Зелёная кровь

Жасмин

Тео вышел из жандармского управления, когда уже совсем стемнело.

Для того, чтобы он вообще смог выйти оттуда, его друзья и коллеги весь день писали, звонили и доказывали; в прокуратуру приезжал полковник Огюстер, Хольвин позвонил, как только вернулся из леса, бригада ликвидаторов написала километр объяснительных… В конце концов эти усилия дали плоды, вовсе не сладкие, но все-таки более или менее съедобные: Тео был признан достаточно безопасным для общества, чтобы в прокуратуре решились освободить его на поруки до суда. Не тюрьма, всего-навсего отстранен от дел.

Всего-навсего…

Рамон весело выскочил за дверь, вилял хвостом, путался под ногами – радовался, что можно, наконец, уйти из кабинета, пропитанного запахами страха, злобы и начинающегося распада души. Радовался, покидая управление, где его привечали, как могли. Жандармы с псом кокетничали, предлагали ему колбасу и печенье, звали погулять, пока Тео пишет – но Рамон даже Ипостась не менял, сидел у ноги своего проводника сурово и хмуро, отказывался от угощения и прогулок. Когда отчаянно понадобилось выйти во двор, пес сходил в человеческий туалет, чего двоесущные терпеть не могут, это им и физически, и морально неудобно. Несмотря на все здешнее дружелюбие, Рамон не доверял жандармам, которые имели власть запереть его друга в отвратительном месте, как в клетке. Каждую минуту Тео чувствовал его отчаянное желание защитить и помочь, и сам впадал в отчаяние, понимая, что ни преданность пса, ни любовь товарищей в этой ситуации его не защитят… Напряжение не спало и за дверьми управления.

Вечер теплого дня оказался неожиданно ветреным и холодным. Тео начало слегка знобить; он застегнул ворот форменной куртки до самого горла. Рамон вдруг гавкнул высоким, щенячьим каким-то голосом, как обычно лаял при виде очень славных и хорошо знакомых людей. Тео оглянулся и увидел девушку-кинолога, ту самую, которая сообщила об отвратительной выставке и собачьих муках.

Жасмин.

Она стояла под фонарем, ссутулившись и спрятав руки в карманы, ее волосы трепал ветер. Рамон подбежал и перекинулся, чтобы понюхать ее лицо и виски. Жасмин улыбнулась, щелкнула его по носу – пес нимало не обиделся, уставно отстранился, оглянулся на Тео, ухмыляясь во все клыки:

– Смотри, она здесь!

Тео подошел. Жасмин, осветившись лицом, протянула руку:

– Поздравляю, капитан. Счастлива, что у кого-то в нашей системе есть совесть, и что человека, исполнившего свой профессиональный долг, не швыряют в тюрьму.

Тео пожал холодные пальцы. Грустно улыбнулся в ответ.

– Тюрьма еще впереди, Жасмин, хотя вы ее и отодвинули. Мне сказали, что вы написали письмо в прокуратуру, как представитель Лиги – спасибо. И вы мерзнете тут из-за меня все это время? Я вам страшно благодарен, дружище…

Она смутилась, дернула плечами, принялась трепать Рамона за ухом.

– Ты играешь с палкой, отважный воин? Ну, принеси мне палку. Хочешь побегать?.. Тео… я просто навещала щенят у одной своей ученицы, мне позвонили, тут рядом… О, отличная палка. Ты хорошо ищешь? Ищи!

Зашвырнула палку далеко вперед, в кусты, с удовольствием пронаблюдала, как Рамон в Младшем Облике помчался ее разыскивать.

– Отличный пес. Повезло вам.

– Не знаю, что сегодня делал бы без него… Вы сейчас домой? Вас проводить?

– Я тут рядом… давайте погуляем с ним, а? Он весь день с вами без движения сидел? Милая самоотверженная зверюга… Молодец, дорогой. Отлично. Ищи еще!.. Знаете, капитан Тео… я надеюсь, тюрьмы не будет. Это было бы бесовски несправедливо. Я больше не была там сегодня… но я знаю… им ввели морфий… Тео, простите, знаете, как я вам признательна?! Десять жизней – и один тухлый мерзавец, такой же мертвяк, как все мертвяки, только опаснее, потому что имел видимость живого…

Рамон подал палку Жасмин в руку, и она присела погладить пса. Тео показалось, что ледяной тон в голосе девушки скрывает обычный для Хозяина в подобной ситуации горячий комок слез, но Жасмин обернулась, взглянула сухими глазами.

– Я иногда ненавижу людей, капитан Тео.

И Тео вспомнил: «Прости, но я этот твой город ненавижу».

– Вы знакомы с Хольвином? – спросил он. – С посредником северо-западной области?

