Зимой змеи спят

Глава 17

Если допустить, что кто-то когда-нибудь вздумал бы составить так называемый «краткий курс истории Ассоциации», то там значились бы следующие основные пункты.

… Жил-был некто по имени Арвин. Впоследствии к имени стали добавлять еще и отчество — Павлович. Фамилия же его в течение всей жизни так часто опускалась, что ее нет смысла упоминать. Поэтому в неписаную историю Ассоциации он вошел именно как Арвин Павлович…

Родился Арвин Павлович в начале пятидесятых годов в Москве в семье партийного работника. Окончив школу, поступил в физмат, затем — в аспирантуру. Где-то на рубеже благополучной защиты кандидатской диссертации ему удалось сделать негласное открытие, перевернувшее всю его дальнейшую жизнь. На некоторых фотографиях, взятых из личного архива отца, были пятна, похожие на очертания человеческой фигуры. Тщательное изучение всего остального архива вскоре показало, что речь не идет о браке пленки или об иллюзии, потому что и на других фото тоже наличествовала фигура «невидимки». Дальше — больше… Арвин Павлович начал интересоваться публикациями на эту тему не только в нашей, но и в зарубежной прессе, и быстро нашел множество фактов, относившихся к «невидимкам».

Будучи материалистом, он сразу отбросил гипотезу о привидениях, посланцах Бога или Дьявола и т. п. Ему было легче предположить, что это — разведчики-наблюдатели, посещающие наш мир либо из космоса, либо… из будущего.

Постепенно у Арвина Павловича созрела идея организации противодействия этим, временами невидимым, наблюдателям… речь пока вовсе не шла о крупномасштабной войне, да и не могла идти, пока существование противника не было доказано и, тем более, пока не было доказано, что это — именно противник. Не общественному мнению и не научному миру — Арвин Павлович не собирался вести предстоящие военные действия открыто, ведь было бы глупо демаскировать себя перед врагом — а власть предержащим, так как именно от них зависело финансово-материальное и прочее обеспечение предстоящей кампании, а необходимость затраты больших средств на эту странную войну не требовала доказательств. Через своего отца, ставшего к тому времени ответственным работником ЦК, новоиспеченный кандидат наук попытался пробиться наверх, но быстро убедился, что этот путь не только безнадежен, но и опасен, поскольку чреват упрятыванием в «психушку» в компании борцов за правду и права человека. И тогда он решил встать на путь подпольных, почти партизанских действий. Если бы ему удалось захватить в плен хоть одного Наблюдателя, если бы удалось вытянуть из него какие-нибудь сведения, подтверждавшие его, Арвина, правоту, то тогда можно было бы обращаться хоть к самому Генсеку!.. Созрела идея инсценировки некоего «исторического события», которое стало бы загадкой для потомков и, вследствие этого, можно было быть уверенным, что на нем будет присутствовать разведчик будущего… Но никто, включая и отца Арвина, не способен был выслушивать подобные «бредни» без скептических насмешек…

Тем не менее, за несколько лет Арвину удалось проделать неимоверную организационную работу и сколотить костяк своих единомышленников, готовых безоговорочно подчиняться ему и выполнять любые задания на одном голом энтузиазме (самым удивительным было то, что «костяку» удалось не угодить в поле зрения КГБ и прочих органов, иначе кто бы поверил их «бредовым» объяснениям насчет истинных целей подобной конспирации?!)… Несколько раз подозрительные личности, за которыми энтузиасты вели непрофессиональную слежку, ускользали из-под самого носа неизвестно куда. Если это были Наблюдатели, то об Арвине Павловиче и компании отныне должны были знать в туманном грядущем, а значит, война все больше переходила из тайной в открытую.

