Явье сердце, навья душа

Глава двадцать вторая. Черное, белое

Богдан отдавал себе отчет в том, что начал страдать своеобразной формой одержимости. Где бы ни находился — дома, в школе или на улице, он всюду высматривал клякс. Такое странное поведение не смогло укрыться даже от Матвея. Он задавал вопросы, на которые Богдан не отвечал. Просто не знал, что ответить.

А ведь речь шла о его лучшем друге. О том, кто примирил Богдана с переездом в город, после того как он оставил в деревне всех своих друзей. О том, с кем они близко общались с седьмого класса. Если не Матвею рассказывать обо всех происходящих с ним странностях… то кому? Не маме же. Ей и без того хватило испытаний.

Все предыдущие планы (игнорировать проблему, пытаться коснуться проблемы, чтобы понять, на самом ли деле она существует или она — просто плод его воображения) с треском провалились. Значит, Богдану нужен был новый план. Жажда разобраться в происходящем бурлила в нем, превращаясь в спортивную злость, толкающую действовать, придумывать и предпринимать новые шаги.

О том, что он (безуспешно) использовал спиритическую доску, Богдан поклялся не рассказывать ни единой живой душе. Дальше в ход пошли куда более серьезные меры — а именно, профессиональное медицинское обследование. Разумеется, тайком от родителей. Для этого ему пришлось с глазу на глаз поговорить с Галиной Витальевной, маминой знакомой, которая работала терапевтом в местной поликлинике. Она и выписала ему направление. Богдан убедил ее ничего не говорить маме — чтобы лишний раз не волновалась.

Разумеется, в больнице его проверяли, а времени с момента выписки прошло всего ничего. И все же Богдан хотел во всем удостовериться.

Со зрением у него все оказалось в порядке, энцефалограмма не выявила никаких отклонений. С точки зрения физиологии он был здоров как бык. Или как нормальный подросток, который никогда в жизни не попадал в аварию.

Кляксы, которые вместе с ним слушали вердикт врача, казались издевкой.

***

Холод настиг Богдана днем, после возвращения из школы. Он в одиночку корпел над домашним заданием — Матвей ушел в библиотеку готовить какой-то проект на городской конкурс. Разумеется, по биологии. Разумеется, о птицах. Черные пятна мелькали на периферии зрения и уже не сказать, чтобы сильно досаждали. Богдан решил: много чести тратить на них свои нервы. Хотят, чтобы он окончательно тронулся и, как в идиотских фильмах, начал орать при свидетелях, что видит что-то странное? И в итоге загремел в психушку? Многого хотят.

А значит, следуя детской дразнилке, мало получат.

Богдан не сразу понял, что в окружающем пространстве что-то переменилось. Подсказал холод, накрывший его с головой. Забрался даже не под одежду — под кожу. Стуча зубами, Богдан повернул голову вправо, к кровати, на которой лежал полосатый плед.

— Твою дивизию! — Он чуть не рухнул с крутящегося стула.

В углу возле кровати копошилось странное существо. Карликового роста, но с морщинистым лицом. И на редкость волосатое. В том плане, что у него была длинная борода, а густая копна пшеничного цвета топорщилась в разные стороны. Волос было так много и они были настолько пышными, что напоминали львиную гриву.

Богдан попытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип. Привлеченное звуком, существо вскинуло голову и встретилось взглядом с Богданом. Окаменело и, кажется, что-то выронило из рук.

Сразу и не скажешь, кто из них был напуган больше.

Существо смотрело на Богдана и беззвучно шептало что-то с потрясенным видом. Того и гляди — перекрестится. Не перекрестился, но и не вылетел из комнаты. Только в угол забился.

— Так, я пошел отсюда, — неизвестно зачем громко сказал Богдан.

И действительно пошел. Ушел из комнаты, из дома, бросив матери что-то настолько неразборчивое, что и сам не понял. Шел, пока не оказался в месте, где еще никогда не был. В библиотеке.

Даже если бы Матвей увидел существо, которое осталось в доме Богдана, вряд ли удивился больше.

— Ты чего здесь?

Его изумленный тон — практически приговор и репутации Богдана, и его образованности.

— Мы же друзья?

— Та-а-к, — протянул Матвей, откладывая в сторону книгу.

Рядом лежала целая стопка других. Раскрытая тетрадь исписана по-девичьи аккуратным почерком.

— Друзья ведь поддерживают друг друга, что бы ни случилось? И готовы выполнить любую просьбу?

— Есть такое, — осторожно отозвался Матвей.

Наверное, гадал: попросит ли Богдан у него списать или продать для него почку.

— Если я скажу тебе что-то… безумное, ты пообещаешь…

— Не вызывать санитаров? — предположил Матвей.

Богдан нервно хохотнул.

— Как минимум.

— А максимум?

— Остаться моим другом.

Матвей помолчал, всерьез обдумывая вопрос. Сказал без намека на улыбку:

— Обещаю.

Теперь молчание исходило от Богдана — он подбирал слова, тщательно их тасуя. Сдался.

«Не знаешь, с чего начать — начни с самого начала».

— После аварии со мной происходит что-то странное. Я вижу… странное.

— Че-е-рт, — вдруг перебил его Матвей. — У меня аж мурашки по коже пробежали! Это тот момент, где ты говоришь, что обладаешь сверхспособностями, а я помогаю тебе стать супергероем?

Голубые глаза лучились восторгом. Пыл Матвея поугас, когда он натолкнулся на тяжелый взгляд Богдана. Матвей вскинул руки вверх.

— Понял. Молчу.