– Как-то встречалась на семинаре. Знаю, что он тоже много работает с собаками. Ваш консультант? – тон Жасмин стал спокойнее, она отвлеклась.

– Мой, можно сказать, учитель. И Рамона он воспитывал. У него отличные ищейки, лучшие ищейки, бриллиантовые носы СБ, – улыбнулся Тео. – А вы наш кинолог?

Жасмин и Тео вышли на людную улицу. Рамон перекинулся и пошел рядом в человеческом виде, слушая разговор. Проклепанный ошейник, блестящий никелерованными ромбиками и Путеводной Звездой, в полной гармонии с черной глянцевой трансформированной шкурой и короткими блестящими волосами делал его похожим на технопанка. Тео хлопнул его по спине; Рамон ухмыльнулся, клыки только дополнили картину.

– Нет, я работаю в приюте Лиги, – сказала Жасмин. – И с беспризорными псами.

– Та еще работа.

– Работа как работа. Встречаются непростые характеры – из-за сложной судьбы, из-за жестокости наших милых сородичей, но такой мрази, как среди людей, в собачьей Стае не встретишь… Да вы же знаете.

– Бездомных часто убивают? – спросил Рамон. – Те, в галерее, тоже были бездомные, да?

Жасмин погладила его по щеке.

– Люди вас боятся. Боятся, боятся, даже домашних. Я подрабатываю консультантом, навидалась, как обычные, добрые, как говорится, люди берут в дом щенка, потому что маленький щенок им инстинктивно мил, а потом издеваются над псом, калечат его душу, в твердой уверенности, что иначе и быть не может. Крупный зверь у них инстинктивной приязни не вызывает, он уже не мил, а опасен… Твари. Человеческая история пришла к повороту – и люди уже не знают, куда бы деть избыток агрессии.

– Вы, посредники, судите крутовато, – сказал Тео не очень, впрочем, уверенно.

– И это вы говорите после того, что сегодня видели?

У Тео дернулась скула.

– Это, слава небесам, все-таки единичный случай.

– Это вам, капитан, слава небесам, везло до сих пор. Вы не соприкасаетесь с той мразью, которую мы, посредники, вынуждены постоянно наблюдать. Но вы же видали другую погань…

Подвернулся освещенный ларек с книгами и газетами.

– Притормозите, ребята, – сказал Тео чуть виновато. – Хочу присмотреть чтиво какое-нибудь… поглупее. Вместо выпивки. А то не нарушить бы устав сегодня…

Жасмин хихикнула.

– Я себе нервы стихами успокаиваю. Но это – дело вкуса.

Тео принялся рассматривать книжки в глянцевых пестрых обложках. Рамон с удовольствием обнюхивал свежие газеты, Жасмин тоже перебирала книги – и вынула одну, с нарисованной на обложке оскаленной пастью и буквами, стекающими кровавыми потеками. Книжка, сочинение некоего Арта, называлась «Вой в ночи».

– Я такое не читаю, – сказал Тео.

– Неплохая книжка, – возразила пожилая продавщица, укутанная в теплую шаль. – Во всяком случае, язык приличный. Красивая такая страшная сказка.

– Про волкодлаков? – спросила Жасмин брезгливо.

– А чем плохо? – продавщица примирительно улыбнулась. – Всем нравится.

– Трансформ человека невозможен, но сказки на эту тему обожают, – сказала Жасмин, открывая книжку наугад. – Кошмар ведь – человек становится зверем. Кошмар – это зверь, верно?

– Почему? – спросил Рамон. – И кто такие волкодлаки?

– Люди, которые могут перекидываться в волков, – сказал Тео. – Глупости.

С лица продавщицы сползла улыбка – она рассмотрела пса.

– Вот из-за перевертышей такие книжки и читают, – сказала продавщица, кутаясь в шаль. – Это собака, да? А выглядит – ужас… клыки… волк, я думаю, еще страшнее…

– Эта собака столько жизней спасла, – сказала Жасмин, – под пулями, рискуя собой… Эх…

– Ну, я же не знала…

Рамон смущенно убрался в тень, перекинулся, уселся у ноги Тео. Жасмин потрепала его по шее.

– Собаки то и дело жертвуют собой, спасая людей… Хоть бы раз услышать, что человек рискнул собой, спасая пса. Нет, невозможно, только пишут вот это! – Жасмин тряхнула книгой в воздухе. – Послушайте. Это провидица волкодлаку говорит. «Я вижу в твоих глазах человека и волка. В одном глазу вижу человека, доброго, порядочного, вижу мужа и друга. В другом вижу волка – жестокость и подлость, стон в темноте, растерзанную плоть, коварство и злобу. Тебе надо убить в себе зверя»… Нравится?

