Завод-3: назад в СССР

Глава 7

— Доброго утро, теть Клава! — на следующее утро я поздоровался с вахтершей и потянулся к трубке телефона. — Мне на минутку надо позвонить.

Вытащив из кармана помятый листок с оставленным кем-то номером, я уже приготовился набирать цифры, но, поднеся трубку к уху, услышал тишину — никаких гудков, ни коротких, ни длинных. Телефон не работал, я даже на всякий случай проверил, на месте ли провод, и заметил, что провод, что называется, с мясом вырван из телефонной розетки. Покосился на тетю Клаву и спросил:

— А что тряслось? Кому телефонный провод помешал?

— Да что, некоторые жители у нас не смотрят под ноги, — пояснила она. — Винокуров со второго этажа сегодня с утра провод вырвал чуть ли не вместе с розеткой. Вот теперь потопал в АТС, чтобы вызвать мастера. Так что покамест мы остались без связи.

— Ясно-понятно, — я положил трубку обратно,. — Ну, надеюсь, что все починят, теть Клав.

— Конечно, починят, куда же они денутся, в первый раз что ли, — отмахнулась вахтёрша. Пристально на меня посмотрела. — Егор, а ты, случаем, не в милицию звонить собрался?

— Да нет, не в милицию, — осторожно ответил я. — А почему вы спрашиваете?

— До того, как Винокуров тут все поломал, тебе из отдела женщина какая-то звонила, — пояснила тетя Клава и попыталась припомнить фамилию. — То ли Птичкина, то ли Синичкина… Несерьезная фамилия, пернатая.

— Курочкина?

— Точно, она! — согласилась вахтерша. — Помню только, что-то с птицами связано, память вообще уже, дырявая, что твой дуршлаг. Так вот это Курочкина велела тебе передать, чтобы ты прямо с утра наведался в отдел.

— Принято. Давно звонила? — уточнил я.

Тётя Клава покосилась на часы на стене.

— Ну как, недавно, минут двадцать назад. У тебя опять стряслось что? — она вперила в меня подозрительный взгляд. — Небось опять чего-то натворил, что тебя в милицию вызывают.

— Не, теть Клав, ничего не случилось и я ничего не натворил, я же комосомолец. Видимо, по прошлому разу ещё вопросы остались, — заверил я.

— Знаю я таких законопослушных, — строго сказала вахтёрша и добавила примирительно: — Я надеюсь, что ты в следующий раз будешь головой думать, прежде чем в такие дела лезть. Оно тебе надо — потом по отделам ходить, как к себе домой?

— Вот и я того же мнения, теть Клав, — согласился я и, развернувшись, вышел из общаги.

Вместо работы я самого утра потопал в отдел. Раз Курочкина меня вызывает, значит, дело пошло набирает обороты, а следовательнице, видимо, от меня нужны какие-то показания. Идти в отдел, зная, что за тобой нет никакой вины — совсем другое дело, чем отправляться туда же с пониманием, что ты проходишь подозреваемым по делу. Прогулка заняла не больше получаса, и вот я уже стоял у входа в отдел. Там встретил уже знакомого мне сержантика-дежурного, при виде меня тот расплылся в доброжелательной улыбке.

— О, Егор, доброго утра! Проходи, тебя уже наша Курочкина ждёт, — поприветствовал меня дежурный.

— Давно она тут?

— Ну как, считай, всю ночь провела в отделе, — ответил сержантик. — Она у нас дама работящая, если вцепится в какое-нибудь дело, то как клещ, пока досуда не доведет.

Такой подход, конечно, был похвальным и нравился любому начальству. Другой вопрос, если я верно понял, ночь она провела в отделе, значит, после вчерашних посиделок в «стекляшке» она даже не заходила домой. Знал бы, что все так, принёс бы Курочкиной сырников. У нас с утра на кухне как раз девчата жарили — и несколько штук остались недоеденными.

Ладно, дело хозяйское. Я прошел в отдел и постучал в кабинет следовательницы.

— Заходите! — рявкнул с той стороны капитан, который тоже оказался на рабочем месте.

