Зимних дел мастер

Глава седьмая В вихре Танца

Зимовой и Госпожа Лето… танцевали. Этот танец никогда не останавливался.

Ведь на самом деле Зима не умирает. Не умирает так, как это делают люди. Она таится в запоздалых заморозках, в предвестниках осени холодными летними вечерами, а в жару она спасается бегством в горы.

Лето тоже не умирает. Лето прячется в почве, зимующие под землей почки набухают и тянут беленькие ростки под опавшую листву. Какая-то его часть устремляется в сердце самой жаркой пустыни, где не бывает зимы. Для животных это всего лишь погода, часть их существования.

Когда появились люди, они дали им названия, так же как древние народы наполнили звездное небо героями и чудовищами, превратив их этим в истории. И люди полюбили истории, поскольку то, что стало историей, можно изменить. Но в этом-то и была загвоздка.

Госпожа Лето и Зимовой танцевали круглый год, меняясь местами осенью и весной, и такой порядок существовал тысячи лет, вплоть до тех пор, пока одна девочка не потеряла голову и не кинулась в пляс в самое неподходящее время.

Но История тоже живет своей жизнью. Можно представить ее пьесой. Представление продолжается весь год и если исполнителем роли окажается не настоящий актер, а всего лишь девочка, случайно забредшая на сцену, то несладко ей придется. Она должна будет носить костюм, играть роль и надеяться, что все хорошо закончится. Измени Историю, даже не желая того, и История изменит тебя.

Вообще-то, мисс Тик употребила намного больше слов и в том числе такие сложные, как «антропоморфная персонификация», но у Тиффани в голове все отложилось именно в таком виде.

– Значит… Я не богиня? – спросила она.

– Ох, как мне не хватает школьной доски, – вздохнула мисс Тик. – Хотя, вряд ли она пережила бы утопление, да и мел размокнет…

– То, о чем мы думаем, произошло во время Танца, – громко сказала Матушка Ветровоск. – Вы с Госпожой Лето… перемешались.

– Перемешались?

– У тебя могут проявиться кое-какие из ее дарований. В мифах о Госпоже Лето говорится, что под ее ногами расцветают цветы, – продолжила Матушка Ветровоск.

– Расцветают, где бы ни ступила, – чопорно поправила ее мисс Тик.

– Что? – огрызнулась Матушка, расхаживающая туда-сюда перед камином.

– Там говорится, «Где ни ступила бы ее нога», – пояснила мисс Тик. – Так более поэтично.

– Ха, – ответила Матушка. – Поэзия!

«Интересно, будут ли у меня из-за этого неприятности?» – подумала Тиффани.

Вслух она спросила:

– А что насчет настоящей Госпожи Лето? Она будет сердиться?

Матушка Ветровоск остановилась и поглядела на мисс Тик, которая ответила:

– Ах, да… Эээ… Мы изучаем любую возможность…

– Другими словами, мы не знаем, – сказала Матушка. – Вот в чем правда. Это же боги. Но, раз уж ты спросила, то да, она может быть несколько раздражена.

– Я не видела ее в Танце, – сказала Тиффани.

– А Зимового ты видела?

– Хм… нет, – ответила Тиффани. Какими словами можно описать то удивительное, бесконечное, золотое кружение, длящееся всего один миг? Когда ты не ограничена ни телом, ни мыслями. Но там было два голоса, которые спросили «Кто ты?».

Тиффани надела ботинки.

– Э… Где она сейчас? – спросила она, завязывая шнурки. Кто знает, вдруг ей придется удирать.

– Наверное, спряталась под землю на зиму. Госпожа Лето не разгуливает по земле, когда зима настает.

– До сих пор не разгуливала, – с готовностью встряла Нянни Огг. Казалось, что все происходящее доставляет ей удовольствие.

– Ах, миссис Огг напомнила еще об одной проблеме, – сказала мисс Тик. – Зимовой и Госпожа Лето, ммм, они… никогда не… – она умоляюще поглядела на Нянни Огг.

– Они встречаются только в Танце, – пояснила Нянни Огг. – Но сейчас ты здесь и он считает тебя Госпожой Лето, нахально разгуливающей вокруг, поэтому ты можешь… как бы это сказать…?

– …вызывать в нем романтические побуждения, – быстро вставила мисс Тик.

– Я бы сказала не так, – не согласилась Нянни Огг.

– Да уж, я полагаю, что не так! – сказала Матушка. – Я полагаю, ты собиралась использовать Выражения!

Тиффани могла слышать заглавную В, ясно говорящую, что упомянутые выражения в приличном обществе не употребляются.

Нянни встала и попыталась принять надменный вид, но с лицом, как счастливое яблочко, это сделать очень трудно.

– Вообще-то я собиралась обратить внимание Тиффани вот на что, – сказала она, снимая безделушку с заставленной украшениями каминной полки. Это был маленький домик. Тиффани уже успела его заметить; в передней стене у него были две крошечные двери и перед ней стоял маленький деревянный человечек в высокой шляпе.

– Это погодный домик, – сказала Нянюшка, передавая его Тиффани. – Я не знаю, как он работает – там есть какие-то специальные веревочки или что-то вроде того – но перед дождем из него выходит маленький деревянный человечек, а в ясную погоду – маленькая деревянная женщина. Но они стоят на маленьком стержне, видишь? Они не могут выйти одновременно, понимаешь? Никогда. И я не могу отделаться от мысли, что когда погода меняется, маленький человечек может увидеть краем глаза женщину и подумать…

– Это касается секса? – спросила Тиффани.

Мисс Тик посмотрела на потолок. Матушка Ветровоск откашлялась. Нянни расхохоталась во все горло, так громко, что даже деревянный человечек смутился.

– Секс? – спросила она. – Между Летом и Зимой? Надо подумать.

– Нечего… об этом… думать, – процедила Матушка. Она повернулась к Тиффани. – Он очарован тобой, вот в чем дело. И мы не знаем, сколько в тебе могущества Летней Хозяйки. Она может быть соврешенно ослабевшей. И тебе придется быть летом во время зимы до тех пор, пока зима не закончится, – ровным голосом закончила она. – Так будет справедливо и никаких оправданий. Ты сделала выбор. Ты получила то, что выбрала.

– А не могла бы я просто найти ее и извиниться… – начала Тиффани.

– Нет. Старые боги не большие поклонники извинений, – ответила Матушка, расхаживая перед камином. – Они знают, что это всего лишь слова.

– Знаешь, что я думаю? – сказала Нянни. – Я думаю, что она наблюдает за тобой, Тифф. Она говорит себе: «Что это за легкомысленная девица разгуливает в моих тапочках? Что же, пусть пройдет в них с милю и там посмотрим, как ей это понравится!»

– В словах миссис Огг что-то есть, – сказала мисс Тик, перелистывая Мифологию Чаффинча. – Боги требуют расплаты за ошибки.

Нянни Огг похлопала Тиффани по руке.

– Если ей хочется посмотреть, на что ты способна, покажи ей это, Тифф. Вот так! Удиви ее!

– Вы имеете в виду Госпожу Лето? – сказала Тиффани.

Нянни подмигнула.

– О, и госпожу Лето тоже!

Мисс Тик издала звук, похожий на сдавленный смешок. Матушка Ветровоск кинула на нее быстрый взгляд.

Тиффани вздохнула. Хорошо говорить о выборе, но сейчас-то у нее выбора нет.

– Ладно. Что еще можно ожидать кроме… ног?

– Сейчас, ээ, посмотрю, – сказала мисс Тик, продолжая листать. – Ага… Тут сказано, что она была, вернее есть, прекраснее звезд на небе…

Все поглядели на Тиффани.

– Тебе надо что-то сделать с волосами, – наконец сказала Нянни Огг.

– Например? – спросила Тиффани.

– Да хоть что-нибудь.

– Кроме ног и прически, – резко сказала Тиффани, – есть что-нибудь еще?

– Здесь также приведена цитата из одной древней рукописи: «В апреле она ступает по траве и заполняет улья сладким медом», – доложила мисс Тик.

– Как мне это сделать?

– Я не знаю, но подозреваю, что это произойдет в любом случае, – ответила мисс Тик.

– И все заслуги припишут Госпоже Лето?

– Я подозреваю, для того, чтобы все это произошло, достаточно лишь ее существования и ничего больше.

– Что-нибудь еще?

– Эээ, да. Ты должна принять меры, чтобы зима закончилась, – продолжила мисс Тик. – И, конечно же, вести дела с Зимовым.

– И как мне сделать это?

– Мы думаем, что ты только должна… быть, – сказала Матушка Ветровоск. – А может ты все узнаешь, когда придет время.