– Обычно для таких сказок, вообще-то… – сказал Тео. Рамон вздохнул.

– Обычная ложь. Вот интересно, кто-нибудь издал бы такое: вижу, мол, в твоих глазах человека и волка. В одном глазу – человеческую подлость и мелкую жестокость, похоть и трусость, поганенькое властолюбие, любовь к дешевым игрушкам вроде политики и бизнеса, жадность, продажность и ложь. А в другом – волчью честь, спокойную отвагу, благородство и верность, любовь к жизни и к себе подобным, веселый азарт, товарищество… Ведь не напечатали бы… Люди слишком любят слушать и читать грубую лесть!

– Сложно вам, наверное, живется, девушка, – сказала продавщица.

Жасмин передернула плечами. К киоску подошла пожилая чета и принялась рассматривать программу телепередач. Тео отошел, так ничего и не купив. Жасмин и Рамон присоединились к нему.

Загорелись фонари, стало посветлее, но тяжелое пасмурное небо, казалось, опустилось еще ниже и будто прогнулось к земле под тяжестью непролитых дождей. Осенняя свежесть рассеивала запахи бензинового перегара и дыма, но корицей палой листвы тоже не пахло – с тощего газона доносился только сильный запах крапивы, острый, какой бывает только осенью, перед самыми холодами. Прохожие не шли, а почти бежали, торопливо, не глядя вокруг, подняв воротники.

– Давайте, мы с Рамоном вас проводим, а сами в управление СБ пойдем? – сказал Тео, заметив, что Жасмин совсем уж зябко нахохлилась. – Я там щенка своего оставил на псарне, он волнуется, наверное, да и с полковником надо поговорить, он меня ждет…

– Я с вами пойду, – сказала Жасмин. – Можно, капитан? Хочу взглянуть на щенка.

Тео кивнул, а Рамон радостно боднул лбом ее руку.

Долго шли пешком, но ждать автобуса и слушать, что псов нужно водить в намордниках, никому не хотелось. Совсем замерзли, только Рамон не обращал внимания на вечерний холод. Он веселился, как щенок, и приглашал повеселиться и людей – совал им в руки палочки, носился кругами, тыкался головой в колени, всем видом показывал, что жизнь прекрасна, а все плохое позади – и все-таки втянул своих друзей в догонялки, которые несколько их согрели. К управлению СБ подошли, порозовевшие от беготни, в странном, взвинченно-нервном расположении духа, ожидая чего-то – и не обманулись.

На автомобильной стоянке около управления, между грузовичком ветеринара Бруно и внедорожником Хольвина, стоял высокий, тонкий, лаково блестящий, редкой красоты вороной жеребец, невзнузданный и без седла; маленькая Лилия обнимала его за шею. Хольвин, Бруно, Феликс и Гарик с Шагратом что-то довольно бурно обсуждали – появление в пределах обонятельного круга псов знакомого запаха Тео и Рамона это обсуждение расстроило. Гарик кинулся к Тео, облапился, забыв все правила приличия, лизнул в щеку, прижался головой к куртке:

– Ах, Тео, они говорили, что я буду жить на псарне! Они говорили, что ты можешь больше не прийти! Ах, я не хочу на псарне, я хочу с тобой! Возьми меня, я даже буду драться с кем захочешь, но давай будем вместе, а? Ах, пожалуйста!

Тео несколько минут не мог отвечать ни на какие вопросы, только оглаживал Гарика, пытаясь его успокоить. Глядя на его радость, смешанную с тревогой, можно было думать только о том, что жизнь и время теперь принадлежат и Гарику тоже, как они стали бы принадлежать в равной степени жене и ребенку. И самое поганое, думал Тео, что ему нельзя ничего пообещать, потому что я и сам не знаю, что со мной будет. Как не крути, я – убийца.

– Хольвин, – сказал он в конце концов. – Пожалуйста, если меня все-таки посадят, возьми Гарика к себе? Ладно?

Хольвин, присевший на корточки, чтобы поздороваться с Рамоном, взглянул на него снизу.

– Здорово, – сказал насмешливо и мрачно. – Уже спланировал? Нельзя тебе в тюрьму, Тео. У тебя слишком много обязательств. А у меня и без вас со щенком проблем хватает. Я его не оставлю, естественно, но ориентируйся хоть немного…

– Погоди, погоди, – Тео вдруг осознал, что видит лошадь. – Погоди, Хольвин… Лаванда… то есть, Лилия, что это за… ты же не хочешь сказать…

– Ага, – сказала Лилия с наивной детской улыбкой. – Я – конокрад. Как увижу лошадь, так и хочется украсть…

Конь опустил голову и фыркнул ей в ухо, разметав волосы. Жасмин коротко расхохоталась, и остальные Хозяева невольно улыбнулись.