Я открыл дверь, зашёл в кабинет и встретился взглядом с милиционером. Ни у меня, ни у него не возникло желания поздороваться. Капитан хмыкнул в свои пышные усы и вернул взгляд в бумаги, которые изучал. А я, не останавливаясь, прошёл к столу следовательницы. Больше в кабинете никого не было, кроме нас троих.

— Маша, мне тут птичка на хвосте принесла, что ты хотела меня видеть? — я отодвинул стул, сел и сложил руки на столешницу.

— Да, Егор, — подтвердила она, взяла какой-то документ и вручила мне. — Вот тебе повестка, чтобы на работе показать.

Я взял повестку, пробежался по строкам — так и есть, следовательница вызывала меня для дачи показаний в качестве свидетеля. На столе перед Курочкиной лежала целая кипа бумаг, судя по всему, материалы на Климента.

Повестку я сунул в карман и внимательно посмотрел на Курочкину. Она выглядела невыспавшейся и какой-то помятой, что, впрочем, неудивительно после бессонной ночи в кабинете. Да и общалась следовательница со мной, не поднимая глаз. Может, какую обиду затаила после вчерашнего? Что я не размотал её бывшего мужика прямо в «стекляшке»? Ну, это всё-таки было бы странно, хотя как знать

— Явился не запылился, Штирлиц, блин, — всё-таки прокомментировал моё появление капитан. — Ты теперь к нам в кабинет будешь как себе домой захаживать?

— Долго думал, прежде чем родить про Штирлица? — я повернулся к столу капитана.

Тут поднялся из-за стола, прихватив с собой пачку «Примы», и, что-то буркнув себе в усы, вышел из кабинета. Молодец, всё-таки инстинкт самосохранения у мужика развит.

— Нам нужно свидетельские показания по уму оформить, — Курочкина вернула моё внимание.

— Я в твоем полном распоряжении. Говори, что делать.

В итоге следующие полчаса я занимался дачей показаний и прочими формальностями, которые будут прикреплены к делу Климента. Маша, хоть еще и была совсем молодой и буквально вчера закончила школу милиции, производила впечатление профессионала. Внимательно относилась к деталям, задавала правильные вопросы, и в целом чувствовалось, что ей небезразлична работа, которая была ей доверена. Со своей стороны, я отвечал на вопросы следовательницы максимально подробно и развёрнуто.

Наконец, мы закончили, и Курочкина протянула мне документы на ознакомление.

— Егор, прочитай всё, и если у тебя нет замечаний, то поставь, пожалуйста, подпись здесь и здесь, а тут напиши «с моих слова записано верно, мною прочитано», — пояснила она.

Я документы взял, но не успел начать читать — мой взгляд остановился на запястье Маши. Рукав её формы при передаче документов немного сполз вниз, и я увидел на руке следовательницы синяк.

— Маш, руку покажи, — хмуро, но ровно произнёс я.

— Зачем? — смутилась та, а руку убрала под стол.

— Покажи-покажи, — настоял я.

Курочкина нехотя вытащила руку с синяком, а я приподнял ей рукав и нахмурился. На запястье у неё был не просто синяк, а самый настоящий отпечаток пятерни. Кто-то схватил следовательницу за руку, схватил сильно, раз остался такой синячище.

— Кто это сделал? — строго спросил я.

— Никто, я ударилась вчера, — прошептала она.

Врать у Курочкиной получалось крайне скверно, да и ссылаться на то, что она ударилась, было как-то по-детски. Посадить синяк в форме пятерни? Я не следователь, но без всяких экспертиз скажу, что самому такое не сделать, никакой невезучести не хватит.

— Он тебя бьет? — спросил я, смотря девчонке прямо в глаза.

— Егор, это неважно и это тебя не касается.

— А я думаю, что как раз меня это касается.

— Нет, — она убрала руку и спрятала её обратно под стол. — Если у тебя нет никаких замечаний, подпиши, пожалуйста, документы.

Я ещё некоторое время сверлил взглядом следовательницу, но та так и не подняла глаз. Разговаривать на эту тему она явно не хотела. Не знаю, чем все вчера закончилось, когда мы с Кирой и Любы ушли из «стекляшки», но, скорее всего, этот урод, бывший муженёк Курочкиной, решил продолжить выяснение отношений. Знал бы я, прямо в той кабинке туалетной получше бы приложил — чтобы в больничке у него было время посоображать, а не кухонным боксом заниматься.

