Глава 2. Неполное одиночество

Нельзя сказать, что я так уж сильно вымотался, но подойдя к реке и убедившись в том, что никакой группы людей здесь нет, почувствовал себя разочарованным. Видимо, дело в том, что завтрака сегодня не было, а время явно к обеду, с которым меня тут никто не ждёт. То есть — всё придётся делать самому. Вздохнул, и принялся знакомиться с перспективами организации в этой местности одноразового предприятия быстрого питания.

А неплохо! Силуэты крупных рыб сквозь прозрачную воду видны, так что отыскал сухостойный стволик, удалил с него всё лишнее и расщепил один конец на четыре дольки. Заострил каждую и, чтобы они торчали в стороны, затолкал в расщепы щепки. Наколоть рыбку на такую острогу не так уж сложно. Правда, первый раз я промазал — давно не было практики, мы ведь как-то больше сетями последнее время баловались. Но со второй попытки удача мне улыбнулась, и рыбка длиною с локоть — это как раз отличный обед на одного, в ней около килограмма. Это ленок, которого ещё зовут сибирской форелью. Завидная добыча.

Зачерпнул полведра воды и подвесил свою посудину на конец палки — торчал тут в нужную сторону сук подмытого дерева, так что никаких рогулек громоздить не пришлось. Быстренько собрал мелкий сушняк и развёл костёр. Когда вода закипит, опущу в неё свою добычу, и через считанные минуты уха сготовиться. А пока, надо притащить дровец посерьёзней, а то тут рядом только мелочь.

Когда вернулся с подходящими валежинами, обнаружил, что рыбка исчезла. Вот как была непочищенная и невыпорошенная, прямо в таком виде и ушла с кем-то, чьи следы на мягком влажном грунте заставили меня вспомнить о недавней встрече. Не иначе пума. Вот ни на минуту нельзя отвернуться!

Валежины я положил разгораться, а сам снова взялся за острогу. На этот раз удача улыбнулась мне только с третьей попытки, и на сей раз добычу я из рук не выпускал — сразу и вычистил, и выпотрошил и, как раз в ведре забулькало, опустил её в кипящую воду несколькими крупными кусками. Обычно до готовности получается выкурить сигарету, но в условиях полного отсутствия табака такого способа измерения времени я лишён. Зато, сжимая в руках дубину, вынужден всматриваться в лесные заросли — вдруг котейка захочет тоже отведать ушицы? На этот случай я просто обязан убедить её в неплодотворности подобного хода мысли и иметь для этого весомый аргумент.

Вот кожей чую, что наблюдает она за мной, аж мурашки пробегают. Подумал, и отвлёкся на несколько минут, чтобы добыть ещё пару приличных хвостиков и запулить их туда, откуда, как мне казалось, исходили флюиды заинтересованности. Только после этого попил юшки и рыбкой закусил обстоятельно. Хотя, тревога в моём сердце крепла — ну, не знаю я повадок этого зверя. Неизвестность всегда страшит.

Дальше шёл, держа острогу на плече остриями назад — понимаю, что это такую кису не остановит, но, я хотя бы попытался создать видимость трудности для прыжка сзади на мой загривок. Нет, неладно, что я эту тварь прикормил. Теперь не отвяжется.

* * *

Людей я настиг только к вечеру. Хотя, настиг — это громко сказано. На речном берегу у места впадения в неё полноводного ручья прямо на голой косе лежали собаки, примерно на хорошую упряжку. Крепкие молодые псы вели себя спокойно — отдыхали. А рядим с ними на костре булькало варево, которое помешивала моя ночная гостья. Груда тюков рядом, а дальше несколько мужчин готовят к плаванию осиновые долблёнки, в русскоязычной литературе поминавшиеся под названием "бат".

Облик этих людей навёл на мысль, что это — мои предки. Не помню, упоминал ли я о том, что я — якут. Так вот! На мужчинах высокие сапоги с мягкими голенищами и не слишком широкие брюки. Короткие подпоясанные куртки — всё это из выделанных шкур. Девушка одета сходно, только вместо сапог на ней что-то небольшое, а куртка заметно просторней с более широкими рукавами. Видимо, это вариант женской одежды для длительных путешествий. Каких бы то ни было украшений не видно, хотя назначение некоторых вещей, подвешенных к поясу непонятно.

