Заморозки

Глава 17 Внимание!

Представим себе провинциальный город, не слишком большой, не совсем маленький. И вот в этот город приезжает на гастроли знаменитый театр со знаменитыми артистами. Ажиотаж! Билеты достают загодя, неимоверными трудами, гордятся билетами, любуются ими, видят в них не бумажки, а любимого артиста на сцене.

Праздник ожидание праздника, да.

И вот в назначенный день театрал приходит в зал, и в программке читает, что в связи с болезнью артиста А. в роли Гаева будет занят артист Б.

И всё.

Пропал праздник. Нет, артист Б. тоже хорош, но театралы-то ждали артиста А.!

И кто знает, что случилось с артистом А.? Может, в поезде съел и выпил лишнего? Может, и вовсе не собирался он ехать, а фамилию пустили, чтобы билеты раскупили? Или днём загорал на пляже и обгорел? Или свалился с инфарктом миокарда?

Нет, если публика ждёт — нужно работать. На все сто процентов. Она, публика, не виновата в том, что у артиста нет настроения, что артист в печали, что у него больная печень. У кумира нет печени!

Минутой спустя вышел и Карпов. Тоже приоделся, и выглядит празднично.

Мы обменялись рукопожатиями, уселись, устраиваясь поудобнее — в матче нет мелочей.

Судья Шмидт пустил часы, те самые, западногерманские.

И я двинул пешку на е четыре. По жребию мне выпало начать матч белыми, что обозреватели считают в безлимитном матче небольшой, но форой.

Карпов поставил свою пешку на це пять. Настроен на сражение.

Пока мы делали общеизвестные ходы, сицилианская защита, вариант Найдорфа, я осматривал зал. Он большой, огромный, отчасти напоминающий зал ООН, впрочем, точно не скажу, зал ООН я видел лишь по телевизору. В общем, амфитеатр, а сцена с игроками внизу, в центре. Несколько телекамер снимают действо и транслируют на большие экраны, так что видно всем. Всей тысяче зрителей, которые могли бы заполнить места.

Огорчает одно: зал заполнен едва на треть. Да, билеты дорогие, двести песо, это около тридцати долларов. А рабочий класс и трудовое крестьянство Филиппин экономят каждый сентаво. Да и для студента двести песо — сумма малоподъёмная. А матч безлимитный! Умножь двести песо на безлимитность — то-то деньжищи будут!

Но есть газеты, есть радио, есть телевидение! Не пропадут любители шахмат! Была бы игра интересной.

Карпов выбрал острое продолжение. Не ничья ему нужна, а победа.

Я подумал немного, и выбрал ещё более острое продолжение. Мне тоже не хочется начинать матч ничьей. Публика жаждет борьбы — публика получит борьбу!

На пятнадцатом ходу я был поставлен перед выбором: разменять ферзей и остаться с незначительным, но стойким преимуществом, или рискнуть.

Ну, чем я, собственно, рискую? Проигрышем? Так не на корову играем!

И я пошёл в атаку. Мои белые фигуры шли стройными рядами, как киношные каппелевцы на киношных чапаевцев: с развернутыми знаменами, не кланяясь пулям, под барабанный бой.

Но два слона Карпова простреливали поле почище Анки-пулемётчицы.

Удастся психическая атака, нет?

Я читал одно закрытое исследование. В тридцатые, сороковые и пятидесятые годы зрители были безоговорочно на стороне чапаевцев: так их, Анка, кроши интеллигенцию!

А вот в шестидесятые и семидесятые стали вздыхать, глядя на марширующих белогвардейцев — теперь таких не найдешь, всех повыбили. Теперь всё более ползком!

Хоть и ползком, да. Естественный отбор.

За Анку-пулемётчицу я отдал ферзя. Пожертвовал. И всё бы хорошо, но тихим промежуточным ходом Карпов опроверг мою жертву, его кони заняли доминирующее положение в центре, и на тридцать шестом ходу после безуспешного сопротивления я, придав лицу приличествующее выражение, сдал партию.

Корреспонденты ринулись к сцене, слепя вспышками, но я был начеку, тут же надел очки с маленькими квадратными тёмными стеклами. Вспышка, особенно мощная вспышка, которыми грешат фотографы, не есть хорошо для зрения. А очки — от австрийской фирмы «Чижик», владельцем которой я и являюсь. Совсем-совсем крохотная фирма, а что будет — посмотрим. Очки сделали на заказ, и первая партия, сто пар — в чемодане, да. Остерегайтесь подделок.

