Затерянные в солнце

==== Глава 8. Открытия ====

Вертикальная дыра в воздухе, через которую перемещались Анкана, закрылась вслед за ними, и Лейв вздохнул полной грудью, чувствуя облегчение. Наконец-то эта невыносимая парочка убралась своей дорогой и избавила их от своего надоедливого общества. Когда ведуны были рядом, у него постоянно возникало чувство, будто он стоит перед ними абсолютно голый, а они его внимательно разглядывают со всех сторон и оценивают каждую черточку, словно на продажу готовят. Или будто он несмышленыш какой, лепящий из песка куличики, пока взрослые решают свои важные проблемы. Лейва передернуло. Нет уж, этого ему и дома хватало. Спасибо большое, уже нахлебался вдоволь.

Оставалось только надеяться, что следом за Анкана ушли и все проблемы, которые они с собой принесли, и теперь все это наконец закончится. И так уже они причинили столько боли, из-за них случилось столько зла. Взгляд Лейва словно магнитом притягивала левая рука Бьерна, обмотанная в тряпицу. Он держал ее, прижимая к телу, словно перелом, и было видно, как ткань чуть-чуть подрагивает по краям. То ли судороги сводили ладонь Бьерна, то ли она болела, а он изо всех сил делал вид, что ему все нипочем. Только глаза все выдавали. Взгляд у друга был как у покойника, и это больше всего тревожило Лейва.

Когда их учили, наставники всегда предупреждали молодых наездников, что в случае ранения макто, необходимо немедленно отсоединить от него разум и попытаться спастись самостоятельно. Ящеры хоть и были сильны и выносливы, но из-за ускоренного во время полета обмена веществ в случае даже не слишком серьезного ранения почти сразу же умирали от разрыва сердца. И это, естественно, било и по наездникам. Только вот как можно просто взять и бросить друга, своего макто, с которым летал всю жизнь? Как можно не попытаться придать ему сил, подпитать, вырвать из лап смерти? Отвернуться от него в тот самый миг, когда ему так нужна помощь? И Бьерн не отвернулся.

То, что он сделал, было проявлением высочайшего мастерства в управлении макто. Заставить ящера с такой серьезной раной не только подчиняться приказам, но и посадить его, сохранив жизни наездников, — на такое был способен только ветеран неба. Бьерн летал прекрасно, и Лейв всегда знал это, но сейчас не мог не восхититься его мастерством. Собраться и не дать панике завладеть своим разумом, контролировать макто до самого последнего вздоха и принять его смерть как свою. Сколько сил и мужества нужно было иметь, чтобы пойти до конца!

Но это отразилось и на самом Бьерне. Он остался жив, но заработал дикость, и от одной этой мысли черная тоска стискивала сердце Лейва, мешая дышать полной грудью. Дикость не лечилась никак и ничем. Она была приговором и знаком того, что ее носитель обречен. И первые признаки уже были видны. Лицо Бьерна выглядело едва ли не черным от усталости, плечи опали, он опустил голову и как-то весь сник, едва держась в вертикальном положении. Лейву даже думать не хотелось, какую боль и тоску он сейчас испытывает. А проклятые Анкана ничем не помогли, просто в очередной раз отбрехавшись тем, что не умеют исцелять такие вещи. Даже не попробовали этого сделать, даже не попытались. И это означало, что Бьерна не спасти.

Только Лейв не желал верить в это. Не желал и все. Бьерн всегда был рядом, всегда был возле него, надежный, родной, такой необходимый. Самый лучший друг, самый верный соратник. И одна мысль о том, что Лейв может его сейчас потерять, надорвала что-то глубоко внутри него, что-то запрятанное очень далеко.

Внезапно Лейв взглянул на Бьерна совершенно по-другому. Этот здоровенный медведь был по-своему очень хорош. Да, у него не было аристократической тонкости и умения подать себя, зато его огромные плечи и широкая грудь, покрытая татуировками наездника, были такими благодаря его долгому труду и упорству, упрямству, желанию стать сильнее и лучше. Возможно, он был не так красив, как, например, тот же Тьярд с его прямыми и мужественными чертами лица. Зато Бьерн всегда смотрел как-то по-особенному, мягко, задумчиво, с легкой искоркой смеха на дне теплых, как летний вечер, глаз. А еще у него не было ореола загадочности и романтичной тайны, что окружал его Черноглазого брата Дитра. Бьерн был надежен, крепок и несгибаем, как старое дубовое корневище, и никакие ветра не могли сломать его или вырвать из земли, в которую он врос.

Лейв моргнул еще раз, чувствуя что-то незнакомое, странное и слишком легкое. Словно внутри него защекотало, прямо в груди, и эта щекотка только усиливалась, опускаясь ниже, в живот. Как белый толстый мотылек, что стучит и стучит о мутноватое стекло фонаря, как трава, что клонится под ветром, касаясь обнаженной кожи. Бьерн ощутил его взгляд и поднял глаза. Всего на один миг, на один удар сердца, на дне его теплых глаз, словно камушки в пронизанном солнцем ручье, блеснула затаенная нежность, а потом он вновь опустил голову, устало поглаживая свою искалеченную руку.