Вообще-то обычно женщины — якутки предпочитали носить одежду из ткани, и украшали её ото всей души, но это то, что сохранилось на фотографиях девятнадцатого века. Наверняка тканей в обиходе всегда было больше, чем шкур потому, что народ мой пришёл сюда из степных районов, сплавляясь вниз по Лене или её притокам вместе с домашним скотом, для которого, уже здесь, на зиму заготавливалось сено. Потом уже отдельные семьи перебрались через Верхоянский хребет и поселилось в бассейне Яны. А там, двигаясь дальше, добрались и до Индигирки, и до Колымы. Соседствовали или ссорились с эвенками, ламутами — это предположения, конечно — письменных следов деяний той поры не сохранилось. Однако и приемы жизни местных жителей перенимали, и в браки вступали с ними, но и вооружение и доспехи пришедшие сюда в семнадцатом веке казаки на якутах видели.

Так или иначе, но зерно частенько привозили в эти места с юга, как и, полагаю, ткани, и многое другое. А в обратный путь отправлялись с "мягкой рухлядью" — пушниной. Шкурки долго служили деньгами в наших краях… и что это я про столь отвлечённые материи задумался? А, это просто потому, что стоял у всех на виду, позволяя себя разглядеть. Никаких недружелюбных жестов не приметил.

Я подошел к людям и поздоровался. Не по-русски, ясное дело.

Меня поняли и ответили приветливо.

В общем-то, приятно, что язык я могу разобрать, хотя, многое придётся спрашивать. Но не с нуля налаживать общение буду, а понимая многое и лишь уточняя детали. Приглашение поесть вместе меня не удивило — это обычная практика в наших местах до сих пор. За едой рассказал, что следом за принимающими меня путниками идёт большой незнакомый мне зверь. Большая рысь — эта аналогия показалась мне понятной.

Так и вышло. Этот воришка рыбы, оказывается, крадет собак, поэтому и торопились эти люди к реке, что рассчитывали уйти от него водой, а то глупые псы бросаются на незваную гостью и одного из них, самого отважного, она съедает, а от остальных спасается на деревьях. Молодые глупые собаки выучены для упряжки, поэтому их надо увезти по широкой воде, чтобы избежать опасности. А идут эти люди вверх по реке Яне, чтобы, потом перейти сушей в бассейн Лены или её правого притока и обменять собак и шкурки на железные инструменты.

Почему я так кратко излагаю? А потому, что понимал не более. Сказывалась разница в языках. Про себя объяснил, что я из далёких краев, и что хотел бы найти людей, среди которых остался бы жить. Присочинить что-либо душещипательное мне не позволила всё та же языковая проблема, так что даже врать не пришлось.

Кроме того, что здесь оказались невесть откуда взявшиеся лодки, так ещё и лёгкие летние постройки из жердей нашлись, стоило углубиться от реки немного вглубь прибрежных зарослей, которые нынче, как уже поминал, весьма внушительны. В моё время характер здешней растительности был заметно более сдержанным, если не сказать, скудным. А тут нынче как-то лесисто уж очень. Хотя, конечно, тоже тайга, просто раньше такая встречалась южнее.

Тем временем "принимающая сторона" что-то бойко обсуждала, и я, признаться, улавливал немногое. Озадачило меня слово "лючи", произнесённое не один раз. Так уж вышло, что им обозначают русских вездесущие эвенки. Племя это на своих оленях где только не бывает. На нартах или во вьюках они перевозят свой скарб и по тундрам, и через леса или даже гористые районы. Сами же русские называли их когда-то тунгусами.

Так вот, выходило, что эти "лючи" где-то к западу от нас рубят много деревьев. У меня сразу засверлило и забродило под черепной коробкой. В той стороне, о которой шла речь, в тысяча шестьсот тридцать восьмом году был возведён Верхоянский острог. А это даёт мне неплохой шанс определиться с датой. Кроме того, мои новые соплеменники, а то, что крепкий парень им в дальней дороге не помешает они мне уже дали понять, явно собираются в ту самую сторону — им же предстоит подниматься вверх по Яне на лодках. То есть, по крайней мере, у меня есть прекрасная перспектива добраться до казаков в хорошей компании.

Напрямки тут недалече, но по извилистому руслу Яны грести против течения придётся втрое дальше, чем покажет измерение линейкой на карте. Пешком, возможно, даже быстрее бы было, хотя люди с нелёгким грузом явно настроены на использование водной артерии, в том числе из-за собак, чтобы оставить преграду между ними и идущей следом пумой.