Между тем, время шло. Официально Арвин Павлович трудился в одном из благополучно загнивавших НИИ. Он женился, у него родилась дочка, которую в честь недавно скончавшейся матери он назвал Асей. Потом умер Брежнев, и на его месте оказался Андропов. Это вселило определенную надежду в Арвина Павловича: человек, бульшую часть жизни отдавший тайным операциям, как профессионал не мог не заинтересоваться его предложениями… И тут вдруг грянула беда. Жена Аня и годовалая дочка Арвина Павловича погибли во время нашумевшей катастрофы теплохода на Волге, вместе с сотнями ни в чем не повинных людей. Следствию так и не удалось толком установить, по какой причине в тот теплый летний вечер, проходя под большим мостом, теплоход устремился не в тот створ, который был предназначен для прохода судов, и на всей скорости ударился в железобетонные плиты верхней частью своего корпуса.

Безжалостный пресс моста проутюжил надстройку и прогулочную палубу судна вместе с находившимися там людьми — а там в это время было много людей.

Аня с дочкой в детской коляске тоже гуляла наверху, а Арвин буквально перед самым мостом решил спуститься в буфет на нижней палубе за мороженым. Это спасло ему жизнь, но потом он проклинал свое спасение. После чудовищного удара он бросился к трапу, по которому навстречу ему бежали темные ручейки. Лишь выбравшись наружу, Арвин понял, что это не вода, а кровь…

На прогулочной палубе — а точнее, на том, что от нее осталось, — среди искореженного железа и обломков повсюду лежали изувеченные, расплющенные, разрезанные тела людей. Большей частью это были уже трупы, но некоторые раненые еще стонали и дергались в мучительных предсмертных судорогах… И всюду текла кровь, реки крови…

Арвин и другие уцелевшие пассажиры теплохода, скользя в крови, бросились искать своих родных и близких. Арвин долго не мог отыскать Аню и ребенка, а когда нашел, то сразу поседел.

Коляска с дочкой была превращена в лепешку тяжелой двутавровой балкой, а Аня… она была еще жива, но обе ноги у нее были отрублены по колено. Когда Арвин поднял ее голову себе на колени, то жена пришла в себя и тихо прошептала: «Не плачь, милый, я еще жива»… И сразу после этого умерла.

В этот момент Арвин Павлович случайно поднял голову и вдруг увидел, как из остатков рулевой рубки, раздавленной могучим ударом, за ним спокойно наблюдает неизвестный, одетый отнюдь не в морскую форму. Арвин Павлович потряс головой, предполагая, что стал жертвой галлюцинации, и, словно в подтверждение его мыслей, странный человек послушно растворился в воздухе… Арвин Павлович потом специально наводил справки: в экипаже теплохода этот человек не числился, среди пассажиров — тоже…

Потом, как из некоего чудовищного рога изобилия, на страну посыпались другие катастрофы и бедствия — и там, где причины трагедии были неизвестны, неизменно присутствовал какой-нибудь хладнокровный незнакомец. Вот когда, собственно, Арвин Павлович возненавидел пришельцев по-настоящему и стал их считать не только своими кровными врагами, но и врагами всего человечества конца двадцатого века.

И война разгорелась с новой силой…

Тут как раз вышла в свет книга Стругацких «Волны гасят ветер», которую Арвин Павлович, не являясь поклонником фантастической прозы, прочел от корки до корки.

Ему был близок бескомпромиссный настрой героев романа: «Я знаю две вещи. Они пришли без спроса, это раз. Они пришли тайно, это два. А раз так, то, значит, подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо — это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не примем их, — это два. И не знаю, как ты, а я не хочу этого. Не хо-чу! И все!»…

К этому времени организация, которая действовала под началом Арвина Павловича, уже не была сборищем любителей-альтруистов, не имеющих даже портативного спектроскопа, чтобы вне лаборатории исследовать признаки невидимой деятельности Пришельцев. Теперь она обладала не только необходимой техникой и средствами (как их приходилось добывать — к делу не относилось; во всяком случае, к этому делу, а не к уголовному), но и широкими связями на различных уровнях общественно-политической иерархии. Тем не менее, выйти на Горбачева удалось не сразу, а лишь к концу восьмидесятых, когда позади уже была чернобыльская трагедия и землерясение в Спитаке… Однако, даже «рулевой перестройки», чуждый догмам консервативного мышления, не поверил Арвину Павловичу и его сторонникам.

