6

— Господи, что с тобой? Куда ты опять влез? — причитала Вика, с беспокойством рассматривая его. — Что у тебя на лице? Ты все больше сереешь, что с тобой? А руки… Тебе надо немедленно к врачу!

Несмотря на тревогу, она выглядела миловидной, похорошела за последнее время, черты лица округлились, в глазах появился таинственный блеск. Котиль, молча разувшись, пошёл в ванную, где уставился в зеркало. На него смотрел незнакомец. Рыжеволосый парень с задорными глазами и упрямыми складками губ куда-то исчез. Вместо него в зеркале отражался какой-то монстр с серым, мышиного оттенка лицом, погрубевшей кожей и темными мешками под глазами. Носогубный треугольник был вымазан какой-то буровато-серой жидкостью, и он не сразу понял, что это такое. Когда до него дошло, он испугался не на шутку.

«Кровь! — пронеслось у него в голове. — Это кровь! Почему она такого цвета? Что со мной?

— Что ты молчишь?! — закричала Вика, воплощенным укором застыв у полураскрытой двери. — Ты думаешь только о себе! У нас скоро ребенок будет; до чего ты довел себя! Немедленно иди к врачу!

На следующий день он отправился в поликлинику. После короткого осмотра озабоченный молодой доктор, нервно теребивший трубку стетоскопа, состроил задумчивую мину и направил его на обследование. Котиль видел, что толком никто ничего сказать ему не может.

Его положили в больницу. У него брали анализы, какие только можно, делали кардиограмму и рентген. После одного доктора пришел второй, после чего явился целый консилиум. На Котиля смотрели, как на инопланетного монстра, который только что сошел с летающей тарелки, переговаривались с серьезными лицами, что-то решали, сосредоточенно кивая. Он молчал, нутром чувствуя, что спрашивать бессмысленно, лежал и глядел в потолок. В спёртом воздухе палаты, где разместили еще двоих пожилых сердечников, он чувствовал себя лучше, чем на улице. Когда сестра открыла форточку, чтобы проветрить, он с ужасом посмотрел на неё, словно она впустила некоего невидимого, но злобного джинна, угрожавшего его жизни.

— Закройте, пожалуйста, — почти негодующе выдавил он из себя и закашлялся.

— Здесь дышать нечем, для выздоровления нужен свежий воздух, — назидательно и твёрдо заявила сестра, зная, что только так можно воздействовать на привередливых пациентов.

— Какой ещё свежий воздух! — взорвался Котиль. — Закройте, я вас прошу!

— Правда, дышать нечем, — отозвался один из больных слабым старческим голосом, заворочавшись в скрипнувшей на разные лады кровати.

— Закройте! — страшно заорал Котиль, тяжело вдохнул и выпучил глаза. — Воздух, воздух… к чёрту ваш воздух!

Сестра с грохотом притворила форточку и быстро вышла из палаты; грубости уже готовы были сорваться с ее губ. Пенсионер еще поворочался в постели и проскрипел:

— Молодой, а такой привередливый. В отдельную палату, если такие… требования!

Котиль молчал. Он поглядывал на форточку, словно на чудовище, посаженное на цепь до поры до времени. Четких мыслей в его голове не было, вместо них роились обрывки странных фраз, которых раньше, при молодой и здоровой жизни, он не замечал. Он с ужасом осознавал, что форточкой всё не закончится, а со временем будут возникать новые угрозы, ему станет хуже, и что-то с этим надо делать. Он думал о выхлопных трубах автомобилей, о сладком угарном газе, о приливе сил, который он приносит.

— Чего молчишь? — не желал успокаиваться пенсионер, восприняв молчание молодого строптивого пациента как знак раскаяния. — Ты на себя в зеркало посмотри — какой серый весь! Это от несвежего воздуха, — с апломбом истины в конечной инстанции, не принимая возражений, вещал он. — Свежий воздух, — он назидательно воздел указательный палец, — хорошее питание, физический труд — самое главное. До чего ты себя довел в такие годы? Куришь, небось, как паровоз?

«Точно — курить, — подумал Котиль, — будет легче».

Он никогда не курил, так, пробовал в детстве, позже баловался по пьянке. Но сейчас он вдруг понял, как это люди курят, и почему не могут или не хотят избавляться от этой привычки. Он представил, как подкуривает, затягивается, как горячий дым врывается в легкие, проникает в кровь, в каждую клетку тела, принося наслаждение и рождая силу.

— Сейчас молодежь вся курит и пьёт, — отозвался второй старик с обвисшими щеками и подрагивавшей от нервного тика головой. — Испаскудились, порядка нет…. У меня сын умер. Заболел и умер. А что ж — бездельничал, курил да пил, на работу идти не хотел, вот и умер. На буровой вон зарплата хорошая, стабильная; иди, работай и живи, как человек! А он — вкалывай, говорит, там, как раб. А что ж — просто так деньги дают? И пропала жизнь.

— Да, на буровой хорошо платят, — согласился первый. — Начальник буровой, Бардаганов, молодец, дисциплину держит.

— Да весь город буровая, считай, кормит.

— Так и есть.

— А эти, активисты всякие, протестуют, чтоб закрыли.

— Чтоб люди без работы сидели!

— Враги народа, иначе не скажешь.

— На деньги тех, понятно откуда…

— Сейчас поразводилось сволочей всяких…

— Давить надо, порядок нужен!

— Расстреливать, как при Сталине!

— Был порядок, была страна! А сейчас…

— Но Бардаганов не даст!

— Шею любому свернет!

— Не попустит!

Загрузка...