Парк начинался кленовой аллеей; кленовые листья пышными ворохами лежали на газонах и на песчаной дорожке, источая чудесный сдобный запах, какой бывает только у палых кленовых листьев и только в октябре. Листья нежно шуршали под ногами, в них резвились маленькие хранители, бледненькие и полупрозрачные, как всегда в городской черте. Лилия думала, что с асфальта улиц, конечно, надо подметать опавшую листву, но без этого ковра из сплошного шелеста со сладким запахом осень много теряет. Роза ворошила листья носками модных ботинок – похоже, думала примерно о том же.
Лилия надеялась, что в парке пустынно – рабочий день, спальный район, тихое послеобеденное время – но ошиблась. Гуляли женщины с детьми, гуляли обнимающиеся парочки. Компания молодых людей с открытыми бутылками пива в руках громко сожалела, что до аттракционов далеко идти, их голоса странно звучали в шелестящей тишине.
– Не могли другого места найти, чтобы орать, – поморщилась Роза. Лилия кивнула.
На маленькой песчаной площадке, куда выходили четыре аллеи, неподвижно стояла пегая запряженная лошадь. Женщина в джинсах и брезентовой куртке, с обветренным грубоватым лицом, сипло спросила:
– Хотите прокатиться на лошадке, девочки?
Лилия отрицательно качнула головой. Роза хихикнула:
– Это, вообще-то, живая лошадь у нее или нет? Смотри, стоит, как чучело, даже не шевелится!
– Может, устала? – сказала Лилия, рассеянно скользнув по лошади взглядом. – Живая, конечно.
– Да ну ее! Пошли, мороженого купим? – предложила Роза, сворачивая в боковую аллею. – Тут где-то ларек был…
Лилия пошла за ней. Лошади никогда не казались ей интересными животными. Красивые, да, но, похоже, не особенно умные – ведь двоесущных лошадей не бывает, хотя по слухам иногда перекидываются даже козы. В жизни Лилия не общалась с лошадьми никогда; в кино лошадь – это просто средство передвижения, вроде мотоцикла. Кажется, яркого образа лошади никто из писателей или режиссеров не создал: попадаются только абстрактно прекрасные рысаки – этакие престижные автомобили Средневековья – или смешные клячи. Ими иногда восхищаются на десять страниц, но никому они по-настоящему не интересны. В таком тоне и туалетом главной героини можно восхищаться.
Скучные звери. И ведут себя странно: живой зверь стоит, как парковая скамейка, опустив голову, глядя в никуда. Интересно, понимает ли хоть что-нибудь?
Вот тут-то Лилия и увидела в тени пышных кленовых веток, в стороне от света, поодаль, этого… человека? зверя?
Он был, несомненно, двоесущный, этот восхитительный красавец. Лилия уже видела достаточно перевертышей, чтобы суметь отличить от одежды его трансформированную шкуру – ярко-черную, глянцевую. По высоким сапогам легко догадаться, что у зверя в Младшем Облике – копыта, а не лапы. Почти такие же сапоги были у лося, только этот – не лось. Такая разница… Лось длинноногий, широкогрудый и широкоплечий, а бедра кажутся тощими… несколько неуклюжий в человеческом виде, нескладный… а этот…
Этот был – абсолютная гармония. И фигура балетной стати, и осанка принца, и грива тяжелых спутанных черных волос. И точеное нервное лицо с великолепными темными глазищами, равнодушное и гордое. Удивительно красивый перевертыш – и, вероятно, фантастически красивое животное.
– Смотри, какой красавчик! – выдохнула Роза. – С ума сойти…
– Я его знаю, – вдруг сорвалось у Лилии. – Он ликвидатор. Из самых отчаянных. У него уже сотня мертвяков на счету. Пойдем поздороваемся?
Роза остановилась.
