Зелёная кровь

Волк

Утром в районном офисе Лиги при ветеринарной клинике было почти пустынно. Редкие посетители изучали расписание приемных часов врачей-специалистов и плакаты-агитки. Холл был гулок, как пещера. Хольвин подошел к стеклянной кабинке секретаря.

– Доброе утро, господин Хольвин, – сказала Чита.

– Привет, дорогая, – кивнул Хольвин, улыбаясь. – Как поживаешь?

Чита смутилась, застенчиво улыбнулась и опустила ресницы, рассматривая свои темные, длинные, очень красивые пальцы. Редкий двоесущный справился бы с такой непростой работой, какую требует должность секретаря ветеринарной клиники Лиги, но это очаровательное существо было от природы наделено вниманием, дружелюбием и чувством ответственности, а потому справлялось играючи. Ей нравилось рассуждать и быть по-человечески вежливой. Посетители, лишенные чутья Хозяев, даже не узнавали в этой подчеркнуто любезной, неторопливой, полноватой и очень милой мулатке с рыжеватыми волосами и в алом жакете двоесущного орангутанга. Только наметанный глаз отметил бы под тщательным камуфляжем обаятельную пластику человекообразной обезьяны, а в неторопливости узнал бы особенности мышления крупного примата этой породы.

Двоесущные-человекообразные изображают людей лучше всех. Чита, привезенная в северный город контрабандой и хлебнувшая немало лиха, найдя, наконец, уютную пристань в приюте Лиги, из чистого любопытства и природной общительности за два года освоила компьютерное делопроизводство и человеческий этикет. Она даже научилась выбирать себе одежду в магазине и красить ногти ярким лаком, а губы – помадой. К сожалению, отлично освоив использование денег, Чита злоупотребляла сладостями – за последнее время она заметно пополнела. На отвороте ее жакета сияла большая стразовая брошь.

– Замечательно выглядишь, – сказал Хольвин, погладив обезьяну по руке. – У тебя новая брошка? Очень красиво.

– Новая. Спасибо, господин Хольвин, – Чита заглянула в монитор, проверяя электронный ежедневник, и не торопясь, перечислила: – Вас хотел видеть господин Бруно. А еще вас ожидает господин полковник Гобс. В кабинете номер сто четырнадцать.

– Погоди, дорогая… Полковник Гобс? Я такого не знаю. Жандармский полковник? Или – СБ?

– Нет, господин Хольвин, – Чита всмотрелась в запись. – Он сказал – полковник Особого Отдела, с полномочиями Министерства Обороны, – и подняв от монитора на лицо Хольвина темные, чуть-чуть раскосые очи, добавила: – Военный полковник. В одежде такого цвета, как гнилая вода, а на одежде – блестящие штучки. А вот тут – орден. Крылья Победы.

Хольвин вздохнул, втягивая в себя невольное раздражение.

– Это плохо? – сочувственно спросила Чита. – Плохо, что он пришел, да?

– Он тебе понравился? – спросил Хольвин.

– Нет, – кротко сказала Чита. – Но я была вежливая.

Хольвин снова ее погладил и сделал знак Шаграту, расположившемуся, было, в кресле холла. Пес с готовностью подбежал.

– Здравствуй, Шаграт, – тут же сказала Чита и протянула руку.

– Мертвяк тут был? – угрюмо спросил Шаграт, принюхиваясь. – Да?

– Кажется, нет, – но в голосе Читы уверенности не слышалось. Хольвина это вовсе не обрадовало.

А в кабинете сто четырнадцать слоями плавал сигаретный дым, и по этикету надо бы было сделать вид, что запах яда – обычное положение вещей. Хольвин, впрочем, решил, что условности излишни, и с порога открыл окно. В кабинет втек утренний осенний запах, разбавленный бензиновыми парами. Полковник, грузный мужчина с круглым щекастым лицом, благодушно наблюдал и улыбался не просто вежливо, а прямо-таки радостно; от его улыбки в кабинете стало душнее, чем от запаха дыма. Хольвин отчетливо чувствовал коленом напряженные мышцы Шаграта, но пес не лаял и не кидался. Полковник по всем статьям поразительно походил на мертвяка, но был живым. Оставалось поражаться, насколько нынче стираются грани между существом без души и существом с душой, но патологическими изъянами в ней. Нынешние мертвяки в порядке мимикрии способны разглагольствовать об искусстве и справедливости, они весьма достоверно изображают человеческое понимание – а живые пьют из других живых энергию и чуть ли не кровь, делая это так непринужденно и уверенно, что впору усомниться в нюхе собственного пса…

Интуиция не обманывает Хозяев – надвигается беда. С популяцией нечто происходит. Она грозит уничтожить саму себя изнутри. Не назвать ли это социальным раком, к примеру? Природа создает вирусы, провоцирует эпидемии – мы создаем вакцины, мешаем естественному отбору сокращать нашу численность. Природа провоцирует катаклизмы, землетрясения, извержения, цунами – но процент убыли в популяции ничтожно мал. В городах, конечно, люди инстинктивно сокращают рождаемость – но этого недостаточно для восстановления равновесия. Когда перенаселение стало критическим, природа создала мертвяков, которые усугубляют естественную смертность в городах – но люди научились вычислять и уничтожать их раньше, чем каждый из них отработается по-настоящему и вызовет гибель достаточного количества особей.

