Янтарный

Голос из шума

Витёк обитал на свалке. Не на той, куда вывозили бытовой мусор, а на Свалке Истории — в старом гараже своего отца, напичканном железным хламом ушедшей эпохи. Здесь пахло озоном, канифолью и ржавчиной. Для Вити это были лучшие духи в мире.

Он склонился над столом, заваленным платами, проводами и самодельными приборами. В центре этого хаоса, как алтарь, стоял его главный проект — самодельный радиоприёмник, собранный из списанного оборудования с завода минеральных вод. Он был уродлив, но могущественен, способен ловить волны от самого Киева до Ростова.

Витёк искал «Голос Америки». Не потому что жаждал крамолы, а просто потому что это было сложно. Это была техническая задача, пасьянс из частот и помех, который нужно было разгадать. Вызов.

Но в последние дни эфир вёл себя странно. Сквозь привычный хор дальнобойщиков, скучающих таксистов и бракующих радиолюбителей пробивался новый сигнал. Слабый, на самой границе слышимости, он всегда был на одной и той же частоте.

Витёк настраивал ручки, вживив в наушники. В ушах шипело и трещало, словно кто-то жарил яичницу на гигантской сковородке. И вдруг — прорыв.

Не музыка. Не голос диктора. Это был… шум зала. Тот самый, невнятный гул десятков голосов, лязг посуды, сдержанный смех. Тот звук, что бывает в переполненном кафе перед началом какого-нибудь мероприятия.

Витёк замер, вслушиваясь. Сердце заколотилось от азарта. Что это? Остатки какой-то старой радиопостановки? Передача из какого-то клуба?

И сквозь этот гул пробился ясный, чистый голос. Женский, молодой, полный неподдельного, идейного энтузиазма.

Голос был настолько живым и настоящим, что Витёк невольно огляделся по сторонам, будто ожидая увидеть дикторшу прямо в гараже.

Голос запнулся. В эфире на секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь тем же шумом зала. Потом раздался лёгкий, смущённый смешок.

Витёк не понимал. Это была какая-то пародия? Чья-то странная шутка? Но звучало это… искренне. Слишком искренне.

Он потянулся к блоку питания, чтобы попробовать сместить частоту, и задел рукавом паяльник. Раскалённое жало со звоном упало на пол.

— Чёрт! — выдохнул Витёк, срывая наушники.

Он поднял паяльник, проверил, не перегорел ли. Когда снова надел наушники, эфир был пуст. Только стандартные помехи и треск. Тот голос, тот шум зала — исчезли. Как будто и не было.

Витёк откинулся на спинку стула, раздражённый. Проклятая случайность. Он был уверен, что был на пороге какого-то открытия.

Его взгляд упал на самодельный спектроанализатор — маленький экранчик, подключённый к приёмнику. Он показывал визуальную картинку эфира. И сейчас, когда голос умолк, на экране всё ещё оставалась тонкая, ровная полоса сигнала на той самой частоте. Абсолютно чистая, без малейших колебаний. Так не бывает. Любая передача, даже самая качественная, даёт хоть малейшие всплески.

Этот сигнал был идеально ровным. Мёртвым. Как прямая линия на электрокардиограмме.

По спине Вити пробежал холодок. Не страх. Нет. Техническая необъяснимость пугала его куда больше всяких призраков. Призраков не существует. А вот аномалии в эфире — существуют и у них должна быть причина.

Он вскочил, схватил с полки потрёпанную блокнотную тетрадь — свой «бортовой журнал» — и начал записывать: дата, время, частота, описание сигнала. Потом он взял карту посёлка, которую когда-то стащил из кабинета отца, и начал набрасывать на ней круги. Три точки. Сторож с кирпичного завода. Дядя Миша. И… откуда мог идти этот сигнал? Он был слишком чистым для далёкой передачи. Источник должен быть рядом.

Его палец остановился на здании в центре посёлка. На Доме культуры «Дружба».

Витёк помнил, как года два назад, перед самым закрытием, там пытались модернизировать радиоузел. Завозили какое-то оборудование. Может, что-то осталось? Может, что-то включилось самопроизвольно?

Он посмотрел на свои записи, на карту. Уравнение не сходилось. Логика говорила одно, а странное, щемящее чувство — другое. Этот голос… он был таким полным жизни. Такой яркой контрастной вспышкой на фоне унылого эфира умирающего посёлка.

Он швырнул карандаш на стол. Надо будет зайти туда. Проверить. Одному как-то не очень хотелось.

Мысль о Лёхе и его рации пришла сама собой. Лёха с его скепсисом был идеальным напарником для такой вылазки. Он бы не дал разгуляться глупым фантазиям.

Витёк вышел из гаража. Вечерело. Воздух остывал. Он глянул на дом напротив, где жил дядя Миша. Окно на первом этаже было освещено. И там, в рамке окна, сидела неподвижная силуэтная фигура.

Витёк поправил очки и пригляделся. Да, это он. Сидит и смотрит перед собой. Как статуя.

И тут Витёк заметил нечто, от чего кровь действительно похолодела. На наружном подоконнике того окна тоже лежала ровная, нетронутая ветром полоса пыли. И на соседнем окне. И на крыше сарая во дворе.

Всё было покрыто этим идеальным, мёртвым, неестественным слоем. Словно весь посёлок медленно запечатывали в герметичный контейнер.

Витёк резко повернулся и почти бегом направился к дому Лёхи. Уравнения были к чёрту. Ему вдруг очень понадобилось услышать голос живого, настоящего человека. Даже если это будет циничный Лёха.