Вот только Лейву уже было достаточно. Он внезапно застыл, словно громом пораженный. Будто проклятые вороны со всех деревьев мира спустились ему на голову и долбили в темя своими клювами так, что продолбили дырку. Он что… любит меня?! Это было как холодный душ, как откровение. Все, что он испытал за эти дни, моментально ушло на второй план. Да он даже не удивился бы, если бы прямо сейчас в небе разверзлась дыра, и оттуда спустился Всеблагой Иртан со своей лавровой ветвью специально, чтобы обнять его, Лейва.

Мысли в голове завертелись с невероятной скоростью. Все эти годы Бьерн только и делал, что держался рядом с ним. Лейв не помнил ни одного раза, чтобы у Бьерна кто-то появился, и искренне считал всегда, что его вообще не интересует эта сторона отношений. Бьерн рычал на всех ухажеров Лейва, а самого Лейва защищал, будто старший брат. Лейв всегда и думал, что это потому, что он относится к нему, как к младшему брату. А потому только и делал, что крутился вокруг него, играл с ним, ржал с ним, пил с ним, шлялся с ним по всему городу, вытаскивал его из переделок…

Этого было слишком, слишком много, и Лейв понял, что захлебывается, а потому открыл рот и очень громко заорал, вложив в это все свои накопившиеся эмоции.

— АААААААААААААА!!!!

Звук был такой громкий, что все окружающие вздрогнули, дико глядя на него. Зато сам Лейв широко и довольно улыбнулся. Он всегда так делал, когда был чем-то слишком потрясен, что не давало выхода его эмоциям. После вопля внутри начало образовываться теплое спокойствие, хотя проклятущие мохнатые мотыльки так никуда и не делись.

— Вижу, ты привязался к Сероглазым, Лейв? — сдерживая улыбку, тихо спросил его Кирх, не поднимая головы от своих трав и припарок. — Не надо так кричать, они скоро вернутся.

Лейв поджал губы, хмуро глядя на него. На дураков не следовало обращать никакого внимания. И ни один из них не выведет его из себя. Не говоря уже о том, что сейчас слишком много всего произошло одновременно, чтобы тратить свои нервы на таких, как Кирх.

Бьерн тяжело и устало улыбнулся Лейву, и сердце у того сжалось. Сейчас он был похож на раненого медведя, который не понимает, за что его обидели. Лейв широко улыбнулся ему в ответ, запрятывая подальше свое удивление от того, что только что понял. Я помогу тебе, чего бы мне это ни стоило! Я найду способ вылечить тебя и не отдам смерти! Проклятые мотыльки вновь взбрыкнули, теперь напоминая горячих, застоявшихся в стойле коней, которые своими противными копытами колотили ему прямо по ребрам, но Лейв послал их куда подальше, почти что на самое дно Бездны Мхаир. Со своими чувствами он разберется позже, сейчас нужно было действовать.

Повернувшись к Тьярду, он энергично потер руки и спросил:

— Итак, ты получил-таки свой кинжал и необходимую информацию. Теперь-то мы можем наконец отправляться домой?

Тьярд кивнул головой, осторожно затыкая долор за ремень.

— Можем. Собирайтесь. А ты, Лейв, раз уж так горишь желанием поскорее туда вернуться, найди Махнира и приведи его сюда. Пятерых людей двое макто не увезут.

— Понятное дело! — фыркнул Лейв. — Это уже не говоря о том, что я никого чужого на своего Ульрика и не пущу.

— Давай-давай, — не поднимая головы, добавил Кирх. — Меньше слов, больше дела.

— Ты, главное, глаз себе своей ступкой не высади, — огрызнулся Лейв, отходя в сторону. — Я понимаю, что научные изыскания именно сейчас важнее всего, потому не отвлекайся и мешай свои травки.

— Иди ты!.. — зарычал Кирх, но Тьярд что-то тихо сказал ему, и тот попридержал язык.

Впрочем, Лейву до этого не было уже никакого дела. Бестолковый занудный сын Хранителя мог сколько угодно делать вид, что он тут самый умный, только проку от него для отряда не было никакого, только лишний рот и вес. Вот Дитр — другое дело, или Бьерн, Бьерн очень много сделал для отряда. А этот только жался к Тьярду да умничал не к месту. Придурок.

Лейв отошел в сторону, получая истинное наслаждение от того, что ему больше не нужно общаться с анатиай. Все, теперь они свободны. Эти проклятые крылатые бхары сейчас уйдут, и, если Лейву повезет, он не увидит их еще очень долго. Это не могло не поднять ему настроение, особенно учитывая все беды, что свалились на голову за последнее время.

