Йормундур (СИ)

9. Метла волн

— А теперь начистоту, Йорм. То есть это не шутка, и мы сейчас плывём не в Испанию? — Стюр широко развёл руками, присев одним боком на край борта между скамьями для гребцов. Вёсла Метлы волн по-прежнему рассекали валы, не зная усталости и натуги.

Русоволосый северянин тем временем уминал копчёную форель, отрывая кусочки не походным ножом, как делал раньше, а прямо зубами и отправляя с усладой в рот.

— Мне надо в Ирландию. — глянув за скамью, на которой удобно устроил гузно, кинув под него шкуру козерога для утепления, викинг достал большой рог в железном ободе.

Стюр громко и фальшиво засмеялся, карий глаз мелко дёрнулся несколько раз, и тут же губы берсерка угрюмо сжались.

— Значит очередная авантюра, да, дружище? Что этот лепрекон тебе наплёл, выкладывай как на духу!

Йормундур нехотя привстал, кривой рог наполнился свежей брагой из разрисованного морским орнаментом сосуда, и с довольным видом бездельник вернулся на нагретое место, смочив усы в ароматной пенке.

— Стюр, я всё понимаю. Ты всё ещё в первых рядах… по праву! Ты нужен Гундреду, дома ждёт семья, когда ты вернёшься с трофеями. Но взгляни на меня. — отсалютовал рогом Йормундур. — Я всё делаю вполсилы. Чтоб бражки налить, и то надо исхитриться! Моя песенка, считай, спета. Поищу лучшей жизни… да в той же Эйре! — и северянин замурлыкал себе под нос одну из походных песенок, с наслажденьем сёрбая из сосуда. — Кстати, корабль твой, как только причалим к суше.

Черноволосый воитель твёрдой поступью прошествовал по качающейся палубе к скамье приятеля, изношенный высокий сапог из дублёной кожи упёрся в соседнюю лавку.

— С каких таких пор Хакон Могучий бросает на произвол своих раненных воинов? Тем паче воспитанника, которого звал родным сыном? В Норвегии тебе уготован свой кусок земли и жалованье, а брагу могут наливать трэллы. Один такой у тебя уже есть. Кстати, ты в курсе, что он мнит тебя своим батей или старшим братцем?

— Я освободил мальца, если ты забыл. — Йорм украдкой глянул на Йемо, который перехватил взгляд попутчика, греясь у каменного очага. — А про моего опекуна ты погорячился, братец. Калекой он меня и за своего не признает, такова уж его любовь. Да, Хакону лучше передать, что меня забрали валькирии на очередном побоище.

— Странно. Я всегда мечтал попасть в Вальгаллу с тобой рука об руку. Но я не могу просто так отказаться от одеяния берсерка и службы Гундреду. Может, тебе не понять, но я добивался места в дружине сам и на этом не остановлюсь. Мой долг не исполнен. — Стюр со вздохом глянул на виднокрай, где солнце касалось моря, и, позвякивая ножнами, побрёл в сторону кормы.

Когда кувшин с брагой порядочно опустел, Йорм ощутил себя достаточно готовым к важному разговору. Шатаясь уже не от качки, а от тяжести в голове, викинг подсел к Олалье, что за плошкой похлёбки беседовала с Йемо у жаровни. Девушка брезгливо отшатнулась, вдохнув стойкий смрад выпивки, смешавшийся с запахом нормандца.

— Боже, от тебя несёт хуже, чем от этих финфолк!

— Да ну, а по мне, так ваше племя моется лишь по редким праздникам. Грязь защищает вас от этих, как бишь… миазмов? — Йормундур сощурился, с оценкой разглядев смущённого Йемо. — Я этого не говорил, лады? Смотрю, ты красиво подстригла мальца. А меня так сможешь?

Ансельмо с Олальей вылупили глаза пуще прежнего.

— С ума, что ли, сбрендил? Будь у меня такие волосы, в жизни бы не рассталась!

— Понимаешь, милая, они, скажем так, ясно дают понять, откуда я и чем промышляю. Если хочешь, могу подарить, только срежь покороче. — северянин, посмеявшись, икнул.