После коротенького перерыва — прессконференция. Так положено по регламенту. Я молчал рыбой, Карпов заливался певчей птичкой. Немного утрирую — и я пискнул что-то пару раз, сказав, что игра соперника меня потрясла, но я постараюсь воспрять и порадовать.

Лимузин довез нас до «Соснового отеля», я вышел, пробежался под редкими струйками дождя, и поспешил в свой номер. Переживать поражение.

«Сосновый отель» — в центре Багио, сто пятьдесят метров до Конвеншн-Центра, две минуты ходьбы в нормальную погоду, но где её взять, нормальную? Да и организаторы настаивают на лимузине, так, мол, безопаснее. Преступность в Багио невелика, но карманники есть везде.

А Карпова поселили в «Дворце Террас», отеле поновее и повыше. Его апартаменты — пентхауз на одиннадцатом этаже, я всего лишь на седьмом.

Ну и ладно.

Местное время — двадцать два сорок. В тропиках это глубокая ночь. А в Сосновке — без двадцати шесть вечера, детское время. Усталость — есть, утомление — есть, сна — ни в одном глазу.

Переоделись. Тут, похоже, прачечной придется постараться. Да ладно, не привыкать.

Пошли в ресторан. Заесть печаль форелью, а как иначе?

Но спокойному течению трапезы мешал Миколчук. Мы его к себе и не звали, сам пришел.

— Что же это такое получается, Михаил Владленович? — спросил он между супом и жарким.

— По местному времени, конечно, поздний ужин. А для наших организмов, скорее, обед. Поздновато, да, но иного выхода нет. Шахматы требуют жертв, видите ли. Да вы не волнуйтесь, я особо не наедаюсь. Форель — рыба легкоусвояемая, диетическая, спаржа тоже пойдёт на пользу…

— Чижик питается согласно рекомендациям профессора Петровой. Они, рекомендации, и раньше не подводили, и сейчас не подведут, — сказала Надежда.

— Меня не форель волнует, что форель. Меня волнует, что я буду сообщать в Москву.

— А что тут такого — сообщать? «Первая партия прошла в обоюдоострой захватывающей борьбе, и привела и зрителей, и шахматных экспертов в восхищение. По окончании игры благодарная публика наградила обоих игроков бурными аплодисментами».

— Карпова она наградила аплодисментами, Карпова, — недовольно ответил Адольф Андреевич.

— Карпова, но и меня тоже. Игра — продукт усилия обоих шахматистов. Да и что считаться, эта партия непременно обойдёт все шахматные издания мира и, возможно, будет вписана в историю, как контратака Маршалла.

— Но вы-то проиграли, Михаил!

— Маршалл тоже проиграл Капабланке, но это не помешало защите стать эталонной.

— Лучше подумайте о другой защите, — сказал Миколчук. Было видно, что он расстроен поражением. В первой же партии! Белыми! В присутствии товарища Михайлова! В присутствии президента и других официальных лиц!

— Всему свое время, время нападать, и время защищаться. Сейчас я буду акклиматизироваться ускоренным порядком.

— И как же мне объяснить это Москве?

— Не знаю. Я бы ответил так: «в связи с тем, что программа акклиматизации не была выполнена из-за несвоевременного отъезда, гроссмейстер Чижик избрал новую тактику, эффект которой проявится во благовремение». А, впрочем, как знаете.

И я принялся за спаржу.

Собственно филиппинскую кухню отложим на потом.

После ужина собрались в гостиной моего номера.

— Итак, матч начался интересно, матч начался остро, и, думаю, все чего-либо стоящие мировые газеты поместили или поместят отчет о первой партии.

— Так-то оно так, но лучше бы это была победа, — сказал Геллер.

— Но хуже, если бы это была ничья, — ответил я.

— Почему?

— Ничья для малоосведомленного любителя — это нечто скучное, не стоящее внимания. И зачастую он прав — два гроссмейстера отбарабанят пятнадцать — двадцать ходов заезженной теории, пожимают друг другу руки, и расходятся довольные: половинка очка, да наша!

— Разве это плохо? На пол-очка лучше, чем ничего!