Видя, что Маша находится не в лучшем расположении духа, и связано это не только с усталостью, я не стал настаивать. Взял бумаги, ознакомился и поставил свои подписи.

— Спасибо, на сегодня всё, если мне ещё понадобится твоя помощь, я тебя вызову, — сдержанно произнесла Курочкина, убирая документы в картонную папку.

— Маш, — я коснулся её руки. — Если он поднял на тебя руку один раз, то это только вопрос времени — когда он это сделает снова.

Следовательница ничего не ответила. Я со вздохом поднялся из-за стола, понимая, что воспитывать её тоже не стоит. На дуру Курочкина похожа не была, надеюсь, что она сделает правильные выводы и теперь уже окончательно пошлёт своего непутевого муженька куда подальше.

— Если он попытается вытворить что-то подобное в следующий раз, сообщи мне, — со строгим видом попросил я.

Следовательница пять промолчала, а в кабинет вернулся капитан, который, естественно, грел уши — если не вышло наедине, уж при нём Маша точно не будет разговаривать. Но, прежде чем уйти, я сделал ещё попытку — достал из кармана с мятый листок с номером и показал его Курочкиной.

— Твой?

Она красноречиво помолчала, но мне все стало понятно.

— Если ещё что-то понадобится, я дам знать, — сказала она, обозначив, что наш разговор подошел к концу.

Надо будет поговорить с ней поплотнее, но без лишних ушей капитана. От отдела до проходной я шел, размышляя о Курочкиной и ее ситуации. Обращаться в милицию, сотрудником которой Маша, собственно, являлась, не было никакого смысла при таком характере повреждений. Разве что только припугнуть муженька — но, зная его настойчивость, полагаю, этим уже делу не поможешь. Поэтому решить вопрос здесь можно было иным способом, например, поговорив с её бывшим по-мужски. Ладно, будет день — будет пища.

Я зашёл на завод в начале девятого утра, почти через полтора часа после начала рабочего дня.

Подходя к корпусу, я увидел, как кто-то из рабочих наблюдает за мной в окно. И стоило мне появиться в поле его видимости, как мужик тотчас исчез. И мне показалось, что наблюдал за мной наставник. Интересно, что Палыч надумал? Задумка стала ясна, когда я открыл дверь корпуса. Оказалось, что слухи быстро распространились по заводу, на входе меня уже встречали. Причём встречали не просто так, а основательно подготовившись. В главном проходе, где обычно проходили встречи начальства с рабочими, собралось сразу несколько десятков человек. Работяги при моем виде начали хлопать ладоши и скандировать: Егор — молодец!

Ощущения были такие, как будто я звезда советского масштаба и решил посетить место, где когда-то начинал свой путь. Увольнение начальника цеха, к которому я непосредственно приложил руку, оказалось большим событием. А приятно, что сказать!

— Вот ты, Егор, даешь, вот это молодчина, я понимаю! — ко мне начали подходить работяги, жали руку и делились своими впечатлениями.

— Спасибо, пожалуйста, на здоровье, — я улыбался и повторял положенные в таких случаях фразы.

Очень быстро выяснилось, что работа предыдущего начальника цеха никого не устраивала. Отпуска он не давал, когда надо, премию недоплачивал и в таком духе — нарисовался целый список того, чем были недовольны работяги. У меня невольно возник вопрос — где эти все недовольные были раньше? Почему никуда не жаловались и молчали в тряпочку? Впрочем, вопрос был риторический, и ответ на него я прекрасно знал. Попробовал бы кто-то возмутиться — и тут же поставил бы себя в заведомо невыгодное положение. Рычагов влияния у начальника цеха всё-таки было гораздо больше, чем у работяг.

— Минуточку, одну минуточку, у меня есть объявление! — привлекла к себе внимание Аня.

Рабочие нехотя затихли и посмотрели на контролёршу. Аня набрала полную грудь воздуха и заговорила:

— Егор, поскольку у тебя скопилось сразу несколько знаменательных событий, мы с нашим замечательным коллективом посовещались и решили, что это дело надо хорошенечко отметить! В общем, приходи сегодня в обед, будем праздновать, — озвучила Аня, довольно улыбаясь.