– Ну уж нет, – сказала она решительно. – Ты иди, а я пошла. Я еще жить хочу. Позвони потом. Жаль, что…
– Мне тоже, – Лилия нервно вздохнула. Ей мучительно захотелось избавиться от подруги – потому что появилось четкое ощущение беды. Что может делать посреди парка такой зверь? Это дикий зверь? Что он делает в городе? Очевидно, ему нужна помощь – и почему-то казалось, что Роза может все испортить. – Я позвоню. Пока.
– Да ты влюбилась? – Роза хихикнула. – В такого типа влюбиться – врагу не пожелаешь. Слишком смазливый. На него, небось, девицы толпами вешаются… Он тебя не узнал или вид делает?
– Роза, прости, но мне, правда, поговорить надо, – выдохнула Лилия. – Пока.
– Ну пока, – в тоне Розы появилась и обида, и насмешка, но это уже не имело значения.
Лилия оставила ее стоять посреди аллеи и почти бегом направилась к двоесущному.
Он взглянул на нее безразлично, как на небо и деревья – будто Лилия была не более, чем движущейся частью пейзажа. Его громадные глаза отражали мир, как темные зеркала.
– Прости, – выпалила Лилия, чуть запыхавшись. – Ты ведь не олень, да? А кто?
Зверь будто впервые ее увидел.
– Не твое дело, – сказал он несколько невнятно, как человек с едой во рту. Мотнул головой, отшвыривая длинную челку со лба, переступил с ноги на ногу.
– Ах, небеса, – выдохнула Лилия. – Ты же конь, да? Ты – конь?
Ее собеседник надменно фыркнул – и тем утвердил ее в правильности догадки. Лилия протянула руку, чтобы конь понюхал, но тот отстранился нервным порывистым движением и снова фыркнул.
– Ты потерялся? – нежно сказала Лилия, убирая руку. – Ты потерялся, да? Какой же ты удивительный красавец… В жизни не видала таких красивых лошадей! Вот это грива у тебя! Замечательный красавец…
Конь внимательно слушал, как большинство двоесущных, обычно с интересом выслушивающих комплименты. Потом осторожно принюхался, так, будто боялся, что Лилия ударит его или схватит за роскошную гриву. Его лицо все еще выражало недоверие и презрение, но поза уже не была такой напряженной.
– Ты пахнешь зверем, – сказал конь. Лилия подумала, что с его ртом явно не все в порядке – в углах губ запеклась кровь, а кожа воспалилась и потрескалась. Болеет?
– Это собаками пахнет, – сказала Лилия. – У нас, где я работаю, много собак. Я с ними дружу.
– Я не люблю собак, – конь покосился на нее. – Они кусают за ноги, они на волков похожи.
– Никому мы не позволим кусать тебя за ноги, – улыбнулась Лилия. – И потом – это ученые собаки, они и сами не будут. И вовсе они не похожи на волков.
– Мне больше нравятся кошки, – сказал конь. – Одна маленькая кошка ходила в стойло. Она мягкая. Это приятно.
Лилия осторожно погладила его по плечу и руке выше локтя. Конь искоса отследил движение ее руки и оскалился – не улыбнулся, а нарочито приподнял верхнюю губу. «Пугает, – подумала Лилия. – Не привык к трансформу, человеческой мимике тоже еще не научился. Нервничает».
Она обернулась. Роза, по-видимому, обиделась и ушла – ее фигура уже едва виднелась в самом конце аллеи. Лилии стало стыдно на минуту – но чутье подсказывало, что не стоит впутывать подругу в сложные и, возможно, даже опасные для нее контакты. Что контакт может быть опасен и для самой Лилии, в голову как-то не приходило. Агрессии любых животных Лилия совершенно не боялась. Если что и тревожило ее, так только будущее коня, с которым случилось какое-то несчастье, и ее собственный, нулевой, опыт общения с существами его породы.
Отчаявшись вспомнить что-нибудь дельное и решив действовать, как подсказывает интуиция, Лилия залезла в карман и вынула дежурный мешочек с подсоленными хлебными сухариками – угощение для собак. Конь наблюдал за ее руками; его взгляд, все еще напряженный, сделался как-то определеннее и конкретнее.