Грязь под ногами чавкала, подошвы скользили и ехали на ней, и Лейв мстительно плюнул под ноги. От этого поганого леса они тоже улетают. Так что осталось совсем немного, и его встретит степь. Впрочем, сейчас нужно было сосредотачиваться, а не ликовать. Найти разум макто на таком огромном пространстве было делом сложным, но он не собирался сдаваться. Сейчас он вернет сюда Махнира и покажет этому глупому книжнику Кирху, что от него-то пользы гораздо больше.

Не слушая приглушенные разговоры со стороны лагеря, Лейв подыскал себе большой выпирающий из земли корень и опустился на него. Выпрямив спину и уложив ладони на колени, он прикрыл глаза и расслабился, отпуская свой разум на свободу.

В спокойной тихой черноте не было ничего, лишь в груди золотым пятнышком бился и бился дар Иртана. Лейв сосредоточился на нем и принялся давить его внутрь. Обычно вельды соединялись с этим золотым клубочком, пуская его в себя и таким образом устанавливая контакт. Сейчас же его следовало использовать несколько иначе. Давя на свой дар и как бы сжимая его, вельд посылал сигнал находящимся в округе макто, и они неосознанно отвечали. Тогда определить их местонахождение становилось очень легко.

Лейву мешали лишь толстые Бьерновские мотыльки, трепещущие в груди. Из-за них внутри разливалось какое-то странное ощущение щекотки, и Лейв чувствовал себя взвинченным до предела. Вместо макто перед глазами почему-то был Бьерн. Лейв видел его совсем молодым, с выпирающими локтями и коленками, с нечесаными, неряшливо торчащими во все стороны патлами. Бьерн морщился и жмурился, закусывая губы, а на его еще по-детски костлявой груди Мастер Туши выводил узоры наездника, и кровь Бьерна густо смешивалась с синей краской. «Больно?» — опасливо спросил его тогда Лейв, на что друг только по-медвежьи улыбнулся и буркнул: — «Скорее щекотно». Лейв ухмыльнулся, вспоминая, как восхитился тогда силой Бьерна и сам молчал и стискивал зубы, из последних сил сдерживая слезы, когда тройная игла Мастера Туши прокалывала его кожу.

Ты не о том думаешь. Ищи макто! Лейв сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить разбушевавшихся внутри мотыльков. Потом вновь погрузился в медитацию. Черная пустота была в нем, спокойная и бесконечная, только дар внутри пульсировал ровно и быстро, в такт с биением сердца. Лейв еще немного усилил нажим, чтобы дар бился сильнее, — так макто скорее услышит его зов. А потом попытался открыть голову и начать искать его в небесной синеве.

Разум макто был всего лишь одной крохотной булавочной головкой на великом полотне звезд. Небо казалось бездонным и бесконечным, и в нем не было ничего, что бы напоминало Лейву Махнира. Но он не отчаивался. Такое всегда было поначалу. Требовалось лишь успокоиться на какое-то время и ждать, когда придет ответ.

Так они в первый раз учились звать макто. Бьерн тогда позвал его на охоту на газелей в Роур. Они удрали с утра, без разрешения, еще до света, обманув стражников и уведя своих макто у них из-под носа. Лейв так хорошо помнил это росистое прохладное утро и встающее солнце. И Бьерна, натягивающего тугой лук кочевников, правящего Греваром лишь коленями. По травяному морю, колышущемуся от ветра, под ними плыли серые спины газелей, разрезающих его, словно лодка пенистые волны. Бьерн летел почти над самой землей, и от ударов могучих крыльев Гревара трава гнулась к земле, а с цветов срывались целые водопады сладко пахнущих лепестков, стаи тугих, густо жужжащих насекомых. Бьерн привстал в седле, натягивая лук. Лейв видел, как солнце обрисовало его могучие гладкие плечи, подчеркивая каждую мышцу. Как ветер развивает его черные волосы, путая в них лепестки цветов. Как цепкие пальцы подтягивают оперение стрелы к самому уху, а потом легко отпускают его. И как подламывается на бегу, замедляется, а потом падает газель, кубарем катясь по высокой траве.

Вот только еще позже, когда они уже разделывали дичь, чтобы прямо на месте и зажарить, Гревар почуял молодую самку макто в поре, вылетевшую на охоту, и Бьерн не удержал его. Ящер удрал, не слушая никаких криков и угроз своего хозяина, и они потратили битые три часа на то, чтобы отыскать его разумом, подчинить себе и вернуть. Лейв помнил, как разъяренный Бьерн ругался и пинал траву, проклиная всех макто вместе взятых и их беспросветную глупость. И как потом вешал оплеух прилетевшему назад Гревару, который скулил, словно нашкодивший пес, жался к земле и отползал от него в сторону с таким видом, будто крохотный по сравнению с ним человечек действительно мог причинить ему, покрытому толстенным панцирем, хоть какой-то вред.