Мяу.

– Быть где? – спросила Тиффани.

– Везде. Повсюду.

– Матушка, у вас шляпа пищит, – сказала Тиффани. – Она мяукнула!

– Ничего подобного, – отрезала Матушка.

– Мяукнула и ты это знаешь, – сказала Нянни Огг. – Я тоже это слышала.

Матушка Ветровоск фыркнула и сняла шляпу. Беленький котенок, свернувшийся клубком вокруг тугой кубышки волос, зажмурился от света.

– Ничего не могла поделать, – проворчала Матушка. – Если оставить эту заразу одну, она залезает под комод и орет, и орет.

Матушка огляделась по сторонам, как бы подзадоривая остальных на высказывание.

– Ничего, – добавила она. – Зато голове тепло.

Грибо, спящий в своем кресле, лениво приоткрыл левый глаз.

– Эй, Ты, слезай давай, – сказала Матушка, снимая котенка с головы и ставя его на пол. – Осмелюсь предположить, у миссис Огг на кухне есть молоко.

– Не так много, – ответила Нянни. – Могу поклясться, его что-то пьет!

Действующий глаз Грибо широко раскрылся и он глухо заурчал.

– Ты точно знаешь, что делаешь, Эсме? – спросила Нянюшка и потянулась за подушкой, чтобы бросить ее. – Он ревностно охраняет свою территорию.

Кошечка Ты уселась и начала мыть ушки. Но как только Грибо приподнялся, она невинно взглянула на него и, выпустив когти, прыгнула ему на нос.

– Она тоже, – ответила Матушка.

Грибо скатился с кресла, пролетел через комнату и исчез на кухне. Из кухни донесся грохот падающих кастрюль, крышка от кастрюльки, лязгая, прокатилась по полу, завертелась, как юла, и наконец все стихло.

Кошечка, бесшумно переступая мягкими лапками, вернулась в комнату, запрыгнула в пустое кресло и свернулась клубком.

– На прошлой неделе он разодрал на части волка, – сказала Нянни Огг. – Ты не Икспериментировала[5] с бедняжкой, а?

– Даже и не мечтала, – ответила Матушка. – Просто она знает, что ей нужно, вот и все. – Она повернулась к Тиффани. – Думаю, что Зимовой оставит тебя в покое на какое-то время. – сказала она. – Скоро зима. Он будет очень занят. А миссис Огг тем временем научит тебя… всему, что знает.

И Тиффани подумала: интересно, насколько нескромным будет это учение.

Посреди продуваемой всеми ветрами вересковой пустоши в глубоком снегу застрял фургон. Внутри него, вокруг остывающей печки, сидели странствующие библиотекари, размышляя, что бы им еще сжечь.

Тиффани мало чего удалось разузнать о библиотекарях. Они чем-то напоминали странствующих жрецов и учителей, которые приходили даже в самые крохотные и малолюдные деревушки, поставляя то, без чего люди могут обходиться неделями, но что иногда бывает им до зарезу нужно – богослужения, лекарства, факты. Занять книгу в библиотеке стоило пенни, но библиотекари часто принимали в оплату еду и поношенную одежду. Однако, если принести им новую книгу, то они давали почитать десять книг бесплатно.

Временами можно было заметить два или три библиотечных фургона, расположившихся на поляне, и в воздухе пахло клеем, который варили, чтобы починить истрепавшиеся книги. Некоторые книги были такими старыми, что их текст был полуистерт взглядами читателей.

Библиотекари были таинственными существами. Говорили, что они понимали, какая книга вам нужна, лишь взглянув на вас, и что они могли отобрать у вас голос словом.

Но сейчас, в застрявшем фургоне, они шарили по книжным полкам в поисках знаменитой книги Т.Г. Маусхолдера «Выживание в снегах».

Положение становилось все более отчаянным. Волы, тянущие фургон, разорвали привязи и убежали, спасаясь от вьюги, печка почти прогорела и что было хуже всего, догорали последние свечи, а это означало, что вскоре они не смогут читать книги.

– В книге К. Пайерпойнта Паундсворта «Среди снежных куниц» сказано, что участники злосчастной экспедиции в Китовом Заливе выжили, питаясь супом из пальцев собственных ног, – сказал Помощник Библиотекаря Гриззлер.

– Очень интересно, – ответил Старший Библиотекарь Свинслей, обыскивающий нижнюю полку. – А рецепт там есть?

– Нет, но он может быть в книге Роскоша Ворона «Кулинария в Затрудненных Обстоятельствах». Это там мы вчера нашли рецепт Питательного Сюрприза из Вареных Носков…

В дверь оглушительно забарабанили. Дверь фургона состояла из двух половинок – верхней и нижней. Можно открывать только верхнюю часть и использовать выступ на нижней части как подставку. Стук не прекращался и в щель между половинками посыпался снег.

– Надеюсь, это не волки опять, – сказал мистер Гриззлер. – Я всю ночь не спал!

– А у них принято стучать? Надо бы глянуть в «Повадках волков» капитана У.И. Лайтли, – ответил ему Старший Библиотекарь Свинслей. – А еще проще взять и открыть дверь. Давай быстро! Свечи вот вот-погаснут!

Гриззлер открыл верхнюю половинку двери. На ступеньках стояла высокая темная фигура, трудно различимая в неровном лунном свете.

– Я ищу Романьтизм, – громко сказала фигура.

Помощник Библиотекаря на мгновение задумался и затем спросил:

– Холодище-то какой, а?

– Энто вы те люди со всякими разными книжками? – упорствовала фигура.

– Точно… О, книги о любви! Да, конечно! – с облегчением сказал мистер Свинслей. – В таком случае вам нужна мисс Дженкинс. Мисс Дженкинс, подойдите, пожалуйста.

– Да вы тута змерзли, кажись, – продолжала фигура. – С потолка сосульки свешиваются.

– Да, но к книгам мы их не подпустили, – ответил мистер Свинслей. – Ага, мисс Дженкинс, вот джентельмену нужны книги о любви. Это ваш отдел.

– Да, сэр, – ответила мисс Дженкинс. – Какого рода книги о любви вам нужны?

– О, ну тама обкладинка, вишь, со страницами и письменами, – пояснила фигура.

Мисс Дженкинс, привыкшая к подобным вещам, скрылась в темном конце фургона.

– Да энти противцы совсем ошалели! – послышался другой голос. Он исходил откуда-то из недр искателя книги, намного ниже головы.

– Простите? – спросил мистер Свинслей.

– А, нае проблемо, – быстро ответила фигура. – То мя буркотлива коленка донимает, старая беда…

– Почему бы им не спалить все энти книги, а? – пробурчала невидимая коленка.

– Я звиняюсь, знаете, как эти колени могут вас опозорить на людях. От я мученик, – проговорил путник.

– Я вас так понимаю. Мой локоть так же ведет себя в сырую погоду, – ответил мистер Свинслей.

В нижней половине тела путника поисходила какая-то борьба и он весь трясся, как марионетка.

– С вас один пенни, – появилась мисс Дженкинс. – И мне нужны ваши имя и адрес.

Темная фигура пожала плечами.

– О… Мы никогда наши прозвания и адрес не даем! Это супротив нашей религии, вишь ли. Эээ… Не хочу уподобляться своей коленке, но почему здесь така холодища?

– Наши волы убежали и, увы, снег слишком глубок, чтобы идти, – ответил мистер Свинслей.

– Айе. Но у вас тута печка и все эти старые ихсошие книженции, – сказала темная фигура.

– Да, мы знаем, – ответил озадаченный библиотекарь.

Возникла неприятная пауза, обычная для таких моментов, когда собеседники даже не собираются понимать чужую точку зрения. Затем разговор продолжился:

– Вот что я те реку, я и… мое колено… пойдем и поймаем ваших коровок, а? – сказала таинственная фигура. – Будет стоить пенни, а? Величий Ян, ты щас у меня дождешься!

Путник исчез. Лишь снег кружился в лунном свете. Какое-то мгновение была слышна возня, затем раздался вопль «Кривенс!», быстро затихающий вдали.

Библиотекари только собирались закрыть дверь, как вдруг услышали приближающееся мычание перепуганных волов.

По сверкающей в лунном свете поляне двигались две полукруглые снежные волны. Животные плыли по снегу, как парусники, и мычали на луну. Волны остановились в нескольких метрах от фургона. Мелькнуло расплывчатое, красно-синее пятно и любовный роман исчез.

Но что показалось библиотекарям действительно странным, как они все согласились, это то, что стремительно несущиеся сквозь снег волы двигались задом наперед.