— Разве викинги не остригают волосы, когда их побеждают в бою? — спросил Йемо.

— Разве это не красноречивое тому подтверждение? — поднял изувеченную руку норманн. — Между прочим, лишить славного воина локонов — честь, ведь в них большая сила таится.

— Ну и что, у тебя рожа поганого, и всё понятно даже без гривы по пояс! — Олалья с похабной ухмылкой поднесла к губам деревянную плошку, чтобы выпить остатки рыбного бульона.

Йормундур уже в уме подобрал словечко, прекрасно описывающее девчонку, но сдержался ради своей миссии.

— Ты тоже так считаешь? — небесные глаза с налётом невинного недоумения вперились в Йемо.

— А на кого ты хочешь походить? — подхватил насмешливый тон юнец.

Северянин почесал в пышной светлой бороде:

— Ну, скажем, на гэла.

— Помнится, в нашей епархии бывал пилигрим из Ирландии. Он был рыжим и со странной тонзурой от уха до уха. — обратился монах к землячке, которая одобрительно закивала.

— С говором он что будет делать? — девица погрузила половник в чан, чтобы выловить мелкую рыбёшку. Недоеденные головы она собиралась отправить за борт, но Йорм шустро перехватил плошку.

— Чего харчи зря переводишь! Я доем. А говорить и не обязательно: могу прикинуться немым.

— Ну-ну. Не забудь глаза выколоть для пущей достоверности. — Олалья вгрызлась белыми зубками в рыбье брюхо. — И рожок прихвати, из которого пьёшь, чтоб подачки собирать и трубить, как припрёшься в очередную деревню.

— Йорм, для чего весь этот балаган? Ты скажешь наконец? — возмутился Ансельмо.

Викинг высосал из рыбьей головы остатки плоти, объедки полетели за спину, а густые светлые брови сошлись на лбу в тяжкой думе.

— Клятый йотун, в одиночку и впрямь туго! — Йормундур оставил трапезу, отойдя к дальней мачте, рука с тяжестью обвила толстое дубовое бревно.

По другую сторону мачты выглянуло растерянное и бледное лицо Йемо. Он хранил тишину, надеясь, что упрямец сам заведёт откровенную беседу. Не глядя на субтильного невысокого монаха, Йормундур промолвил низким голосом:

— Вот что. Ты своего слова не сдержал. Я передумал и тебя не отпускаю. Ты трэлл.

— Пошёл к чёрту, — неожиданно для себя отрезал Йемо и тут же охнул, когда могучая ладонь бывшего господина сжала ему глотку, а спина и затылок ударились об мачту.

Лоб викинга покрыла испарина. Пьяное дыхание напомнило ту самую ночь на Аросе, вот только на сей раз Ансельмо и вправду есть, что ответить.

— Как достигнем острова, идёшь со мной, и это не обсуждается.

— И куда же? — с издёвкой на губах прошептал Йемо, ведь сжатое горло почти не давало говорить.

— Во владения клана Дал Кайс. Будешь изображать того, кого я прикажу. На месте разберёмся. И Метла волн тоже моя.

— Не в этой жизни. Мы с Лало…

Нормандец подхватил подростка подмышки, и пятки с силой ударились о палубу, так что Ансельмо до крови прикусил болтливый язык. Под ноги брякнул рунический камень, который Йормундур пнул под одну из лав.

— Пора понять, что твоя девочка променяла тебя на хрен побольше, — осклабился северянин, на лицо которого всё больше наползала демоническая тень.

— Закрой свой чёрный рот и убери от него руки. — откуда ни возьмись выскочила Олалья, спрятав друга за хрупкими девичьими плечами. — Ничто и никто не в силах нас с ним разлучить!

Сердце Ансельмо забилось так, будто всё это время лишь спало в оцепенении. Йорм попятился назад, держась за живот от смеха. Тут на бражника накатил лёгкий приступ дурноты, сотрясший широкую грудь.