Иртан! Прекращай немедленно, Лейв! У тебя дело есть. Вот и делай его. Глубоко вздохнув, Лейв приказал себе сосредоточиться, чувствуя одновременно раздражение и еще что-то, золотистое и такое теплое внутри. Все дело в шоке. Слишком много новой информации. Он ведь и думать не думал о том, что может нравиться Бьерну. Кто ж это предполагал-то? И вот теперь, когда он оглядывался назад, всплывало множество воспоминаний, от которых становилось как-то ужасно приятно не по себе, которые смущали Лейва, и, одновременно с этим, были бхарски забавными. Например, как тот раз, когда Бьерн подхватил лихорадку и заболел, а Лейв пришел лечить его. Всем было известно, что от лихорадки есть самое верное средство: баня и как можно более крепкий бренди. Лейв помнил, как притащил на себе едва передвигающего ноги и слабо протестующего Бьерна в отцовскую баню, заперся внутри и принялся парить его по всем правилам. И еще он помнил его литые плечи, покрытые мелкими капельками пота, его черные волосы, прилипшие к лицу, тяжелое дыхание и упругие бедра, по которым так туго ходил веник. И маленький березовый лист, прилипший к обнаженной коже.

Отца твоего за ногу, Лейв! Немедленно прекращай! Внутри вдруг стало так горячо, что Лейв задохнулся и запустил руки в волосы. Ни о каком сосредоточении больше речи не шло. Тело, разбитое долгими неделями похода, усталое и голодное, вдруг совершенно предало его, однозначно отреагировав на эти воспоминания, а ведь Лейв уж точно не ожидал от него такой подлости. Ему нужно было подышать. Просто пройтись и подышать холодным воздухом. А еще лучше — окунуться в ледяную воду целиком и посидеть так минут десять. Или даже час.

Решительно поднявшись с корня, Лейв направился в сторону зарослей, надеясь, что никто из друзей его ухода не заметит и не спросит, что случилось. И выругался, когда за спиной раздался голос Кирха:

— Ну, как у тебя продвигаются дела, Лейв? Уже нашел Махнира?

— Нашел, — огрызнулся Лейв через плечо. — Вот как раз иду забирать его.

— Тогда поздравляю тебя с победой, Лейв!

— Чтоб ты себе своей ступкой палец прищемил, — проворчал Лейв, продираясь сквозь кусты.

А самое обидное было в том, что даже злость и раздражение, которое он испытывал по отношению к сыну Хранителя, никоим образом не погасили того, что сейчас бушевало в груди. И не только в груди. Вот ведь козлина похотливая, ты, Лейв! Бьерн смертельно болен, а ты только об одном и думаешь! Ну что за бхарство! Неужели он не заслуживает хотя бы капельку сострадания? Вот только сколько бы Лейв не пытался сосредотачиваться на сострадании и грусти, тело упорно не желало его слушать.

Наконец, он остановился посреди леса. Вокруг было тихо, звуки лагеря давно уже остались позади. Стихия успокоилась, лишь ветер продолжал еще временами трепать кроны деревьев, раскачивая их из стороны в сторону. Под ногами была размокшая земля, ноги в сапогах промокли и озябли, и Лейв мысленно взмолился, чтобы это хоть как-то изменило его настроение. А потом поднял голову и взглянул на изодранное клочками туч небо.

Сквозь темное полотно туч просверкивали чистые окошки неба с приклеившимися к ним звездочками. Лейв шмыгнул носом, глядя туда. Как же все-таки Бьерну-то теперь тяжело будет без Гревара! Потерять собственные крылья, потерять возможность летать, потерять друга. Это же просто невыносимо для любого наездника.

— Господи, ну почему не помогает-то? — в сердцах пробормотал Лейв. — Ну о чем мне таком тоскливом подумать, чтобы отошло?!

Он в сердцах пнул ближайшую кучу гнилых прелых листьев. Во все стороны полетела грязь и чавкающая жижа, Лейв поскользнулся, взвыл и упал на землю, пребольно ударившись задом о корень. Тело моментально прошила резкая боль, и он тихо заскулил, зажмурившись и потирая отбитое место. Может, это хоть поможет… Ругая себя последними словами, он оперся ладонями о землю и начал подниматься на ноги, стараясь сделать это так, чтобы не потревожить ушиб. И тут взгляд его упал на развороченную его ногой кучу листьев.

Из-под прелой листвы что-то торчало. Издали это напоминало старый корень, но слишком уж неровные были очертания. Превозмогая боль, Лейв любопытно поворошил палкой кучу листьев и охнул, когда из-под нее показался большой кусок старой холстины. Забыв про все на свете, Лейв отбросил палку в сторону и вцепился в край холстины руками. Ее прилично занесло землей, да и сама ткань прохудилась и распадалась под пальцами в труху, но под ней ощущалось что-то твердое. Лейв потянул на себя, холстина с треском порвалась, но внутри свертка что-то звякнуло.