С Нянни Огг так просто не смутишься, ее смех прогонял любое смущение. А ее саму ничто не могло сконфузить.

Тиффани, одетая в дополнительную пару носков, дабы избежать нежелательных растительных происшествий, отправилась с ней «обходить дома», как говорят ведьмы.

– Ты помогала мисс Тенете? – спросила Нянни, когда они вышли из дома. Большие, тяжелые тучи сгрудились на горных вершинах, похоже, что ночью будет снегопад.

– Да, и мисс Левел и мисс Пуландер.

– Нравится тебе это дело? – спросила Нянюшка, закутываясь в накидку.

– Иногда. Нет, я понимаю, почему мы этим занимаемся, но временами тебя начинают доставать все эти глупцы. Вот лекарства делать мне нравится.

– Разбираешься в травах?

– Нет. Я очень хорошо разбираюсь в травах.

– О, да ты немного хвастунишка, а? – подначила ее Нянни.

– Глупо заявлять такое, если не уверен в себе, миссис Огг.

– Это точно. Это хорошо. Хорошо, когда разбираешься хоть в чем-то. Так, наше следующее скромное благодеяние…

…Вымыть старушку, как можно чище, с помощью пары жестяных тазиков и кучи мочалок. Это было ведовством. Затем они заглянули к женщине, которая только что родила, и это тоже было ведовством; и к человеку с отвратительной раной в ноге, о которой Нянни Огг сказала, что она почти прошла, что тоже было ведовством. Затем, в одном из стоящих на отшибе маленьких домишек, тесно прижавшихся друг к другу, они вскарабкались вверх по узкой лестнице в крошечную спаленку, где в них выстрелили из арбалета.

– Жив еще, курилка? – спросила Нянюшка. – Хорошо выглядишь! Могу поклясться, тот тип с косой уж и забыл, где тебя искать!

– Я его дожидаюсь, миссис Огг! – бодро ответил старик. – Уж коли придется мне умирать, то я и его прихвачу с собой!

– А это моя Тифф. Она учится ведовству, – сказала Нянни, повышая голос. – Это мистер Хогспарсли, Тифф… Тифф? – Нянни пощелкала пальцами перед глазами Тиффани.

– А? – сказала Тиффани, застывшая в ужасе.

Звук выстрела, раздавшегося сразу после того, как Нянни открыла дверь, был сам по себе устрашающим, но она могла бы поклясться, что стрела прошла прямо сквозь Нянюшку и вонзилась в дверной косяк.

– Как не стыдно стрелять в юную леди, Билл, – строго сказала Нянни, взбивая подушки. – И миссис Доусер жалуется, что ты стреляешь в нее, когда она приходит тебя проведать, – добавила она, ставя корзинку на пол рядом с кроватью. – Разве так обращаются с порядочной леди, что приносит тебе еду, а? Как не стыдно!

– Простите, Нянюшка, – пробормотал мистер Хогспарсли. – Просто она тощая, как спичка и вся в черном. В слабом свете и обознаться нетрудно.

– Мистер Хогспарсли лежит и Смерть поджидает, Тифф, – продолжала Нянни. – Госпожа Ветровоск помогла смастерить особые ловушки и стрелы для Смерти, так ведь, Билл?

– Ловушки? – прошептала Тиффани.

В ответ Нянни подтолкнула ее локтем и показала на пол. На полу были нарисованы страшные шипастые капканы.

Они все были начертаны углем.

– Верно я говорю, Билл? – повторила Нянни, повышая голос. – Она помогла тебе с ловушками!

– Верно, она их смастерила! – ответил мистер Хогспарсли. – Ха! Не хотел бы перейти ей дорогу!

– Это точно! Поэтому больше никаких стрел из арбалета ни в кого, кроме Смерти, хорошо? Иначе госпожа Ветровоск больше не будет тебе помогать, – сказала Нянюшка, ставя бутылку на старый деревянный ящик, служащий мистеру Хогспарсли прикроватным столиком. – Вот твоя порция, свеженькая. Куда она дела твою боль?

– Вот тут на плече, миссус, мне совсем не мешает.

Нянни дотронулась до его плеча и на мгновение о чем-то задумалась.

– Это такая белая с коричневым загогулина? Такая вытянутая?

– Точно, миссус, – сказал мистер Хогспрасли, вытаскивая пробку из бутылки. – Качается там и смешит меня. – Пробка с хлопком выскочила. В комнате разлился запах яблок.

– Оно растет, – заметила Нянюшка. – Госпожа Ветровоск придет вечером, чтобы удалить его.

– Ваша правда, миссус, – сказал старик, наливая кружку до краев.

– Постарайся не подстрелить ее, хорошо? Это ее только разозлит.

Когда они покинули дом, пошел снег, крупные пушистые хлопья, предвещающие много дел.

– На сегодня все, – объявила Нянни. – У меня есть кое-какие дела в Ломте, но я займусь ими завтра.

– Стрела, которую он в нас выпустил… – сказала Тиффани.

– Воображаемая! – ответила Нянни, улыбаясь.

– На мгновение она была совсем как настоящая!

Нянни Огг расхохоталась.

– Просто изумительно, что Эсме Ветровоск может заставить людей вообразить!

– Например, ловушки для Смерти?

– О, да! Зато это вернуло старине интерес к жизни. Он уже на пороге. Но по крайней мере, Эсме постаралась, чтобы боли не было.

– Потому что боль висит в воздухе над его плечом? – спросила Тиффани.

– Ага. Она удалила ее из тела, так что ему теперь не больно, – ответила Нянни. Снег скрипел под ее ногами.

– Я не знала, что так можно делать.

– Я умею убирать боль в простых случаях, например, когда зубы болят и так далее. Но Эсме у нас чемпион. Никто из нас не самонадеян настолько, чтобы отказываться от ее помощи. Забавно, как много хорошего она делает людям, учитывая, что не больно-то она их любит.

Тиффани мельком глянула на небо, но Нянни была таким неудобным человеком, который замечал все.

– Задумалась, не свалится ли тебе на голову влюбленный мальчишка? – спросила она, широко ухмыляясь.

– Нянни! В самом-то деле!

– Но ты же задумалась, верно? – сказала Нянни, не ведающая стыда. – Конечно, он всегда где-то рядом, если подумать. Ты проходишь сквозь него, чувствуешь его на своей коже, ты стряхиваешь его со своих ботинок, заходя в дом…

– Не надо так говорить, пожалуйста? – сказала Тиффани.

– К тому же, что такое время для стихии? – весело болтала Нянни. – Чай снежинки сами себя не делают, особенно если руки-ноги надо правильно расположить…

«Она посматривает на меня искоса, проверяя, не покраснела ли я, – думала Тиффани, – я знаю».

Затем Нянни толкнула ее локтем в ребра и засмеялась одним из своих смехов, который заставил бы покраснеть и камень.

– Тем лучше для тебя! – сказала она. – Я просто обожала стряхивать с ботинок кое-кого из своих дружков!

Тиффани уже собралась укладываться, как обнаружила под подушкой книгу.

Название, выведенное кричащим красным цветом, гласило «Игрушка Страсти» Марджори Дж. Коррсет. Ниже, буквами поменьше, было добавлено: «Боги и Люди сказали – их любви не бывать, но они не слушали никого! Новый роман о страстной любви от автора Разделенных Сердец!!!»

На обложке была изображена девушка в довольно скудных, на взгляд Тиффани, одеждах. Ее волосы и платье развевались на ветру. Она явно была в отчаянии и также слегка замерзла. С некоторого расстояния за ней наблюдал юноша, сидя верхом на коне. По видимому, начиналась гроза.

Странно. Внутри стоял библиотечный штамп, а библиотекой Нянни не пользовалась. Ну что же, почему бы не почитать перед сном.

Тиффани перевернула первую страницу. Затем вторую. Когда она добралась до девятнадцатой, то встала и сходила за Словарем без Пропусков.

У меня есть старшие сестры и кое в чем я разбираюсь, сказала себе Тиффани. Но эта Марджори Дж. Коррсет просто смехотворно заблуждается в некоторых вещах. Например, девушки на Мелу не часто бегают от парней, достаточно богатых, чтобы иметь свою собственную лошадь – или же бегают недолго, оставляя шанс быть пойманными. И Мэгс, героиня книги, не имела ни малейшего представления о работе на ферме. Какой парень будет заинтересован в девушке, не умеющей ни лекарство корове дать, ни поросенка удержать? Какой от нее толк в хозяйстве? Коровы сами не подоятся и овцы не постригутся, пока ты будешь стоять и красоваться со своими вишневыми губками.