Перелистав несколько страниц пухлого тома компьютерных распечаток Ассоциации (именно так Арвин Павлович и его единомышленники все чаще именовали, в целях конспирации, свою организацию), Генеральный сказал, что у него нет времени и желания читать лирику. Самое большее, что он мог посоветовать Арвину Павловичу, — так это: «Вы там еще поработайте с товарищами из Академии наук… обозначьте х-хлавную суть в справочке, а потом приходите… в любое время». Зная все тонкости эзопова языка партаппарата, Арвин Павлович не сомневался, что, едва за ним закроется дверь, как Генсек даст указание своим помощникам впредь близко не подпускать к нему «шизофреника». Да и разжевывать он никому ничего не собирался…

В недрах Ассоциации созрела очередная идея относительно тактики захвата «языка» в лице Наблюдателя. Как удалось установить в ходе многолетнего труда, путем сотен проб и ошибок, действия разведчиков противной стороны подчинялись одной существенной константе. Это было принципиальное невмешательство в происходящие события. Разумеется, речь не шла о мелочах наподобие раздавленной бабочки, как в рассказе Рэя Бредбери, поскольку Наблюдатели просто физически не могли бы не влиять на настоящее, ведь они должны были пользоваться транспортными средствами, дышать, питаться, пить… да даже просто занимать определенный объем пространства!.. Нет, речь шла о более значительном воздействии на ход событий.

Если допустить, что действия Наблюдателей подчинялись каким-то законам, то основные их заповеди, скорее всего, должны были гласить: будь вездесущ, но неприметен; будь всевидящ, но не привлекай к себе внимания окружающих; будь всесилен, но ни во что не вмешивайся — прямо-таки кодекс поведения самого Господа Бога?!.. Конечно, Арвин Павлович мог только догадываться, в силу каких причин его противник исповедовал принцип невмешательства: то ли потому, что далекие потомки благоговели перед незыблемостью истории человечества и считали, что любое изменение может пойти во вред прогрессу; то ли они относились к людям предыдущих эпох всего лишь как к ожившим персонажам исторического кинофильма.

Именно этот вопрос и собирался задать Арвин Павлович первому же агенту неприятеля, который попадется в руки Ассоциации. Впрочем, на искренний ответ он, будучи человеком умным, не надеялся. (Уже потом истина открылась ему и без чьей-либо подсказки. Вмешиваться в уже состоявшиеся когда-либо события, чтобы изменить их — так же, как и пытаться предупредить своих предков о чем-либо — было рискованно, потому что из-за этого в данной точке линия мирового развития могла раздвоиться, и после этого разветвления уже всё было бы по-другому в Мире Будущего, и было бы неизвестно: а существовали бы сами Наблюдатели в результате произошедших изменений?.. Грубо говоря, Наблюдатели стремились не допустить воплощения в жизнь известной поговорки: «За что боролись — на то и напоролись!»).

Надо воздать должное Арвину Павловичу — и, возможно, тот, кто составлял бы историческую справку о деятельности Ассоциации, не преминул бы это отметить — считая таинственных пришельцев своими, теперь уже кровными, врагами, он, тем не менее, избежал соблазна повесить на них всю вину за многочисленные бедствия и катастрофы, происходившими в те годы в самых разных сферах. Хотя вполне можно было бы сделать напрашивавшийся вывод о том, что, раз со стороны противодействующей стороны не видно никаких хороших и полезных нам действий, то, следовательно, она стремится навредить, нанести максимальный ущерб нашему времени. Это был бы очевидный козырь, который можно было бы использовать и для убеждения руководства страны: вот, мол, смотрите, кто на самом деле строит козни и повинен во всех бедах!.. и не ваши мифические ошибки, и не национальное разгильдяйство, принявшее в последние годы размах поистине всенародного бедствия, и не роковое стечение обстоятельств, и даже не происки зарубежных злопыхателей имеют место быть, а тайные действия агентов далекого будущего!.. — и на этой волне получить и «добро» на организацию ответных мер, и деньги, и оружие, и людей… Однако Арвин Павлович не пошел по этому пути — и не потому, что был таким уж кристально-честным борцом за справедливость. Скорее всего, из-за того, что подобный вывод был тривиален и сделать его означало бы повторить ошибки других «ясновидящих пророков», приписывавших вину за всё на свете то «шпионам других держав», то внутренним «вредителям», то инопланетянам с «летающих тарелок», то демонам и нечистой силе…

