Ярмарка невест

Глава 14

— Вы прекрасно выглядите, ваше высочество, — Гертруда поправила складку бального платья, в котором Мария будет присутствовать на Новогоднем балу, устраиваемом императрицей Елизаветой. Посмотрев на себя в зеркале, девушка покачала головой. Тугой блестящий локон тут же выбился из сложной прически и упал на грудь, привлекая к ней внимание, точнее, к ее почти полному отсутствию. Маленькая, тощая, плоская, ее родные братья и сестры называли всегда мышкой. Да что там говорить, даже сестры выглядели куда лучше, чем она, во всяком случае, им было что выставить напоказ в глубоких, согласно моде, декольте. Единственная ее гордость — густые золотистые волосы, блестящей волной падающие на спину, когда она позволяла им такую вольность, перед тем, как заплести на ночь косу. Да и то, таким волосам, согласно всем канонам, должны соответствовать светлые голубые глаза, а у нее они карие, почти черные, и с этим ничего нельзя было поделать. А капать в глаза разную дрянь, вроде той же белладонны, как подсказывала мать, Мария отказывалась наотрез, потому что где-то в глубине души чувствовала, что это далеко не полезно.

— Я слишком тщеславна, — пробормотала она, наматывая выпавшую из прически прядь на палец. — Не могу не показать свое единственное достоинство. Только прическа плохо держится.

— А я говорила, что не надо голову каждый вечер мыть, — проворчала Гертруда. — Да и пивом не даете мне смачивать локоны.

— Они потом слипаются, их трудно расчесывать, — Мария еще раз глубоко вздохнула. Все у нее ни как у людей.

— А зачем их каждый вечер начесывать по часу? — снова проворчала доверенная служанка. — Никто так не делает. Многие дамы спят, укладывая головы на специальных подставках. И чем плох парик? А пудра? Вы же даже пудрой запрещаете мне свои локоны посыпать.

— Его высочество не любит все эти ухищрения, — вспыхнув, пробормотала Мария. Ну вот, она, наконец, призналась вслух, что с самого начала отказалась от всего, что перечислила Гертруда, когда заметила, что у Петра волосы свои, и что он никогда их ничем не смазывает и не посыпает. В порыве чувств, она приказала сделать что-нибудь у себя на голове, не прибегая к модным, проверенным методам. Намучившись, за полдня они с Гертрудой сумели соорудить нечто приличное, потому что цирюльник категорически отказался работать с ее прической, коли ему кроме лент и шпилек ничего нельзя было применять. И хотя в тот вечер Петра на ужине не было, он не каждый день появлялся, куда-то порой уезжая, а присутствующие поглядывали в ее сторону с недоумением, Мария с горечью отметила, что наконец-то оказалась в центре внимания, сомнительного, конечно, но все же. Зато вечером разбирать прическу было гораздо легче, да и голова так сильно не болела. Плюнув на условности, Мария решила, что пускай все косятся, ей не привыкать, а здоровье превыше всего, и на следующий день снова уложила волосы именно таким образом. А потом снова. Постепенно к ней привыкли, хоть и прозвали за глаза чудачкой. Вот только своей первоначальной цели она так и не достигла, Петр словно не замечал ее. — Зачем я приехала? — спросила она у своего отражения. — Надо было выходить замуж за Баварского курфюрста. Зачем я себя мучаю?

— Неужели в этой поездке нет никаких плюсов, ваше высочество? — Гертруда сочувственно посмотрела на свою молодую госпожу. Она прекрасно знала, что наследник Российского престола понравился Марии еще в то время, когда она его знала, как герцога Гольштейн-Готторпского. Уж она-то прекрасно помнила, как Мария, долго ходя вокруг стола, внезапно садилась и начинала писать какое-то бесконечное письмо, время от времени прерываясь, глядя задумчиво в окно. В такие моменты ее скулы слегка розовели и Мария казалась почти красавицей. Служанка покачала головой. Мало кто верил, что у юной польской принцессы есть хотя бы один призрачный шанс привлечь внимание наследника. Она не обладала броской красотой некоторых претенденток, и не умела хитрить, как… некоторые, — подумав об этом Гертруда поджала губы. Бедная ее госпожа.

— С политической точки зрения визит проходит весьма успешно, — уклончиво ответила Мария. — Особенно после того, как от переговоров отстранили барона Берхгольца. Я не знаю подробностей, но вроде бы идет усиленная подготовка разрыва договоренности отца с Фридрихом. На этом настаивает Бестужев, и ее величество склонна согласиться с вице-канцлером.