И вот, похоже, у природы нашлось последнее средство. Новый сюрприз, социальный рак. Ультимативная стратегия. Мы не знаем, как с этим бороться. Это может не просто отрегулировать численность популяции – это может нас уничтожить вместе с окружающим миром. Мы доигрались…

Но все еще продолжаем свои игры в войнушку за мировое господство. Наша Стая самая крутая. Любопытно, откуда в homo sapiens такой заряд агрессии ко всему живому? Ведь наши родичи и товарищи, человекообразные, по большей части мирные и кроткие создания… Почему homo sapiens легко питаются себе подобными? Откуда у них генетическое отсутствие запрета на убийство себе подобных? Мы ведь уже точно знаем, что никто из приматов не питается собственными сородичами, даже те, кто, подобно человеку, всеядны… Странно представить себе, что именно это чисто человеческое. Не воспетая духовность и мораль, а возможность каннибализма… славно… Любопытно, если именно из-за этой особенности мы и дошли до «сияющих вершин эволюции» – выжили, единственные из прямоходящих. И при этом еще наивно удивляемся, что наши собратья просто и без затей, без особенной нужды, а часто – для забавы, убивают других живых существ. Смешно. Нам же можно убивать кого угодно. У нас нет запретов. У нас нет врожденного Кодекса Чести Стаи, как у других стайных животных, поэтому мы придумываем себе мораль. Дурную, как правило. Противоприродную, ничего не решающую.

Мы – ошибка. Патология. Не народ, не раса – весь вид homo sapiens, бес болотный бы его взял…

Мир жалко…

– Мы хотели бы соблюсти все формальности, поэтому и обращаемся к вам, как к представителю Лиги, – говорил между тем полковник, вальяжно расположившись в кресле. – Вы знаете, мы вполне способны и войти в лес, и выйти оттуда, но зачем и нам и лесу лишние жертвы? Может быть, сойдут волки, которые уже пойманы и находятся в клинике?

– Лига вообще против использования животных для военных целей, – сказал Хольвин. – Диких животных – в особенности. А использование животных, насильно лишенных свободы, тех, что уже и так много вытерпели от людей – тройная подлость…

– Давайте опустим обсуждение моральных качеств государственных служащих.

– Волки вряд ли захотят с вами сотрудничать.

– Мнение волков – это смешно, – хмыкнул полковник. – Вы, вероятно, лучше меня знаете, сколько существует способов уничтожить в трансформе способность оборачиваться… как вы это называете… Старшую Личность? В животноводстве это делается в промышленных масштабах – и не слышно, чтобы Лига бурно возражала. Миритесь с неизбежным злом?

– Знаем, что подобные меры отчасти облегчают этим несчастным дикие условия существования и мучительную смерть. Пока существует проблема перенаселения мира людьми, ничего существенного мы сделать все равно не сможем…

– Вашим волкам мы тоже можем облегчить участь, – полковник снова хмыкнул. – А вечные разговоры о перенаселении, когда впору ставить вопрос о вырождении нации…

– Думайте, как хотите, не посреднику спорить с политиком. Волков не отдам. Точка.

Полковник вынул пачку дорогих сигарет и серебряную зажигалку. Выщелкнул огонек. Добавил дыма в воздух, так и не ставший чистым.

– Я знаю, что в Лиге нет патриотов, – сказал надменно. – Я знаю от деда, что во время Мировой войны ваши были против использования для фронта лошадей и собак. Если бы к мнению посредников прислушались, наша победа отодвинулась бы на неопределенное время, были бы лишние человеческие жертвы…

– Я тоже знаю историю, господин полковник. Если бы ваши коллеги лучше планировали боевые операции, мы избежали бы многих ненужных жертв, и не втягивая животных в человеческие внутривидовые разборки…

Полковник внезапно захохотал.

– Простите… Вспомнил… Внучке, ей шесть лет, читал книжку о животных. О том, помню, что у крыс, вроде, сложная организация, что в стае у них есть те, которые пробуют для других еду, не отравлена ли… мол, такие они умные. А малышка вдруг выдает: «Если б были умные, то не сами бы пробовали, а мышей бы заставляли!» Вот это мысль, а?!

– Интересная девочка. Странно только, что военные структуры тоже мыслят на уровне шестилеток…

Полковник резко оборвал смех.

– Мы думаем о стране, а не о биологических абстракциях. Ваши слова граничат с изменой.

– Во время Мировой войны такие, как вы, заставляли кидаться с взрывчаткой под танки не только собак, но и людей. Статус популяции, территориальные проблемы, я все понимаю. Биология. Только не называйте обезьянье поведение высокой политикой. Те, кто разрабатывал планы, действовали почти без примеси человеческого разума, на голых обезьяньих генетических программах. А те, кто поднялся над собственной зоологией – и собаки, и люди – взрывали собой танки и обезвреживали минные поля. И я не хочу разговаривать с вами о нуждах страны и о политике, я уже кажется об этом говорил. Я лучше побеседую с обезьянами – они честнее и не прикрываются идеалами.

– О, – полковник с ожесточением растоптал огонек сигареты в пепельнице. – Не сомневаюсь, что вы готовы разговаривать с кем угодно, только не с патриотами! С обезьянами, с юго-восточными террористами, с нашими добрыми соседями с Запада, которые только и ждут случая напасть – это пожалуйста, это другое дело. Но своим вы можете только ставить палки в колеса, своих вы истово ненавидите. Вы, Хозяева, по натуре предатели. Ведь это от вас ползет сопротивление правительственной программе повышения рождаемости, не так ли? И именно вы готовы любому агрессору Родину за пятак продать!

– Простите, господин полковник, возможно, то, что я скажу, прозвучит излишне вызывающе, но это, видите ли, правда, – сказал Хольвин со вздохом. – Ведь уже около ста лет человечество подсознательно озабочено лишь одним вопросом – сократить свою численность. Правительства хлопочут о повышении рождаемости только для того, чтобы было кому убивать – и чтобы было кого убивать. Все ваши изобретения – тоталитарная тирания, нацизм, геноцид – это только способы сокращения численности нашей популяции. А под нашей популяцией я не нашу Родину подразумеваю, а все человечество…

– Мы боремся за мир…

– С автоматами в руках и атомной бомбой за спиной? Смешно. Вы же отстреливаете лишних, не деля их на военных и гражданских. Вы сами – орудие инстинкта регулирования численности вида, грязное, причем, отвратительное оружие. Мы просто все это видим – и считаем, что сокращение численности за счет снижения рождаемости менее болезненно, хоть и менее для вас интересно…

– Вы ждете, когда наша нация вымрет или выродится, чтобы отдать чужакам наши топливные ресурсы? – полковник шумно дышал через нос, но еще старался не повышать голоса.