Кстати, о собаках. И о девушке, занятой присмотром за ними. У неё европейские черты лица и светлые волосы, что заметно отличает её от мужчин. Я подсел к ней поближе, чтобы поговорить. Дословно передать текст нашей беседы не возьмусь, поскольку по-прежнему улавливал не все нюансы, но она охотно рассказала мне, что породу эту привели от ламутов, живущих на юго-востоке. Отличные ездовые псы именно для этого и воспитанные. Впрочем, для охоты они тоже годятся, если обучить. Специально выращены на продажу — товар, добирающийся до торга своими ногами. Тут мы посмеялись.

Потом я рассказывал о встрече с пумой, и мы снова смеялись. Особенно её позабавила сцена с пропажей моего улова. Она поправляла меня, или переспрашивала, когда не понимала. Потом она рассказывала о своей семье. Отец её кузнец, но у него нет сыновей, зато дочки замечательные. Собеседницу мою звали Айтал, я же, подумав, назвался Михой. Меня так и зовут: Михаил Васильев. Не вижу причины начинать знакомство с лукавства. Девчонка оказалась весёлой и мы с ней быстро договорились, что я стану помогать ей управляться с собаками. Они ко мне уже привыкли, по очереди потыкавшись носами в колени.

Собаки в наших краях — серьёзные создания. Суровые, как и жизнь, которую ведут. Но именно эта группа производит впечатление избалованных неженок — не чувствуется в них постоянной насторожённости и неустанного внимания к окружающему миру. Ну не может толковый пёс лечь кверху лапами и подставить брюхо для почёсывания! А эти — запросто. И даже не грызутся между собой. Но послушные — в этом им не откажешь.

Думал, что после ужина честная компания придавит храповецкого, но не тут-то было. Погрузка в лодки произошла в таком темпе, что я оглянуться не успел, как уже управлялся веслом на корме не слишком устойчивой долблёнки, с тревогой поглядывал на шестерых сидящих тут же собак и гадал, перевернётся всё это или нет, если они одновременно повернут головы, скажем, вправо.

В середине июня Яна полноводна и течение на ней весьма приличное, а мы пересекали русло поперёк, не борясь со сносом, пока не достигли прибрежной полосы, где вода была поспокойней, а там и к берегу пристали. Айтал повеселела, ведь теперь огромная "рысь" больше не угрожает её питомцам. Тут и заночевали, вытащив лодки на берег, и устроившись прямо в них. Мне даже шкуру выдали — видимо посчитали мой камуфляж не слишком подходящим для лёгкой ночной прохлады — ведь солнце в середине июня почти не заходит.

Им виднее. Не стал возражать. Кстати, девушка, когда устроилась на ночлег, оказалась обложена псами, словно шахиня подушками.

* * *

Утро принесло запах варева явно на рыбную тему — местные жители успели выловить что-то в реке, а я даже не посмотрел как. Непорядок. Или это из-за недисциплинированного кобеля, пригревшегося у моей спины? Вот оно, женское воспитание! Этому псу зимой в снегу ночевать, а он притулился, понимаешь, к тёплому человеческому боку.

Сборы коротки и энергичны. Мы ведь в дороге и путь наш не близкий, зато у меня словно слух прорезался. Я лучше понимаю своих попутчиков. Не иначе из-за вечерней беседы. После завтрака — погрузка и… три лодки, нагруженные тюками, в каждой по четыре мужчины с веслом, ушли вверх по течению, прижимаясь к берегу, где встречное течение замедленно. Еще три долблёнки вернулись обратно на правый берег. Каждую из них погнал всего один гребец, и тут до меня дошло, что эти люди тут и живут, то есть они не принадлежат к торговой экспедиции, а просто выдали во временное пользование свои долблёные судёнышки и помогли путникам с переправой. А, может быть это лодки общего пользования на торной дороге? Такое у нас в Якутии и сейчас встречается — полезные обычаи живут долго.

А мы с Айтал остались с собаками и некоторым количеством всякого барахла, которое принялись навьючивать на животных. Примерно килограммов по пять-шесть досталось каждому из тринадцати псов. Закреплялось это по бокам от туловища на устройстве, напоминающем ремённую шлейку, сделанную на завязках.