— Но тогда Фридрих может пойти на нас войной, — Гертруда прижала руку ко рту.

— И скорее всего пойдет, — Мария перестала теребить локон, решив, что, пускай он вот так и будет висеть, выбившийся из прически. — Но в этом случае Россия обещает помочь. И я считаю, что это правильное решение. Не думаю, что Фридрих способен выполнять все договоренности в точности. К тому же, сомневаюсь, что он способен нас защитить, в том случае, если Елизавета решит, будто бы именно отец предал ее и захочет его проучить.

— И охота вам голову всем этим забивать, лучше бы думали, как взгляд наследника на себя вернуть, — Гертруда быстро потеряла интерес к тому, что говорила Мария. Ее больше заботил тот статус, который ее юная госпожа может получить. Конечно, кюрфурстина Баварская — это лучше, чем ничего, но императрица Российская звучит гораздо интереснее. Да и Великая княгиня, тоже имеет определенный вес.

Гертруда нагнулась и поправила складку на подоле платья Марии. Этот фасон явно не идет девочке. Такой тоненькой, как тростинка, принцессе больше подошло бы что-нибудь без всех этих многочисленных юбок и фижм. Надо бы предложить ей как-нибудь изменить моде. И пускай это вызовет злословия, но зато такой, почти деревенский крой подчеркнет ее бедра, довольно широкие для роста и общей хрупкости принцессы. То, что нужно для того, чтобы у ее величества появилась уверенность в том, что девочка спокойно разродится, когда придет время. Да грудь спрятать. Ничего, это не повредит. Все равно дитя вскармливать будет кормилица. Да и фурор так можно произвести. Гертруда задумалась. Ей пришла в голову замечательная идея. Нужно дождаться маскарада. Уж она-то с белошвейкой Кристиной, которую принцесса Мария привезла с собой, сумеют сделать наряд, как у весталки. Тогда наследник точно обратит на нее внимание, она, Гертруда просто уверена в этом. другое дело, что Мария может отказаться надевать такой костюм. Но тут уж Гертруда постарается убедить госпожу, что ничего позорного в нем нет, грудь закрыта, юбка в пол, а то, что руки обнажены, ну так у современных платьев они как будто закрыты.

— Ваше высочество, здесь слуга чей-то стоит, говорит, что принес подарок госпоже, — дверь приоткрылась, и в спальню заглянула та самая белошвейка Кристина, о которой только что думала Гертруда. Она ждала в маленькой гостиной, вдруг принцессе срочно понадобятся ее услуги.

— Подарок? — брови Марии взлетели вверх. — От кого?

— Не знаю, ваше высочество, я плохо по-русски говорю, а он меня не понимает, — пожала плечами Кристина. — Так что, отослать его, забрать подарок, или…

— Я приму его, — Мария решительно вздернула подбородок и вышла из спальни.

Каждой гостье были предоставлены небольшие, но вполне уютные апартаменты, включающие гостиную, небольшую гардеробную, отхожее место, расположенное отдельно, и спальню. Дома не каждая из претенденток могла бы похвастаться чем-то подобным. Посреди гостиной стоял вихрастый мальчишка, который держал в руках довольно объемную корзинку и поглядывал на вошедшую Марию со смесью любопытства и настороженности.

— Вот, — мальчишка протянул ей корзинку с поклоном, а затем, когда Мария приняла подарок, вытащил из-за пазухи запечатанное письмо, сунул ей в руки и сбежал, не дожидаясь, пока Мария сумеет выдавить из себя хоть одно слово.

— Какого дьявола? — прошептала девушка по-русски. Она усиленно занималась этим сложным языком. Даже осмелилась подойти к учителю Петра Штелину, чтобы он дал ей несколько уроков. Сейчас же она совсем не понимала, что произошло.

— Мяу, — корзина в ее руках зашевелилась, и из-под накрывавшего его платка показался маленький, пушистый котенок.

— Ой, — от неожиданности Мария едва не уронила корзину, но быстро взяла себя в руки, и осторожно поставила ее на пол, вытаскивая маленького обитателя. — Какой же ты красивый, — девушка невольно улыбнулась, прижимая к себе крохотное теплое тельце, не заботясь о том, что на ее роскошном платье остаются кошачьи волоски. Сев с котенком на диван, Мария посадила его к себе на колени, и он тут же начал играть со свисающем, сплетенным из золотых нитей шнуром, который стягивал лиф платья. Сама же девушка открыла письмо.