Впрочем, для Арвина Павловича причины явного стремления противника ограничиться одним только наблюдением были пока не очень важны. Важна была возможность использовать это обстоятельство в своих интересах: «Бей врага его же оружием»…

Нет смысла — и места тоже, ведь речь идет именно о «кратком курсе» — описывать, какие именно оперативные мероприятия были предприняты Ассоциацией в августе 1990 года, чтобы напасть на след одного человека, подозреваемого в Наблюдении. Было это в одном из южных городов — тогда еще «наших»… Люди Арвина Павловича «сели на хвост» подозрительному незнакомцу, неизвестно откуда взявшемуся и невесть с какой целью мотающемуся по городу из конца в конец, и проверили его с помощью нехитрых тестов-ловушек. Например, в непосредственной близости от подозреваемого довольно правдоподобно инсценировались ситуации, не вмешаться в которые не смог бы даже самый черствый и трусливый отщепенец. Ограбление беззащитной женщины двумя пьяными придурками в подворотне, куда свернул незнакомец… Двое великовозрастных хулиганов обижают десятилетнего мальчишку в мужском туалете в присутствии объекта слежки… Попытка изнасилования в парке, где шествует поздно вечером подозреваемый… Несчастный случай с мужчиной, который без труда и риска можно было предотвратить: заглядевшись на что-то, подставной человек (опытный кинокаскадер), шагающий навстречу потенциальному Наблюдателю, не видит, что вот-вот провалится в открытый канализационный люк — и проваливается-таки, но «объект» и пальцем не шевелит, чтобы предупредить «ротозея»… Когда подобных эпизодов накопилось достаточно много, чтобы понять, что непримечательный малый лет тридцати пяти, с синей спортивной сумкой через плечо, в серых брюках и в рубашке неопределенного цвета с короткими рукавами спокойно проходит мимо терпящих бедствие и нуждающихся в помощи, было принято решение брать его, так сказать, «с поличным»… И тут незнакомец, видимо, заподозривший, что его «ведут», окончательно выдал себя. В самом начале оперативникам Ассоциации удалось прилепить к нему крохотный «маячок», чтобы не потерять объект слежки из виду. Каково же было удивление людей Арвина Павловича, когда, войдя в подъезд одного жилого дома, тип со спортивной сумкой исчез, а вместо него с «маячком» вышла типичная домохозяйка, собравшаяся за покупками с видавшей виды хозяйственной кошелкой. К счастью, вместо того, чтобы решить, что человек с сумкой, обнаружив на себе датчик, пересадил его на невинную домохозяйку, кому-то пришло в голову очень быстро — буквально, в считанные минуты — поднять данные о жильцах того дома и выяснить, что женщина с сумкой в нем не проживает и никому из жильцов неизвестна. Следовательно, заключил Арвин Павлович, Наблюдателям доступно еще и кардинальное изменение своего внешнего облика… что ж, это не удивительно, учитывая, откуда и с какой целью Они прибыли…

Уже не для проверки, а для поимки незнакомца была разыграна душераздирающая сценка: самосвал на полной скорости мчался по улице, а под горку из переулка прямо под колеса машины неслась детская коляска с грудным ребенком, упущенная молоденькой раззявой-мамашей, и из коляски доносился отчетливый истошный рев младенца… Времени у «домохозяйки», неторопливо шествующей по тротуару, было полным-полно, чтобы не только осмыслить ситуацию, но и предотвратить гибель малютки. Тем не менее, «женщина» лишь судорожно огляделась по сторонам, словно проверяя, не следит ли за ней кто-нибудь (естественно, ни одной живой души на пустынной улице), и попятилась, не сводя взгляда с коляски… Грузовик раздавил, как яичную скорлупу, хрупкий экипажик вместе с белоснежным свертком, перетянутым голубым бантом, и только тогда выяснилось, что в коляске вместо грудного ребенка лежала большая пластиковая кукла с электронной начинкой…

Не давая незнакомцу в облике женщины прийти в себя, сотрудники Арвина Павловича подлетели к нему сзади на машине и усыпили сильнодействующим снотворным.