– Топливная проблема разрешится тут же, как решится демографическая. Разве будет повод для конфликтов у пятисот миллионов человек?

– Какая небольшая, но определенная цифра! – воскликнул полковник саркастически и закурил.

– Численность человечества, которую мир может прокормить легко и безболезненно. Численность, на которую рассчитан мир, вы не в курсе? Знаете, не будь атомное оружие таким неразборчивым и грязным, я бы его порекомендовал, как вид ультимативной стратегии. Раз-два – и весы пришли в равновесие. Не так больно и муторно, как ваши бесконечные войны…

– Вы – сумасшедший? Нет, вы действительно ненормальный!

– Вас не знакомили с научными данными на эту тему? Забавно. Даже животные чувствуют такие вещи инстинктивно, а их разум вовсе не восстает против…

– Да что вы цепляетесь за гипотезу о разуме животных? – полковник будто обрадовался и обрел почву под ногами. – Ох, не надо! Вечный парадокс Лиги: люди, видите ли, действуют на рефлексах, а звери руководствуются разумом и чувствами… Бред. Ваши трансформы не могут создать ни малейшего подобия цивилизации, они стоят на сто ступеней ниже, чем самые дикие человеческие племена. Что из того, что вы научили читать собак? У трансформов все равно отсутствует творческое начало, они не создают материальной культуры, они имитируют человеческие руки, но ими не пользуются, им легче и приятнее в теле животных. Животные – это просто животные, как бы они не выглядели. Твари. Не душа, а пар.

– Благодарю вас, господин полковник, я это уже слышал. А так же слышал об многолетних исследовательских программах, имеющих целью трансформ людей и усиление телепатических способностей. Я знаю, что военное министерство потратило на это миллиарды, но данные по трансформу человека остаются закрытыми, ибо последствия опытов оказались совершенно кошмарными, а к ментальным контактам с животными и друг с другом по-прежнему способны только Хозяева, которые не годятся для вашей работы, потому что, кроме прочего, телепатически воспринимают и чужую боль тоже. Я не питаю иллюзий, вы, разумеется, можете промыть мозги кому угодно, но ведь после ваших процедур любой намек на дар утрачивается начисто, не так ли?

– Однако, вы слишком хорошо осведомлены… – лицо полковника на миг скривилось, как от кислого.

– В случае крайней необходимости и в интересах живого мира Лига иногда использует грязные методы, которым научилась от вас. Лига эту вашу проблему давно решила. Ваша ошибка в том, что вы вообразили, что у каждого человека есть скрытая Младшая Ипостась, этакий тотем. Вы используете изуверские способы, чтобы его вытащить, делая из людей мертвяков и монстров, бьетесь в эту стену головой уже много лет, но никак не можете принять совершенно элементарного факта: человек – это не Старшая Ипостась некоего неизвестного зверя. Человек – это Младшая Ипостась Бога, которая еще эволюционно не дошла до способности перекидываться. Вы же втаптываете человека в грязь, так же, как и все вокруг…

– У-у, теософский бред… В наше время можно уже отказаться от этих поповских сказок! – полковник растоптал очередной окурок в пепельнице с видом человека, наступающего сапогом на голову врага.

– Я и не надеялся что вы прислушаетесь. И – я знаю, зачем вам волки. Вам мало сторожевых собак, охраняющих границы, и ищеек, которых вы, как и жандармы, эффективно используете в качестве живых детекторов лжи, а еще – как саперов и таможенников. Теперь вы хотите спецназ из волков-трансформов. Волки сильнее, выносливее, агрессивнее, часто умнее собак, у них более тонкое обоняние – хотите и их заставить работать на себя. Все посредники в курсе, что кто-то из ваших домогался у президента Лиги разрешения на эксперименты с дельфинами и морскими котиками. Из них тоже хотите сделать спецназ, да? Морскую пехоту? Или – только разведчиков? Лига этого никогда не разрешит. Работа с животными без задатков Хозяина – насилие, а Хозяев в ваших структурах фактически нет, они там не приживаются. Так что вам придется снова браконьерствовать, а если вы поймаетесь на этом – получите обычные неприятности. Не будет вам волков.

Полковник встал и Хольвин встал тоже.

– Я честно пытался разговаривать с вами, как с разумным человеком, господин посредник, – сказал полковник, улыбаясь павианьим оскалом. – Я полагал, что субсидии министерства обороны не помешали бы вашей Лиге с ее вечным безденежьем. Мне жаль, что вы не хотите меня понять.

– Наоборот, господин, полковник, дело в том, что я слишком хорошо понимаю, куда это ведет, – сказал Хольвин.

– Значит, нет?

– Нет. Ни волков, ни дельфинов, ни китов, ни тюленей для вашей живодерни вы не получите.

– Очень хорошо, – сказал полковник, надевая фуражку. – Вы, вероятно, по старинке считаете, что Лига ни от кого не зависит? Вам придется доказать, что это не так. Времена изменились. Я поставлю вопрос перед более высокими инстанциями.

– Перед Зеленым? – спросил Хольвин.

– Что?

– Ничего, ничего, господин полковник. Я полагаю, вы желаете говорить с администрацией президента. А там могут найтись люди, думающие, что речка потечет, куда поплавок захочет. Я верю в любое зло. Но волков не дам. Это я могу – не дать вам волков. Спасти пару живых душ, которые вы намерены убивать наркотиками и электрошоком. Я полагаю, можно закончить разговор.

– Да, – неприязненно сказал полковник и вышел, нарочито аккуратно прикрыв дверь.

Шаграт лег к ногам Хольвина.

– Подожди здесь, старина, – сказал Хольвин, потрепав его по холке. – Мне надо пообщаться с волком, я один пойду.

Шаграт взглянул на Хозяина с тихим укором, вздохнул – но не поднялся, только чуть переменил позу на более удобную для долгого ожидания.

Волк лежал на полу клетки, положив морду на лапы, неподвижно – в ветеринарной клинике так же безразлично, как и в грязном зверинце Центра Развлечений. Он даже не повернул головы, когда Хольвин подошел к вольеру.