И еще одно. Этой Марджори Дж. Коррсет хоть что-нибудь известно об овцах? Она описывает овечью ферму летом, так? И когда же они стригут овец? Это второе по важности событие в жизни фермы и о нем даже не упомянуто?

Конечно, они могли разводить Лысых Хаббаков или Низинных Коббелвортсов, не требующих стрижки, но эти породы так редки, что любой здравомыслящий автор должен был это отметить.

И та сцена в пятой главе, когда Мэгс бросила овец пастись одних и пошла собирать орехи с Роджером… Ну что за глупость? Овцы могли забрести куда угодно и каким дураком надо быть, чтобы собирать орехи в июне.

Она прочитала еще немного и подумала: «О, понятно. Хммм. Ха. Орехи тут ни причем, оказывается. На Мелу такие вещи называли „пойти кукушкино гнездо искать“».

В этом месте она отложила книгу и сходила вниз за новой свечой, затем улеглась в кровать, согрела ноги и продолжила чтение.

Должна ли Мэгс выйти замуж за угрюмого темноглазого Вильяма, хозяина двух с половиной коров или же ей переметнуться к Роджеру, называющему ее «моя гордая красотка», но который очевидно плохой, потому что у него усы и он ездит верхом на черном жеребце?

Почему она вообще должна выбирать между ними двумя, задумалась Тиффани. В любом случае, она слишком много времени проводит, простаивая с многозначительным видом и надувая губки. Им всем делать что ли нечего? И если она всегда так одевается, то подхватит лихорадку.

Просто удивительно, с чем приходится мириться мужчинам. Но это все наводит на размышления.

Она задула свечу и нырнула под стеганное пуховое одеяло, белое, как снег.

Снег укрыл Мел. Овцы на нем казались грязно-желтыми. Снег скрыл звезды, но сверкал своим собственным светом. Он лип к окнам, скрадывая теплое сияние свечей. Но замок ему скрыть не удавалось. Замок стоял на холме неподалеку от деревни, каменная громада царила над крытыми соломой домишками. Казалось, что домишки выросли из земли, но замок пригвождал землю. Он говорил: Я Владею.

Роланд сидел у себя в комнате и старательно писал. Он не обращал внимания на стук молотков снаружи.

Аннаграмма, Петулия, мисс Тенета – письма Тиффани были наполнены людьми из дальних мест со странно звучащими именами. Иногда он пытался представить себе их и задумывался, не выдумала ли она их всех. Все это ведовство казалось… не таким, каким его расписывали. Оно казалось…

– Ты слышишь, негодный мальчишка? – торжествующе закричала Тетя Данута. – Теперь твоя дверь забита снаружи! Это для твоего же блага. Будешь сидеть там до тех пор, пока не будешь готов извиниться!

– тяжким трудом, если честно. Заслуживающим уважения, как например посещения больных и все такое, но отнимающим все время и не очень-то магическим. Ему доводилось слышать о «танцах без подштанников» и он прилагал все усилия, чтобы не фантазировать о них, но как бы то ни было, похоже, что ничего подобного не происходило. Даже полет на метле звучал таким…

– И нам стало известно о твоем секретном проходе, о да! Его замуровали! Больше не сможешь показывать кукиш людям, которые так стараются ради тебя!

– скучным. Он отложил перо, с отсуствующим видом глядя на тщательно сложенные за кроватью груды буханок и колбас. Сегодня ночью нужно будет запастись луком, подумал он. Генерал Тактикус писал, что нет ничего лучше лука для нормальной работы пищеварения, если свежих фруктов не найти.

Что бы написать, что написать… Да! Он напишет ей о званом вечере. Он пошел на него только потому, что отец, когда у него было улучшение, попросил его об этом. Очень важно поддерживать отношения с соседями, но не с родственниками! Так приятно было прогуляться и ему удалось оставить лошадь в конюшне мистера Геймли, где тетушкам не пришло бы и в голову искать. Да… Ей будет приятно почитать про вечеринку.

Тетушки начали кричать, что запрут дверь в комнату отца. И они перекрыли секретный проход. Это означало, что теперь у него остались только вынимающийся камень в стене, открывающий проход за гобелены в соседней комнате; незакрепленная плитка в полу, позволяющая проникнуть в комнату снизу и цепь за окном, по которой он мог спуститься на землю. И на его столе, на книге Генерала Тактикуса, лежал набор новеньких, сияющих ключей от замка. Мистер Геймли сделал их для него. Кузнец был вдумчивым мужчиной и видел смысл в дружбе с будущим бароном.

Он мог выходить и идти куда захочет, что бы они не делали. Они могут запугать его отца, они могут кричать сколько им влезет, но они никогда не заполучат его.

Многому можно научиться из книг.

Зимовой учился. Учеба давалась ему нелегко и медленно. Что поделать, ведь ему пришлось сделать мозги изо льда. Однажды он наткнулся на снеговиков. Их лепили из снега маленькие люди. Как оказалось, только они и люди в остроконечных шляпах могли слышать его. Большие люди знали, что в воздухе не бывает невидимых разговаривающих созданий. Но самые маленькие еще этого не выучили.

На улице большого города стоял большой снеговик. Вообще-то, честнее было бы назвать его грязевик. Технически, он был сделан из снега, но снег, пролетев сквозь городской туман, смог и дымы, стал желтовато-серым и затем, то, что попало на мостовую, было отброшено в сточные канавы колесами экипажей. В лучшем случае, его можно было назвать почти снеговик. Но три неопрятных ребенка все равно его лепили, потому, что на то он и снег, чтобы лепить из него что-нибудь, что можно будет назвать снеговиком. Даже если он будет желтого цвета.

Но они старались как могли, используя то, что было у них под рукй – две лошадиные катышки вместо глаз и дохлая крыса вместо носа.

Когда они вставляли их, снеговик заговорил с ними.

Маленькие люди, почему вы это делаете?

Мальчик, который, возможно, был старшим мальчиком, поглядел на девочку, которая могла быть старшей девочкой.

– Я скажу тебе, что слышал, если ты тоже скажешь, что слышала.

Девочка, которая была еще слишком мала, чтобы услышав голос снеговика, подумать «снеговики не разговаривают», ответила:

– Их вставляют, чтобы вы стали снеговиком, мистер.

Тогда я стану человеком?

– Нет, потому что… – она замялась.

– У тебя внутренностев нет, – сказал третий, самый маленький ребенок, который мог быть либо младшим мальчиком, либо младшей девочкой, но он был так укутан в одежду, что невозможно было точно сказать. На нем была розовая шерстяная шапочка с кисточкой, но это мало что меняло.

Однако, кто-то позаботился о нем и вышил буквы «Л» и «П» на его варежках и «П» и «З» на курточке, «В» на шапке и «Н» внутри его резиновых ботиков. Поэтому, хотя было непонятно, кто перед вами, но по крайней мере можно было узнать, где у него верх и низ и куда он смотрит.

Мимо проехала повозка, отбрасывая волну снежной жижы.

Внутренности? – сказал секретный голос снеговика. – Да, сделанные из особой пыли! Но из какой пыли?

– Железной, – предположил старший мальчик. – Железа, чтобы сделать гвоздь.

– Ага, правильно, там так говорится, – подхватила предположительно старшая девочка. – Мы обычно скачем под нее. Э… Железа, чтобы сделать гвоздь, воды – корову утопить…

– Собаку, – поправил ее предположительно старший мальчик. – Там идет: Воды, щенка в ней утопить. Серы – вывести всех блох. А про корову там сказано: Яд – корову отравить.

Что это? – спросил Зимовой.

– Это… Что-то вроде старинной песни, – ответил старший мальчик.

– Скорее стих. Его все знают, – добавила старшая девочка.

– Эта называется «Из Чего Только Сделаны Люди», – вставил ребенок, повернутый в нужную сторону.

Расскажите мне остальное, – потребовал Зимовой и они рассказали ему все, что знали, прямо здесь, на ледяной мостовой.

Когда они закончили, предположительно старший мальчик с надеждой спросил:

– Ты не возьмешь нас полетать с собой?

Нет, – ответил Зимовой. – Я должен отправиться на поиски! Поиски того, из чего сделан человек!

В один из морозных дней, когда даже небо застыло от холода, в дверь Нянюшкиного дома бешено заколотили. Это была Аннаграмма, которая чуть ли не рухнула через порог. Выглядела она ужасно и у нее зуб на зуб не попадал.

Нянни и Тиффани подвели ее к огню, но она сразу заговорила, даже не дав зубам согреться.

– Ччччерепа! – потребовала она.

Боже мой, подумала Тиффани.