– Хочешь сухарик с солью? – спросила Лилия.
Конь потянулся понюхать. Лилия вынула несколько сухариков из мешочка. Конь хотел взять их с ее руки прямо губами.
– Не стоит так в Старшей Ипостаси, – сказала Лилия, взяла его руки, собрала их горстью и высыпала в горсть угощение.
Конь скептически оглядел ее, но не стал вырываться. Неловко поднес ладони к лицу, взял сухарик ртом.
– Молодец! – сказала Лилия весело. – Мы с тобой еще так научимся изображать человека, чтобы никто не догадался, что ты перевертыш.
Конь перестал жевать. Впервые в его взгляде появилось нечто, смутно похожее на доверие.
– Ты знаешь, что меня разыскивают? – спросил он.
– Догадалась. Ты сбежал?
– Я сбежал. Я… я не знаю, куда идти, но больше не хочу там жить. Если ты будешь меня ловить или захочешь им отдать, я тебя убью. Я уже убил одного человека, – сказал конь, и это прозвучало не человеческой угрозой, а честной констатацией факта. – Мне страшно, поэтому я буду убивать.
– Никому я тебя не отдам, – сказала Лилия. Конь пристально смотрел в ее лицо. – Я тебя спрячу. Тебе тяжело в человеческом теле, а зверя сразу узнают, да?
Конь вздохнул.
– Конюх Филлиса уже видел меня здесь, – сказал он. – Они все бегают по парку и меня разыскивают. Как только я перекинусь, они меня заберут. Кастрируют и будут бить током. Надо уйти отсюда, но я не знаю, куда. Там, на улицах – машины. Они плохо пахнут, гудят. Там много людей. Я боюсь.
– Я – Лилия, – сказала Лилия. – Меня так зовут. А тебя?
– Дэраш Третий, сын Сокола и Зарницы, – конь вскинул голову. – Так они объявляли меня. Дэраш Третий, фаворит скачек.
Какое королевское имя, подумала Лилия. Фаворит скачек, значит… Сбежал…
– Ты, значит, рысак… Любишь скачки?
– Нет!
– Прости. Ты, значит, дорого стоишь, да? Снова – прости. Просто они тут будут носом землю копать, чтобы тебя найти. Нам надо уйти отсюда. Пойдешь со мной?
Дэраш промолчал, косясь в сторону.
– Дэраш, пойдем, пожалуйста! Тут нас с тобой обязательно найдут, а там у меня друзья есть, они нам помогут… Пойдем, милый!
Дэраш опустил голову, разглядывал палую листву под ногами – и Лилия по некоему наитию осторожно обняла его за шею, не притягивая к себе, не удерживая, слегка. От коня пахло парком, сеном и теплым лошадиным запахом; он не отстранился, только вздохнул и мотнул челкой. Потом съел еще один сухарик, сумев взять его более ловко, и грустно сказал:
– Пойдем. Я не умею жить один. Я боюсь, мне хочется есть. Я не знаю, куда податься. Я слышал, есть лес – но ведь там волки… Я больной, мне не убежать… съедят меня…
Лилия погладила прекрасную гриву, и Дэраш на мгновение склонился к ней, щекоча гривой ее щеку. Он раскрылся совсем; Лилия все поняла: конь был домашний зверь, более домашний, чем кошка или даже собака. Он, существо, созданное степью, саванной, поросшей травой, в принципе не мог выжить один в северном лесном краю, куда его привезли люди. Его загнали в тупик, он ненавидел своих владельцев, но вынужден был довериться человеку, потому что, кроме человека, никто не мог бы прийти ему на помощь… У Лилии от жалости и стыда слезы навернулись на глаза, она вморгнула их обратно и спросила:
– Что у тебя болит, красавец? Ты сказал – больной…
Дэраш отвернулся и принялся долбить песок трансформированным копытом. Лилия, уже чувствуя его не хуже, чем любого пса, поняла, что гордому коню не хочется распространяться о своих слабостях, и он уже жалеет, случайно о них проговорившись. Вот почему они замертво падают на финише, подумала Лилия. Это такая специальная лошадиная гордость, амбиции – никто, никто не узнает, что ему больно… пока не иссякнет жизнь. Ох…
– Дэраш, скажи, пожалуйста… Я тебя доктору покажу, он тебя вылечит…
Конь фыркнул.