— Я только за, а вот если ты ещё и торт испекла, то я буду самым счастливым человеком, — я принял приглашение.

На том и договорились.

Ну, как это обычно в цеху бывает, «бабские» поздравления проходили отдельно от «мужских».

— Егор, — из прохода меня позвал мой бывший наставник. — Иди сюда! У нас кое-чего для тебя есть.

Старый слесарь многозначительно пощелкал пальцем по горлу.

— Палыч, рабочий день, я даже ещё не переоделся, — за всеми поздравлениями я и вправду не успел ещё наведаться в раздевалку.

— Ничего страшного, успеешь, идем, Егор!

Наставник, довольно потирая руки, привел меня в небольшой закуток в конце цеха, где стоял стол, на котором мужики обычно играли в карты. Тут собрались все с моего участка, включая мастера. На столе была накрыта поляна, скромная, но душевная — несколько бутылок самогонки и банка солёных огурцов.

Мужики при моем появлении оживились. По второму кругу начали ржать мне руку и доброжелательно хлопать по плечу.

— Ну че стоим, как памятники Ильичу? Разливай, что ли! — по-хозяйски распорядился Палыч. — Так, Егор, не буду повторяться за нашими женщинами, но скажу, что ты сделал для нас одно большое дело! Мужики не дадут соврать, теперь мы хоть задышим полной грудью! О такой красоте нам раньше приходилось только мечтать.

— Ага, этот козёл ни сверхурочно толком работать не давал, ни по выходным выходить! — подхватили мужики. — Проще было договориться со стеной, блин, чем с ним!

— Ладно, был Климент, теперь его нет, давайте лучше по полтишку сообразим, — объявил Палыч. — Так сказать, отдадим нашему Егору посильно дань уважения!

— Так давайте!

Одну из рюмок с мутноватой жидкостью вручили мне. Я отказываться не стал и пригубил вместе с остальными, но так — для вида больше, потому что дел на сегодня было выше крыши, и решать их под градусом не стоило. Самогон оказался прекрасный и заходил куда лучше обычной водки. Я почувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Мужики, опрокинув рюмки, решили не откладывать дело в долгий ящик. Закусили хрустящими солёными огурцами.

— Ну что, коллектив, между первой и второй промежуток небольшой! — рюмки замелькали по второму кругу.

Меня не было на работе полтора часа, и за это время могли произойти некоторые изменения. Совершенно точно цех не мог остаться без начальника. Уверен, что на утренней планерке был либо назначен новый начальник, либо поставлен исполняющий обязанности. Вот про это я и решил уточнить у мужиков.

— Известно, кого на место Климента поставили? — спросил я.

— Да вот там сейчас думают-соображают, то ли из другого цеха к нам гаврика переведут, то ли нашего старшего мастера возьмут начальником, — сказал Сергей Алексеевич.

Выяснилось, что на данный момент за Ромой закрепили приставку «исполняющий обязанности». Я, честно говоря, думал, что кресло начальника отойдёт одному из замов. Но далеко не каждый хотел это кресло занимать. Вполне могло быть, что оба зама отказались от такой сомнительной чести. Полагаю, дело было и в том, что замы лучше остальных были осведомлены о том, в каком разобранном состоянии Климент оставил цех после себя. И любому, кто бы ни был назначен на это место, придётся разгребать эти завалы.

— Так ты ж смотри, место старшего мастера не прощелкай, если освободится, — сказал Палыч.

— Да от меня мало что зависит, хотя я бы не отказался, — вздохнул Серега. — У меня ведь никаких связей нигде нет.

А я всё думал — ну почему Рома? Не знаю, кто принимал решение на этот счёт, скорее всего, начальник нашего корпуса, и то после совещания в заводоуправлении. Но лично для меня в назначении было всё-таки гораздо больше плюсов, нежели минусов. Хотя бы потому, что Рома прекрасно знал болевые точки цеха изнутри. А там уже зависит от самого Романа, как я и говорил, парень он толковый и грамотный, но взгляды на некоторые вещи ему все же стоит пересмотреть.

Да и про Серёгу Палыч был прав.