– Что с ними? – спросила она, а Нянни Огг поспешила на кухню за горячим питьем.

– Ччччерепа ммммис Тттенеты!

– Да, и что с ними?

Аннаграмма отхлебнула из кружки.

– Что ты с ними сделала? – выдохнула она, какао потекло по ее подбородку.

– Похоронила.

– О, нет! Почему?

– Это же черепа. Нельзя черепам валяться где попало!

Аннаграмма дико огляделась.

– Можешь дать мне лопату?

– Аннаграмма! Нельзя раскапывать могилу мисс Тенеты!

– Но мне нужны черепа! – настаивала Аннаграмма. – Местные… Они как в былые времена! Я собственноручно побелила дом! Ты можешь себе представить, сколько времени мне потребовалась, чтобы забелить черное? Так они стали жаловаться! Они отказывались принимать кристаллические лекарства, только хмурились и твердили, что мисс Тенета давала им липкую черную микстуру, мерзкую на вкус, но очень действенную! И они постоянно просят меня, чтобы я уладила их никчемные глупые недоразумения, а я не имею ни малейшего понятия, о чем они говорят. И сегодня утром умер старик, и я должна подготовить его и сидеть с ним ночью. Понимаешь, это все так… противно…

Тиффани глянула на Нянни Огг, восседающую в кресле и невозмутимо попыхивающую трубкой. Глаза у нее блестели. Заметив выражение лица Тиффани, Нянни подмигнула и сказала:

– Не оставить ли мне вас, девочек, наедине, поболтать?

– Да, Нянни, пожалуйста. И, прошу вас, не подслушивайте под дверью.

– Частную беседу? Что за идея! – сказала Нянни и ушла на кухню.

– Она подслушает? – прошептала Аннаграмма. – Я просто умру, если госпожа Ветровоск узнает.

Тиффани вздохнула. Аннаграмма хоть о чем-нибудь имеет представление?

– Конечно, подслушает, – ответила она. – На то она и ведьма.

– Но она сказала, что не будет!

– Она будет, но сделает вид, что не подслушивала и она никому не скажет, – ответила Тиффани. – Это ее дом, в конце то концов.

Аннаграмма была в отчаянии.

– И во вторник мне, возможно, придется идти принимать роды куда-то к черту на кулички! Приходила какая-то старуха и все уши мне об этом прожужжала!

– Это она про миссис Оуслик, – сказала Тиффани. – Я тебе обо всем написала! Ты прочла мои записки?

– По-моему, миссис Иервиг их выбросила, – ответила Аннаграмма.

– Тебе следовало просмотреть их! Мне час потребовался, чтобы все записать! – возмутилась Тиффани. – Там целых три листа! Вот что, успокойся. Тебя учили акушерству?

– Миссис Иервиг говорила, что рождение – это естественный процесс и надо позволить природе идти своим путем, – ответила Аннаграмма. Тиффани была уверена, что из-за кухонной двери послышалось фырканье. – Зато я знаю успокоительные напевы.

– Ну, надеюсь, от них будет польза, – только и смогла сказать Тиффани.

– Миссис Иервиг говорила, что деревенские женщины сами знают, что делать, – сказала Аннаграмма с надеждой. – Она говорит, что надо доверять их крестьянской мудрости.

– А, ну вот миссис Оббл, та старуха, что приходила за тобой, не имеет ничего, кроме обычного крестьянского невежества. Она положит на рану опревшие листья, если не проследить за ней. Слушай, то, что у женщины нет зубов, вовсе не значит, что она мудра. Это может означать, что она глупая женщина в возрасте. Не подпускай ее к миссис Оуслик после родов. Роды и так будут нелегкими.

– Я знаю множество заклинаний, которые могут помочь…

– Нет! Никакой магии! Только чтобы убрать боль! Разве ты этого не знаешь?

– Да, но миссис Иервиг говорит…

– Почему бы тебе в таком случае не пойти и не попросить помощи у миссис Иервиг?

Аннаграмма вытаращила глаза на Тиффани. Слова прозвучали громче, чем та намеревалась произнести. И тогда лицо Аннаграммы приняло выражение, которое она сама, возможно, считала дружелюбным. Оно придавало ей слегка сумасшедший вид.

– Эй, вот что я придумала! – сказала она, сияя как кристалл, который вот вот разобьется вдребезги. – Почему бы тебе не вернуться в дом и не поработать на меня?

– Нет, у меня полно других дел.

– Но ты так хорошо справляешься с грязной работой, Тиффани, – сказала Аннаграмма сладким голосом. – Как будто само собой все получается.

– Я принимала ягнят с самого детства, вот почему. Маленьким ручкам легко проникнуть внутрь и распутать.

У Аннаграммы появился тот блуждающий взгляд, присущий ей, когда она что-то не поняла.

– Внутрь овцы? То есть прямо…

– Да, конечно.

– Распутать?

– Иногда ягнята идут ножками вперед, – пояснила Тиффани.

– Ножками вперед? – пробормотала Аннаграмма.

– Еще хуже бывает, когда двойня.

– Двойня… – тут Аннаграмма, будто заметив изъян, встрепенулась. – Но послушай, на картинках с пастушками ничего такого не нарисовано. Я думала, что пастушки только стоят и смотрят, как овечки едят травку.

Бывают моменты, когда задумываешься, насколько лучшим стал бы мир, если Аннаграмма получала бы время от времени оплеуху. Невообразимые, дурацкие, оскорбительные реплики; полное отсутствие заинтересованности в ком-либо еще, кроме себя; такая манера общения, как будто все вокруг плохо слышат и глупы… все это может вызвать у вас бешенство. Но вы сдержитесь, потому что изредка из-за этого лица проглядывало настоящее. Ее настоящее – озабоченное, обезумевшее личико – глядело на мир, как зайчонок на лисицу и кричало на него в надежде, что он исчезнет и не причинит ему вреда. И на сборе ведьм, которые далеко не глупы, ей передали это владение, которое стало бы тяжелой работой для любого.

В этом не было смысла.

Нет, совершенно никакого смысла.

– Такое бывает только когда окот трудный, – сказала Тиффани, лихорадочно размышляя. – Когда ты в поле, когда темно, холодно и идет дождь. Художников в такие минуты никогда рядом не оказывается. Просто удивительно.

– Почему ты на меня так смотришь? – спросила Аннаграмма. – Как будто меня тут нет!

Тиффани моргнула. Ну хорошо, подумала она, и как я должна с этим разбираться?

– Я приду и помогу тебе обмыть тело, – ответила она так спокойно, как только могла. – Думаю, что смогу помочь тебе с мисис Оуслик. Или попроси Петулию. Она в этом разбирается. Но сидеть с умершим ты должна сама.

– Сидеть всю ночь рядом с мертвым телом? – сказала Аннаграмма и поежилась.

– Ты можешь взять книгу почитать, – предложила Тиффани.

– Наверное, я нарисую магический защитный круг вокруг своего стула… – пробормотала Аннаграмма.

– Нет, – ответила Тиффани. – Никакой магии. Миссис Иервиг должна была тебя предупредить.

– Но круг защиты…

– Он привлечет внимание. Мало ли что может заинтересоваться, зачем он здесь. Не беспокойся, сидеть надо только ради спокойствия стариков.

– Э… Вот ты говоришь, что-то может появиться… – начала Аннаграмма.

Тиффани вздохнула.

– Хорошо, я посижу вместе с тобой, но только один раз, – сказала она. Аннаграмма просияла.

– И что касается черепов… – продолжила Тиффани. – Подожди минутку.

Она поднялась к себе и достала каталог Боффо, спрятанный в старом саквояже. Она тщательно свернула его и принесла Аннаграмме.

– Не смотри сейчас, – сказала она. – Подожди, пока не останешься одна. Может, он подскажет тебе кое-какие идеи. Я подойду к семи вечера.

Когда Аннаграмма ушла, Тиффани села и стала считать про себя. Она досчитала до пяти, как в комнату вошла Нянни Огг и принялась энергично смахивать пыль с безделушек. Спустя несколько минут Нянюшка сказала:

– О, твоя подружка уже ушла?

– Вы думаете, что я поступаю глупо? – спросила Тиффани.

Нянни перестала делать вид, что занимается уборкой.

– Я не знаю, о чем вы говорили, так как не подслушивала, – сказала она. – Но если бы я подслушивала, то сказала бы, что благодарностей ты не дождешься, вот так.

– Матушке не следовало вмешиваться, – сказала Тиффани.

– Не следовало, а? – сказала Нянни с непроницаемым видом.