Отбросив все сомнения, Лейв встал на колени и принялся разгребать руками грязь и листья. Сверток когда-то был зарыт в землю, но корни выросших на этом месте деревьев, выпихнули его ближе к поверхности, и в таком состоянии он пролежал очень долго, судя по тому, как распадалась под пальцами холстина. Покрепче перехватив сверток, Лейв принялся тащить его на себя, раскачивая в яме, и, наконец, выволок наружу. Сверток был большой и объемный, накрепко завернутый в холстину. Под ней оказался еще вполне сносный брезент, туго перемотанный несколькими слоями истлевшей за долгое время веревки, которая лопнула под пальцами Лейва словно нитка. Еще ниже было несколько слоев промасленной бумаги. Лейв драл ее кусками, словно кот, нетерпеливо пытаясь добраться до того, что хранилось еще ниже. Он чувствовал там что-то твердое, что-то…

Последний слой бумаги соскользнул прочь, и в звездном свете сверкнуло мелкое кружево кольчуги.

— Иртан Всеблагой, отца моего за ногу, господи ты боже мой!!! — задохнулся Лейв, чувствуя, как глаза вылезают из орбит.

На руки ему упала легкая, словно перо, прочная, как самая лучшая сталь, кольчужная рубашка. Весила она, казалось, не больше перочинного ножа, а сделана была из какого-то металла, какого Лейв и в глаза не видел. По рукавам и вороту рубашка была расшита самоцветами, а на груди виднелся какой-то символ, выложенный мелкими бриллиантами. Лейв поднес рубашку ближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть его, но тут из свернутой кольчуги выпало что-то еще, громко звякнув о землю.

Лейв поднял голову и увидел маленькую коробочку из старого темного дуба. Коробочка была резная, вся из красивых завитков и узоров, замка на ней видно не было. Отложив в сторону кольчугу, Лейв поднял коробочку и потряс ее. В ней что-то глухо стукнуло. Взвесив ее на ладони, Лейв прикинул, что это что-то должно быть не длиннее его указательного пальца и очень легкое. Впрочем, замка он найти так и не смог, а потому просто засунул коробочку за пояс, вернувшись к разглядыванию кольчуги.

Символ, что привлек его внимание, вблизи оказался еще страннее. Это было схематичное изображение какого-то цветка со множеством лепестков, располагающееся на левой стороне груди, прямо под сердцем. Лейв внимательно осмотрел его, поковырял пальцем бриллианты, но оказалось, что закреплены они достаточно прочно, и выпадать из пазов не собираются.

Сама кольчуга была столь тонкой работы, что это наводило на мысли о колдовстве. Скорее всего, изготовили ее какие-нибудь проклятые Сероглазые, а может даже и эльфы для кого-нибудь из своих. Лейв заколебался, разглядывая ее. Иметь что-то общее с колдовством и прочими тайнами ему не слишком-то хотелось, но с другой стороны, у Тьярда-то было оружие Ярто Основателя, изготовленное Сероглазыми, и ничего с ним не случилось. К тому же, говорили, что такое оружие или брони служат владельцу гораздо дольше и надежнее, чем все остальные. Что их не надо полировать или как-то особенно за ними ухаживать, а их крепость сохраняется тысячелетиями. Судя по виду этой кольчуги, так оно и было. Если бы Лейв не извлек ее собственными руками из схрона в земле, то точно бы подумал, что ее только-только сплели. И вообще, откуда в этом поганом лесу, куда две тысячи лет не ступала нога человека, взяться новой кольчуге? Скорее всего, с прошлого разрушения Кренена и валяется, никому не нужная, всеми позабытая. Прям меня ждала все эти годы.

Теперь следовало решить, что со всем этим делать. Лейву страсть как хотелось самому узнать, откуда это здесь взялось и кому принадлежало. Только вот спрашивать у Кирха об этом он совершенно не хотел. Проклятущий сын Хранителя как всегда скорчит рожу из разряда «ты идиот, а я здесь самый умный и все знаю» и начнет рассказывать Лейву что-нибудь таким голосом, что захочется удавить его прямо на месте. А это означало, что коробочку можно и приберечь до лучших времен, когда он сам поймет, как ее открыть. Как и кольчугу. В конце концов, Лейв сам ее нашел и отдавать никому не собирался. Как вещь анатиай она не выглядела, а это означало, что носить ее он право имеет.

Окончательно успокоившись, Лейв быстро разделся, стуча зубами от холода, и накинул на голое тело кольчугу. Она оказалась еще легче, чем он думал, была не тяжелее нательной рубашки, да и по плечам пришлась, как влитая. К тому же, кольца в ней были пригнаны настолько плотно, что кольчуга не издавала ни звука при движении, что опять-таки замечательно играло на руку Лейву. А холодный воздух остудил предательское тело, и теперь он мог совершенно спокойно возвращаться в лагерь.

Поздравив себя с приобретением и тем, что все сложилось крайне удачно, Лейв оделся, до горла застегнул свою летную куртку, предварительно запихав найденную коробочку за пазуху, и еще разок оглядел раскопанный схрон. Помимо обрывков бумаги и старой холстины там ничего не было, а потому он быстро запихнул весь мусор в образовавшуюся ямку в земле и прикопал сверху гнилой листвой. Теперь никто и не скажет, что здесь что-то было. А Лейв обзавелся, судя по всему, крайне древней и стоящей вещицей, и делиться ей ни с кем тоже не нужно будет.