– Смотрите, господин посредник, – сказал молодой ветеринар, с которым Хольвин до сих пор не общался. – С тех пор, как привезли, так и лежит. Почти не встает.

Хольвин зацепился взглядом за миску, в которой лежало сырое мясо, политое яйцом. Мясо уже успело обветриться.

– Самый здоровый из всех, – сказал ветеринар сердито. – Его допингом не кормили. Вообще, он, похоже, очень недолго там пробыл: шкура слишком целая. Наверное, не успел поучаствовать в боях. А истощен не потому, что желудок испорчен суррогатами, а потому, что от пищи отказывается. Пока вы были поблизости, он, вроде, немного ожил – а как вы ушли, снова лег.

– Но кровь на анализ взять позволил? – спросил Хольвин.

– Усыпляли, – признался ветеринар.

– Конечно, – Хольвин присел на корточки. – Нормальная практика. Вместо того, чтобы поговорить, стреляли капсулой со снотворным, что больно и унизительно. Плюс – анализ вовсе не идеален, посторонняя химия в крови. Как вы думаете, это хорошо?

– Вот и беседуйте с ним сами, раз такие умные, – буркнул ветеринар и ушел.

– Поешь, боец, – тихо сказал Хольвин. – Поешь, голодный не воин.

Волк смерил Хозяина презрительным взглядом.

– Я тебя не обманывал, – сказал Хольвин. – Ты видишь, я пришел за тобой. Просто тогда я не мог тебя забрать. Были другие, им грозила смерть, а тебе всего-то и следовало бы подождать пару дней. Я думал, ты поверил и дождешься, а ты себя голодом моришь. Поешь, давай.

Волк вздохнул.

– Не все еще потеряно, боец, – сказал Хольвин. – Сегодня поедем за город, скоро будешь в лесу. Хочешь в лес?

Волк не выдержал и перекинулся. На его обветренном лице, достигшем последней степени худобы, с торчащими скулами и заострившимся носом, желтые глаза горели ничуть не измененной сменой Ипостасей холодной злобой. Он приподнял верхнюю губу – Хольвин грустно улыбнулся:

– Прекрасные клыки, боец. Просто прекрасные. Только оставил ты их без работы… ну что ты себя мучаешь, парень?

– Клыки мои пришел смотреть… Хозяин? – хрипло спросил волк с насмешливой иронией.

– Я же не шучу, мы скоро будем в лесу – зачем твой скелет в лесу? Стае нужен хороший боец, а не задохлик на дрожащих ножках…

– Стае? – спросил волк и облизнулся. – Что ты вообще знаешь о Стае, человек?

– В чем дело, парень? Совсем плохо?

– Чего ты хочешь? Лечить меня пришел? – волк снова облизнулся, его губы сохли и трескались. – Как ваших пустолаек? Так я не собака, на брюхе не ползаю, и вылечишь – не поползу.

– А я тебя и не укладываю на брюхо. Вижу, все – серьезнее, чем я думаю, да? – спросил Хольвин, так и сидя на корточках рядом с волком, по-прежнему лежащим на полу. – Ты прождал меня два дня и успел разувериться, это я понимаю, жаль – но понимаю. Только почему…

Волк усмехнулся, блеснув клыками.

– Ждал… Ничего я не ждал. Ничего я не жду, а уж от людей в особенности… Что ты себе в голову забрал, человек? Стае я нужен, да? А что осталось от Стаи, ты знаешь? Ты знаешь, как я вообще попал в эту, будь она проклята, клетку?

– Ты же не стал рассказывать…

– Ну да, – волк сел. – Ты Хозяин, псы болтают – холуи ваши. Посредник… ты где был, когда в моих братьев стреляли, а, посредник? Когда наших сук стреляли, а?

– Давно? – спросил Хольвин.

– С пару недель.

– И ты тут играешь в гордость и молчишь?

– А что тебе сказать, – усмешка волка стала не злобной, а горькой. – Ты ж человек. И эти с ружьями – тоже люди. Ты скажешь – они в своем праве, жить всем надо, за территорию всегда грызлись… а мне-то какая, к бесу Сумеречному, разница, как это оправдывается?! Они не за землю бились, им просто убивать хотелось, как бешеным, аж слюна из пасти капала – будто я не понимаю! С бешеными не бьются. От бешеных либо убегают, либо добивают, пока они других не позаражали…

– Грамотный ты, парень, – пробормотал Хольвин озадаченно.

Волка как будто позабавило его замешательство; его мрачная усмешка превратилась в ухмылку, почти собачью, почти польщенную. Он еле заметно расслабился.

– Наш Старый грамотный, – сказал с оттенком гордости. – Он много рассказывал про то, как люди охотятся. Про нормальную человеческую Стаю, я имею в виду, – в голосе послышалась нотка мрачного юмора. – Среди людей иногда такие попадаются – нормальные бойцы. Он в молодости с такими встречался, говорит, все было правильно, четко, честная война за охотничьи угодья. Те были сильные, наши в чащу ушли, те, кто выжил. Мы силу уважаем, проиграли – уходим, не огрызаемся, закон ясен…

– А в этот раз, по-твоему, что было не так? – спросил Хольвин. – Кто стрелял: спецы, настоящие охотники – или нет, как ты думаешь?

Волк задумчиво почесал за ухом – и стал в этот момент еще больше похож на пса. Хольвин улыбнулся.

– Никакие охотники, – сказал волк наконец. – Вообще не охотники, мясо. Боец среди них был один, он Стаю и вел – но не вожак, а этого я уже не могу понять. Им как раз самые слабаки командовали, из тех, на кого рявкни – и на брюхе поползут. И несло от них… дрянью несло. Какой-то… такой… отравой, отрыжкой… Не тухлятиной, но похоже на тухлятину…

– Пьяные, ты хочешь сказать?