– Я не дурочка, Нянни, – ответила Тиффани. – Я все поняла.

– Поняла, даже так? Что за умная девочка, – сказала Нянюшка, усаживаясь в свое кресло. – И что же ты поняла?

Тиффани была в затруднении. Обычно Нянни всегда была жизнерадостной. Трудно было не нервничать, когда она становилась угрюмой, как сейчас. Но она решила пойти до конца.

– Мне бы дом не отдали, – сказала она. – О, я справилась бы со всей повседневной работой, но нужно быть постарше, чтобы управлять владением. В тринадцать лет тебе этого не скажут, не важно носишь ты шляпу или нет. Тем не менее Матушка предложила меня и поставила всех перед выбором – либо я, либо Аннаграмма, так? И они выбрали ее, потому что она старше и кажется знающей. И сейчас все полетело в тартарары. Это не ее вина, что ее учили магии вместо ведовства. Матушка только хочет, чтобы она провалилась и все узнали, что миссис Иервиг плохая наставница. И я не думаю, что это хорошо.

– Я бы не стала торопиться с выводами, что хочет Эсме Ветровоск, будь я на твоем месте, – сказала Нянни Огг. – Но я не скажу ни слова против, поверь. Можешь идти и помогать своей подруге, если хочешь, но ты все еще работаешь на меня, хорошо? Только так будет справедливо. Как твои ноги?

– С ними все хорошо, Нянни, спасибо за заботу.

Перенесемся за сотни миль отсюда к мистеру Фьюзелу Джонсону, не имеющему представления ни о Тиффани, ни о Нянни Огг, да и вообще мало о чем имеющему представление, за исключением часов и ходиков, которые он делал на продажу. Еще он знал, что кухню надо белить известкой, поскольку это дешево и просто, если смириться с небольшими потеками. Поэтому он не мог объяснить, почему несколько пригоршней побелки взмыли вверх из чаши, где он ее размешивал, собираясь добавить воду, повисели в воздухе, как привидение, и исчезли в камине. В конечном счете он отнес случившееся на счет многочисленных понаехавших в город троллей. Логики в этом особой не было, но подобные выводы обычно обходятся без логики.

А Зимовой подумал: известки, чтобы сделать человека!

Тиффани провела ночь без сна, сидя с Аннаграммой и мистером Тиссо, правда он не сидел, а лежал, так как был мертв. Мало кому придется по душе такое времяпровождение. Всегда становилось легче, когда небо начинало светлеть и запевали птицы.

Время от времени мистер Тиссо издавал звуки. Конечно, не сам мистер Тиссо, встретившийся со Смертью несколько часов назад, а только брошенное им тело, поэтому все эти звуки ничем не отличались от звуков, которые издавали старые дома, остывая.

Нельзя забывать об этом посреди ночи. И исключительно важно не забывать, когда свечи начинают мигать.

Аннаграмма храпела. Ни один другой носик, настолько маленький, не смог бы издать такой оглушительный храп, как будто пилили доски. Какой бы дух не ошивался поблизости этой ночью, храп Аннаграммы спугнул бы его.

Хр-хр-хр были не так уж нетерпимы и Тиффани могла пережить фьююююю! Но вот пауза между ними, между взбирающимся вверх хр-хр-хр и падающим фьюююю! Вот что действовало на нервы. И пауза всегда была разной продолжительности. Иногда фьююююю! сразу следовало за хр-хр-хр, а потом между ними наступал большой промежуток и тогда Тиффани обнаруживала, что задерживает дыхание в ожидании фьююююю! Было бы не так плохо, если бы Аннаграмма выдерживала одинаковый промежуток времени между ними. Временами она замолкала и наступала благославенная тишина, пока фьююююю! снова не воспаряли духом, сопровождаемые тихими причмокиваниями мням-мням, когда Аннаграмма меняла положение на стуле.

Где ты, Повелительница Цветов? Что ты делаешь? Должно быть, ты спишь!

Голос был так слаб, что Тиффани могла бы его и не услышать, если бы не напрягала слух в ожидании следующего хр-хр-хр. И вот он прозвучал…

– Хр-хр-хр-хр!

Позволь мне показать тебе мой мир, Повелительница Цветов! Позволь мне показать тебе все оттенки льда!

– ФьЮЮЮЮЮЮЮЮ!

Примерно три четверти Тиффани подумали: «Ох, нет! Найдет ли он меня, если я отвечу? Нет. Если бы он мог найти меня, меня бы здесь сейчас не было. И рука не зудит».

Оставшаяся четверть подумала: «Бог или богоподобное существо разговаривает со мной, можно было бы и не храпеть, Аннаграмма, спасибо».

– Хр-хр-хр-хр!

– Я попросила прощения, – прошептала она в танцующее пламя свечи. – Я видела айсберг. Это очень… мило с твоей стороны.

Я сделал еще айсбергов.

– ФьЮЮЮЮЮ!

Еще больше айсбергов, подумала Тиффани. Огромные, замороженные, плавающие горы, выглядящие как я и тянущие за собой полосы тумана и снежные вихри. Интересно, сколько кораблей они потопят.

– Не стоило утруждаться, – прошептала она.

Я становлюсь сильнее! Я слушаю и учусь! Я стал понимать людей!

За окном запел дрозд. Тиффани задула свечу и в комнату полился тусклый свет.

Слушать и учиться… Как может шторм чему-то научиться?

Тиффани, Цветочная Госпожа! Я делаю из себя человека!

Аннаграмма всхрапнула, хр-хр-хр врезалось в фьюююююю! и она проснулась.

– Ах, – сказала она, потягиваясь и зевая. – Ну, что, вроде все в порядке.

Она поглядела по сторонам.

Тиффани смотрела прямо перед собой. Что он хотел этим сказать – делает из себя человека? Он точно…

– Ты так и не заснула, Тиффани? – сказала Аннаграмма голосом, который она, наверное, полагала шутливым. – Даже ни на одну секундочку?

– Что? – спросила Тиффани, уставясь на стену. – О… нет. Не заснула.

Внизу послышались шаги. Через какое то время лестница заскрипела и низенькая дверь открылась. Мужчина средних лет пробормотал, глядя застенчиво на пол:

– Маманя спрашивает, не желаете ли вы, леди, позавтракать?

– Ох, нет, как мы можем забрать то малое, что у вас есть… – начала Аннаграмма.

– Да, пожалуйста, мы будем признательны, – быстро и громко прервала ее Тиффани.

Мужчина кивнул и закрыл дверь.

– Как ты могла сказать такое? – спросила Аннаграмма, когда шаги на лестнице затихли. – Они же бедняки! Ты могла бы…

– Заткнись, а? – резко сказала Тиффани. – Просто замолчи и приди в себя! Это настоящие люди! А не какие-то, какие-то… фантазии! Сейчас мы спустимся и позавтракаем, и отметим, какой хороший завтрак, и затем мы поблагодарим их, а они поблагодарят нас и мы уйдем! И это будет означать, что все было сделано правильно и по обычаям. Кроме того, они не считают себя бедняками, потому что здесь в округе все бедные! Но они не настолько бедны, чтобы не позволить себе поступать по правилам! Бедность, когда этого позволить не могут!

Аннаграмма уставилась на Тиффани с открытым ртом.

– Подумай хорошенько, прежде чем что-нибудь сказать, – продолжала Тиффани, тяжело дыша. – По сути, вообще ничего не говори.

На завтрак были ветчина и яйца. Они были съедены в вежливой тишине. После чего, в той же тишине, нарушаемой лишь звуками леса, они полетели обратно в дом, который, возможно, навсегда-навсегда останется для всех домом мисс Тенеты.

Перед входом околачивался маленький мальчик. Как только они призмелились, он затараторил:

– Миссис Оббл говорит, что роды начались и она сказала, что вы дадите мне пенни.

– У тебя есть сумка, так? – спросила Тиффани, поворачиваясь к Аннаграмме.

– Есть, много всяких.

– Я говорю про сумку на вызов. Ну знаешь, она хранится около двери, в ней все, что потребуется, если…

Тиффани увидела ужас на лице Аннаграммы.

– Так, значит, сумки у тебя нет. Что же, придется работать с чем есть. Дай ему пенни и отпусти.

– Мы можем обратиться за помощью, если что плохое случится? – спросила Аннаграмма, когда они поднялись в воздух.