Довольный, он поднялся на ноги, отряхивая грязные руки. Можно будет просто сказать, что упал, и никаких вопросов ему никто не задаст. Они ведь все считали его каким-то неудачником и идиотом, и Лейв должен был признать, что периодически это даже играло ему на руку. Вот как сейчас, например.

А теперь нужно было уже сделать то, зачем он, собственно, в эти кусты и забрался. Глубоко вздохнув, Лейв призвал тишину, и на этот раз это далось ему легко и просто. В золотистой пульсации дара Иртана в груди появился слабый-слабый ответ, словно рефрен или второе сердце, стучащее в такт с сердцем Лейва. Сосредоточившись на этой пульсации, Лейв мысленно позвал макто, а потом зашагал в обратную сторону. Махнир прилетит как раз к тому времени, как он вернется в лагерь.

Так оно и случилось. Когда впереди между деревьев забрезжил оранжевый огонек костра, Лейв чувствовал внутри сильный и глубокий рефрен подлетающего макто. Он выбрался из кустов, раздвигая руками мокрые ветви, и в этот же момент Махнир завис над деревьями, сильно хлопая крыльями и медленно опускаясь на землю. Вид у него был всклокоченный и перепуганный, но вполне целый. Разве что треугольник хвоста слегка почернел и обуглился, но это было не страшно: чешую вражеская атака не повредила, а это самое главное.

Анатиай отошли в сторону от костра вельдов и о чем-то там разговаривали. Носатая бхара как ненормальная орала на волчицу, периодически замахиваясь, чтобы ударить ее, а та только угрюмо уклонялась от ее ладони и огрызалась в ответ. Лейв только довольно улыбнулся. Пусть дерутся, пусть. Чем дольше они ссорятся между собой, тем дольше не нападут на вельдов.

Сам он направился к костру своих друзей. Бьерн все так же сидел на бревне, прикрыв глаза, а Тьярд и Дитр уже завязывали последние узлы на походных сумках. Лейв пожалел только об одном: что не успел толком поесть перед вылетом, перехватив лишь несколько ложек горячей каши. Но это не беда. Как только они уберутся подальше отсюда, он сможет спокойно поужинать и лечь спать. Напряжение и возбуждение битвы начало медленно сходить, и теперь он чувствовал сонливость.

Кирх поднял голову от своих склянок, нарочито презрительно оглядел перемазанного землей Лейва, поджал губы и отвернулся. Лейв тоже сделал вид, что не заметил его, а потом, сдерживая внутреннее ликование от только что обнаруженной находки, повернулся к Тьярду.

— Ну, все, я привел Махнира, можем лететь.

— Хорошо, — кивнул Тьярд.

Вид у него был усталый, к тому же, крылья на спине все время приоткрывались, мешая ему, и царевич прилагал большое количество усилий, чтобы удерживать их свернутыми на спине. Лейву до смерти стало любопытно посмотреть, как он будет учиться летать. Небось, как неуклюжий журавленок будет колупаться с боку на бок и отчаянно пищать. Лейв хмыкнул под нос, а вслух сказал:

— Я повезу Бьерна, ему с его рукой сейчас будет не слишком удобно одному.

— Да, я хотел тебя об этом попросить, — прикрыл глаза Тьярд. — Полетим сначала на запад, над морем, чтобы не привлекать внимание стахов, а потом обогнем их армию с юга. Не стоит лишний раз попадаться им на глаза. Пусть считают, что мы сгинули в этом лесу.

— Как прикажешь, Сын Неба, — кивнул Лейв, улыбаясь другу.

Тьярд пристально посмотрел на него, и Лейв на миг занервничал. Может, я выгляжу слишком довольным, и он о чем-то догадывается? Он постарался улыбнуться как можно шире, чтобы таким образом снять все подозрения Тьярда, но это только произвело обратный эффект.

— Ты чего так скалишься, Лейв? — Тьярд сложил руки на груди и тяжело взглянул на него.

— Да ничего, просто, — пожал плечами тот, незаметно проверяя, не торчит ли кольчуга из-под летной куртки. Кольчуга не торчала: он хорошо заправил ее под рубашку, чтобы точно видно не было, да и застегнулся под горло…

— Ладно, давай, говори уже, что у тебя накипело, — махнул рукой Тьярд.

— Чего? — заморгал Лейв, не совсем понимая, что от него хочет царевич.

— Я же вижу, как тебя распирает, — Тьярд взглянул на него и все-таки слегка улыбнулся уголком губ. — Ты считаешь, что я не должен был отдавать копье Ярто? Что не должен был заключать мир с анатиай? Лучше скажи мне все сразу, в лицо, чтобы это не висело между нами, и ты всю дорогу не нудел, как заведенный, что тебе все это не понравилось.