– Не знаю, что это – пьяные. Слабые – точно, – сказал волк уверенно и презрительно. – Но оружие у всех отличное – длинные такие винтовки, знаешь? С красным таким глазом светящимся сверху. От которого бывают такие зайчики… на земле, на шкуре у кого-нибудь… чтобы не промахиваться… Только это все равно. Если бы они одни были, мы бы от них ушли на раз, они бы и не заметили. Или убили бы – делать нечего таких убить, и оружие бы не спасло. Они же в лесу не видят ничего, не слышат, не чуют – а если что и услышат случайно, то не поймут ни пса…

– Значит, их вывел инструктор?

– Вожак, который нянька при слабаках? Ты его так зовешь? Да, думаю, он. Он по следам, наверное, догадался, что мы пошли к оврагу, и своих уродцев вывел к оврагу, только с подветренной стороны… Он же знал, что мы не унюхаем, значит, нормальная голова… В общем, не повезло нам. Я, Рваный, Цуцик, Хвост и сучки наши – так на них и выскочили, – закончил волк, морща нос.

– Под выстрелы? А стреляли они пулями со снотворным?

– Уже! Нормальными пулями стреляли, которыми убивают. И знаешь… боец-то не стрелял, только слабаки, куда попало, по кустам, по нашим, по всему… Рваному сначала в бок – кровища фонтаном… потом жирный урод подошел – и в башку в упор. Крошка перекинулась, прижалась там к коряге какой-то, крикнула: «Не надо, не надо!» – а ей в живот… вот такая дыра была… – волк помолчал. – Это они только меня почему-то… не снотворным, а… лапы подвернулись, весь как ватный, но башка работает… я видел… Лапы связали, намордник надели, тащили долго, тошнило… потом в машину сунули, в багажник. Бензином воняло, чуть голова не треснула…

– С тобой была не вся Стая, да? – спросил Хольвин почти утвердительно. – Без Старого… еще кого-то не было, я думаю…

– Не вся. Но я слышал выстрелы… не знаю… – голос волка вдруг сорвался в тоскливый скулеж. Что бы ни думали ветеринары, волк умирал не от голода, а от тоски. У волков бывает смертельная тоска – по Стае, по лесу…

– Выясним и отомстим, – сказал Хольвин и протянул руку сквозь прутья вольера. – Я обещаю. Только нам с тобой надо будет сделать две вещи: найти выживших из Стаи и найти тех, кто убивал твоих братьев. У людей тоже есть претензии к этим мерзавцам.

– Чьим носом искать-то будешь, человек? – хмыкнул волк. – Ты ж не чуешь ни пса… – но обнюхал руку серьезно и внимательно. Пожал плечами. – Ладно… вроде не тошнит от тебя – и то хорошо…

– Вот и чудно, боец, – сказал Хольвин. – Давай, поешь и пойдем. Поедем в лес.

– С собакой пойдешь? – спросил волк. – Ненавижу, сявки брехливые…

– Посмотрим, – Хольвин улыбнулся. – Если тебе можно доверять, парень, то пойдем без собаки.

– Доверять… Да кто ж из людей волку доверится?.. Неужели попробуешь?

Хольвин оценил прямой вызывающий взгляд – знал собачьи правила переглядки и глаз не отвел. Волк ухмыльнулся, подвинул к себе миску, покосился на человека:

– Храброго из себя строишь?

– Ешь, ешь, – сказал Хольвин. – У меня к тебе есть еще вопросы, но это – потом.

Пока волк ел – насильно втискивал в себя пищу сквозь тоску, сжимавшую горло – Хольвин разговаривал с Тео по телефону. Тео бранился, но Хольвин и не ждал от него восхищения идеей.

– Всегда тебе больше всех надо, – ворчали в телефонную трубку. – Все посредники – как посредники, а ты действительно фанатик. Ну вот скажи, где это видано, чтобы псих-самоубийца поперся в лес один, без оружия, с волком, искать Стаю для переговоров, а?

– Стая может вывести на след браконьеров, – сказал Хольвин. – Насколько я понял, тебя это тоже может интересовать? Так вот, если Стая согласится сотрудничать, будут тебе адреса гадов, связанных с делом о Центре Развлечений.

– Хорошо бы, – буркнул Тео. – Только одна проблема: трансформов закон не считает вменяемыми свидетелями. Их показания суд не учтет.

– Смотря как это преподать, – возразил Хольвин. – Чему я тебя учу вообще? Волки могут взять след не хуже собак, они выведут к базе браконьеров, а тебе только и останется нагрянуть туда с ликвидаторами и жандармами и устроить тщательный обыск. И найдутся улики для суда, будь спокоен.

– Все это круто, конечно, – вздохнули в трубку. – Если только тебя волки не сожрут. Я понимаю, что ты – Хозяин, но они, если ты не забыл, дикие звери…

– До чего вы все предубеждены! Ты же ликвидатор, Тео, ты должен знать, что звери никогда и ничего не делают просто так. Я уже говорил и повторю: кот отлично описал мне парочку полудохлых, которые околачивались у Битера в зверинце, и опознает, если только ты найдешь хотя бы их фотографии. А волки имеют на эту славную компанию такое количество замечательных зубов, что предпочтут отказаться скорее от обеда, чем от мести. Так что я тебе добуду информацию – а уж как сделать из нее материал для суда, думай сам… Если вообще дойдет до суда. Может, там половина – мертвяки, тогда твои люди просто упокоят их – и конец. Правда, может оказаться и иначе… но все равно надо обязательно обезвредить эту погань, есть причины поважнее нарушения человеческих законов. Я не смогу к тебе заехать сегодня, но нам обязательно надо поговорить, Тео. Мне неуютно. И зверям неуютно. Пожалуйста, будь осторожен, неспокойно.

– Ладно, – сдался Тео. – Ты тоже осторожней там… У меня и без тебя полно хлопот.

– Слушаюсь, господин капитан, – усмехнулся Хольвин. – Пришли человечка забрать Шаграта – я с ним в лес идти не могу, волк не хочет.

– И телохрана оставляешь, дуралей? – судя по голосу, тревога Тео возросла в геометрической прогрессии. – Лишь бы волки улыбались, да?

– Пришлешь за ним?