– Мы и есть помощь, – просто сказала Тиффани. – И поскольку это твое владение, я поручу тебе особо тяжелую работу…

…которая заключалась в отвлекании миссис Оббл. Миссис Оббл не была ведьмой, как считали многие. Она только выглядела как ведьма, то есть так, будто скупила на распродаже все Волосатые Бородавки из каталога Боффо. К тому же она была немного не в себе и ее нельзя было и на милю подпускать к женщинам, ожидающим первого ребенка, поскольку она очень добросовестно расписывала (или подхихикивала над ними), что плохого может с ними случится, причем так, будто это должно обязательно произойти. Тем не менее, она была неплохой сиделкой, если не позволять ей накладывать на раны заплесневевшие листья.

Было много шума и суматохи, но ничего из того, что предсказывала миссис Оббл, не случилось. Наконец на свет появился мальчик, который чуть не упрыгал, как мячик, но Тиффани поймала его. Аннаграмма не умела держать младенцев.

Тем не менее, она хорошо смотрелась в остроконечной шляпе и, поскольку она явно была старше Тиффани и почти ничего не делала, женщины пришли к выводу, что она главная.

Тиффани оставила ее, гордо стоящую с ребенком на руках (на этот раз головой вверх), и полетела сквозь лес назад в Тир Нанни Огг. Вечерний воздух бодрил, но порывы ветра срывали с ветвей острые жгучие снежные кристаллики. Путешествие было выматывающим и было очень, очень холодно.

Он не сможет меня найти, повторяла она про себя, летя домой в сумерках. К тому же он не очень-то умен. Да и зима должна когда-нибудь закончиться, верно?

«Эээ… Каким образом? – спросил ее Второй Помысел. – Мисс Тик говорила, что ты должна быть и все, но ты уверена, что ничего не надо делать?»

Пожалуй, мне придется походить босиком, подумала Тиффани, уворачиваясь от дерева.

«Везде?» – поинтересовался Второй Помысел.

Наверное, это тоже самое, что быть королевой, вмешался Третий Помысел. Все, что она делает, это сидит во дворце, разъежает в большой карете и помахивает ручкой, а дела во всем огромном королевстве идут сами по себе.

Но так же, как она избегала деревьев, она пыталась избежать пугающих мыслей, что пытались прокрасться к ней в голову: рано или поздно, так или иначе, он найдет тебя… и как он может делать себя человеком?

Помощник Почтмейстера Грош не верил в докторов. Все болезни от докторов, считал он. Поэтому каждое утро он насыпал в носки серу и мог сказать с гордостью, что не болел ни одного дня в своей жизни. Возможно, причиной тому был запах, из-за которого люди старались не подходить к нему слишком близко. Какая-то причина, несомненно, была. Однажды утром он открыл дверь и в почтовую контору ворвался ветер, выдувший всю серу из его носков.

И никто не услышал, как Зимовой произнес:

– Серы, хватит сделать человека!

Когда Тиффани вошла в дом, стряхивая снег со своих ботинок, Нянни Огг сидела у камина.

– Похоже, ты насквозь промерзла, – сказала Нянюшка. – Что тебе нужно, так это стакан горячего молока с капелькой брэнди.

– Ооо, дааа… – выдавила Тиффани, клацая зубами.

– Принеси и мне, хорошо? – сказала Нянни. – Да ладно, я шучу. Согревайся, а я схожу за питьем.

Тиффани чувствовала себя куском льда. Она встала на колени перед огнем и протянула руки к булькающему котелку с бульоном, висящем на большом черном крюке.

Настройся нужным образом и уравновесь. Протяни руки, обхвати котелок и концентрируйся, коцентрируйся на своих замороженных ботинках. Через какое-то время пальцы ног согрелись и затем…

– Ай! – Тиффани отдернула руки и сунула палец в рот.

– Ты не настроилась должным образом, – заметила Нянни Огг, стоя в дверном проеме.

– Трудно, знаете ли, сосредоточиться после такого дня, когда и не спала толком, да и Зимовой тебя ищет, – резко ответила Тиффани.

– Огню до этого дела нет, – пожала плечами Нянни. – А вот и молоко.

Тиффани согрелась и все стало казаться не таким мрачным. Ей стало интересно, сколько брэнди добавила в молоко Нянюшка. Она и себе налила стаканчик чего-то, что вполне могло быть брэнди с добавлением молока.

– Не правда ли, как хорошо и уютно, – помолчав, сказала Нянни.

– Вы собираетесь поговорить с мной о сексе? – спросила Тиффани.

– Разве кто-нибудь говорил, что такой разговор будет? – с невинным видом спросила Нянни.

– У меня такое предчувствие, – ответила Тиффани. – И я знаю откуда появляются дети, миссис Огг.

– Очень на это надеюсь.

– Я также знаю, как они туда попадают. Я живу на ферме и у меня полно старших сестер.

– И то верно, – сказала Нянни. – Ну, я вижу ты чертовски хорошо подготовлена к жизни. Мне и расссказать-то тебе почти нечего. Да и боги никогда не обращали на меня внимания, насколько я могу судить. Ты польщена?

– Нет! – Тиффани внимательно попосмотрела на улыбку Нянни. – Ну, немножко, – признала она.

– Боишься его?

– Да.

– Бедняжка все еще не разобрался, что к чему. Он так хорошо начал с ледяными розами и прочим, а затем ему захотелось показать тебе свои мускулы. Типично. Но ты не должна его бояться. Это он должен робеть перед тобой.

– Почему? Потому что я делаю вид, что я цветочная леди?

– Потому что ты девушка! Смотреть обидно, когда привлекательная девушка не может вертеть мальчишкой, как ей угодно. Он влюблен в тебя по уши. Ты одним словом можешь поставить его на место. Эх, когда я была девушкой, один парень собирался прыгнуть с ланкрского моста, потому что я отвергла его ухаживания!

– И он спрыгнул? Чем все кончилось?

– Я приняла его ухаживания. Он так красиво смотрелся там на мосту, что я подумала, какая привлекательная у него задница, если я хоть что-то в них понимаю. – Нянни села в кресло. – Или вот бедный старый Грибо. Он кому угодно даст сдачи. Но кошечка Эсме надавала ему по носу и он теперь даже в комнату не рискует войти, не проверив предварительно, что ее там нет. Тебе стоит посмотреть, как он выглядывает из-за двери. У него такая несчастная сморщенная физиономия. Разумеется, он мог бы растерзать ее одним махом, но не смеет, потому что она правильно поставила себя с ним.

– Не хотите ли вы сказать, что мне нужно расцарапать Зимовому лицо?

– Нет, нет, не надо так грубо. Дай ему маленькую надежду. Будь любезна, но непреклонна…

– Он хочет жениться на мне!

– Хорошо.

– Хорошо?

– Это значит, что он мирно настроен. Не говори нет, не говори да. Веди себя как королева. Ему придется научиться выказывать уважать к тебе. Что ты делаешь?

– Записываю, – ответила Тиффани, делая запись в дневнике.

– Тебе не нужно ничего записывать, дорогая, – сказала Нянни. – Все уже записано в твоем сердце. На той странице, что ты еще не успела прочитать. Кстати, я тут вспомнила, что пока тебя не было, пришли письма.

Нянни пошарила под диванными подушками и вытащила пару конвертов.

– Мой сынок Шон работает почтальоном, он знал о твоем переезде.

Тиффани чуть не вырвала письма из ее рук. Целых два письма!

– Он тебе нравится? Этот твой молодой человек из замка? – спросила Нянни.

– Это друг, с которым мы переписываемся, – надменно ответила Тифани.

– Вот так правильно, вот как раз такой взгляд и тон тебе нужны для Зимового! – восхитилась Нянни. – Кто он такой, что осмелился заговорить с тобой? Вот как надо!

– Я прочту их у себя в комнате, – сказала Тиффани.

Нянни кивнула.

– Одна из девушек приготовила нам отличное жаркое, – сказала она (просто примечательно, как Нянни никак не могла запомнить имена своих невесток). – Твоя доля в печи. Я пошла в кабачок. Завтра рано вставать!

Поднявшись к себе, Тиффани прочитала первое письмо.

На невооруженный взгляд казалось, что на Мелу ничего не происходило. Мел остерегался попадать в Историю. Он позволял происходить лишь незначительным событиям. Тиффани читала о них с большим удовольствием.

Второе письмо было почти таким же, как и первое – пока она не дошла до строчек о бале. Он был на балу! На балу в доме лорда Дайвера, живущего по соседству! Он танцевал с его дочерью, которую звали Йодин, потому что лорд Дайвер полагал, что это отличное имя для девочки! Они танцевали три раза! И ели мороженное! Йодин показывала ему свои акварели!!!

Как он мог написать такое?!!!

Глаза Тиффани скользили по обычным новостями о плохой погоде или ноге старого Агги, но она не понимала слов, потому что ее голова пылала.