– Что ты прикажешь делать, а? – спросил Хольвин. – Этот жеребец объявлен в розыск, он стоит пятьсот шестьдесят тысяч, он насквозь болен, он двоесущный, его нельзя отдавать владельцам, которые убьют его Старшую Ипостась, как водится в конно-спортивном деле… но у меня даже конюшни нет. Вы двое просто без ножа меня режете – ты своими замечательными приключениями с законом и порядком, а Лилия – тем, что надо куда-то срочно и нелегально пристроить крупного и требовательного зверя… А у меня и в лесу забот полон рот…

– Я его не отдам, – сказала Лилия. – Он – мой друг. Здорово мы, люди, развлекаемся: пытками лошадей, а? Он мне кое-что рассказал про скачки – и я его не отдам ни за что. Я иногда думаю про концлагеря для коров – можно сдохнуть от бессилия, но тут мне ничего не под силу сделать. А Дэраша я могу не отдать – и не отдам. Только через мой труп.

– За полмиллиона они кого угодно сделают трупом, – сказал Феликс. – Да, господин капитан?

– Полномочия посредников не распространяются на домашний скот, а лошади считаются скотом, – сказал Хольвин. – Но Лилия права, по-человечески мы не можем отдать коня на муки и гибель. Давайте думать, откуда взять деньги. Я попробую обратиться в Фонд Лиги, может быть, нам помогут. А во избежание всяческих осложнений я все-таки заберу жеребца к себе. Лилия, ты будешь помогать переделывать в денник половину хлева для коз.

Лилия радостно кивнула. Вороной тронул губами ее шею, и она погладила коня по щеке.

– А что случилось в лесу? – спросил Тео.

– Ничего хорошего. Волки ночевали рядом с Медвежьим хутором – медведь там сейчас не живет. Я боюсь, что браконьеры, те самые, о которых я говорил тебе, поймали моего медведя и держат в клетке. Это очень плохо.

– Охота на медведей сейчас в моде, – сказал Бруно. – Сволочи… Считают, что за деньги можно нарушить любой запрет…

– Медведя жаль, – сказал Хольвин, – но у меня есть кое-какие подозрения, что это весьма непростой медведь… В общем, Хранители беспокоятся, очень беспокоятся. Нам надо бы проверить базу, обыскать лучше всего – а ты отстранен от дел. К кому еще я могу с этим обратиться?

– Ты о том, что это дело на грани нарушения закона о собственности? – спросил Тео. – Знаешь, даже я хорошо подумал бы, как все это обставить, чтобы не было больших неприятностей…

– В том районе, господин посредник, – сказал Феликс, – дачи всяких знаменитостей и состоятельных людей. Это, небось, их охотничья база. Потом жалоб не оберешься…

– Ладно, – хмуро сказал Хольвин. – Я сам справлюсь. А к доблестной СБ обращусь исключительно, когда раздобуду точную информацию, тем более, что ты отстранен. Не мог быть поосмотрительнее?

– Хольвин, – горячо возразила до сих пор молчавшая Жасмин, – вы не правы. У Тео не было другого выхода. Ведь этот гад не только не нарушил ни одного писаного закона, он еще и разрешение в Городском Совете получил на показ своей живодерни. Тео сделал то, что нужно было сделать – есть мертвецы, которых надо убивать.

– Вероятно, – кивнул Хольвин. – Я сужу предвзято, мне, видите ли, не хватает общества Тео, когда нужно воевать за лес… Но неважно. Итак. Я забираю Лилию, жеребца и собак – тебе же не нужен Рамон, раз ты не участвуешь в патрулировании? – и отправляюсь домой. Устраиваю лошадь, а потом собираю информацию о медведе. И как только получаю что-то конкретное – звоню тебе.

– И мы с господином капитаном едем к вам в любом случае! – радостно заключил Феликс. – Потому что все равно ему больше нечего терять, а я – с ним, и точка.

– Я заеду к тебе завтра, – сказал Бруно. – Посмотрю жеребца повнимательнее, хотя, скорее всего, у него стандартный набор болезней скаковой лошади… Привезу кое-что для поправки его здоровья. В общем, завтра заеду.

– До завтра, – сказал Хольвин. – Лилия, уговори жеребца перекинуться, иначе нам не уместить его в машину…

– Счастливо, – сказал Тео.

– Прощайте, капитан Тео, – сказала Жасмин. – Обещайте, что позвоните мне, когда соберетесь за город. Может, и я чем пригожусь…

– И мне, господин капитан, – напомнил Феликс.

Тео улыбнулся.

– Обязательно.

– Пойдем домой, я устал, – сказал Гарик и потянул его за рукав. – Ах, ну пойдем же… к нам домой, да?