«Я долго думал, что же Вам подарить. Каюсь, сначала хотел обойтись какой-нибудь драгоценной безделушкой, и лишь не так давно понял, насколько это пошло и глупо. А потом я вспомнил, как Вы вели себя в погибшей оранжерее, и решил, что Вам совершенно необходим котенок. Я не знаю, как его зовут, так что, придется Вам самой придумать ему имя. Меня уверили, что это точно кот, вот и все, что я могу сказать об этом комке пуха. Надеюсь, общение с ним, доставит Вам столько же удовольствия, сколько доставляет мне общение с Вами.

Ваш Петр»

Мария прочла письмо, затем перечитала его еще раз, а потом прижала к груди вместе с пискнувшим котенком.

— Пожалуй, я назову тебя Цезарь, — она погладила шелковистую шерстку. — А сейчас, будь хорошим мальчиком и отпусти меня на бал, а то я точно привлеку внимание, если заявлюсь позже ее величества. Только, боюсь, после этого нам придется отправляться в путь, а это далеко и холодно. Гертруда! — служанка, которая вышла следом за ней, тут же подбежала к своей госпоже. — Позаботься о малыше Цезаре, пока меня не будет, — она протянула пискнувшего котенка Гертруде, встала, смахнула несколько налипших на платье волосинок и решительно направилась к двери. Может быть, она все же не зря приехала?

— Время, ваше величество, ваше высочество, — учитель танцев и сегодняшний распорядитель бала возник передо мной и Елизаветой, как черт из табакерки. Мы стояли за дверями и ждали, когда через другой вход зайдет последний приглашенный гость. После того, как мы войдем, никто уже заходить в зал не должен будет. Нет, опоздавшие, естественно, притащатся, но они уже в разгар танцев незаметно проскользнут в зал, потому что начнется шатание туда-сюда, а запомнить, кто был при входе августейших особ невозможно, слишком много народа набилось сейчас в далеко не маленький бальный зал.

Раздался резкий звук, двери перед нами распахнулись. Доносившийся до нас гул сотен голосов постепенно смолк. Я протянул согнутую в локте руку, на которую легла рука императрицы.

— Божиею поспешествующею милостию, Елизавета Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, Царица Казанская, Царица

Астраханская, Царица Сибирская, Государыня Псковская и Великая Княгиня Смоленская,

Княгиня Эстляндская, Лифляндская, Корельская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская,

Болгарская и иных, Государыня и Великая Княгиня Новагорода Низовския земли, Черниговская, Рязанская, Ростовская, Ярославская, Белоозерская, Удорская. Обдорская, Кондийская и всея Северныя страны Повелительница и Государыня Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли. Черкасских и Горских Князей и иных наследная Государыня и Обладательница. Великий князь и наследник трона Российской империи, владетельный Герцог Шлезвиг-Гольштинский, Стормарнский, и Дитмарсенский, внук Петра Великого Петр Федорович! — проорал чей-то зычный голос, и мы с теткой вошли в зал. Тут же раздался шелест многочисленных юбок и шарканье не менее многочисленных ног. Подданные и гости Елизаветы приветствовали государыню и ее племянника поклонами и реверансами. Я же на мгновение задумался над тем, почему мне в титул впихнули Шлезвиг, хотя, чисто теоретически, я, наверное, и правда являлся владельцем данной земли, и вот это уже было интересно. Но тут заиграл менуэт, и я, проведя Елизавету до центра зала, сосредоточился на танце, первую половину которого нам предстояло танцевать в одиночестве, под пристальными взглядами собравшихся.

Наконец, танец завершился. Вся собравшаяся дворянская братия разразилась аплодисментами, а я поцеловал тетушке руку, как бы благодаря ее за доставленное удовольствие. Она уже хотела было двинуть к трону, стоящему чуть поодаль, но я задержал ее руку, не давая уйти, чем заслужил изумленный взгляд. Устраивать скандал на людях Елизавета не захотела, поэтому просто осталась стоять, ожидая, что же я предприму в дальнейшем. Музыка смолкла все с интересом смотрели на явное нарушение протокола. Я же кашлянул в сторону и начал говорить, благодаря про себя весьма продуманную акустику бальной залы, которая позволяла мне не слишком напрягаться, чтобы мою маленькую речь услышали все присутствующие.