— Фу-ух! Не пойму, от чего тянет блевать: от выпивки или от ваших слащавых речей? — ещё пару шагов и нормандец ловко припал к палубе, чтобы ухватить лежащий рядом камень. Грациозно вскочив во весь свой немалый рост, Йормундур стал прохаживаться вдоль борта, любуясь на предмет в ладони. — Ну что, трэлл, всё ещё сомневаешься в моих словах?

Ансельмо смело шагнул вперёд, сжав холодную руку Олальи. За спиной у Йорма край оранжевого солнца, слепя глаза, опускался за пурпурный горизонт. Чужак из северных земель казался большой чёрной глыбой, неприступной и угрожающей.

— Ла-адно. — Ладонь мужчины высоко подбросила камень Лагуз, и сердце его обладателя на миг остановилось, пока руна вновь не упала в чужую руку. — Тебе эта безделушка не нужна, мне тоже. Ну её! — Йормундур сделал бросок через плечо, точно отшвырнул обглоданную рыбью голову. Но едва Олалья и Йемо вскрикнули от испуга, как поняли, что жест был обманным: большим пальцем воитель крепко прижал камушек к ладони, показав её озадаченной парочке.

На доски между северянином и испанцами грохнулась сеть с тремя-четырьмя трепыхающимися рыбинами.

— Чего опять разорались? — вклинился улыбающийся Стюр, на запрелый лоб которого приклеились короткие чёрные прядки. — Я вон рыбки наловил! Почистишь, курочка?

— Нет, петушок! — не глядя бросила Олалья, ответно сжав руку Йемо.

— Вот тебе на-а-а! Бунт на корабле? — берсерк грозно надвинулся на подростков, и Олалья, схваченная за грудки, с визгом отлетела в сторону. Сверкнуло лезвие ножа, выхваченного из-за пояса, и остриё с тупым стуком воткнулось в мачту рядом с ухом Ансельмо. — Поди сюда. — Лицо Стюра преобразилось в то, с каким он шёл в бой. Дева бросилась наутёк, но длинную косу быстро намотали на кулак и спиной потащили к шатру на корме.

Бросившись следом, Йемо вздрогнул от скрипа: мантия, пригвождённая к мачте, надорвалась от натуги. Он вцепился в рукоять ножа, но тот был воткнут до того глубоко, что отказывался поддаваться. Стюр одним махом запустил тиру под шатёр, где та кубарем налетела на борт.

— Не подходи к ней, тварь! Мьерда! — отчеканил взбешённый парнишка, трепыхаясь, как та рыба в сетях.

Стюр только посмеялся, присев на одно колено перед палаткой и нарочито сбросив с себя плащ. Ансельмо ясно представил надругательство над любимой, что на сей раз случится не без его ведома и даже присутствия. Мадхус, чудовища, черти — вот их естество. И никогда — друзья, никогда — соратники, никогда — побратимы.

— Я пойду с тобой! Сделаю всё, что надо! И корабль чёртов забирай! — захлёбываясь слезами, взревел Йемо голосом, готовым сорваться. Частое дыхание превратилось в надрывных хрип загнанной лошади. — Лало! — вцепившись в мачту за спиной, монах из последних сил вытолкнул себя вперёд, и ткань мантии разорвалась. Свалившийся на палубу трэлл оказался подхвачен под руку юрко перемахнувшим через скамью Йормундуром.

— Брат, неси какой-нибудь канат, свяжем его!

Не мешкая, викинги на пару скрутили мальчишку, сидя привязав его к мачте, так что за верёвкой и рук не разглядишь. Из шатра слышались тонкие всхлипы Олальи. Когда вечерний свет окончательно уступил сумраку, в чашах с углями развели полымя. Три жёлтых огонька, покачиваясь, плывут сквозь мрак на фоне необъятного купола неба в редких синих мазках, постепенно растворяющихся в свете мириады звёзд. Столь ясного и правдоподобного рисунка небес Ансельмо не видал ни в атласах легендарных путешественников, ни в пейзажах родной Аросы. Вот Орион, Заяц, Малый и Большой псы… Тишину прерывает лишь мерный плеск волн о корабль, шум моря и убаюкивающий древесный скрип.

