — во всяком случае, Ольга… Ребенок есть ребенок, вырубилась, наверное, мертвым сном, когда усталость отняла все ее силенки, а жена всё прислушивалась к каждому звуку за окном, к каждому стуку двери подъезда… Одному Богу известно, чту в эти минуты она думает обо мне… Проклинает, считая, что я заночевал у другой женщины? Боится, что со мной случилась какая-нибудь беда? Утром она будет звонить на работу, и ей скажут, что я там не объявлялся. Скорее всего, именно тогда она объявит тревогу… обзвонит всех мыслимых и немыслимых знакомых, больницы, морги… обратится с заявлением в милицию. Всё, однако, будет напрасно. Пропал человек, как пропадают каждый день сотни людей только в Москве… Интересно, эта их Ассоциация использует в качестве агентов подготовленных профессионалов или обычных людей, отобранных из общей массы по случайному критерию? Если второе верно, то неудивительно, куда у нас бесследно исчезают граждане… не все, разумеется, но в том числе… Не инопланетяне какие-нибудь на «летающих тарелках» умыкают их, и не продают их в качестве бесплатной рабсилы на плантации или в публичные дома современные охотники за рабами, как о том твердит бульварная пресса… В будущее, спустя полвека, — вот куда забрасывают пропадающих без вести людей. Но если это так, то почему никто из них не проговаривается после возвращения обратно в наше время о том, где он побывал? Боится, что его покарает Ассоциация? Или что ему никто не поверит, а то и сочтут не вполне психически нормальным?.. Или просто-напросто никто не возвращается? Но ведь так не может быть, чтобы все — не возвращались, правда?!..

Какой им смысл так жестоко поступать со своими агентами?.. Впрочем, что толку думать об этом? Пока ты здесь, ты все равно не узнаешь, обоснованны ли твои подозрения, потому что, если даже ты задашь этой сладкой, словно взятой из рекламы «Твикса», парочке прямой вопрос, они просто-напросто солгут тебе и глазом не моргнув… Эти люди умеют лгать, это их образ жизни, разве ты еще не усвоил эту истину?..

Поэтому расслабься, Гера, и, если есть желание, помолись, чтобы всё было так, как тебе хочется верить. Что ты согласишься выполнить их безумное задание в абсолютно чужом, и в то же время своем, мире… Что после этого ты вернешься домой как ни в чем не бывало и запустишь стиральную машинку, а Ольга отправится на родительское собрание, а ты, пока она будет слушать переливание из пустого в порожнее от учительницы и оч-чень инициативных мамаш из родительского комитета, приготовишь вкусный ужин — ты же умеешь готовить вкусно, Гер, — и позанимаешься математикой с Капкой, а потом вы поиграете в ней в карты и в лото, а потом вернется Ольга и спросит с порога: «Вы меня еще не потеряли, зайчата?»…

«Я так хочу уверенно знать, что ты меня вечно не будешь ждать»…

Господи, я не умею молиться, я даже не знаю, как это делается, но ты сделай так, чтобы всё было хорошо, ты же можешь так сделать, ну что тебе стоит устроить хэппи-энд для грешника, который всю свою жизнь стремился прожить так, чтобы не причинить зла никому, но которого постоянно — то насильно, то обманом, то шантажом — заставляли делать это?!.. Как же я устал!.. Ты слышишь меня, Господи?!..

Загрузка...