— Это в турнире. А в безлимитном матче — напрасно потраченное время и нервы. Я так буду считать. Мне сразу становится легче. Вернусь к плюсам: число зрителей, прямых ли, косвенных, вырастет. И это хорошо. Второе. Игра завершилась в основное время, обошлось без откладывания.

— Значит, завтра выходной. Понедельник — запланированный день отдыха. Вот двое суток на акклиматизацию у нас и есть — что тоже хорошо, — подхватила Лиса. — Антон, как дела со спортплощадкой?

— Я договорился с местным клубом, школой Antonio Ilustrisimo. Они согласились предоставить нам зал, площадку и тренера, за умеренную плату. Совсем рядом, я за восемь минут дошел.

— Ну и хорошо.

Общефизической подготовкой лучше заниматься на спортплощадке, с профессиональными тренерами. Меньше травм. Не хватает только вывихов и переломов.

— Тогда на сегодня всё. С завтрашнего утра живем по местному времени. На разминку идём в восемь пятнадцать.

Ну да, шахматисты встают поздно. Потому что ложатся поздно. Сейчас по местному времени час ночи. По нашему же — восемь вечера. Проблема, да. Но мы её решим раз и навсегда.

— А ты, Антон, останься.

Когда остальные разошлись, я попросил его принести мне приёмник.

— И всё?

— И всё.

Приёмник, «Сокол», новейшей модели, я поставил у кровати в спальне. Включил, опробовал. На средних волнах громче всех слышна была радиостанция американской военной базы, что располагалась рядом с Багио. Нет, секретов они не передавали, притворялись гражданскими. О погоде, о спорте, а больше — крутили музыку. Поздравляли с днем рождения то Джона, то Пэта, то и вовсе мистера Синдерчайна. Обещали дождь, ветер умеренный, при грозах порывы до пятидесяти футов в секунду.

На коротких волнах я нашел «Маяк» с нашими, советскими новостями. На борту орбитальной станции «Салют — 6» космонавты Владимир Ковалёнок и Александр Иванченков принимают экипаж посещения в составе полковника Петра Климука и майора Мирослава Гермашевского, представителя Польской Народной Республики. Полёт проходит нормально, самочувствие космонавтов отличное, научная программа выполняется в полном объёме!

Вот там да, там у людей трудности. Замкнутое пространство, враждебный космос, напряженная работа. А я? Я лежу на роскошной кровати в президентском номере люкс-отеля города-курорта, откушав форели, спаржи и всего, чего душа желает. Мне ли жаловаться?

Да я и не жалуюсь. Просто поделился с девчатами приятной новостью: наши опять в космосе! Зачастили, можно сказать.

Подъём — в семь пятьдесят по местному времени. Тяжело, но что поделать? И сегодняшний, и завтрашний день от игры свободны, потому есть время привыкнуть. На самом деле нет. На самом деле пик дезадаптации придётся на седьмой день пребывания в Багио, так утверждает наука. На земле, под водой, в Космосе, седьмой день самый сложный. Но мы постараемся, чтобы он, пик, был не очень уж большим.

В назначенное время мы были в спортивном зале.

Школа Antonio Ilustrisimo — это коммерческое предприятие, специализирующееся на оказании услуг в области физкультуры и спорта. Изюминка — рукопашный бой. Здесь это популярно — изучать восточные единоборства. Реклама — кино, телевидение, где артисты демонстрируют силу то соломенного кулака, то шустрой ноги, а то и вообще — пьяный стиль. В кино получается хорошо, и сотни и сотни жаждущих идут в подобные школы. И учатся, долго и прилежно. Учеников сразу предупреждают: карате, кунфу и прочее — это не драка, это даже не спорт, это путь. И потому не пытайтесь применять их в уличных стычках, пока, по крайней мере, не позанимаетесь лет десять, а лучше пятнадцать. А лучше всего никогда не пытайтесь. Учитесь владеть собой, это гораздо эффективнее соломенного кулака. Это нам рассказали на первом занятии. Мы в ответ заверили, что никаких боестолкновений не хотим, а цель наших посещений — бодрость духа, грация и пластика. Это можно, это будет, пообещал учитель, человек неопределенных лет. Предложил нам приобрести спортивную форму этой школы, особую, другой такой нет. Что ж, дело нужное. Вам какую, обычную или премиум? Премиум получше, натуральные ткани, ручная работа. Берём премиум. Хорошо, когда есть деньги, и сотня-другая песо не становятся препятствием на пути к мечте. Видно было, что учителю нужны деньги, но, с другой стороны, а кому они не нужны?