Лейв постарался не измениться в лице после слов Сына Неба. Он-то ожидал совсем другого: расспросов о том, где он был, что делал и почему весь в грязи. А Тьярд посчитал, что это все связано с его идиотским поступком. Признаться, поначалу Лейв действительно хотел сказать Сыну Неба пару ласковых, но сейчас, со временем, пришел к выводу, что изменить все равно уже ничего нельзя, а потому придется просто смириться. Тем не менее, он все-таки принял строгий вид и проговорил:

— Ты нарушил обычаи нашего народа, Тьярд. Мало того, что ты отдал его реликвию отступницам, мало того, что заключил с ними мир, так ты еще и покусился на власть царя, приняв решение за него, — Тьярд тяжело вздохнул и открыл было рот, но Лейв зачастил, не давая тому вставить ни слова. — Но с другой стороны, оно же все только к лучшему, да? Мы заключим союз против дермаков и сможем от них отбиться. А там уже посмотрим, что дальше будет. А сейчас извини, пожалуйста, но мне нужно к Бьерну. Я бы хотел быть рядом с ним, сейчас, когда ему так тяжело.

С этими словами Лейв развернулся спиной к Тьярду и быстро зашагал в сторону друга, всеми лопатками чувствуя удивленный взгляд царевича. Ну и хорошо, что они поговорили, а Сын Неба и не догадывается, что с Лейвом только что произошло. И нечего ему это знать, и так слишком важный стал в последнее время.

Бьерн устало поднял голову, глядя на Лейва. Вид у него был измученный, и Лейв мысленно укорил себя за все те недостойные мысли, что до этого лезли ему в голову. Присев на бревно рядом с другом, он негромко спросил:

— Ну как ты? Болит?

Бьерн в ответ только поморщился и махнул здоровой рукой.

— Ты не беспокойся об этом, — Лейв приобнял его за плечи, а потом сразу же отдернул руку, будто обжегшись. Бьерн удивленно взглянул на него, а Лейв выругал себя последними словами. Ну и что, что он только что понял, что его лучший друг всю жизнь его любил. И даже плевать на то, что сам Лейв внезапно нашел его крайне симпатичным. Сейчас нужно было головой думать и важные вещи решать, а с этим он потом сможет разобраться. Интересно, ему тяжело от того, что я до него дотрагиваюсь или нет? Господи, заткнись уже! Лейв постарался сделать как можно более серьезное лицо и сказал: — Как только эти поганые ведуны вернутся снова, я найду способ заставить их излечить тебя. Мы обязательно что-нибудь придумаем! Даже не сомневайся!

Бьерн устало улыбнулся и взглянул на Лейва. И опять эта теплая нежность на дне его глаз на один миг заставила сердце Лейва сжаться и упасть куда-то вниз живота, с глухим стуком катаясь там, будто горошина в пустом горшке.

— Я не беспокоюсь, Лейв. Чего уж тут беспокоиться? — он усмехнулся, а потом поморщился, видимо, рука все-таки болела. — Как есть оно, так и есть. Нужно просто научиться жить с этим. Царь Небо ведь как-то живет сколько лет уже, и ничего.

— Вот-вот, — закивал Лейв. Казалось, что слова друга утешили его самого гораздо больше, чем то, что он пытался сказать Бьерну, и от этого на душе стало еще поганее. Что ж ты за ничтожество такое? Сам еще и идешь к нему за утешением! Лейв собрался с силами и широко улыбнулся: — Да, дикость, конечно, не самое приятное, что с тобой случалось в жизни, но и это поправимо. Мы обязательно найдем лекарство от нее, я обещаю тебе, Бьерн! Все будет хорошо.

— Естественно, будет, — вдруг кивнул сидящий рядом Кирх. Лейв неприязненно посмотрел на него, уж больно довольный вид был у сына Хранителя. А тот вдруг поднял голову от своих склянок и широко улыбнулся Бьерну. — Потому что, кажется, я это лекарство уже нашел.

Лейв едва на месте не подскочил от удивления, а Бьерн выпрямился, и лицо его осветилось такой надеждой и жаждой, что Лейв вдруг осознал, насколько же сильно на самом деле был испуган его друг.

— Что ты имеешь в виду? — Бьерн напряженно смотрел на ступку в руках Кирха, в которой плескалась какая-то золотая, слегка светящаяся жидкость.

— Вот это, — Кирх повыше приподнял свою ступку. На его голос обернулись Дитр и Тьярд, уже управившиеся с приторочиванием тюков на седла макто. А сам Лейв едва с бревна не свалился, подавшись вперед и вглядываясь в странноватую мутную бурду в руках Кирха. — Я много лет пытался понять, как сделать эту микстуру. И, кажется, наконец сделал.

— Ты уверен? — Бьерн смотрел на чарку жадными глазами.

— Конечно, нет, — пожал плечами Кирх. Лейв громко фыркнул и всплеснул руками. Сын Хранителя бросил на него неодобрительный взгляд и повернулся к Бьерну. — Я никогда не проверял ее ни на ком, но это самое близкое к тому описанию, которое я читал. Я не знаю, что случится, если ты выпьешь это. Только вот, мне кажется, что попробовать стоит. Хуже-то все равно быть уже не может.