– Да пришлю, будь ты неладен, чокнутый!

– Вот и славно, – улыбнулся Хольвин и дал отбой.

Волк слизывал с губ остатки яичного желтка. Хольвин снова присел рядом на корточки.

– Ну как, боец? Идти можешь?

– Бежать могу. Если в лес.

– Молодец, – Хольвин отпер вольер и открыл дверцу. – Выходи.

Это простое действие, похоже, шокировало волка. Он остановился, высунувшись наружу по плечи, и принялся сосредоточенно обнюхивать воздух вокруг, будто пытался учуять запах ловушки. Пожилая санитарка, мывшая пол между клеток, тихо прислонила швабру к стене и медленно вышла прочь, не сводя с волка глаз – это его позабавило и убавило напряжения.

– Смотри, какой я страшный, – сказал он Хольвину с прежней иронией. – Тетка, небось, думала – я ее прямо так и съем, даже оборачиваться не буду…

Хольвин улыбнулся в ответ:

– Ну, давай, боец, выходи, не стесняйся.

Волк вышел. Псы в вольерах по соседству, знакомцы волка по Центру Развлечений, не лаяли, но смотрели тревожно и хмуро.

– Лучше меня возьми, Хозяин, – сказал тот самый громадный лохматый пес, который ласкался к Хольвину в Центре. – Волк ведь подставит – недорого возьмет, погань…

– Потом возьму, Анчар, потом, – ласково откликнулся Хольвин. – Когда выздоровеешь, возьму.

Бойцовый пес, несколько поправившийся от инъекций витаминов и кальция, сытый, навещаемый своим будущим Хозяином из жандармерии и уже начавший приходить в форму, кинулся на решетку:

– Отвали от него, тварр-рь!! Трр-рронешь человека – убью, падаль!

Волк смерил пса брезгливым взглядом. Хольвин сказал укоризненно:

– Фу, Дарий! Лежать! Как не стыдно…

Бойцовый пес подчинился, лег, не меняя Ипостасей, положив голову на руки – но продолжал глухо рычать, морща курносый нос. Его клыки блестели из-под губ, как острые осколки фарфора. Брезгливость на лице волка сменилась насмешкой:

– Взрослый зверь, а как щенок, честное слово…

Другие псы, близко с волком незнакомые – красавица-ищейка с воспаленными от аммиака глазами, трехцветный сторожевой кобель с пулевыми ранениями, переломанный под машиной бродяга в гипсе – кидаться не стали, только проводили настороженными взглядами. Волк косился по сторонам, инстинктивно стараясь идти с Хольвином в ногу, тихо и мягко.

Хольвин открыл дверь, ведущую из приюта в клинику. Волк вышел за ним, внимательно принюхиваясь. Даже для жалкого обоняния человека лекарственных запахов казалось многовато – а волк чихнул от смеси спирта, дезинфицирующих растворов, йода…

Молоденькая санитарка с металлическим подносиком, покрытым марлей, прощебетала:

– Ой, собачка…

Волк ухмыльнулся ей во все клыки, с убийственной иронией – но девушка, похоже, восприняла злую насмешку, как собачью ласку:

– Господин посредник, а какой он породы?

– Волк, – сказал Хольвин. – Не задерживайтесь, барышня.

Санитарку тут же сдуло несуществующим ветром. Это маленькое приключение доставило волку большое удовольствие – он покосился на Хольвина куда дружелюбнее, чем прежде:

– А ты – ничего мужик. Юморной.

Хольвин остановился.

– Вот что, боец, – сказал он серьезно. – Мы с тобой сейчас пойдем по приемному покою, там люди с собаками, с разной прочей живностью, которую лечить приехали. Ты у нас – не пес, я тебя на цепь не посажу, но очень прошу – корректно с ними, дураками, ладно? Иначе будет скандал и неприятности, а значит, задержка.

– Да пошли они, – хмыкнул волк. – Очень надо…

– Могут спровоцировать, парень.

– А задирал я ногу на их провокации!

Хольвин улыбнулся – и волк ухмыльнулся в ответ. Они прошли рядом по широкому, ярко освещенному коридору стационара, мимо высоких белых дверей. Волк пригибал голову, всматривался и внюхивался, но вел себя нарочито спокойно. Хольвин стукнул в дверь кабинета с надписью «Заведующий отделением»:

– Бруно, ты у себя?

– Зайди, – отозвались из-за двери.

Хольвин не стал заходить, только сунул голову в дверную щель:

– Спасибо, Бруно, я тороплюсь. Я волка забрал, черкни у себя.

Пожилой ветеринар, старый товарищ Хольвина, который уже много лет прививал его щенков, штопал огнестрельные и резаные раны служебным псам ликвидаторов и давал посреднику бесконечные рекомендации по поводу приема родов у коз, щенячьего поноса и прочего подобного, рассмеялся в ответ:

– Что, Хольвин, уломал-таки его, черта? Значит, я пишу, что волка отпускаем на территории, контролируемой Лигой, да?

Хольвин на миг задумался.

– Ну хорошо, пиши так… И еще – ты ко мне заскочи на неделе, ладно? Глория переднюю лапу наколола – что-то долго заживает…

– Договорились, – согласился ветеринар. – Пока.

Хольвин улыбнулся, прикрыл дверь и пошел дальше. Волк спросил, кивнув на дверь совершенно собачьим жестом:

– А этот, он, что, тоже Хозяин, что ли?

– Бруно-то… А что, заметно?

Волк отвернул нос. Хольвин еле удержался, чтобы не трепануть его по спине, как пса. Вот вам и «из дикого леса дикая тварь» – зверь чувствительный и благодарный… Гордый, но одно другому не мешает. И у этого дикаря хватило чутья понять, что одно дело – Бруно, а другое – этот сопляк, который накачал его снотворным, чтобы проверить кровь. По уму, работать для Лиги должны только Хозяева… только где их найдешь в таком количестве!

В приемный покой вела дверь из матового стекла. Взявшись за ручку, Хольвин попросил, повернувшись к волку:

– Не перекидывайся, пожалуйста. Так нам с тобой будет проще.