Йормундур вернулся с каким-то деревянным тазом, уселся на лаву лицом к пленнику, и посудина громыхнулась о палубу. Закатав рукава, помогая себе зубами, северянин за хвост вынул крупную трепыхающуюся рыбу, и ещё борющаяся за жизнь тварь с размаху ударилась о доску, раз и другой, пока не обмякла. Йорм вернул животинку в таз, в руке появился маленький ножик, и мужчина озадаченно облокотился на колени, долго хмыкнув.

— Что скажешь, трэлл, жалко рыбку тебе? Ты ж у нас всех жалеешь, да? Кроме себя, вестимо. — крепкие зубы сжали рукоятку, и вяло трепыхающееся рыбье тельце вернулось в слизкую ладонь. — А я вот хошу одной рукой наушитьшя шнимать шешую. — лезвие уверенно вошло в брюшко ближе к голове и рассекло его до хвоста одним уверенным движением. Придавив рыбу к колену култышкой, Йорм освободившейся рукой вынул мелкую требуху и вновь взялся за нож. — А я, как увижу рыбу или, там, куропатку, вот прям хочу её прибить! Взять хотя бы красного окуня — тупейшая морда! А морская щука? Ну крыса же с плавниками — один в один!

Йормундур исхитрился придавить рыбий хвост так, чтобы левой рукой соскребать чешую, вот только животное продолжало биться и нещадно выскальзывать.

— А омары? Наша повариха в детстве бросала их в котёл с кипятком ещё живыми. Мне нравилось смотреть, как их панцири из бело-рыжих становятся красными. Они силились выползти из котелка, а я их — тюк ложкой!

Ансельмо отвернул лицо в тень, чтобы не выдать улыбку:

— Лучше б пригвоздил эту несчастную рыбу ножом к скамье. До утра провозишься. — после истеричного крика голос так и не вернулся.

Йормундур с любопытством хмыкнул и последовал совету своего трэлла: осталось лишь раздобыть второй нож. Глухой смех воителя вдруг сменился напряжённым молчанием. Пряча лицо за раздуваемыми ветром волосами, мужчина поднял голову, и в чужих глазах пленник разглядел презрение.

— Ты у нас святой мученик Ансельмо, м? Подставляешь вторую щёку, даже если раз по роже получил. Знаешь, что? Меня этой дребеденью не проведёшь. В доме у Диан Кехта ты… — полушёпот Йорма сорвался на рык, а кулак вонзил нож ещё глубже в рыбью голову, брызнув кровью. — Какого ляда это было?

— Знаешь, если б ты сам не противился, я сдержал бы клятву. — холодно прошептал Йемо.

— Клятву? — щёки северянин налились кровью, дыхание стало тяжелее. — На кой ты вообще давал мне клятвы?! Ты мне… ты просто трэлл! Возомнивший… что мы друзья!

— О нет.

— Тогда что?!

— Да просто. — парень откинул голову, устремив глаза к звёздам. — Ты страдал и нуждался в помощи. А сейчас тебе только хуже, потому что Стюру твои планы не по душе, и он вот-вот уйдёт.

Йорм подскочил, как ошпаренный, нога отшвырнула таз с рыбой, который, опрокинувшись, забарабанил по палубе. Упав на колено перед трэллом, хозяин до боли сжал детские щёки в руке.

— Ты мне не спаситель. Усвоил? И даже не мечтай меня исправить. — с этим Йормундур зубами сорвал с культи длинную холщовую повязку, запхав глубоко в рот напрасно сопротивлявшемуся невольнику. — Люди никогда не меняются, Водан мне свидетель.