Находясь в почти мертвом сне, незнакомец вернулся в свое естественное мужское обличие (метаморфозу эту запечатлели на видеопленку в качестве хотя бы косвенной улики против Наблюдателей, но потом оказалось, что никакого чудесного превращения и не было — видимо, иллюзия изменения внешности достигалась гипнотическим воздействием на органы восприятия окружающих) и был доставлен на временный командный пункт Ассоциации, расположившийся в подземном убежище местной системы гражданской обороны.

Когда обездвиженный специальными инъекциями представитель Будущего пришел в себя, Арвин Павлович лично побеседовал с ним. Наконец-то он получил уникальную возможность впервые разговаривать с одним из тех, против кого боролся все эти долгие годы, и вначале не смог сдержать свои бурные эмоции, вылившиеся в короткий, но страстный монолог типа прокурорской речи на суде. Незнакомец, с наглой усмешечкой представившийся Ивановым, не долго отпирался и полностью признал, что является Наблюдателем (он вообще держался на протяжении всей беседы так же спокойно, как привык наблюдать за катастрофами и гибелью людей; правда, когда Арвин Павлович обвинил его и его коллег в бесчеловечности, он на короткое время утратил над собой контроль). В конце концов Арвин Павлович сделал «Иванову» предложение, суть которого заключалась в том, что он должен предоставить Ассоциации сведения о предстоящих событиях… хотя бы в нашей стране… В случае отказа Арвин Павлович обещал применить кое-какие насильственные методы выуживания информации из незнакомца… гипносканирование… новейшие «сыворотки правды»… (скорее всего, он все равно применил бы эти спецсредства, даже если бы незнакомец немедленно согласился сотрудничать — дабы предотвратить его попытку дезинформировать Ассоциацию).

«Иванову» было дано определенное время на размышления… до утра (тут Арвин Павлович опять лукавил: до утра оставалось совсем немного времени, поскольку беседа-допрос происходила до глубокой ночи).

А утром человек по «экзотической» фамилии Иванов превратился в дебила, страдающего недержанием слюны и мочи и абсолютно ничего не помнящего и не соображающего. Естественно, Арвин Павлович поначалу не поверил этому внезапному сумасшествию, приняв его за великолепную актерскую игру. По отношению к незнакомцу были применены все известные методы исследований, но вывод всех специалистов был однозначен: человек этот на самом деле ничего не помнит и не знает, мозг его девственно чист, и даже жизненно важная информация из него улетучилась. Оставалось только поместить его в то заведение, где активная терапия заключается в душе Шарко и в инъекциях химикатов, делающих даже самого буйного пациента тихим и спокойным. Что в итоге и было сделано. (Примерно через полтора года бывший Наблюдатель почил от сердечного приступа, хотя недоверчивый Арвин Павлович до самого конца подозревал, что смерть эта была лишь разыграна теми, кто послал «Иванова» в наше время, с целью эвакуации его тела в будущее; он даже подумывал, не произвести ли эксгумацию трупа, но выяснилось, что останки покойного были буквально в тот же день преданы кремации).