— Ваше величество, тетушка, я денно и нощно не забываю благодарить Господа нашего за то, что он пожалел сироту и привел его в новую, любящую семью, — не знаю, насколько Елизавета меня любит, но относится однозначно неплохо. Я прекрасно понимаю, что это пока, потому что чека не дремлет и злопыхатели, например, тот же Бестужев, уже очень скоро начнут лить ей в уши про то, что я мечтаю занять трон и скинуть с него тетку. Вот поэтому сейчас надо делать так, чтобы она как минимум сомневалась в подобных инсинуациях и проверяла мою благонадежность, а не рубила с плеча. Глаза Елизаветы повлажнели, но это нормально, она постоянно выражает свои эмоции слезами. Я же продолжил. — Традиции дарить подарки в Новогоднюю ночь пришли к нам из Древнего Рима, и я хочу сейчас последовать примеру римлян и подарить подарки женщине, которая всеми силами пытается заменить мне мать, которую я, к моему величайшему сожалению, так и не смог узнать, — так, главное, не переборщить. Махнув рукой, я призвал ожидающих этой минуты Лопухина и Румянцева, которые тащили два футляра с подарками. — И в благодарность, с наилучшими пожеланиями, я хочу преподнести вашему величеству эти скромные подарки, — первым вышел вперед Румянцев и открыл футляр. На черном бархате лежали на первый взгляд довольно скромные украшения, но выполненные настолько филигранно, что Елизавета прижала руку к груди. За основу я взял сапфиры, синева которых должна была подчеркнуть голубые глаза императрицы. — У этих украшений есть одно преимущество, они более легкие, чем те, что предписывает носить дамам мода, и от этого ваши ушки, тетушка не будут столь безжалостно оттянуты, и в них используются замки моего изобретения. — Ну, что сказать, я не помню, кто именно английские замки изобрел, судя по названию, какой-то англичанин, но теперь они будут замками Петра. Ничего личного, как говориться. Тем временем, вперед вышел Лопухин, который открыл второй футляр. На бархате лежал, переливаясь гранями, высокий бокал с именем Елизаветы, выполненными искрящейся золотой краской. Эскиз новый управляющий объединенного завода, который разросся довольно прилично, согласовал со мной. В этом бокале было представлено почти все, на что способны мастера моего завода, включая вставки из цветного стекла, а также хрусталя, который совсем недавно получился у одного из мастеров. Я поощрял умеренные эксперименты, и они это знали, не боясь предоставлять мне свои находки. Следующей стадией было внедрение отдельного цеха для изготовления оптических стекол и сборки оптических приборов, включая, кстати, очки, которые были известны уже давно, но еще пока не столь сильно распространены.

— О, Петруша, — Елизавета смахнула несколько слезинок. — Я так расчувствовалась. Прости, но у меня просто слов нет. Иди, веселись, а я пока рассмотрю твои подарки поближе.

Вот и ладушки. Я проводил ее к трону, туда же Румянцев с Лопухиным притащили футляры, за что заслужили благосклонные кивки от государыни, взгляд которой на мгновение задержался на побагровевшем Петьке. Но его спас Разумовский, который подошел к своей тайной супруге, сразу же переключив все внимание на себя. Я же огляделся по сторонам и целенаправленно направился к Марии, и пускай говорят, что хотят, мне уже плевать.

— Позвольте пригасить вас на танец, — я поклонился, а когда выпрямился, то подхватил тонкую ручку слегка побледневшей девушки и повел ее в круг. Мимо меня пронесся француз выразительным взглядом напомнив про два подряд танца. Да помню я, не надо мне напоминать. Заиграл полонез. Елизавета специально ввела его вторым танцем, который она не танцевала. Пары проходили мимо трона, и она могла рассмотреть гостей во всей красе. И хотя я должен был сидеть во время второго танца рядом с теткой, но она во всеуслышание разрешила мне валить на дискотеку, чем я сразу же воспользовался. Рука Марии заметно подрагивала, и я в то время, когда мы стояли друг напротив друга, внимательно рассматривал ее бледное личико. — Что с вами? Вам холодно?