Сумерки сгустились, открывая дорогу колеснице Мани и сизому с подпалинами варгу Хати. Время близилось к полночи. Йормундуру не спалось: во сне причудилось, будто голос велит ему укрыть Йемо одеялом, ведь тот продрог под северными ветрами. На палубе хозяин бросил взгляд на спящего монаха и, плюнув в затухший костёр, взобрался на лаву для гребцов, чтобы облегчиться в море. Глядя на лунную дорожку в бескрайней водной глади, справлять нужду особенно сладостно, но не успел нормандец оправиться, как за спиной увидел какую-то чертовщину. Огни в железных чашах горят уже не жёлтым, а невиданным изумрудным пламенем, а на вёслах…

Йемо проснулся от гулкого плеска за бортом, и тут же расслышал крик Йормундура. Стюр не проснулся, и Лало не откликнулась на отчаянный зов. Трэлл хотел закричать, но вспомнил о злосчастном кляпе, и клятая верёвка не давала пошевелиться. В ужасе монах осознал, что по ту сторону мачты кто-то есть: повеяло ледяным холодом и каким-то зловещим присутствием. Нож, так и воткнутый в голову рыбы на лаве, сам собой выскочил из неё, стремительно отлетев в сторону Йемо. Обливаясь холодным потом и истошно мыча, он вперился глазами в лезвие, а из-за мачты медленно вползла чья-то еле различимая костлявая рука, накрыла нож и притянула к себе. Шух! — и сердце на миг захолонуло, но тугие путы упали, и Ансельмо смог броситься к борту, не чувствуя ни затёкших рук, ни ног.

Выплюнув кляп, Йемо заорал, как резаный. Корабль был полон невиданных созданий, сотканных как будто из зеленоватой дымки. Огромные тощие мужи с косматыми бородами и волосами укутаны с головы до ног в плащи, какие носят моряки. Иные надвинули на глаза капюшоны или широкополые шляпы. Прозрачные одеяния изорваны, сами призраки — сухие и костлявые подобия мертвецов, а очи — тёмные провалы, как у скелетов. Малейшее движение — и сущности развеиваются в воздухе, снова собираются, подобно водному отражению.

— Йорм, молю, спаси меня! — от страха голос прорезался, подросток забился между лавками, не находя себе места.

— Да помоги же ты мне, брось верёвку! — донеслось, захлёбываясь, из-за борта. — Холодно, сейчас окоченею, дурак!

От сна наконец отошёл Стюр, вывалившись на четвереньках из палатки. Завидев призраков, берсерк обомлел, но решительный бас немедля прорезал тишину:

— Лало, мой меч, быстро!

Женская рука по локоть высунулась из палатки, величественно устремив поднятое оружие к небу. Перехватив рукоять, что давно лежит в ладони, как влитая, Стюр принялся махать лезвием то вправо, то влево, лишь колыхая изумрудную дымку.

— Йемо, спасай Йорма! Возле тебя верёвка!

Побив себя по щекам, парнашка бросился к перерезанному канату, обмякшие руки с трудом доволокли тяжесть до края палубы, и спасительная верёвка плюхнулась за борт вслед за утопающим. Брасом подплыв к канату, Йорм крепко обмотал его вокруг здоровой руки, всё тело билось от холода.

— Т-т-ты меня в-в-выдержишь?

— Нет! — заорал Ансельмо, вцепившийся в край борта.

— Лало, помоги Йемо! — донёсся голос Стюра, прервавший шум от взмахов мечом.

На друга налетела испуганная Олалья, заключив в непрошенные объятья.

— Лало, я потяну, а ты изо всех сил держи меня. Поняла? — Ансельмо взялся изнеженными руками за грубый канат, напряжённые ноги упёрлись в борт корабля между двумя скамьями.

— Да поняла я! Не вздумай меня туда утянуть! — Олалья обхватила руками тонкий мальчишеский стан, готовая упасть навзничь.

Верёвка натянулось, и тут же пару протащило к самому борту. Олалья, зарычав, пока Йемо не вырвало руки, обмоталась канатом за поясом и налегла всем телом, отталкиваясь ногой о борт. Не легче приходилось и Ансельмо: ладони горят, стираясь в кровь, суставы хрустят от натуги. Йормундур, поднявшись по пояс над водой и силясь вскарабкаться по обшивке судна, отчаялся. Проклятая бесполезная рука!