Любой на месте Арвина Павловича был бы подавлен этой неудачей, но глава Ассоциации не собирался предаваться унынию. Годы безуспешной борьбы закалили его характер и научили извлекать крохи информации даже из своих поражений. И буквально на следующий день после скоропостижного сумасшествия захваченного «языка» он, используя связи отца, отправил на имя Горбачева короткую докладную, в которой излагал данный эпизод деятельности Ассоциации и утверждал, что ему удалось-таки вытянуть из агента будущего кое-какую информацию. В частности, о том, что в ближайшее время в городе, где был схвачен Наблюдатель Иванов, произойдет некое чудовищное бедствие. Последнее предположение было плодом логических рассуждений Арвина Павловича, успевшего сделать для себя вывод, что наиболее активно Наблюдатели копошатся в тех точках нашего пространственно-временного континуума, где вскоре должны последовать какие-либо громкие события, причем чаще всего — трагического характера… Неизвестно, поверил ли ему Михаил Сергеевич или нет (позже Арвин Павлович догадался, что генсек предпочел не то чтобы верить или не верить автору анонимного послания, а просто-напросто выждать некоторое время, дабы проверить: сбудется предсказание или нет?), но «в ответ была тишина»… А через несколько дней город, о котором шла речь в докладной, был сметен с лица земли мощным землетрясением, вызванным подземными ядерными испытаниями, проводившимися за много километров от того региона.

Арвин Павлович заявился к Генеральному без предупреждения, но никто из помощников Горбачева и не рыпнулся задерживать его: видно, ими были получены соответствующие указания. На сей раз инициатор перестройки уже не заикался о необходимости «еще поработать и обозначить», а вполне деловито осведомился, чту и в какие сроки требуется Ассоциации для успешного решения своих задач… Спустя всего месяц статус Арвина Павловича резко поднялся до поста руководителя тайного ведомства, напрямую подчиняющегося лично Михаилу Сергеевичу и никому больше.

Теперь у Ассоциации было всё, о чем в прежние времена можно было только мечтать.

Взамен требовалось лишь регулярно нашептывать главе партии и государства всякую чушь, выдавая ее за информацию, полученную от захваченных агентов «противника».

Если предсказание сбывалось — что было, разумеется, большой редкостью — то Горбачев укреплялся в правильности своего решения относительно Ассоциации, а если нет — то у Арвина Павловича всегда была наготове масса отговорок, правдиво смахивавших на уважительные причины… дескать, всё было правильно, но по вине топорной работы ряда разгильдяев — далее указывались ведомства или конкретные должностные лица — ситуация изменилась, потому как мир перескочил на другую «ветвь» исторического развития… Или, например: да, виноваты мы, Михаил Сергеевич, потому как поспешно поверили этим сволочам из будущего, которые сознательно дезинформировали нас, сдав нам своих агентов… Как правило, такая ложь сходила до поры до времени с рук, Горбачев понимающе кивал своим родимым пятном и ронял напутственно что-нибудь о необходимости «тщательной проработки информации с товарищами»…

Естественно, что «прорабатывать информацию» Арвин Павлович ни с какими «товарищами» не собирался, будь они хоть академиками семи пядей во лбу, хоть многоискушенными в вопросах информационного противоборства сотрудниками специальных «контор». По той простой причине, что все его доклады Генеральному были хорошо продуманной «туфтой». На самом же деле Ассоциация, взяв рубеж официального признания со стороны государственного и партийного руководства, продолжала свою деятельность в полностью независимом режиме. Как показали события 1991 года, это была дальновидная политика…

Когда в Москве остались только следы от танковых траков, а заговорщики из ГКЧП уже сидели в Лефортово, взбешенный генсек, прилетевший из Фороса, на секретном совещании руководителей силовых ведомств, куда был приглашен и Арвин Павлович, поочередно склонял всех присутствующих по падежам за то, что они «манкировали», по его выражению, представить ему заранее доклады о готовящемся путче. В самом конце он впервые нарушил им же утвержденные правила конспирации и патетически провозгласил, указав рукой на Арвина Павловича:

— Вот у кого вам учиться надо, товарищи!.. Вот кто единственный дал мне вовремя информацию, что со дня на день заговор развалится сам по себе, благодаря чему мы избежали ненужного массового кровопролития!..

В запале генсек даже объявил Арвину Павловичу личную благодарность и попросил подготовить список сотрудников Ассоциации, отличившихся в «операции».

По залу пополз нехороший шепоток.