Кто он такой, чтобы танцевать с другой девушкой?

Ты танцевала с Зимовым, напомнил Третий Помысел.

Хорошо, но что насчет акварелей?

Зимовой показывал тебе снежинки, ответил Третий Помысел.

Но я только старалась быть вежливой!

Может он тоже только старался быть вежливым.

Допустим, но я же знаю этих его тетушек, яростно думала Тиффани. Я им никогда не нравилась, потому что я всего лишь фермерская дочь! А лорд Дайвер очень богат и кроме дочери у него больше детей нет! Тетушки строят планы!

Как он мог взять и написать об этом. Как будто есть мороженное с другой девушкой совершенно нормально! Это так же плохо, как… как что-то отвратительное!

Как, например, разглядывать ее акварели…

Он всего лишь мальчик, которому ты иногда пишешь, сказал ее Третий Помысел.

Да, но…

Да, но… что? – упорствовал Третий Помысел. Он действовал Тиффани на нервы. Уж у твоих-то собственных мозгов должна быть совесть, чтобы встать твою сторону!

«Да, но…» и ничего больше, договорились? – раздраженно подумала она.

Ты ведешь себя неблагоразумно.

Да что ты говоришь? Я целый день была благоразумна! Я годами проявляла благоразумность! По-моему, я заслужила право необосновано позлиться хоть пять минут, как ты думаешь?

Внизу на кухне тебя ждет жаркое, ты сегодня только завтракала, – сказал Третий Помысел. – Съешь что-нибудь и тебе полегчает.

Как можно есть, когда там акварели разглядывают? Как он посмел глядеть на акварели!

Но Третий Помысел был прав, хотя лучше от этого не становилось. Если уж быть рассерженной и несчастной, то по крайней мере на полный желудок. Она спустилась в кухню и нашла жаркое в печи. От него вкусно пахло. Для нашей дорогой старенькой мамочки все самое лучшее.

Тиффани полезла в посудный ящик за ложкой. Ящик не открывался. Она погремела им, потянула и несколько раз чертыхнулась, но он не хотел выходить.

– О, да, продолжай в том же духе, – раздался голос позади нее. – Вот увидишь, это поможет. Нет, не надо быть разумной и просовывать руку, чтобы убрать застрявшую вещь. Ни в коем случае. Стучать и ругаться, вот как надо!

Тиффани повернулась.

Около кухонного стола стояла худая утомленная женщина, завернутая в что-то вроде простыни. Она курила сигарету. Тиффани никогда раньше не видела женщин, курящих сигареты, тем более сигареты, горящие сильным красным пламенем и разбрасывающие искры.

– Кто вы и что вы делаете в кухне миссис Огг? – резко спросила Тиффани.

Женщина удивилась.

– Ты можешь слышать меня? – сказала она. – И видеть?

– Да! – огрызнулась Тиффани. – И знаете ли, здесь место для приготовления пищи!

– По идее, ты не должна меня видеть!

– Тем не менее, я вас вижу!

– Подожди-ка, – сказала женщина и сдвинула брови. – Ты не просто человек, ты…? – Она странно сщурилась на мгновение и продолжила. – О, ты это она. Я права? Новое Лето!

– Не будем обо мне, вы-то кто такая? – спросила Тиффани. – И потом, кроме танца ничего больше не было!

– Анойя, Богиня Застрявших в Ящиках Вещей, – ответила женщина. – Рада познакомиться. – Она сделала еще одну затяжку и с кончика сигареты посыпались искры. Часть из них попала на пол, но не причинила никакого вреда.

– Есть богиня и для такого? – удивилась Тиффани.

– Я нахожу потерянные штопоры и то, что закатилось под мебель, – небрежно сказала Анойя. – И что упало за диванные подушки. Они еще хотят, чтобы я расстегивала застрявшие молнии, но я пока что думаю. Но в основном я проявляюсь повсюду, где стучат ящиками и взывают к богам. – Она пыхнула сигаретой. – Чай у тебя есть?

– Но я ни к кому не взывала!

– Взывала, – сказала Анойя, извергая искры. – Ты ругалась. Рано или поздно, каждое проклятие становится молитвой. – Она помахала рукой, свободной от сигареты, и что-то звякнуло в посудном ящике. – Все в порядке. Это яйцерезка. Она есть у каждого и никто не знает зачем она ему. Кто-нибудь когда-нибудь купил яйцерезку, зная зачем? Сомневаюсь.

Тиффани попытала ящик. Он легко выскочил.

– Как насчет чая? – спросила Анойя, усаживаясь за стол.

Тиффани поставила чайник на огонь.

– Вы слышали обо мне? – спросила она.

– О, да, – ответила Анойя. – Довольно много времени прошло с тех пор, как бог в последний раз влюблялся в смертную. Все хотят посмотреть, чем это закончится.

– Влюблялся?

– О, да.

– И значит боги наблюдают за мной?

– Ну конечно же, – ответила Анойя. – У начальства дел особых ведь нет! Но я должна еще и застежками заниматься, как же. А у меня в такую холодину пальцы не разгибаются!

Тиффани поглядела на потолок, затянутый дымом.

– И они все время смотрят на меня? – ошеломлено спросила она.

– Я слышала, что ты привлекла больше внимания, чем война в Клатче, а она была очень популярной, – ответила Анойя, вытягивая руки. – Посмотри как опухли от холода. А этим, конечно же, и дела нет.

– Даже когда я… моюсь? – спросила Тиффани.

Богиня неприятно рассмеялась.

– Да. И еще они видят в темноте. Лучше не думать об этом.

Тиффани снова поглядела на потолок. А она так надеялась искупаться сегодня вечером.

– Я постараюсь не думать, – мрачно сказала она и добавила: – Трудно… быть богиней?

– Есть свои приятные стороны, – ответила Анойя. Она стояла, свободной рукой поддерживая за локоть руку с сигаретой, горящей и искрящейся прямо перед ее лицом. Затем она резко затянулась и выдохнула облако дыма, присоединившегося к смогу под потолком. Искры сыпались дождем. – Ящиками я не так давно начала заниматься. А до этого я была богиней вулкана.

– В самом деле? – спросила Тиффани. – Вот бы ни за что не догадалась.

– О, да. Хорошее занятие, не считая визгов, – ответила Анойя и горько добавила: – Ха! Бог бурь всегда гасил мою лаву дождем. Вот таковы мужчины. Они гасят вашу лаву.

– И рассматривают акварели, – вставила Тиффани.

Анойя прищурилась.

– Чьи-то чужие акварели?

– Да!

– Мужчины! Все они одинаковы, – сказала Анойя. – Вот мой совет, укажи мистеру Зимовому на дверь. Он всего лишь стихия, в конце-то концов.

Тиффани поглядела на дверь.

– Дай ему под зад, дорогая, отправь собирать вещи и смени замки. Пусть будет лето круглый год, как в жарких странах. Пусть везде растет виноград, а? Кокосы на каждом дереве! Хех, когда я занималась вулканом, то просто жить не могла без манго. Поставь крест на снеге, туманах и слякоти. Кстати, штуковина уже у тебя?

– Штуковина? – спросила озадаченная Тиффани.

– Думаю, она скоро появится, – сказала Анойя. – Я слышала, что с ней может потребоваться сноровка… Упс, я слышу погромыхивание, надо лететь. Не беспокойся, я не скажу ему, где ты…

Она исчезла. И дым вместе с ней.

Не зная, чем еще заняться, Тиффани положила в тарелку тушеного мяса с овощами и поела. Итак… теперь она могла видеть богов? И они знали о ней? И каждому хочется дать ей совет.

Не стоит привлекать внимание тех, кто над нами, говорил ее отец.

Но все это производило впечатление. Влюбился в нее, а? И всем рассказывает? Но он всего лишь стихия, не настоящий бог вовсе. Все, что он умеет, это перемещать ветер и воду!

Даже так… хех. Кое за кем бегает стихия! О, да! Что скажете? Если кое-кто был настолько глуп, чтобы танцевать с девицами, рисующими акварели, чтобы привести порядочных мужчин к краху, тогда она может позволить себе высокомерие с тем, кто почти бог. Ей следует об этом написать, правда, сейчас она ему писать не будет. Ха!

За несколько миль отсюда старая Матушка Черночепчик, варящая собственное мыло из животного жира и растительной золы, собиралась прокипятить белье. Как вдруг кто-то выхватил из ее рук кусок мыла. И вода в бадье замерзла.

Она была ведьмой и потому сразу же сказала:

– Что за странный вор тут у нас появился!

И Зимовой ответил:

– Поташа, чтобы сделать человека!