– Не хочу. Будет делать больно. Потом уйдет – и все.
– Ладно. Не буду. Но мне – скажешь?
– Спина болит. Ноги. Колени особенно. Шея. Во рту все болит. Горло. Устал я.
Лилия вспомнила пегую кобылу, неподвижно стоящую на парковой дорожке, и ее щеки вспыхнули от стыда. Глупые звери, значит? Вьючная скотина? Сама ты скотина. Не можешь отличить уставшего и больного от глупого, Хозяйка поганая. Дура.
А ментальный контакт, вероятно, был уже по-настоящему силен. Дэраш нагнулся, осторожно тронул губами ее висок:
– Пойдем. А то они нас найдут.
Лилия закинула руку на плечо коню, и он не подумал возражать. Они вместе пошли к выходу из парка – и гуляющая публика, вероятно, думала, что тощая инквизиторша отхватила себе шикарного ухажера.
Дэраш начал нервничать на выходе из парка – вокруг было слишком много людей, и многие смотрели в его сторону. Лилия, не долго думая, купила у пожилой уличной торговки пакет яблок и протянула одно Дэрашу:
– Не обращай внимания, лучше поешь. Ты говорил, что любишь яблоки?
Удерживать яблоко в руках коню показалось еще неудобнее, чем сухари. Он ухитрился откусить кусок из рук у Лилии и потянулся откусить еще. Лилия покачала головой:
– Нет уж, милый. Держи сам. На нас и так уже все пялятся.
Пока ждали трамвая, Дэраш освоил сложную науку – держать яблоко пальцами и поворачивать, чтобы удобнее было откусывать. Успел съесть два яблока целиком и еще одно основательно надкусить – и пришел нужный трамвай, а Лилия пожалела, что не обговорила с конем, как люди входят в вагон.
Дэраш, косясь и фыркая, остановился в двух шагах от вагонной ступеньки.
– Ну, золотой, драгоценный, поднимайся, – позвала Лилия, поднявшись на ступеньку первой. Тянуть коня за руку она не решилась – он только-только начал раскрываться, легко мог испугаться и перестать верить. – Дэраш, давай, надо учиться. Ты же такой храбрый, неужели боишься трамвая?
Пса можно взять «на слабо» совершенно элементарно. Конь не бросился, очертя голову, а раздумывал почти полминуты. К счастью, задняя площадка оказалась почти свободной, и Дэраш встал у окна, прижавшись к поручню спиной. Две усевшиеся напротив пожилые дамы пожирали его глазами и обсуждали вполголоса: «Такой красивый мальчик – и слабоумный?» Лилия повернулась к ним спиной, стараясь не обращать внимания.
Трамвай тронулся с места, Дэраш тяжело вздохнул и уставился в окно, забыв про яблоко в руке. По его лицу, снова отрешенно-равнодушному, Лилия догадалась, что конь скрывает неуверенность и страх, но ей самой стало гораздо спокойнее – парк и владелец коня остались позади. Заплатила за билеты, выдержав насмешливый взгляд кондуктора: «Шикарного альфонса подцепила, бедняжка?» – встала в проходе, загородив, насколько возможно, Дэраша собой, и позвонила капитану Тео. Очень хотелось услышать голос человека, знающего, что делать в сложной ситуации.
Но Тео сообщил, что арестован за убийство. И шокированная Лилия не сразу собралась с мыслями настолько, чтобы сразу позвонить Бруно…