Крича на исходе сил, Олалья и Йемо вдруг ощутили облегчение: это Стюр взялся за край верёвки, и натруженные руки сажень за саженью вытянули канат на палубу. Трэлл отважно обнял своего бьющегося в ознобе господина под руки, девица вцепилась за шиворот, и троица выволокла несчастного на борт вместе с доброй бадьёй солёной воды.

— Всё. Не пугайтесь. Они нас не тронут. — Стюр судорожно бросился к очагу, огниво высекло искру, и на груду догоревших углей брякнули несколько свежих поленьев.

Олалья стянула с Йормундура рубаху, выжала воду за борт, и на дрожащие ссутулившиеся плечи упала одна из подаренных финфолк шкур. Плеснув в котёл пресной воды из запасов, девушка подвесила его над огнём, чтобы удалиться в шатёр за сбором целебных трав. Ансельмо настороженно осмотрелся: дымчатых призраков за спиной уже не оказалось, но кто-то из них сидел на вёслах, неспешно гребя, а другие возились с корабельными снастями, и кормчий даже следовал неведомому курсу.

— Я идиот, — нервно посмеялся Стюр, вороша занявшиеся жаром угли. — Сразу и не признал в них варселов!

Йемо с недоумением оглянулся на Йорма, который трясся то ли от озноба, то ли от вида существ, с которых не сводил ошалелых глаз:

— Кого?

— Варсел или страндварсел. Душа утопшего моряка или рыболова. Мы думали, Метла волн сама собой держит курс — ан нет! Они поведали мне, что после смерти их срок на корабле равен году и одному дню. Тогда душа отлетает в мир иной, на её место приходит другая, ведь не бывает и дня, чтоб море не унесло чью-то жизнь.

— Один из них… освободил меня, чтоб я помог Йорму.

— Вот как?

— Да п-п-пошли эти странд..! — махом развернулся к компании белобрысый викинг. — Я хозяйство не успел спрятать, как нечисть эта возникла пред глазами! Со страху назад и отскочил, а там вода уж!

Ансельмо со Стюром расхохотались. Над котлом поднялся белёсый пар.

— Что с руной, она при тебе? — лицо трэлла разом побледнело, глаза широко распахнулись.

Йормундур порылся в кармане, и ладонь раскрылась с целёхоньким камнем Лагуз.

— Не удивлюсь, если варселы стремились защитить владельца руны. Или её саму. — предположил берсерк.

— Ну, это как подумать. — пожал плечами Ансельмо. — Могли и сами вытащить этого увальня.

Из шатра выскочила Олалья с походной сумкой, в котёл посыпались какие-то сухие травы, корешки и цветы, и содержимое ещё одного бутылька было перелито в деревянную ступку, присыпано травами и тщательно растолчено.

— На, толки дальше. — девица всучила ступу и пестик Йемо, а сама торопливо разула промокшего норманна. — Ну ты раздеваться будешь, нет? Тебя надо растереть, пока не сдох от лихорадки! — Йорм нехотя позволил стянуть с себя штаны, и прыткая дева зачерпнула из чаши с едкой смесью, чтобы быстро разогреть её меж ладонями.

Шкура упала с плеч северянина, тёплые руки Олальи стали массировать плечи, шею, спину и грудь, перетёртые листочки и стебельки прилипли к коже и редким кудрявым волоскам. Очень скоро, морщась от вони неведомого масла, мужчина ощутил сильный жар и прилив крови. Травница вернула шкуру на плечи, пальцы подхватили ещё немного зелья, и скрюченные от холода ступни Йорма оказались на чужих коленях. Не веря своим глазам, воитель глядел, как тира греет его ноги нежными девичьими руками.

— Что вылупились? — Олалья свысока одарила взглядом своих друга и любовника. — Нет, я не брезглива. А вам-мужланам пускай будет стыдно за то, что кулаками машете.

Когда пекущие от зелья ноги Йорма оказались в шерстяных носках, тира поднесла ему горячее питьё из котелка, велев выпить до дна. Четверо путников провели ночь в достаточно просторной палатке для скромной компании, и, хотя Йорму уж очень хотелось облегчиться от травяного варева, наружу он вышел лишь с рассветом.