– Ну ладно… – волк чуть удивился. Действительно хотел перекинуться, подумал Хольвин. Ни в коем случае! Тут же завопят: «Ошейник! Цепь! Намордник!» – всю работу сведут на нет.

– Иди рядом со мной, ладно?

– Типа просишь? Не командуешь, как псу?

– Да.

– Тогда ладно.

Волк боком проскочил в дверь. Хольвин вышел за ним.

В приемном покое у терапевтов было тесно от посетителей. Совсем рядом с дверью стояла, прислонившись к стене, девочка лет двенадцати с картонной коробкой из-под обуви. Волк заглянул в коробку – и поразился так, что поднял брови.

Хольвин не удержался и тоже заглянул краем глаза: в коробке оказалась средних размеров степная черепаха – для здешних лесных зверей существо невероятное, как пришелец с луны. Черепаха флегматично жевала увядший капустный лист.

– Что это? – спросил волк шепотом.

– Очень простое животное, – сказал Хольвин. – Нездешнее. Безопасное.

Волк кивнул. Девочка взглянула на него рассеянно и устало.

На диване сидела полная дама в отличном костюме ярко-алого цвета и белой блузке с пышным жабо на пышной груди. У ее ног томно возлежал холеный золотистый дог в ошейнике со стразами, всем телом выражая болезненную усталость; дама нежно гладила его по голове и бормотала:

– Ничего, солнышко, все будет хорошо. Мамочка все-все понимает, мамочка тебе поможет, бедненький… мамочка тебя любит…

Рядом расположился брюзгливого вида мужчина, похоже, раздраженный самим фактом своего тут присутствия. У его ног на полу тяжело дышала молодая симпатичная дворняжка, которой действительно было нехорошо; владелец, впрочем, не обращал на нее особого внимания. Дальше пристроились дети с какой-то мелкой живностью в корзинке, строгая пожилая женщина с беременной сторожевой сукой редкой красоты и молодой парень с унылым полосатым бойцовым псом, явно размышляющим, как бы содрать повязку с головы, уха и шеи. Еще дальше – еще люди и еще собаки…

Вся эта пестрая компания чинно ждала своей очереди, но появление волка произвело эффект разорвавшегося фугаса. Не на людей, которые вообще не успели понять, что, собственно, произошло. На собак. В первую очередь – на томного дога.

Ужас выдернул его из Младшей Ипостаси в Старшую – Хольвин успел подумать, что такое возможно только со зверем, рожденным среди людей, выросшим среди людей и почти не общавшемся с себе подобными. И этот элегантный пес великолепным акробатическим движением махнул через диван, почти через голову полной дамы с визгом:

– Мамочка, волк!!

– Как волк?! – завопила с еще большим ужасом его хозяйка, подскочив на полметра. – Не может быть!! Уберите сейчас же, как можно!! Эличка, лапочка моя…

– Брр-буф! – оглушительно рявкнул бойцовый пес и рванулся так, что сорвал парня с дивана. – Брр-буф! Буф!

– Надень намордник на эту тварь! – заорал хмурый мужчина, перекрикивая лай и вопли. – На своего оборотня, сию секунду, твою мать! И цепь! И ты на своего оборотня, слышишь, сука визгливая?!

– Сам дурр-рак! – зарычал осмелевший дог из-за спинки дивана. – Не смей на мамочку орать!

Больные собаки принялись лаять, хрипеть и визжать. Хольвин положил волку руку на плечо – волк понимающе кивнул, и они прошли рядом по этому безумному гаму и визгу, как сквозь строй. За спиной рыдала полная дама и матерился хмурый, из кабинетов выскочили дежурные врачи, а парень уговаривал глухо рычащего бойцового пса: «Ну все, Арик, успокойся… он уже ушел, все…» Хмурый мужчина ругнулся вдогонку:

– Моя бы оказалась оборотнем – башкой бы об угол! Расплодили нечисти…

– Уроды, – презрительно бросил волк, когда они с Хольвином вышли в холл. – Уроды истеричные.

Хольвин потрепал его по голове и плечу. Волк ухмыльнулся, но не стал отстраняться.

В регистратуре, около справочного окошечка на пластмассовом стуле печально сидел Шаграт в Старшей Ипостаси. Рядом стояла худенькая девочка в форме ликвидатора и в берете с Путеводной Звездой, та самая, которая оставалась нянчиться с рысенком, и что-то ласково говорила псу, поглаживая его по спине. Увидев Хольвина и волка, она подалась вперед:

– Здравствуйте, господин посредник! Мы решили тут вас подождать! – закричала так радостно, будто встретила старого друга. – Только зачем отсылать Шаграта? – спросила, чуть снизив тон. – Он же беспокоится…

Хольвин приветственно кивнул, но настроен был вовсе не радужно. Он подумал, что надо было велеть девчонке увести пса, пока они с волком не вышли. Поздно додумался, это раздражало – но теперь уже нельзя ничего изменить.

Волк, между тем, окинул оценивающим насмешливым взглядом и девочку, и Шаграта. Девочка улыбнулась так, будто взгляд дикого зверя ей польстил, и прежде чем Хольвин успел хоть слово вымолвить, протянула волку руку понюхать. Хольвин здорово удивился, а волк, похоже, оценил ее отвагу – взял ее руку в свои, хорошенько обнюхал, потом подошел на шаг и внюхался в ее нос и виски.

Шаграт напряженно наблюдал. Волк повернулся к нему:

– Здорово, холуй, – сказал с широкой надменной ухмылкой.

– Здорово, бандит, – ответил Шаграт точно в тон, так же широко ухмыляясь.

– Что, домой отсылают? – спросил волк с ироническим сочувствием.

– Ничего, малыш, – отозвался пес. – Я твой запах запомню. Надолго.