— Сначала мне было очень холодно… и сейчас иногда бывает. Такой… неестественный холод, такой, от которого не помогает ни камин, ни горячий чай, ни десять пледов. Как будто… Ну, знаешь, как будто я уже мертвец. А потом появились… тени, — выдавил Богдан. — Я вижу тени. Пятна. Кляксы. Они всюду — дома, на улице…

— И здесь тоже? — почему-то шепотом спросил Матвей.

Завертел головой по сторонам, будто надеясь заразиться от друга способностью их видеть. Богдан тяжело вздохнул, собирая крохи терпения. Что ж, он знал — будет непросто.

— Есть.

Он указал на бледную девчушку, которая разрывалась между намерением сделать конспект по толстенной книге и необходимостью постоянно прикладывать к носу платок. В этот момент она оглушительно чихнула, чем заслужила осуждающий взгляд библиотекарши. Видимо, болезнь не была для нее веским оправданием. Сказано не шуметь в библиотеке, значит — не шуметь.

— Прямо за ее спиной.

— Думаешь, она умирает? — ахнул Матвей.

Перегнувшись через стол, Богдан отвесил другу шутливый подзатыльник.

— Ты чего несешь? Я, по-твоему, умер?

— Ну а вдруг ты видишь тех, кто… — Матвей сделал страшные глаза. — Ну ты понял.

«Они в моем доме. Эти тени в моем собственном доме».

Ужалил укол вины — Богдан оставил маму наедине с этой… сущностью. И пусть ему до ужаса не хотелось туда возвращаться…

— Идем. Доделаешь свой проект потом. По дороге все расскажу.

Матвей с тоской посмотрел на стопку книг, которых его рука еще не коснулась. Однако, разумеется, тут же поднялся. Богдан прошел мимо девочки с тенью за спиной. Явных черт кляксы он на этот раз не увидел. И слава богу.

Он ждал на улице, пока Матвей сдавал книги. Тени текли по улицам, перемешиваясь с людьми. Показалось, или их стало больше? Или Богдан стал видеть больше?

Матвей наконец вышел из библиотеки. От него так и веяло жадным любопытством.

— В общем, разглядел я только одного. Косматый такой, маленький, как ребенок. А лицо старое, морщинистое.

— В чем он был одет? — деловито спросил Матвей.

Того и гляди, достанет блокнот и начнет записывать за Богданом.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить. Что-то царапнуло тогда сознание, но шок вытеснить не сумело.

— Рубаха белая, нарядная такая, с красной вышивкой. — Они в ансамбле часто надевали подобные на выступления. — А на ногах… — Вот оно! Богдан недоуменно обронил: — Лапти.

— То есть он выглядел как домовой?

Он смерил друга усталым взглядом.

— Вот объясни мне, какой нормальный современный человек знает, как выглядит домовой?

— Я знаю, — заявил Матвей. Смутившись, потер нос. — Я мультик смотрел.

— Про домовенка Кузю? — насмешливо спросил Богдан.

— Ну да.

Он беззлобно фыркнул.

Дома все было как обычно. Первым делом Богдан заглянул к маме в комнату — не прячется ли за ее спиной странная тень… или странный косматый человечек. Екатерина Олеговна лежала на кровати, завернутая в пушистый плед — отопление на днях отключили, и в квартире было прохладно. Увидев сына, улыбнулась.

Никаких клякс, никаких человечков.

Тени ждали его в коридоре, жались испуганно — так показалось — по углам. Богдан обшарил весь дом. Кляксу, очертаниями похожую на смешного человечка, отыскал на кухне. Матвей шел за его пятам. Порой — в самом прямом смысле, в опасной близости от того, чтобы оттоптать ему ноги.

— Видишь его? — прошептал на ухо застывшему на пороге кухни Богдану.

— Только тень.

— Дела…

— Дела, — передразнил Богдан. — Мне-то теперь что делать?

Матвей слепо обшаривал взглядом пространство. Пожал плечами, будто услышал на редкость наивный вопрос.

— Как что? Наблюдать.

Они еще долго сидели в комнате, вполголоса обсуждая «способности Богдана». Он почти физически чувствовал бьющее ключом в Матвее нежелание уходить. Обстановка, о которой Богдан обязался докладывать, существенно не менялась. Кляксы просто сновали туда-сюда, упрямо не обретая четкие очертания. Он уже запомнил их размеры и формы. И заметил, что та самая клякса, обратившаяся косматым существом, вообще перестала наведываться в его комнату. Зато зачастила другая — узкая, вытянутая.

— Чертовщина какая-то, — восторженно выдохнул Матвей в прихожке, прощаясь.

— Чертовщина, — согласился Богдан.

Однако восторга друга не разделял.

Он закрыл дверь за Матвеем. Волной нахлынул холод, пробравший до самых костей. Богдан развернулся, чтобы столкнуться с самой, пожалуй, любопытной кляксой. Худая и длинная, она застыла в конце коридора, откуда и наблюдала за ним, как бы он наблюдал за хомяком, белкой или другой забавной зверушкой. У нее был непропорционально длинный и немного загнутый кверху нос, из-за чего она напоминала Шапокляк. Но лицо на первый взгляд казалось скорей крысиным, не человеческим. С людьми существо роднили нечесаные седые лохмы и неопрятные лохмотья, которые, видимо, полагалось считать нарядом. С неведомым зверем — птичьи лапы, которые выглядывали из-под рваной юбки, и стоящие торчком острые уши.

Наверное, Богдан резко побледнел — иначе с чего бы созданию так визгливо, радостно смеяться? Она исчезла, растворилась в тенях — в тех, что еще оставались нормальными и превращаться во что-то этакое не спешили.

Богдан бросился за ней, отчего-то зная, что не найдет, не догонит. Краем глаза увидел мелькнувшую сбоку тень. Рассмотреть не успел, но запомнил странное.

Тень была ослепительно-белой.