— Хуже быть не может, — повторил Бьерн и потянулся к ступке.

Тьярд и Дитр подошли к ним, зачарованно наблюдая за тем, как Бьерн берет лекарство. Вид у обоих был крайне взволнованный. Лейв тоже смотрел на друга, думая сразу о тысяче вещей и моля Иртана, чтобы сыворотка помогла. Если ты сейчас спасешь его, козлами облобзанный книжник, клянусь, я больше никогда в жизни тебе дурного слова не скажу! Во всяком случае, вслух.

Бьерн поднес ступку к лицу, неловко держа одной рукой, вдохнул запах над ней и сморщился. Потом глянул на Лейва, улыбнулся ему и приподнял чарку.

— Ну что ж, за то, что Верго был прав! — хрипло проговорил он и сделал большой глоток.

— Ну что? — сразу же спросил Лейв, подаваясь вперед и едва не толкнув его под локоть. — Действует?

— Да подожди ты, — поморщился Кирх.

Бьерн допил всю ступку до дна, и Лейв зачарованно наблюдал за тем, как ритмично двигается его горло. Потом охотник опустил миску и скривился, вытирая здоровой рукой губы.

— Вкус у нее как у ослиной мочи.

— А ты знаешь, какой у нее вкус? — вылупил глаза Лейв.

— Что ты чувствуешь? — одновременно с ним спросил Кирх.

Бьерн помолчал, прислушиваясь к себе, потом негромко проговорил:

— Жжение.

Он осторожно снял тряпицу, которой они обмотали его дикую кисть, и взглядам друзей открылась темно-бордовая, распухшая рука, испещренная толстыми темно-синими венами. Она слегка светилась в темноте, словно где-то под кожей прятался маленький фонарик. Прямо на глазах этот свет начал таять, а краснота и опухоль — спадать. Они не исчезли целиком, но теперь ладонь выглядела гораздо лучше. Все еще красная и ошпаренная, с местами облезшей кожей, но уже не раздутая, как на последней стадии гангрены.

— Действует! — удовлетворенно кивнул Кирх. Глаза его светились. — Замечательно! Я буду поить тебя этой настойкой каждый вечер, и через месяц вся эта дрянь из тебя выйдет.

Бьерн смотрел на свою руку так, словно не слышал слов Кирха или не верил им. Он часто заморгал, а потом, не поднимая глаз, тихо прогудел:

— Спасибо тебе, сын Хранителя. Я твой должник.

— Ураааа! — заорал Лейв, тряся друга за плечи и едва не скидывая его с бревна. — Ты будешь жить вечно, Бьерн! И летать выше всех, дальше всех, быстрее всех! Этот поганый… то есть, я хотел сказать, одаренный книжник спас-таки тебя! — Кирх посмотрел на него так, словно ледяной водой окатил, и Лейв почувствовал, что краснеет.

— Ты молодец, Кирх! — улыбнулся Дитр, протягивая ему руку и пожимая ее. — Твой отец будет тобой гордиться. То, что ты сейчас сделал, достойно того, чтобы войти в историю вельдов.

— Поздравлять будешь, когда Бьерн окончательно выздоровеет, — отозвался Кирх, но улыбка все равно широко растягивала его губы. — Только тогда, не раньше.

Ладонь Сына Неба легла ему на плечо, и Кирх вновь улыбнулся, опуская глаза. Вид у него был крайне довольным, и в этот миг он даже стал как-то симпатичнее, на взгляд Лейва. Впрочем, до него ему никогда дела не было. Сейчас его, прежде всего, интересовал Бьерн. Но он все-таки нашел в себе силы и протянул руку Кирху:

— Спасибо тебе, Кирх! Спасибо!

Лейв говорил от чистого сердца, и Кирх заметил это, поколебавшись, но все-таки пожав ему ладонь. На миг глаза его стали чуть менее жесткими.

— Не за что, — буркнул он.

А Бьерн все смотрел и смотрел на свою ладонь, словно не веря в то, что сейчас происходило. Потом он вдруг поднял голову и взглянул на Лейва, и в его глазах было столько нежности, столько любви и тепла, что того перетряхнуло всем телом. Лейв глупо хмыкнул, улыбаясь во все зубы и чувствуя, как внутри предательски дрожит сердце. Проклятые Анкана! Мало того, что вы искалечили нас всех, так еще и заставили меня влюбиться в лучшего друга! Что за бхарство?!

Не будучи уверенным, делает ли он все правильно, или совершает самую большую ошибку в своей жизни, Лейв положил руку на плечо Бьерна и тепло сжал его. Бьерн будет жить, и все остальное сейчас становилось не таким уж и важным. У них еще будет много времени, чтобы обо всем поговорить. Но сейчас Бьерн будет жить. Лейв вдохнул ночной воздух полной грудью, и тот показался ему самым сладким из всех, что он пробовал в жизни.