Следствием этого совещания стало то, что отныне Асссоциация была взята на заметку конкурирующими ведомствами и управлениями как источник надежной, хотя и из неизвестных источников, информации о будущих потрясениях. Это значительно осложнило деятельность Арвина Павловича и его подручных, потому что теперь приходилось сражаться на два фронта. С одной стороны — охотиться за невидимым противником, а с другой — обороняться от своих же «коллег», готовых дорого заплатить за секрет необычайной осведомленности Ассоциации. Вступать в торговые переговоры на этот предмет Арвин Павлович отказался, и тогда ему была объявлена война. Война есть война, и она требует жертв. Однажды в Ассоциации были выявлены несколько внедренных в нее офицеров КГБ. Всех их после допроса расстреляли и утопили в Москве-реке, а отрубленные правые кисти их рук отправили на Лубянку, дабы можно было по результатам дактилоскопической экспертизы вычислить «павших при исполнении своего служебного долга»…

Никто не знал, что именно Арвин Павлович стоял за решением Горбачева уйти с политической сцены в начале 1992 года, когда его фактически приперли к стене беловежские деятели. «Не надо, Михаил Сергеевич, — посоветовал тогда руководитель Ассоциации нервничающему генсеку, — не цепляйтесь вы за свое кресло… Есть информация, что в этом случае вы и члены вашей семьи останетесь в живых и даже будете еще процветать».

Генеральный долго молчал, а потом проронил:

— А если я не отрекусь?..

— У меня нет информации о таком варианте, — усмехнулся Арвин Павлович, красноречиво потирая руки так, словно мыл их с мылом.

Генсек все-таки послушался Ассоциацию, и именно тогда в голове Арвина Павловича впервые забрезжила смутная идея насчет того, что информация о будущем — страшная вещь, потому что с ее помощью можно вертеть как тебе угодно не только отдельными людьми, но и всей страной… а то, может быть, и всем миром… Но для этого следует действительно обладать такой информацией.

Отныне в деятельности Ассоциации наметилась новая линия. Если раньше Арвин Павлович и компания боролись против того, чтобы потомки могли изучать человечество эпохи конца двадцатого века, как через увеличительное стекло, то теперь они поставили перед собой несколько иную задачу. Наблюдателей следовало захватить для того, чтобы выпытать у них сведения не о ближайшем будущем, а, ни много, ни мало, о том способе, каким они могли попадать в наше время из будущего… будь то пресловутая машина времени или что-то иное… Далее Арвин Павлович собирался использовать этот способ для того, чтобы повести с врагом диверсионно-шпионскую войну на его же территории, заслав в будущее своих собственных разведчиков.

Однако легко сказать — трудно сделать.

А тут еще на смену человеку с родимым пятном на лбу пришел некогда опальный Борис Николаевич, который решил поменять в государстве не только строй, но и всех должностных лиц… всю «команду», по его спортивно-политической терминологии… и в одном из сейфов, доставшихся ему от предшественника, он обнаружил кое-какие бумаги, где упоминалась Ассоциация. Вызвав Арвина Павловича к себе на аудиенцию, первый российский президент без обиняков спросил его:

— Ты вот что, паря, мне скажи… Правда, что ты и твои парни предсказываете будущее?

— Неправда, — честно признался Арвин Павлович.

— Так какого же тогда хрена вы едите казенный хлеб? — удивился Б.Н. — Мне дармоеды, понимаешь, не нужны!.. Ты это… давай… или на меня будешь работать, или против меня…

И он широко улыбнулся, видимо, забыв о том, что на встрече не присутствуют представители средств массовой информации.

— С вашего позволения, я буду работать только на себя, Борис Николаевич, — вежливо сказал Арвин Павлович, возмущенный отношением к себе со стороны нового главы государства.

И, не оглядываясь, вышел.

В ту же ночь Ассоциация, поднятая Арвином Павловичем по тревоге, сменила все свои штаб-квартиры и явки и ушла в глубочайшее подполье, прихватив в качестве трофеев, добытых в прежних сражениях, технику, спецсредства и кое-какую материальную базу.