И мы занимались среди дюжины других учеников, от семи до семидесяти лет. Удивительно, но после занятия я действительно почувствовал себя много бодрее и увереннее, нежели до.

А потом, уже после филиппинского завтрака, пошли малые заботы. Я поручил Нодирбеку, Антону и Ефиму Петровичу проанализировать мой вчерашний позор и отыскать его причины.

А сам стал смотреть газеты, пока не пришел товарищ Миколчук, тоже с газетой.

— Вы видите? Видите? — сказал он, потрясая спортивным листком.

— Вижу. Газета. Местная. Рассчитанная на широкие слои населения.

— Как мы только вчера не заметили!

Я стал разглядывать фотографию. Вот я. Вот Карпов. Вот шахматный столик, на нём часы. На доске все фигуры, никто ладью не украл.

— Да вот же, вот!

У Карпова на табличке с фамилией нарисован флажок. Не американский флаг, а…

— Это флаг шахматного клуба Нью-Йорка! — сказал товарищ Миколчук.

— Да, похоже… — в шахматном клубе Нью-Йорка я ещё не выступал, и потому твердо сказать не мог, так ли это.

— Совершенно точно. Представитель команды Карпова, мистер Ломбарди, это подтвердил.

— Подтвердил, и что из этого следует?

— Следует подать протест! По регламенту никаких флагов шахматного клуба быть не должно. Только флаг ФИДЕ, национальный флаг Филиппин, как организатора, флаг нашей страны — ну, это понятно, — и всё. У Карпова флага нет, он человек без гражданства. Вид на жительство не считается.

— Ага. И тогда он вместо государственного флага вывесил вымпел своего шахматного клуба.

— Вот именно!

— За неимением гербовой решил писать на простой.

— Что? Ну да, в некотором роде.

— Нужно заявить организаторам, что и я хочу!

— Что вы хотите?

— Вымпел спортобщества «Динамо»! Пусть все видят, что у нас поощряются общественные организации, в том числе и спортивные. Нет, непременно нужно заявить! Прямо сейчас, чтобы ко вторнику динамовский вымпел противостоял вымпелу нью-йоркского шахматного клуба!

— Но я думаю, нужно его вовсе убрать, этот нью-йоркский клуб.

— Но тогда как мы прославим «Динамо»? Нет, раз уж соперник сделал интересный ход, нужно этим воспользоваться! Или вам не нравится «Динамо», Адольф Андреевич? Может, вы за «Спартак» болеете? Или за «ЦСКА»?

Болеть за «ЦСКА» с некоторых пор люди в чинах перестали, во всяком случае, явно. Не афишируют.

— «Динамо», так «Динамо», — согласился Миколчук. — Я сам старый динамовец, выступал за нашу команду по пулевой стрельбе, второй разряд имел.

Я не стал уточнять, что за «наша команда». Какая надо, такая и наша.

Удивительно, но Миколчук выглядел бодрее любого из нас. Крепкий кофе? Или старый конь чует битву?

Мы расстались в состоянии взаимного благорасположения, и Миколчук пошёл биться за «Динамо».

А к нам устремились корреспонденты «Baguio Midland Courier» — один обыкновенный, другой с магнитофоном, а третий с фотоаппаратом.

И я тут же надел фирменные очки с квадратными стеклами.

О разговоре вчера попросила госпожа Имельда, как откажешь?

И вот пошла речь о том, о другом, о третьем. Очки? Особые, для концентрации на шахматах. Особенно полезны при фотографировании. О «Пустыне» — это действительно я исполняю партию Улугбека? Да, я. И ваша мама тоже участвовала в записи? Тоже. Соколова-Бельская? Именно. Ночная Царица Пустыни? Точно так. А о Багио вы напишете что-нибудь? Возможно. В такой манере мы и поговорили пятнадцать минут, после чего девочки сказали, что гроссмейстеру нужно готовиться к следующей игре. Журналисты явно хотели спросить о наших взаимоотношениях, моих и девочек, но решили отложить на следующий раз.