— Нет, ваше высочество, напротив, здесь даже жарко. Просто я не привыкла, что на меня все смотрят, — тихо ответила она, я же зацепился взглядом за светлый локон, выбившийся из прически. Не удержавшись, во время одного из движений, потрогал его, ощутив под пальцами шелковистость волос, с удивлением осознав, что на ней нет парика, и эта блондинистая шевелюра ее собственная. — Что вы делаете, ваше высочество? — Мария перестала дрожать, а мои неадекватные действия ее слегка взбодрили, разозлив. Ну еще бы, ей ведь казалось, что от нас не отрывает взгляд сотня людей как минимум, и что я выставляю ее на посмешище.

— Я сейчас старательно гоню от себя виденье, в котором распускаю вашу прическу и запускаю обе руки в эту роскошную гриву, — на мгновение прикрыв глаза, я как наяву представил себе эту сцену. Так, успокойся, козел озабоченный, ты пугаешь неопытную девочку. — Простите, не смог удержаться, — я ободряюще ей улыбнулся, а Мария, когда до нее дошло, что я только что сказал, мучительно покраснела. Попытавшись сгладить неловкость, я быстро сменил тему. — Вы получили мой подарок? — теперь я смотрел еще пристальнее, пытаясь определить реакцию.

— Да, ваше высочество, я назвала его Цезарь, — все так же тихо ответила Мария.

— Не слишком ли грозное имя, для этого комка пуха? — я приподнял бровь. Как же мне нравится, что она такая маленькая. При своем невысоком росте, я умудряюсь нависать над ней, в то время, как всем остальным барышням приходился практически вровень.

— Он вырастит, и станет грозным котом, — возразила Мария.

— Если вы в этом уверены, — протянул я, и улыбнулся.

— Я абсолютно уверена, ваше высочество, — теперь она вела себя более раскрепощенно, примерно, как на том домашнем концерте, где мы познакомились. И все же я чувствовал ее напряжение, которое никак не мог себе объяснить. Почему-то мне эта скованность не понравилась, но что я мог сделать вот здесь, на балу, под прицелом пристальных взглядов? Окончание танца проходило в молчании. Как и Елизавете я поцеловал холодные пальчики, прежде, чем вернуть ее на то место, откуда утащил. Больше пока танцевать мне не хотелось, и, я отошел чуть в сторону, делая вид, что не замечаю пробивающегося ко мне распорядителя бала, который должен был мне указать следующую партнершу.

— Ваше высочество, Андрей Иванович велел вам передать, — передо мной словно вырос слуга, в котором я узнал одного из крупье клуба Ушакова. Я даже не понял, каким образом в меня в руке появилась сложенная во много раз бумага, а когда я перевел взгляд на передавшего мне ее слугу, то увидел, что тот словно испарился.

Усмехнувшись, я зашел за колонну и развернул листок. Быстро пробежавшись по нему глазами, сложил и сунул во внутренний карман камзола, поближе к телу. Этот карман мне удалось с боем вырвать у своего портного, но теперь я понимал, что не зря старался. Ушков велел мне передать, письмо Бестужева англичанину, который исполнял обязанности временного консула. У кого «крупье» его увел, непосредственно у Бестужева или же у англичанина, мне неизвестно, вот только ни Ушакову, ни мне пока не доводилось держать в руках подобных доказательств его сильной любви к Туманному Альбиону. Похоже, Андрей Иванович внял моим увещеваниям и начал привлекать к работе на таких вот сборищах специалистов, подобных тому, кто принес мне письмо. На самом деле именно балы были практически идеальным местом, где в окружении огромного количества народа в основном и проворачивались разного рода делишки, товарищи, подобные нашему вице-канцлеру. Елизавета ревнива, она никогда не простит Бестужеву столь явного выражения любви к государю другой страны, так что, похоже, Бестужев попался.

Я обвел взглядом зал, остановив его на Иване Шувалове. Я все равно не смогу заставить Елизавету отступить, если он ей понадобится в постели. Значит, нужно сделать так, чтобы мы с ним стали лучшими друзьями, и чтобы он всячески поддерживал меня перед императрицей. Придя к этому мнению, я уже сделал шаг в его сторону, как мне дорогу перегородил Ушаков, который тащил на буксире какого-то мужика, лет пятидесяти на вид, в огромном парике.

— Ваше высочество, позвольте вам представить Татищева Василия Никитича, — торжественно объявил Ушаков, а я замер на месте, разглядывая наш ключ к взлому Демидовых. Сердце сделало кульбит, и забилось в ускоренном ритме, словно от предвкушения настоящей работы, которую я могу сделать без оглядки на Елизавету.

— Доброй ночи, Василий Никитич, вы даже не предполагаете, как сильно мы вас ждали.