Остановлюсь на этой теме. Дело в том, что мастерами вязания узлов считаются моряки парусного флота. Спорить не стану, но свои специфические приёмы работы с узлами имеются и у альпинистов, и у тех, кто имеет дело со сбруей. А уж что касается кочевников, особенно оленеводов, то мало кто сравнится с ними в искусстве скрепить завязками, кажется, совсем не сопрягаемые вещи.

Я люблю и поохотиться, и порыбачить, так что знаю несколько узлов, без которых не обойтись, скажем, привязывая крючок к леске или наскоро заделывая повреждённую сеть. Но карабины, пряжки или зажимы, фиксирующие шнур, сильно меня избаловали. Пришлось срочно учиться, благо девчонка объяснила всё понятно.

В тюках были и шкурки (я не видел какие — они ведь завёрнуты и увязаны) и нечто твёрдое, крепко пахнущее — скорее всего юкола — сушёная несолёная рыба для собак. И непонятные пакунки встречались.

А потом пошли. Псы послушно держались рядом. Мы протопали через редколесье, и вскоре оказалось, что под ногами у нас тропа. В руках моей спутницы было короткое копьё с костяным наконечником, а я нес свою острогу. Как-то удалась она мне, хотя и времени на своё изготовление почти не потребовала. А дубину я бросил. Хватит с меня и лука со стрелами в берестяном коробе, что болтается за спиной, и всё того же алюминиевого ведра.

* * *

На второй ночёвке я уже лучше понимал то, что говорили вокруг. Мы остановились в многолюдном стойбище и спали под крышей. Ужином хозяева нас накормили. Айтал, оказывается, принесла им несколько железных предметов от своего батюшки. Буравчик, щипчики гнутые и пару предметов, назначения которых я не угадал.

Прислушался к общей беседе. Надо же, намного больше понимаю. Говорят о незнакомых мне людях, об уловах и охоте, о том, сколько чего запасли на зиму в прошлом году и на сколько этого хватило. Стойбище здесь зажиточное. Женщины одеты в тканое платье, богато вышитое. Много лошадей и коров. Лошадей сейчас отогнали на летние пастбища, поэтому мужчин здесь нынче немного.

Спутницу мою, однако, тут знают и привечают, ну и меня никто не обидел. Айтал выдала мне штаны и куртку, какие носят здешние мужчины. У кого она их взяла, этого я не видел. Они не новые и сделаны из "летних" хорошо выделанных шкур. Для зимней одежды такие решительно не годятся, но в эту пору — как раз. Камуфляжка поверх футболки хороша в дневное время, да и то в ней, признаться, бывает жарко. Ну так я и собирался управиться всего за несколько часов и поужинать дома, как только ягод наберу. А потом "заплутал". Кажется, во времени.

Утром мы продолжили движение уже верхом. Собаки теперь бежали налегке, потому что груз навьючили на коняшку, а с нами отправился проводник-каюр. Создавалось впечатление, что я путешествую с местной принцессой — уж очень хорошо тут все к ней относятся. А, может быть в это время это повсеместное явление?

В отличие от предыдущих своих спутников, описавших на лодках все загогулины вьющейся словно серпантин Яны, мы ехали прямо. Реку видели изредка по левую руку от себя, хотя, чаще наблюдали не гладь воды, а прибрежные заросли. После полудня разглядели множество брёвен на открытом пространстве, и возводимые срубы, белеющие свежим деревом. Всё это располагалось левее того направления, в котором шёл наш короткий караван.

Айтал проследив за моим задумчивым взглядом, улыбнулась и остановила движение.

— Если хочешь туда, — ступай. Мы будем здесь обратно проходить.

— Заедешь?

— Да. По делам.

Я сошел с седла и отдал повод проводнику.

— Тогда и свидимся, — мне действительно хотелось побывать в Верхоянском остроге, познакомиться с казаками, может быть, стать одним из них. Писанная история этого края, собственно, и началась с их прихода. Менее четырёх сотен лет сохраняется информация, поддающаяся датировке и систематизации, да и не так уж много её, если честно, относится к раннему периоду освоения этой земли. И я прекрасно знаю, что численность моих предков — якутов, с тех пор возросла многократно. То есть эти пришлые люди — не враги нам. И, в конце концов, сам-то я думаю по-русски.

Пока мысли эти бродили в моей голове, караван из четырёх лошадок удалился на полкилометра и теперь пропадал из виду за низкой, поросшей травою грядой. Белокурая голова Айтал исчезла из виду последней. Славная девчонка. Вот устроюсь нормально, тогда… А что тогда? Поглядим.

Загрузка...