Они замерли друг напротив друга, чуть боком, встретившись взглядами и ухмыляясь – но любой человек, читающий знаки зверей, узнал бы в этих ухмылках демонстративные оскалы. Та самая собачья переглядка, похожая на лобовую атаку – отвернувший проигрывает, теряет лицо, а любое движение провоцирует драку. Пес, плотный, тренированный и сытый, даже на вид казался сильнее волка физически – зато в желтых волчьих глазах горела холодная воля мегатонной мощи, компенсирующая истощение с лихвой, а мускулы натянулись, как стальные тросы.

Хольвин чертыхнулся про себя. Вот и расплата за ошибку. Псов он растащил бы, но волка оскорбит вмешательство человека в собачьи дела. Хольвин хорошо знал своего телохранителя и товарища – Шаграт не склонен уступать дорогу наглым чужакам. Волк, тем более, скорее умрет на месте, чем уступит собаке – а значит, быть драке. Как раз вовремя и к месту – Хольвин даже растерялся на миг, все перестало склеиваться.

Он был уже готов жестко одернуть – и смертельно обидеть – Шаграта, но тут девчонка спросила волка:

– Зверь, а у тебя подруга есть?

Хольвин мысленно зааплодировал. До такой бестактной глупости могла додуматься только женщина, но глупость сработала. Оба бойца медленно и осторожно перевели взгляды на ее лицо, старательно сохраняя церемониальную дистанцию. Реплика девчонки давала им возможность разойтись, не попытавшись убить друг друга.

– Не знаю, – голос волка прозвучал горловым рыком. – Была. Не знаю, жива ли.

– Мне сказали – это те самые гады, которых мы тоже ищем, – сказала девочка. – Знаешь, в том здании, где тебя в клетке держали, мы семерых ликвиднули, мертвых. Но главная сволочь осталась… Ты не знаешь, зверь, кто в лесу убийцами руководил – мертвый или живой?

Волк нахмурился и отвел взгляд – задумался. Шаграт быстро взглянул на Хольвина – и Хольвин поднял ладонь: «сидеть!». Пес вздохнул и послушно сел на край стула.

– Вроде живой, – припомнил волк, сморщив лоб. – С душком, но вроде не совсем труп. Я видел одного совсем дохлого – жирную такую погань, лоснящуюся… как свежее дерьмо. Там, в здании.

– Это – тот самый, – сказала девочка. – Это он всем командует и новых мертвяков делает. Он тем гадам деньги заплатил, чтобы они живого волка привезли.

– Порву тварь, – прорычал волк совсем тихо и грозно. – Когти сточу, но из-под земли вырою – и порву.

– Так и надо, – вырвалось у Шаграта. – Правильно.

Хольвин чуть не плюнул с досады – но волк, против ожиданий, не огрызнулся, услышав голос пса. Он, удивленно приподняв брови и склонив голову набок, присвистнул:

– Да-а?

– Я десять штук таких уложил, – сказал Шаграт, приподнимаясь. Напряжение, висевшее в воздухе, развеялось. – Один в меня стрелял, смотри, – и на миг повернулся шеей, зашитым рубцом от касательного ранения.

Волк воспринял это не только как демонстрацию доблести – он углядел демонстрацию кое-чего еще.

– На сантиметр бы дальше – и Темень, – сказал он с чуть слышным сочувствием. В Младшей Ипостаси в такие моменты виляют хвостом. – А ты?

– А я его за руку, – сказал Шаграт. – За ту, с пистолетом. За руку зубами, а лапами на грудь, чтоб с ног сбить. Нас же специально учат…

– Да, круто, – кивнул волк.

Он подошел ближе – и оба потянулись друг к другу носами. Для того, чтобы обнюхаться, как велит полный церемониал, им понадобилось перекинуться – и они перекинулись, обнюхали друг другу морды и перешли к анальным зонам, тщательно и серьезно, чтобы не ошибиться в статусе. Шаграт первым вильнул хвостом по-настоящему, что выглядело, скорее, обозначением доброй воли, чем признанием поражения – и волк настолько хорошо это понял, что вильнул в ответ.

Хольвин сдержал облегченный вздох и впервые взглянул на девчонку не как на недоразумение в берете. Она улыбалась, обхватив себя за плечи; худенькая такая взлохмаченная птаха, слишком много темных кудряшек, чтобы можно было засунуть под берет их все. Глаза яркие, взгляд хороший. Ей, вроде бы, около двадцати, но больше пятнадцати не дашь – и совсем неплоха, как Хозяйка, не по возрасту, видимо, врожденный талант. Развитая интуиция плюс любовь и понимание. Сначала рысенок, теперь псы… молодец. Переманить бы ее в Лигу из СБ…

Оба пса – и дикий, и домашний – вернулись в Старшую Ипостась, чтобы закончить разговор. Их голоса теперь зазвучали дружелюбно и спокойно: определились и разобрались. Волк старше – следовательно, Шаграт может подчиниться, не унижаясь. Отлегло от души.

– Тебе в лес не надо, – говорил волк. – Тебя ребята порвут раньше, чем я успею слово вставить. Мы собак не любим, сам понимаешь.

– Да мы волков тоже – не очень… я б тебя тоже в свою Стаю не звал…

– Ты за человека не бойся. Я присмотрю. Он мне понравился.

– У вас там, в лесу, всякое разное…

– Да не скули ты! Я в этом вашем городе, может, и не стал бы особенно выпендриваться, но в лесу-то хорошо чую, что к чему. Проведу, не поджимай хвост.

– И все-таки лучше бы и я…

– Нет, парень, прости. Съедят. Я знаю, о чем говорю. У нас все по-взрослому.

Хольвин потрепал Шаграта по щеке – эта ласка уже ничему не мешала.

– Ничего, ничего, дружище. Все будет в порядке. Теперь-то все будет в порядке… А вы, барышня, молодец. Славная барышня, да, Шаграт? Она тебя проводит к Тео, а я завтра-послезавтра заеду за тобой. И не беспокойся, старина…

– Ладно, – сказал волк. – Хватит уже сентиментальничать. Пошли.

И Шаграт, которому, несмотря на все резоны, до боли хотелось побежать за Хозяином, в печали и тревоге уткнулся лбом Хозяйке в плечо…